Souvenirs de couleur menthe

      Олежа просто ехал вперед, обгоняя машины, но дороги перед собой он не видел. Просто ехал, надеясь на свою мышечную память. Его трясло, словно осиновый лист на ветру, а в голове и вокруг только одно - Дима. Он не в порядке, с ним что-то произошло, и что-то серьезное, если ребята попросили у Олежи помощи. Все тело будто сковало чертовой цепью, Олежа чувствовал себя связанным смирительной рубашкой, а вокруг - белые стены, не пропускающие ко слуху ничего, кроме какого-то белого шума. А в душе в хаотичном порядке сменяли друг друга множество эмоций.       Страх. Конечно, черт возьми, страх. Он господствовал во всем этом коктейле, почти перекрывая собой остальные эмоции. Вполне логичный страх перед тем, что будет, когда он приедет. Страх за Диму.       Злость. Злость на себя за то, что выбрал чертов разум, выбрал спокойствие и сраное однообразие. За то, что отказал Диме. Злость и на самого Диму за то, что ослушался, что позволил себе ввязаться в какие-то неприятности.       Через пятнадцать минут не получилось, и Олежа начал натурально паниковать, дрожащими пальцами набирая номер Оли. Та взяла трубку спустя всего два гудка, которые показались целой вечностью и за которые Олежа едва не сошел с ума. На фоне ругался Гоги, он был зол и напуган, явно напуган, но Олежа просто не мог разобрать его слов. Даже не старался. — Вы где? — повысил голос Душнов — Я через минуты две буду у школы. — Мы дома у Юли, девятый этаж, левый тамбур. Пароль от домофона - один, пять, ноль, восемь, — ответила Оля и отвлеклась, постаравшись успокоить Гоги — Дима с Полиной в ванной. Кажется, из него начинает выходить алкоголь. — Какой алкоголь, ты ебанулась? — послышался на фоне голос Гоги — Ты, блять, вообще ничего не знаешь? — Так, — Олежа привлек внимание Оли к себе и резко завернул во дворы — Две минуты.       Завершив вызов и отбросив телефон на сиденье рядом, Олежа сделал еще один поворот, неаккуратно паркуясь возле нужного дома. Он просто выскочил из машины и хлопнул дверью, даже не заблокировав ее. Сейчас он об этом не думал, ему было действительно плевать, сейчас он волновался лишь за Диму. Залетев в лифт, который по удачной случайности был всего лишь на третьем этаже, Олежа зажал кнопку нужного этажа. Эти секунды абсолютной тишины и вынужденного бездействия сжигали остатки здравого смысла, и Олежа уже готов был рвать на себе волосы или биться головой о стену. Но двери лифта отворились, и Олежа залетает в квартиру, где его встречает Оля. — Олежа, все, они вышли, все хорошо, — суетливо лепетала она, фальшиво улыбаясь и пытаясь перегородить собой проход в квартиру — Сейчас мы уложим его спать, свернем весь этот цирк и все. Иди, отдыхай. — Оля, блять, отойди, я тебя умоляю, — прорычал сквозь зубы Олежа.       Оля отошла на пару шагов, вздрогнув всем телом, и Олежа крупными шагами прошел туда, откуда до слуха доносились нецензурные выражения, сказанные низким голосом с акцентом. И тут Олежа замер, поняв, что лучше бы действительно развернулся и ушел. В глаза ярко врезалась картина растрепанной десятиклассницы с надетой наизнанку футболкой и несколькими алыми пятнами на шее, что оставили явно не при попытке удушения. А рядом Дима без футболки с исцарапанными плечами. Олежа просто осматривал все это мракобесие, чувствуя, как мир вокруг закручивается в петлю, что вот-вот ляжет на шею Олежи и задушит его прямо тут, посреди вечеринки подростков.       Кажется, то, что происходило, волновало только виновников сия торжества и Олю, Юлю и Гоги. Остальные же спокойно болтали или танцевали в гостиной, но Олеже не было до них абсолютно никакого дела. Он видел лишь самодовольную ухмылку, что была адресована именно ему. Дима Душнова уже заметил, и смотрел прямо ему в глаза, улыбаясь и сложив руки на груди. А в голове Олежи с оглушительным скрипом крутились шестеренки, словно в старинных, но волшебным образом еще рабочих часах.       