... в жизни каждого человека случаются времена, когда наваливается какая-то тяжесть, охватывает тоска, депрессия. Всего колотит, кажется, сейчас вывернет наизнанку. Харуки Мураками
***
Саске тихий. Он не отрывает пальцы от моей уютно умещавшейся в его цепкой хватке маленькой ладони вплоть до исчезновения последнего члена пришедших к рассвету АНБУ и глядя на любого приблизившегося взрослого загнанным диким взглядом, угрожает переломать противно хрустнувшие фаланги, когда ему говорят отпустить меня, чтобы оказать медицинскую помощь. — Я сам это сделаю, — холодно отрезает он, морщась из-за боли в горле и жестко впиваясь поломанными ногтями в локоть нахмурившегося ирьенина, что слабо качая головой, нехотя передает в руки упрямого мальчика аптечку. По правде говоря, единственное, что меня волновало в тот момент это расползающиеся уродливыми пятнами синяки на теле, оставленные находившимся в столь опасной близости девиантным ребенком, поэтому причины посещения больничного корпуса и постельного режима не увидела в упор. В отличии от меня, мирно просидевшей основные действия в старом незаметном шкафу длиной в пол метра, Саске пережил куда больше пыток. Жаль, что советовать ему обратиться за надлежащей помощью чревато увеличением шанса получить очередную гематому и пугающий собственной пустотой, еще не пришедший из-за недавнего инцидента взгляд сломанной куклы. Впрочем, мне ли на это жаловаться? В нынешних обстоятельствах, когда за уютными седзи главного поместья бродят подчищавшие место преступления АНБУ, вот-вот готовые перерезать нежеланному объекту вроде меня хрупкую глотку, чужая паранойя как нельзя кстати играет мне на руку. Может, Саске и сам это понимал. Что стоит ему расслабиться и отпустить мои влажные, хлипкие пальцы, как он снова останется один в этом призрачном, пропитавшимся запахом тошнотворного железа клановом квартале. — Позаботься не только о девочке, но и себе, Саске, — напоследок произнес облаченный в белоснежный халат мужчина, скрываясь за раздвижными тихо заскрипевшими дверями, ведущие прямо к террасе. Отмерев из-за звука столкновения древесины, мальчик взволнованно встрепенулся, уведя в одну из многочисленных комнат, которая судя по скромной обстановке из низкого столика с дзабутонами и присутствию полезной кухонной утвари являлась здешней кухней. Шкафы и полки были заполнены разнообразными специями и дорогой керамической посудой, которую я часто видела на витринах моей бабушки из Хосецу, что любила коллекционировать чайные сервизы. Сразу видно, что здесь сыграла женская рука хозяйственной Микото-сан. Учиха взял со столешницы дочиста натертый чайник и налив туда воды с крана, остановился перед сложной задачей в виде включения плиты из-за отсутствия еще одной рабочей руки, которая все это время крепко сжимала мою ладонь. Поколебавшись мгновение, он все же нехотя разомкнул свою собственническую хватку, переложив мои пальцы к краю его черной рубашки. — Я никуда не уйду, — зачем-то сказал он вслух, зажигая спички и ставя белоснежный чайник на загоревшую огнем конфорку. — И буду рядом. Поэтому, ты тоже… — привстав на носочки, чтобы дотянуться до упаковки растворимого шоколада. — …никуда не уходи, хорошо? «Мне ведь не три года», — возмутилась я мысленно, но неразличимое согласие из себя все равно выдавила, не желая ввязываться в спор с ребенком, который с легкостью может сломать мне ребра. Особенно сейчас, когда я стала в два раза меньше него. Любопытно, сколько мне теперь лет? Быстро приготовив два горячих напитка, один из которых состоял из горячего шоколада, а другой зеленого чая, Саске робко подвинул сладко пахнущий стакан в мою сторону после того, как мы разместились за одним столом. — Спасибо, — неловко сказала я в ответ, совершая короткий глоток. Получилось, на удивление, сносно. — М-м, вкусно. Он улыбнулся уголком