Обратная сторона Луны

Вэй Ина, кажется, затащило в странный сон. После первых видений полетели другие встречи. Он видел себя в изменчивом теле. То, покрытый рыжим мехом, он скакал по зелёным кочкам и гнал ополоумевшего зайца, то в другой миг танцевал, переступая босыми ступнями, и в его раскрытые ладони падал прохладный дождь, а вокруг слышались торжественные песни. День и ночь крутились калейдоскопной картинкой. Тот, высокий и смуглый, приходил ещё. Теперь у него был пучок с красивой белой шпилькой и новая одежда. Вэй Ин смеялся ему чужим, тонким голосом, обнимал, держа за руку. Мужчина говорил ему, что он… она, А-Су, красивая, нежная и смешная, а Вэй Ин танцевал для него голым в траве, и алые хвосты пылали живым огнём. Потом он видел загорелое лицо, склоненное над его собственным, и чувствовал поцелуи… Было почти стыдно, но и это Усянь не мог изменить, только чувствовал. Его словно поймало в фильм, где все роли расписаны, концовка известна и актёр не может поменять своих реплик, как бы ни старался. Потом он плакал. Один. В темноте норы, с единственной свечой перед собой. Слезы текли по лицу, он размазывал их по щекам, покрытым мягкой шерстью, и рассматривал красивые, новые росписи, где чередой были нарисованы лисы, одна за другой, и смуглое лицо молодого мужчины. Вэй Ин не понимал половины лисьих мыслей, но чувствовал странное шевеление в животе и нервно бил девятью хвостами об пол. Видение снова сменилось. Теперь он стоял на краю пылающего поля пшеницы. Лес за его спиной тоже горел, и только софора, с побуревшими от жара листьями, ещё не была охвачена пожарищем. Он раскрыл хвосты, обнял ими дерево, словно живое, укрывая его своим колдовством. Лисе, несущей частицу чистого пламени древней богини, не был страшен холодный человеческий огонь. Дерево ответило еле ощутимой дрожью коры. Нет… это топот сотни всадников, приближающихся к окраине леса, сотрясал ее тысячелетние корни. Вэй Ин увидел перед собой чёрный силуэт и блеск огня на металических пластинах. Незнакомый человек. Он посмотрел на Вэй Ина взглядом владельца и коротко бросил «Юсу мой. Значит, ты тоже принадлежишь мне». Его силой оторвали от древесного ствола и поволокли. Эта часть видений принесла столько копоти и гари, что Вэй Ина начало трясти от надсадного кашля. Он висел, привязанный к седлу, его куда-то везли через разрушенный город. Он видел на земле мертвых людей, изрубленных, сожжённых. Он кричал, задыхаясь от вони горелого мяса, и звал своего человека, и тогда к копытам лошади бросили голову. Смуглый мужчина с длинными, обожженными волосами… шпильки уже не было. Потом сквозь хаос стремительных воспоминаний всплыла клетка. Восемь шагов вдоль, шесть поперёк. Восемь, шесть, восемь, шесть… Рядом затравленно рыкнул тигр, ещё дальше, в другой стороне зверинца, визжали белоснежные волчата, а их мать, белая волчица с далекого севера, грызла прутья и выла на Луну. Вэй Ин закрыл уши. После тысячи лет в краю зелёного леса звуки скрежета о металл были невыносимы. Обоняние потревожил запах крови… Хозяин зверинца — правитель Шэнь, Чжоу Синь, обходил клетки, и слуги кидали куски мяса, если животные послушно подставляли спины его рукам. Он гладил, трепал загривки. — Ты, — Вэй Ин поднял глаза — перед его носом, на длинной палке висел окровавленный шматок, — подойди, господин желает посмотреть на твое лисье колдовство. И погладить, — Усянь подошел, улыбаясь и мягко переступая, но внезапно клацнул зубами, вцепившись в руку, просунутую в клетку, — тварь! — острые иглы клыков вонзились в запястье человека, разрывая шелк и парчу, чувствуя кровь на языке и разгорающийся яростный огонь внутри. «Су не смогла спасти своего человека, но она отгрызет руку, что его сразила» — пронеслось в голове Вэй Ина. Он чувствовал