Дима явно пьян. И Дима переспал с левой девчонкой, да и та, судя по довольному выражению ее лица, была явно не против. Олежа сделал шаг ближе, и почувствовал, словно ему только что вырвали крылья. Захотелось просто сжаться в клубочек прямо на этом полу и закричать, закричать так громко, чтобы это долетело до самого чертового Бога, который решил, что все, что сейчас происходит - весело. На деле Олежа лишь всматривался в черные зрачки Димы, что почти перекрыли собой радужку, и пытался не захлебнуться в этой черноте.       Не получилось. Олежа почувствовал непреодолимую пустоту, его душа словно превратилась в огромную черную дыру. А его пустоту всегда заполнял тот, кого Олежа пытается вытравить из себя с подросткового возраста. И вот его уже заполняет привычное холодное спокойствие, нет ни чувств, ни эмоций - ничего. Только лишь фитиль бомбы посреди смертельного холода. И этому фитилю нужна лишь одна единственная искра, чтобы уничтожить изнутри не только Олежу, но и всех остальных в радиусе нескольких метров. Но Олежа пытался держаться. Висел где-то на краю собственного сознания, из последних сил держа себя в руках. — Одевайся, даю на это не больше минуты, — Олежа стрельнул холодным взглядом в Диму, после чего обратил внимание на перепуганную Полину рядом — А ты уйди отсюда, не на что смотреть.       Олежа твердыми шагами прошел мимо Димы на кухню, смотря строго вперед, и скрылся в небольшой комнате. За ним пробежала и взволнованная Оля, которая все порывалась что-то сказать, но слова никак не срывались с ее пухлых губ. Олеже было плевать. Олежа только что чуть не умер внутри, но сейчас он в том состоянии, в котором его предпочитал не трогать даже отец. Сейчас Олежа и не Олежа вовсе, а абсолютно другой человек.       Заприметив на столе бутылку водки, из которой отпили грамм двести, Олежа коротко усмехнулся и взял стоящую неподалеку стопку. Залив ее до краев спиртным, он только поднял руку, чтобы опрокинуть в себя алкоголь, но Оля решила напомнить о своем существовании. Олегсей начинал злиться. — Олеж, поставь на место, — старалась достучаться до брата Оля — Ты ведь за рулем. — Кто дал ему наркотики? — спросил Олегсей, чуть сильнее сжав стопку пальцами — Клянусь, тебе лучше ответить честно.       Оля была напугана, просто чертовски напугана. Она сталкивалась с таким состоянием брата лично лишь единожды, когда он был в девятом классе, и тогда Олежа избил своего одноклассника, что задирал его, едва не до полусмерти. Самое страшное то, что когда Олежа наносил удар за ударом, пачкая в чужой крови руки и рубашку, на его лице не дрогнул ни один мускул. Он был холоден и пуст, словно не избивал человека, а резал огурец на салат. И сейчас Оля вновь видит брата таким. Без живого румянца на лице, что делает его словно искусственным. Олежа был похож на скульптуру, без единого изъяна, без блеска в глазах. Словно мертвый взгляд заставлял дрожать, боясь даже шаг лишний сделать. — Олеж, я не знаю, правда. Когда я позвонила, он был просто сильно пьян и буянил, — Оля рвано вздохнула, аккуратно подойдя немного ближе к брату — Потом я вышла подышать воздухом на балкон. Гоги и Юля пошли со мной, курили. Когда мы вышли, Дима уже что-то принял и уходил с Полиной в ванную.       Олегсей кивнул, резко выпив все содержимое рюмки за раз. Крепко закрыв глаза и шумно втянув носом воздух, Душнов развернулся и посмотрел на Олю, чьи глаза наполнились слезами. Подойдя немного ближе к сестре, он бегло окинул взглядом ее лицо и заглянул прямо в душу. Холодно, словно монстр из ночных кошмаров, заставив девушку с силой сжать собственные руки в кулаки, до боли вонзая в ладони острые ногти. — Почему ты плачешь? — спокойно спросил Душнов — Ты боишься, да? Чего ты боишься? — Тебя! — повысила голос Оля, зажмурившись, но потом осеклась, немного виновато взглянув на брата — Я боюсь тебя, я боюсь за тебя, боюсь за Диму. — Не стоит, — Олежа буквально заставил себя коснуться Олиных волос, стараясь выбраться из этого состояния — С Димой все будет хорошо. — А ты? — Не беспокойся обо мне. Успокойся и повеселись. Завтра с ребятами можете зайти и проведать его.       