губ, уставившись в мою сторону пугающим остекленевшим взором: — Моя мама часто готовила горячий шоколад, когда мне становилось грустно. Тогда, не лучше ли было приготовить его только себе? — А, и как тебя зовут? — незаметно вытерев предательски повлажневший глаз рукавом темной рубашки, Учиха медленно моргнул. — Я не помню тебя. — Н-наоми, — усиленно строя из себя невозмутимость, осторожно пытаюсь заглянуть за заднюю сторону синей юкаты, надеясь, что там есть красно-белый мон японского веера. — А меня Саске, — вздохнув, мальчик предпринял запоздалую попытку улыбнуться, но вскоре бросил бесцельные попытки из-за моего не впечатлённого лица. — Прости. Сегодня слишком плохая погода, чтобы радоваться. Совсем недавно начался дождь, поэтому в его оправдание действительно можно поверить, если не знать основную информацию, почерпнутой из манги или, что куда более удобней, аниме. Если честно, его потуги навести мосты не могут не растрогать. Насколько же он боялся одиночества? Опустошив последние капли на диво вкусного шоколада и чудом не подавившись из-за чрезмерно пристального внимания к собственной персоне, я сдавленно закашлялась в кулак, досадуя на то, что жизнь с таким экземпляром, что готов отправить тебя к праотцам своей потухшей бездной в глубине непроглядно черного омута, обещает быть скорбной. Этому мальчику точно семь лет? Взгляд такой, словно бы уже побывал свидетелем трагедии и Хиросимы, и Нагасаки вместе взятых. — Осторожнее, — неуклюже похлопав по моей спине, Саске бессознательно прошептал, словно повторяя чьи-то слова. — Не спеши, Наоми, еда от тебя никуда не сбежит. С нарастающей паникой я отдаленно заметила, что у постоянного погружавшегося в воспоминания давно минувших дней ребенка появилось ПТСР на фоне убитых родителей, окруживших квартал трупов детей и взрослых, а также жестокой, безжалостной отповеди Итачи. Сказать что-либо на этот счет не удалось из-за резкой смены ориентации в пространстве, так как Учиха не слишком ласково поднял меня на руки и прижав к своей груди, направился судя по тихому потерянному пению о неких подводных демонах в ванную комнату. Я не чувствовала смущения, когда он помогал мне взобраться в ванную и с непривычной лаской намылил волосы, так как самой личности мальчика все это время по сути не было. Со мной разговаривал так и не отошедший образ Микото-сан, нежно заботившейся о своем любимом маленьком сыне. Это доказывала не только его странная неестественная манера речи, но и одежда в виде его же собственной пижамы. — Саске, — требовательно дергаю его за запястье, не на шутку пугаясь за психическое состояние будущего мстителя. — Саске, приди в себя! — Наоми, — безучастно протянул он, рассеяно наморщив лоб, однако, в тот момент мне было достаточно и этого. — Ты уже приняла ванную? — Да, ты ведь помог мне. Мальчик напряженно помассировал виски, с трудом устояв на ногах, на что я устало вздохнула и столкнула не слишком сопротивляющегося Учиху в футон, который тот изначально разложил для меня в единственной оставшейся более менее нетронутой гостиной. Не знаю, сколько часов он уже не спит, учитывая нынешние обстоятельства, но это несет за собой свои последствия. Ладно уж, пожертвую своим сном ради чужого здоровья, все равно не смогла бы заснуть после такого. К не такому уж сожалению, планы рушатся, даже не начавшись из-за протестующе сомкнувшихся вокруг запястья цепких пальцев, которые вскоре требовательно дернули вниз и прижали к порывисто вздымающейся груди их обладателя, что окружив со всех сторон, едва не придавил к хлопчатому матрацу своим отнюдь не маленьким весом. Саске был грязным, тихим и вокруг него все еще витал запах крови. Но даже мне было трудно отрицать тот факт, что в его удушливых объятиях легко почувствовать себя защищенной настолько, что в этом чувстве можно безнадежно утонуть.