Фигуры высшего пилотажа

Даня, слава богу, уже унесся куда-то. Дрожащими от холода руками напяливаю чехлы, Филипп набрасывает на плечи куртку. Спасибо... Спешно раздаю автографы. Сергей Викторович внимательно заглядывает в глаза. - Алина, все хорошо? - Да, Сергей Викторович. Если бы да, не спрашивал бы. Вижу ведь все. - Ты, часом, не заболела? - Да нет, холодно просто. - Зайди к Филиппу, пусть посмотрит. На всякий случай. И знаешь... Не бери в голову. Всякое бывает. Но все проходит, Алина. И плохое проходит. Сжала кулачки так, что побелели пальцы. - Да, Сергей Викторович. Спасибо. Торопливо смахнула одиноко скатившуюся слезинку. Держись, девочка. Много еще в жизни будет разного. В автобусе забиваюсь в угол, забираюсь на сиденье с ногами. Почему же так холодно... Сергей Викторович прав. Все проходит. И хорошее проходит тоже. В отеле ты хочешь зайти ко мне, закрываю дверь чуть не перед носом: - Ну имей совесть, я спать хочу!!! Дверь захлопывается. Алина, Алина... Прости меня. Какой же я дурак!.. Вдвойне дурак, втройне. Идиот клинический. Это ж надо было брякнуть... И ведь не со зла, исключительно по тупости своей. Прости меня... Это награждение я буду видеть в кошмарных снах. Такого ледяного равнодушия от тебя я еще не чувствовал. Передергивает до сих пор. Перед показательными ты сидишь в номере. К автобусу выходишь в последний момент. Садишься одна, в уголок, отворачиваешься к окну. Я обидел тебя, сильно обидел. И сейчас непереносимо больно от того, что не могу исправить это, вернуться назад и всё исправить... Отдаю чехлы не глядя. Три с небольшим минуты номера - и я свободна, и можно наконец отдохнуть, нормально поесть, поспать. Забыть про это все. И про тебя. Ложусь на лед - как же холодно, господи... "Рождаюсь", делаю шаг, другой. Вдруг обрывками проносятся картинки, звуки, даже запахи (любимый Данин одеколон, нагревшийся пластик камер) - воспоминания, как мы делали этот номер и снимали ролик для Первого канала, как давали интервью - и как меня в конце концов сорвало, как смотрела видео с Людмилой Борисовной в телефоне и плакала... Последняя поза, цветок. Простите, Людмила Борисовна. Даня, прости... Разозлилась, как дурочка. Как же это все мелко, глупо, и как хорошо, что ты просто есть, просто рядом... Вылетаю со льда, успеваю положить драгоценный цветочек на бортик - и обнимаю тебя изо всех сил. Данечка, любимый мой, родной... Алина бросается мне на грудь и дрожит, сдерживая рвущиеся рыдания. Ласточка моя, солнышко... Родной, самый близкий мой человек... Прости меня, прости, дурака... Нет... Это я... Прости меня тоже... Полутемный номер. Легкий причудливый аромат от букета, подаренного Алиниными фанатами. За стеной (в двух комнатах дальше по коридору), в номере наших врачей, Филиппа и Димы, гремит жестокий рок. Алина, закутанная в плед (простыла, поэтому и морозило ее), дремлет у меня на руках, положив голову на плечо, временами вздыхает и прижимается крепче, утыкается головой куда-то в шею, как кошка. Я зарываюсь носом в ее волосы - как же они чудесно пахнут... Она полуулыбается сквозь сон, чмокает куда-то в подбородок - и снова засыпает. Любимый мой человек, мое счастье, моя жизнь. Пусть так будет всегда - вместе.