Эсерка

      Севастьян, придя на службу, понимал, что ему сейчас не до текущих дел. В голове была только Агнесса. Попробовав построить самые разные версии относительно того, что же все-таки произошло, мужчина пошел к Николаю.       — Так что все-таки нашли при обыске у Евдокии? — спросил Севастьян.       — Листовки, — ответил Николай.       Севастьян посмотрел на листы бумаги и сказал:       — Стиль не Агнессы. Возможно, под диктовку писала или переписывала. Да и такое чувство, что слишком старые.       — Да, бумага не самая новая, уже выгорела местами, — согласился Николай. — Да и чернила поплыли. Но сам же понимаешь, реагирую, согласно ситуации, согласно обстановке.       — Они так будут вечность друг друга обвинять, что по доказательствам? — спросил Севастьян.       — Говорю же: доказательств на Евдокию достаточно, поедет на каторгу, а что касается Агнессы — только показания Евдокии. Которые вполне можно поставить под сомнение, — сказал Николай.       — Может, уберешь из дела всю эту ересь последнего времени, остановишься только на той самой, первой, очной ставке да потом сделаешь вывод, что те листовки, которые якобы написаны почерком Агнессы, не подходят ей по стилю, да и вообще, доказываемые события — это дело месячной давности, а листовки, судя по виду, как минимум лет пять пролежали, — предложил Севастьян.       Борясь с желанием уж точно сделать себе звание на раскрытии такого громкого дела с умыслом на жизнь царя, Николай произнес:       — Забирай свою Агнессу. И попугай ее теми листовками, мол, лет им много, а проблем могут принести не меньше.       Поблагодарив Николая, Севастьян пошел к Асе.       Ася неторопливо ходила из угла в угол камеры, желая согреться. В помещении было не сказать чтобы прохладно, но шаль или более теплое платье не помешали бы. Увидев, что к ней входит Севастьян, женщина обрадованно сказала:       — Севастьян! Теплых вещей мне принес?       — Принес, — ответил Севастьян. — Домой сейчас поедем.       Сперва обрадовавшись, а потом вспомнив не так давно прозвучавшие слова о том, что ее муж сначала предпримет все усилия, чтобы избавить ее от проблем, а потом устроит не меньшие проблемы дома, Ася подумала:       «Не на месяц же он меня запрет, так что ничего страшного… Лучше уж так. Переживу как-нибудь».       Одевшись и переобувшись, Ася вышла вместе с супругом на улицу.       — Давай пройдемся пешком, заодно и переговорим, — предложил Севастьян.       — Хорошо, — ответила Ася.       — Агнесса, — начал мужчина. — Будучи слишком взволнованным и, как когда-то говорил, когда в голове что-то щелкнуло, я сказал вам вчера лишнее. Поэтому очень прошу не обижаться на меня за эти невольно вылетевшие слова, я не хотел вас обидеть.       — Прощаю вас, Севастьян, — сказала Ася. — Только прошу вас как честного человека: или простите меня, или, если не готовы, не прощайте, но чтобы не было, как когда-то давно: сперва вы не прощаете, а потом, спустя время, еще и наказываете.       — Я не держу на вас зла, — честно ответил Севастьян. — Давайте, чтобы уже завершить эту ситуацию раз и навсегда, я оставлю вас дома до завтра и забудем обо всем.       «Если получится, — подумала Ася. — Если Дуся еще что-нибудь не придумает».       — Хорошо, Севастьян, — согласилась Ася — даже вариант, в котором она бы оставалась дома на неделю, хоть не в полной мере, но удовлетворил бы женщину.       Александра Витальевна была донельзя поражена случившимся утром. Сейчас же, увидев, что сын привел домой Асю и ушел обратно, женщина обеспокоенно, но с некоторыми нотками возмущения спросила:       — Ася! Так что же произошло?       — Недоразумение, — ответила Ася. — Одна женщина написала на меня донос. Приехали, забрали, побеседовали, выяснили все, поняли, что я не виновата, отпустили.       — Ася, — уже значительно мягче сказала Александра Витальевна. — Асюша, поверь моему опыту, поверь! Не бывает дыма без огня! Зачем-то же этот человек посчитал нужным на тебя донос написать!       — Дура, которая в гимназические годы мне листовки диктовала, до сих пор не успокоилась, — проговорила Ася заранее продуманную и согласованную с Севастьяном версию. — А сейчас, попавшись в руки служителей закона, решила на меня все спихнуть. Хотела сама в ссылку поехать, а чтобы я, как организатор, на каторгу отправилась. Но, к счастью, со всем разобрались быстро.       «Если разобрались и если дело на этом уж точно окончено», — мысленно добавила женщина.       — Я говорила Зое, чтобы сегодня не шла на учебу, Севастьян бы потом записку написал, но нет, все же убежала, — ответила Александра Витальевна. — В слезах убежала… Жаль девочку.       — Жаль, — вздохнула Ася.       Тем временем, Зоя совершенно не слушала объяснения учителей, находясь в какой-то прострации и думая только о том, что произошло утром.       «Маму арестовали, — периодически проносилось в голове девочки. — Маму за что-то в тюрьму посадят. Наверное, за то, что она не любит царя…»       Первый урок за размышлениями прошел как-то слишком быстро. Однако уже на середине второго урока Зоя услышала слова учителя:       — Анна Ильинична, как вы видите, мадемуазель Лыкова даже не встала при вашем появлении.       Девочка подняла глаза и увидела, что классная дама подошла к ее парте, а одноклассницы уже садятся.       — Мадемуазель Лыкова, пойдемте, — сказала Анна Ильинична.       Пару раз моргнув, чтобы не расплакаться, Зоя пошла вслед за классной дамой.       В кабинете Анны Ильиничны девочка снова погрузилась в какое-то непонятное состояние.       «Поставит еще один ноль», — пронеслось в голове Зои, после чего эти мысли были сменены на переживания из-за Аси.       — Мадемуазель Лыкова, что у вас произошло? — спросила Анна Ильинична.       — Прошу прощения, мадам, была невнимательна, — ответила Зоя.       — Что произошло? — повторила классная дама.       — Маму… — прошептала Зоя. — Сегодня с утра арестовали. Но перед этим она как-то говорила, чтобы я не смела об этом говорить в гимназии, иначе буду наказана.       — Мадемуазель Лыкова, если хотите, идите домой, — сказала Анна Ильинична. — Все обязательно будет хорошо.       Зоя поблагодарила классную даму и вернулась в класс за вещами. Вспомнив, что стоило бы сказать о том, что она отпустила ученицу домой, инспектрисе, Анна пошла к Елене Игнатьевне.       — Елена Игнатьевна, — начала Анна. — Понимаю, стоило бы с вами все согласовать, но я отпустила мадемуазель Лыкову домой.       — Что-то произошло? — спросила женщина.       — Агнессу сегодня с утра за что-то арестовали, — ответила Анна.       — Совершенно не удивлена, — сказала Елена Игнатьевна. — Хоть Агнесса и говорила мне не так уж давно, что она — просто отброс революционного движения, с ее слов, я бы так легко не поверила в то, что прошлое осталось в прошлом.       Инспектриса вздохнула:       — Жаль будет, детей только осиротит. Хотя Агнесса о детях никогда особенно не думала. Ее и раньше беременную судили. Даже дважды.       Анна ничего не ответила. Упоминание того, что наличие детей должно удерживать женщину от каких-либо поступков, совершенно не радовало Анну, пусть даже и не касалось именно ее, однако детей тоже было жаль.       Зоя, практически не сдерживая слез, возвращалась домой. Посидев с полчаса на лавочке в парке, а потом еще немного бесцельно покружив по улицам, девочка вернулась домой.       Ася, увидев, что дочь пришла домой слишком рано, чуть удивленно спросила:       — Что произошло, Зоя? Что-то не то сказала учителю и тебя отправили домой?       «Даже если Зойка и в чем-то виновата, ругать не буду, она могла от волнения не то сболтнуть», — пронеслось в голове женщины.       — Нет, маменька, Анна Ильинична увидела, что я слишком расстроена, вот и отпустила меня домой, — ответила Зоя.       «Анна, значит, уже знает, — подумала Ася. — Так это неудивительно. Она бы и так все узнала, от того же Виталия. Но что поделать, пусть уже знает, особенно, раз меня отпустили».       — Зоя, это была просто ошибка, недоразумение, — произнесла женщина. — Я съездила в жандармерию и выяснилась правда, что мама не совершила ничего дурного.       — Маменька… — прошептала Зоя. — Как хорошо! Только, пожалуйста, прошу вас, не говорите никому, что царя не любите, пусть это будет вашей тайной, а то вдруг когда-нибудь за это в тюрьму посадят?       — Хорошо, Зоя, — улыбнулась и едва не рассмеялась от наивности дочери Ася.       «Эту тайну все, кому не лень, знают, — подумала женщина. — Да и мы не в гимназии, чтобы молчать. Это в гимназии не стоит говорить правду, а мне-то можно. Только не нужно, если так разобраться…»       Приобняв дочь, Ася сказала:       — Все же хорошо, все во всем разобрались, не надо ни о чем переживать. Все хорошо, Зоя.