злость, но не только. Ещё страх, и обреченность. Чужая кровь окрасила пасть, хвосты запылали, он глубже вонзал острия клыков, разрывая жилы. Спину окатило холодом — кто-то вылил на него ведро воды. Хвосты повисли, шипя и капая мокрым мехом. Кто-то тащил его за уши, а в пасть всунули палку, разжимая захват. Его отбросило, ударяя о прутья клетки. — Сука! Мясо… вот сука, — вокруг укушенного повелителя забегали слуги, — мясо закрепите перед клеткой, так, чтобы не достала! Я сгною тебя в своём зверинце, девятихвостая тварь! — заорал Чжоу Синь. — А когда ты сдохнешь, велю набить твою шкуру соломой! Не кормить ее! Потом Вэй Ин долго лежал на полу своей клетки. Дни мелькали… Кажется, сначала хотелось есть, но теперь уже нет. Живот ввалился и в голове вертелась только мысль о том, что он умрет, так и не отомстив… В дальней части зверинца учились выть подрастающие белые волчата. Он тоже попробовал. Усянь это умел, и даже, напившись с Цзян Чэном, мог горланить песни с балкона. Вместо воя получился только вялый рык, но он попробовал снова, коротко тявкнув. «Лисица не умеет выть», — пронеслось в его сознании, — «потому что ее вой призовёт Тьму». Так говорил старейшина Юсу, когда жители приносили к норе кур… Но Вэй Ин пробовал снова и снова. Голос слушался плохо, срывался в хрип, но его поддержала белая волчица и они выли вдвоём… Их голоса сплетались, возносясь к полной, печальной Луне, взиравшей на клетки зверинца. Он пропустил момент, когда белый лик ночного светила дрогнул. Сначала казалось, что это голод так зло играет с его глазами, но Луна становилась меньше, нет… уже. Она стремительно шла на убыль, но тут он различил, что она не просто исчезает. На её место будто наползает плотная, угольная темнота. Она оборачивалась своей тёмной, незнакомой стороной… Зверинец ожил, все его обитатели завыли и заскрежетали, заклекотали разными голосами. Вэй Ин шатаясь поднялся с пола, выпустил еле мерцающие теперь хвосты, задрал голову кверху и взвыл, вложив в этот звук всю свою нерастраченную ярость. К лисице приходили с мольбами, но теперь просила она. Силы, власти над теми, кто запер, храбрости, чтобы не отступиться. С небосвода на него взирало бездонное мрачное Ничто, чёрный провал на том месте, где ещё недавно светил печальный лик Луны. И Вэй Ин жадно распахнул глаза, всматриваясь в небесную высь. В следующий миг его тело пронзило испепеляющей болью, секундной, но настолько невыносимой, будто каждую косточку раздробило, каждую мышцу разорвало и вывернуло. После этого в тело лисицы хлынул поток новой силы. Ее кости срастались, а кровь вновь побежала по венам. Чёрная кровь… — Вэй Ин, — откуда-то издалека его позвал голос, совсем тихий, — очнись! Но лисий сон ещё не отпускал. Зверинец исчез… Перед глазами всплыло лицо заскучавшего, пресыщенного правителя, восседающего на пиру. Усянь танцевал… Он умеет так танцевать?! Тело изгибалось, вокруг плавно скручивались шелковые ленты, яркие, манящие. Они снова пылали рыжим, и только там, где они вырастали из тела, мех почернел. Чжоу Синь смотрел, и чем дольше длится этот плавный танец, тем заметнее в глазах правителя читалась жажда. — Сдаются, — сначала смеялся он, — мне сдаются все! — говорил он царедворцам и те подобострастно кивали, — а ты хороша. Подойди. Как твое имя? — в глазах правителя тлела похоть. — Господин может звать меня как угодно, — проворковал Вэй Ин. Он опустился на колени, пополз к трону, изгибаясь телом, огладил царственную ладонь щекой. — Я буду звать тебя Дацзи, — прошептал очарованный Чжоу Синь, усаживая его рядом и целуя руку, — я сделаю тебя наложницей, любимой наложницей! — и Вэй Ин смеялся ему в ответ, а его тело наполнялось ци, что перетекала по тонкой черной нити, обвившей шею правителя. Теперь танец