Фигуры высшего пилотажа

Уже не первый раз замечаю, что на тренировках - и в зале, и на льду - Алина скованна, часто растирает поясницу, корчится - от боли? На прямой вопрос, все ли в порядке, отмахнулась - "Да нормально все". Типичная ситуация для тутберидзевцев - пока не припрет, не признаются. Но сегодня, не докрутив финальный бильман, застонала, схватилась за поясницу, согнулась пополам... Подозвал к бортику. Подъехала, не разгибаясь. - Ну, сдавайся. Что случилось? Упала, ударилась? - Нет... Спина болит... - плачет. - Давно? - Еще до Франции... До Франции... Как минимум две недели!! - Так, все. Выезжай, переобувайся - идем к Шветскому. Даже не спорит. Искусав все губы, кое-как стаскивает коньки, натягивает кроссовки. Попыталась встать - резко вскрикнула, схватилась за мою руку, снова заплакала. Стало страшно. Очень аккуратно, осторожно взял на руки... На полпути к медпункту - Филипп. - Мне Дудаков позвонил. Не надо было трогать, вдруг... - Что?! - Да уже ничего... Упала? Алина, уткнувшись мне в плечо, плачет. - Говорит, нет. Болит поясница, давно, еще до Франции. Судя по диким глазам и плотно сжатым губам Фила, внутри у него - бурный матерный монолог в нашу честь. Не будь у меня на руках Алины, наверняка выдал бы в голос, смачно и от души. В кабинете коротко командует: - На кушетку, аккуратно. И брысь отсюда. - А... - Приду сам. - И, все-таки не выдержав, едва слышно цедит: - Убил бы извергов... Через несколько минут он является в тренерскую и докладывает: - Нужно обследование. В стационаре. - Что-то серьезное? - Повторяю: нужно обследование. Там может быть все что угодно - от позвоночной грыжи до дисфункции почек и гинекологии. Боли сильные, столько тянула... Почему не сказали мне? - Фил, если б я чувствовал ее боль, сказал бы сразу. Она ж молчала, как партизан! - Почему ваши спортсмены никогда никому ничего не говорят?! Это не нормально. Вам надо однозначно включать голову и что-то срочно менять. Пока они себя не переугробили все. Через два дня встречаю Алину из больницы. - Ну как ты? - Да ничего. Не болит вроде. - Что сказали? - Дали бумажку, велели отдать Филиппу. - Что там? - Не знаю. Я боюсь читать... Обнимаю крепче. - Я с тобой. И я тебя люблю. И спасу от всех и от всего. Прочитав выписку, Филипп облегченно вздыхает. - Ну, самое, наверно, нестрашное, что могло было быть. - Что? - Если коротко - мышцы. Скорее всего, растянула. Сказала бы сразу - сразу бы починили. - Долго и многозначительно смотрит страшным взглядом на Алину. - А так дотянула - и получи, фашист, гранату. - И что теперь? - Лечение - физио, инъекции, массаж. Тейповать обязательно. При болях - мазь с анальгетиком. И самое ваше любимое - снизить нагрузку. - Япония через неделю... - Больница через дорогу. Выбирай. Выбирать особо не из чего, и теперь несколько раз в день я хожу к Филиппу. Утром он шпигует меня уколами, потом тейпирует. После льда (где Даня не дает ни прыгать, ни вращаться с загибом - класс) отправляет на обед и кладет на физио - отдых между утренней и вечерней тренировками я провожу у него. Точнее, не только у него. Даня увидел, как я "отдыхаю" на узкой и твердой кушетке, и теперь после процедур забирает меня в тренерскую - там мягкий диван и теплый плед. На пару часов он меня изолирует - закрывает дверь, отнимает телефон - чтобы поспала. А потом приходит будить... Кто любит, когда его будят? Никто. Я первая. Но когда будит Даня - для меня самые теплые, самые прекрасные мгновения дня. Как-то я проснулась за минуту до его прихода. Услышав скрип ключа в двери, притворилась, что еще сплю. Зашел, аккуратно закрыв дверь, чтобы не хлопнула. Присел рядом с диваном на пол. Осторожно убрал упавшую на лицо прядь, чуть слышно прошептал: - Любимая моя... Поцеловал. В щеку, в висок, прямо в ухо. - Алина, вставай... Опять в щеку, в нос, в губы... - Алиночка, солнышко, пора. Не открывая глаз, мычу: - Еще... - Что еще? - Целуй еще. Долго уговаривать меня не надо... Я отчаянно люблю эти короткие минуты после твоего отдыха. Только открывшая глаза, еще во власти сна, ты такая милая, такая домашняя, такая красивая... Целовать еще? Готов бесконечно... Тону в облаке невыносимого наслаждения. Из последних сил держу крышу над головой, чтобы не съехала окончательно и глупостей не наделать...