Обратная сторона Луны

— Что бы это ни было, — застонал Усянь, на мгновение откидывая голову на тряпьё, — вот… от души… — он поднялся, с трудом контролируя движения разбитого тела, стряхивая ошмётки с рук. Куча тряпья на поверку оказалась полуистлевшей кожей. Кожами… Держась за стену, он двинулся к ближайшему углублению, выломал кусок воска с горящим фитилем и пошёл вслед за лисицей. Ход оказался широким, ровным, его стены тоже были покрыты росписями. Он постепенно поднимался, плавно заворачивая дугой. Время от времени открывались боковые ходы, и дрожащее пламя свечи отражалось золотистым металлическим блеском от того, что было упрятано в эти комнаты-норы. — Вообще не интересно, — прошептал Вэй Ин, — будь там хоть все сокровища мира… Откуда-то снаружи в коридор проникали звуки борьбы, злобное звериное рычание, удары, сотрясавшие, казалось, самую глубь норы. Внезапно долетел порыв воздуха и загасил фитилёк. Вывернув и преодолев последнюю часть подъема, Вэй Усянь совершенно неожиданно оказался в тупике перед лестницей. Обычная, деревянная лестница, не расписная и не резная, а такая, какая ведёт в любой деревенский погреб. Сверху холодным потоком оседал свежий воздух. Он сделал глубокий вдох, тут же скорчившись от резкой боли. — Ебать… ребра, — охнул он. Эти десять ступеней дались так, словно он на Эверест восходил, без кислорода! Шум борьбы теперь не просто доносился, он громыхал совсем близко. Вэй Ин практически вывалился наверх, почувствовав под ладонями шершавый, растрескавшийся лак. — Лиственница, — вспомнил Усянь пол в доме, — листвен-нич-ка… — простонал он, выползая червем. Отдышаться. Повернуться на бок. Встать на колени. Потом на ноги. Он, словно новорождённый… Усилием удерживая равновесие, Вэй Ин побрел на шум битвы. Кажется, шум доносился из двора. — Точно. Я бесполезен, — он прохлопал себя по карманам драных брюк. Естественно, ничего. Он же пошёл в бар! Выпить, мать-его, пару коктейлей… Усянь доковылял до окна, завешенного плотной тканью, сдёрнул ее, проковырял в бумаге дыру и тут же отшатнулся, потому что в стену влетело чьё-то тело. По бумаге потекла чернота. Совсем близко раздался утробный рык, перешедший в воющее тявканье. Визг раненой лисицы продрал до самого сердца. Она отскочила от окна, клацая зубами. Вэй Ин как можно тише приблизился к проделанной бреши и выглянул наружу. Того, кто сражался на дальней стороне двора, было не видно, зато он отлично смог разглядеть седую спину лисы, с проступившими острыми рёбрами, ее почерневшие хвосты, восемь из которых выглядели так, словно она макнула их в нефть, и только один все ещё пылал рыжим огнём. В воздухе пронеслась короткая мелодия гуциня, вслед за ней в стену дома ударила воздушная волна. Лисицу снова откинуло назад, но в этот раз она была готова к удару, вывернулась, вскакивая на лапы и задирая морду куда-то вверх. — Спускайся сюда, заклинатель! — зарычала она. — Если ты достаточно смел, чтобы посягнуть на нору демонической лисы, встреться лицом к лицу! — она закрутилась волчком, подымая чёрный смерч, — я сразила сотни таких, как ты! Смерч отделился от ее тела, и смертоносный, стремительно вращающийся поток взмыл вверх. Новая мелодия, которая было зародилась в воздухе, резко оборвалась и раздался удар, словно на землю уронили тяжеленный куль. В дыру было не разглядеть двора полностью, но Усянь увидел, как по дальней стороне метнулась светлая фигура. — Это Лань Чжань?! У нас тут локальный пиздец, а он со своим стремным музлом… был бы нормальным офицером, дали б ствол… — сам себе прошептал Вэй Ин, он огляделся, протянул руку и сорвал со стены свиток. На старой, побуревшей от времени бумаге был изображён какой-то вид… Горы, водопад, домишко. Он разодрал запекшийся порез на руке и начал выводить закапавшей кровью единственный узор, который знал. Узор, который увидел на жёлтом прямоугольнике бумаги, вынутой из детской