лисы не призывал дождь и не приманивал дичь к краю леса. Теперь он обольщал и подчинял волю смотрящего. Лисица кружилась, Чжоу Синь смотрел. Лисица втягивала его в дикие игрища и ночи разврата, забирала его ци, давая взамен идеи развлечения для пресыщенного пороками и жестокостью повелителя. — Дацзи хочет поиграть, — засмеялся тонкий голосок, — хочет озеро вина и сад мяса! — Я дам тебе это! — Дацзи желает увидеть сердце праведного человека, — произнес Вэй Ин и перед его глазами какому-то царедворцу вырезали сердце. — Дацзи желает игру с огнём! — и по раскаленному металлу заставили идти человека, срывающегося и падающего в пылающие угли. — Дацзи желает, чтобы ты вечно горел в аду! — и в руках Вэй Ин держал окровавленную голову свергнутого правителя с выпавшим языком и выжженными глазами. Последнюю неделю перед падением страны она не танцевала и с Чжоу Синя сполз темный морок. Он снова обрёл ясность сознания, метался по дворцу, но царедворцы больше не подчинялись ему и его прихотям. Он призвал армию, но генералы отказались служить безумному правителю. К столице подошли войска соседней страны Чжоу, но воины Шань опустили копья наконечниками вниз, или перешли на другую сторону. Чжоу Синь бросил войско и сбежал в ее объятия. Су привела теперь уже бывшего правителя в «Оленью башню», в сокровищницу, выстроенную на том месте, где раньше был зверинец, заставила надеть императорские одежды, украшенные драгоценными камнями, и дала в руки факел, чтобы тот поджег себя сам. Когда в город вступило войско победителей, воины Чжоу нашли тело Чжоу Синя, и новый император У-ван приказал отрубить у трупа голову. — Красная лисица Су желает, чтобы твоя империя никогда не восстала вновь! — прокричал Вэй Ин не свои слова и по его щекам покатились чёрные слёзы. — Вэй Ин, — кто-то тронул его за плечо, — очнись, — совсем рядом зазвучал голос, очень встревоженный. — Су отомстила, — печально прошептал он. — Вэй Ин! — Лань Чжань?.. — Мгм. Я. — Лань Чжань… ты пришел. Ты… меня похоронишь? — Нет, — серьезно ответил тот, — песнь, чтобы забыть обиды и уйти без сожалений. Не тебе. Для лисы, — Вэй Ин почувствовал, как его осторожно поднимают, оперся о что-то твёрдое. — Она умерла? — Усянь сел, качаясь, будто пьяный, разлепил глаза. Лисица… точнее то, что от неё осталось, лежала прямо перед ним. Ворох вылезшего меха, ссохшихся жил и костей. Ее хвосты облезли и серели длинными скрученными змеями, и только на одном, девятом, на самом кончике горел слабый рыжий огонёк. — Почти, — тихо произнес Лань Чжань, — теперь я знаю, что ее держит, — он наклонился над телом, просунул руки в утробу и вытащил какой-то комок. — Моя? — Вэй Ин вздрогнул, он думал, что демоническая лисица мертва, но она шелестела, совсем слабо, еле слышно и тоненько, словно там, под этим тленом была погребена юная девушка. — Мгм, — кивнул Лань Чжань. — Жива? — спросил лисий шепот. — Нет. Пепельная, — окрас мехового комочка действительно был бледно-серым. — Я думала… что потеряла ее. Давно, когда отдала своё тело… Тьме, — раздался тонкий голосок, — возьми… сохрани… — крохотный ярко-рыжий кончик хвоста дрогнул и огонёк покинул его, засветившись в ночном воздухе яркой искрой, — ей жизнь. Моя… лисья бусина… теперь её, — с последним звуком тело лисицы дрогнуло и жизнь окончательно покинула его. — Не дыши, — еле слышно, одними губами выговорил Лань Чжань, и замер недвижным изваянием. Яркий огонёк метнулся к Вэй Ину, завис прямо перед глазами. Он не успел сделать вдох и сейчас сидел, боясь даже моргнуть и думая только о том, сколько сможет так не дышать. Тихо, темно, безветренно… огонёк поплыл и застыл перед Лань Чжанем, играя в его глазах рыжими бликами, потом тихонько опустился в его ладони, упав на крохотный чёрный нос, и растворился…