одежды, той, что сохранил дядя Цзян. Все, что осталось от жизни, где у Вэй Ина были настоящие, а не приемные родители. Усянь не особо задумывался над узором, но тот запал в память. Потом он начал бездумно повторять его на задних страницах тетрадей и полях учебников. Тьма напомнила о себе, когда Вэй Ину было двенадцать или около того. Они с Чэн-Чэном возвращались с дополнительных занятий и, срезая путь по темному переулку, наткнулись на кошачью стычку. Ничего особенного, но одно из животных, огроменный черный кот, чье тело буквально горело дымным пламенем, выгнув спину, нападал на драного рыжего соперника, вряд ли еще пережившего свой первый год. Что сделал Вэй Ин? Запустил рюкзаком и даже почти попал. Из сумки посыпались тетради, и одна угодила в черного кота, накрыв его спину. Чэн-Чэн шикнул на обоих, драка прекратилась, рыжий сбежал, а чёрный… Усянь тогда точно не рассмотрел в темноте переулка, но сначала ему показалось, что со второго кота будто стекла окраска, а потом, когда они собирали вываленное на дорогу содержимое рюкзака, эта клякса уползла и забилась в щель асфальта… Потом он искал все, что было хотя бы отдалённо похоже. Книг и пособий по амулетам было много. Он перепробовал найденные там рисунки, но то ли назначения не понял, то ли те, что печатались в книгах, были полным фуфлом. Для того, чтобы отпугивать Тьму, годился только этот… Зато, методом проб, Усянь обнаружил, что если чертить его на желтой бумаге, которую продавали монахи в лавках при храмах, толку было больше. — Не понятно, поможет или нет, — Вэй Ин провел последнюю полосу, — бумага дрянь… Зато амулет вышел воистину гигантским. Последнюю полосу закончить еле удалось, потому что свиток крошился с краев. Он подполз обратно к окну, осторожно выглянул в образовавшуюся смотровую брешь. По двору кружили двое. Вдалеке размытая, кажущаяся серой в ночи фигура, слева от окна била хвостами лисица. Нужно было выждать момент, потому что второго шанса, скорее всего, не будет. Силуэт вдалеке замер и донеслась тихая струнная трель. Тут же, рядом раздалось шипение и короткий тявк, лисица сделала резкий рывок и прыгнула, в миг преодолев значительное расстояние. На полпути к цели ее смело воздушной волной и с силой отбросило в сторону. Слишком далеко от окна, за которым притаился Усянь. Лисица сразу подобралась и атаковала снова, предварительно взметнув хвостами пыльный чёрный столб. В этот раз ее удар, вероятно, попал в цель, потому что нараставшая мелодия резко оборвалась. Она отпрыгнула в центр двора и начала обходить своего противника по кругу, распушив хвосты веером. — Танец, — Вэй Ин припомнил слова Ванцзи, — лиса заклинает танцем… Словно услышав его слова, далёкая фигурка снова пришла в движение, но новый удар пришёлся не по лисе, а по старому дереву. Лисица мгновенно вздыбила шерсть и прыгнула, загораживая собой ствол. Ее настигла новая волна, подхватила и с размаху впечатала в каменные плиты у самого дома. В тот же миг Вэй Ин высадил плечом узорчатую перегородку. Удар сыпанул багровыми искрами в глазах, но он сохранил сознание и буквально выпал из окна вместе с куском резной рамы, навалился на тушу, распластанную перед домом, и впечатал зажатый в руке окровавленный рисунок. — Вэй Ин! — с дальней стороны двора раздался крик, следом заиграла торопливая, будто скомканная мелодия. Гора облезлого меха и костей под ним дрогнула, разразившись утробным длинным рыком, задрожала, забила хвостами, но он лишь сильнее вжал расчерченную собственной кровью бумагу. — Ты… бестолковый заклинатель… — рядом раздалось короткое щелканье зубов и тявк, перешедший в длинный, какой-то бесконечный выдох. Туша под ним обмякла. Чернота посерела, а лисий ворс начал лезть клочьями и взлетать в воздух, словно хлопья грязного снега. Вэй Ин скорее почувствовал, нежели увидел, как под ним расплывается бездонно-чёрное пятно. Тьма начала отступать под натиском талисмана, но и кровь на бумаге побурела, зажглась искрами и стала прогорать. Талисман тлел, и чернила, сползающие с седого меха, замедлили свой бег. — В сторону! Быстрее! — раздались торопливые шаги, кто-то подхватил его под руки и стащил с туши лисицы, затем снова послышалась музыка, совсем рядом. Глаза закрывались сами собой. Кажется, этот последний рывок отнял остатки сил. Усянь заставил себя перекатиться на бок. Чуть вдалеке, прямо на плитах, мостивших двор, сидел человек в белых брюках и светло-серой рубашке, вымазанной пятнами крови и копоти. — Лань Чжань… Чжань, — беззвучно прошелестел Вэй Ин. Лисица лежала совсем рядом. Она выглядела, словно животное, попавшее в нефть. Свалявшийся, вымазанный пятнами мех, грубые борозды ран. Ее морду, с наполовину сползшим человеческим ликом, рассекало несколько глубоких царапин, из которых сочилась бурая сукровица. Она была ещё жива, дышала, тяжко раздувая ноздри и вывалив язык… Мелодия нарастала, раскрываясь переливами, печальная. Слушая ее, хотелось рассказать играющему все-все, свою жизнь, свои тайны, поделиться тревогами и болью… Казалось, что тот, кто играл это, понимает, слушает. В мелодию влился тихий визг умирающего животного. Музыкант играл и вслушивался… музыка звучала то громче, то тише, и тогда скрип лисьего голоса становился слышнее. Постепенно мелодия перешла в другую. Это был будто шепот, словно мама гладила Вэй Ина по голове нежными пальцами и рассказывала странные, страшные сказки о горных и лесных духах, о людях в белых одеждах, летящих в облаках… Животный визг рядом перешел в плач, почти человеческий. Глаза лисицы распахнулись, мутные, затянутые пеленой близкой смерти. Узкий зрачок расплылся, заполняя радужку, и теперь на него смотрели совсем человеческие глаза. Усянь осторожно вытянул руку и положил ей на лоб. Стало темно, музыка затихла и уплыла куда-то вдаль. Он услышал тихий, очень тихий выдох и голос, незнакомый… — Постой, — перед ним стоял мужчина. Высокий, смуглый, с длинными волосами, забранными в пучок, и в странной одежде, — это тебе, — мужчина всучил ему в руки курицу. Живую, трепыхающуюся курицу, — я не знаю, что тебе нравится, но отец сказал, что цыплёнок лучше всего. Усянь хотел было сунуть птицу обратно, но вместо этого его пальцы, непривычно тонкие и белые, с силой сдавили шею, покрытую перьями, и послышался явственный хруст. — Хорошо. Су любит цыплёнка. Говори. — Что? — Желание. Ты принёс подношение в храм Красной лисы, чего хочешь? Силы? Удачи в битвах? Красивого мужа? — слова лились сами и Вэй Ин ничего не мог с этим поделать… Может, он приложился головой и поэтому упал в бред? Цзян Чэн, правда, считал, что это перманентное состояние брата и на травмах не замешано. — Мужа, — засмеялся непонятный собеседник и Вэй Ин вдруг подумал, что этому парню на самом деле должно быть не больше двадцати. Его смех оказался совсем молодым, но загар и грубоватая одежда добавляли возраста, — жены, наверное? — Хочешь жену? У тебя нет шпильки, — высокий голос Вэй Ина прозвучал скептически. — О, — мужчина тронул свои волосы, — будет через полгода. — Тогда приходи осенью, — Вэй Ин отвернулся и увидел прямо перед собой софору. Это совершенно точно было то самое дерево, что росло во дворе, но с пышной, дико разросшейся кроной. Оно не было окружено стенами сыхэюаня, вокруг зеленело поле, а дальше, в десятке шагов виднелась кромка леса. — Постой. Мне не нужна жена, — несколько неуверенно проговорил парень, — можно мне прийти снова? Раньше, не осенью. — Зачем? — ответа не последовало и Вэй Ин произнес слова снова, — любой может. Приходи, если принесёшь ещё, — в его вытянутой руке бездыханно висела тушка свежеубиенной курицы. — Хорошо, да! Я приду! Я приду снова, Су! — его голос удалялся. — Странный… Не захотел дождя, трофеев или пару, — Вэй Ин обернулся и увидел уходящего парня, улыбающегося и машущего ему рукой.