Олежа вышел из кухни, чувствуя, как дешевая водка прожигает гортань, помогая хоть немного вернуться в реальность и взять себя в руки. Но ни в ванной, ни в коридоре Димы он не нашел. Юля сказала, что они с Гоги ждут на улице, и Олегсей вышел прочь из квартиры. Он ехал в лифте, стараясь вырваться из того кошмара, в котором находился. Сейчас ему спокойно, сейчас ему плевать на всех и вся, сейчас он может покалечить или даже спокойно убить человека, но при этом он не почувствует ни черта. Абсолютное безразличие. А потом страх самого себя и чувство вины сожрут его изнутри. Такое уже было, и если бы не тетя Тома, что не отходила от него ни на шаг, и маленькая Оленька за дверями, мальчик бы уже давно сгнил где-то в недрах земли.       Только вот все эти попытки были абсолютно тщетны. Олежа вышел на улицу и сразу подошел к Гоги, который держал Диму под руку. Схватив парня с другой стороны, Олежа молча кивнул кивнул Гоги и буквально потащил совершенно неадекватного Диму за собой. Открыв заднюю дверь машины, Олежа буквально бросил Диму на сидения, словно котенка за шкирку, и сел за руль, на всякий случай блокируя двери. Гоги просто наблюдал за всем, что происходит, и спокойно курил. Но он никогда не сознается в том, что испугался, словно ребенок, когда Олегсей блеснул на него своим мертвым синим взглядом. — Ты че приперся, а? — в слишком громком голосе парня, что ерзал по всему салону, Олежа отчетливо слышал нотки веселья — Верни меня обратно, душнила, там музыка была! — Да заткнись ты, блять, — сквозь зубы прошипел Олегсей и включил радио, делая его немного громче.       Внутри Олежи сейчас было слишком пусто. Так пусто, что становилось больно. И от этой пустоты наростало раздражение. Сжимая пальцами руль с такой силой, что мышцы начинало сводить, Олежа терпел попытки Димы петь и танцевать позади себя. В его голове сейчас решалась целая головоломка, где главным вопросом было - какой наркотик принял Дима?       Расширенные зрачки, что манили и одновременно отталкивали своим неестественным блеском; раздражающая гиперактивность и несвойственные подростку говорливость, оптимизм и излишняя самоуверенность; учащенное дыхание. Олегсей складывал в своей голове все эти симптомы, зарывшись в собственные воспоминания. Он ведь читал многое о разнообразных наркотиках и мог по особенностям поведения и физическим изменениям в теле легко определить, что за вещество сейчас находится в организме человека. И его любопытство в студенческие времена не подвело, выведя все нужные знания на поверхность. Олежа легко понял и сейчас - амфетамин.       В памяти оформленным списком всплыли воспоминания о том, как и сколько действует этот наркотик в зависимости от дозировки, агрегатного состояния и физических характеристик человека. И если с последним было еще понятно, он легко мог сказать о Диминых физических способностях, то остальную информацию нужно узнавать, и как можно скорее. Олежа выключил радио, остановившись на светофоре. — Да включи обратно, блять, — как-то даже расстроился Дима, ударив ладонью по Олежиному сидению — Хоть тут не порти праздник! — Если тебе так скучно, давай сыграем в игру? — Олежа просто надеялся, что это сработает и что он не сорвется раньше времени — Да я с тобой, ублюдком, вообще говорить не хочу. Из-за тебя все! — Дима откинулся на сиденья и, подождав, пока машина тронется, снова просунул голову между водительским и пассажирским сидением — А че за игра? — Я задаю тебе вопрос, и если ты отвечаешь честно, то можешь задать вопрос мне. Согласен? — боковым зрением Олегсей увидел энергичный кивок и выдохнул, немного снижая скорость. Сработало — Отлично. Итак, что ты принял? — Мне Полина дала таблетку какую-то, не ебу. Половинку дала, сказала, что сильная, зато похмелья потом не будет.       Олежа холодно ухмыльнулся, мысленно записывая полученную информацию. Буквально половина таблетки, куплено явно на черном рынке, и, скорее всего, самый дешевый. Значит, сильно разбавленный. Учитывая довольно сильный иммунитет Димы, действие будет длиться около часа. Если, конечно, не удастся вызвать рвоту самостоятельно. — Моя очередь! — радостно воскликнул подросток, хлопнув в ладоши — Зачем ты меня забрал оттуда? Там ведь было весело. — Потому что скоро тебе будет не до веселья, поверь мне, — Олежа тяжело вздохнул, устало закатив глаза — Сколько примерно прошло с момента, как ты принял ту таблетку? — Бля, ты думаешь, я считал? — Дима задумался минуты на две, отведя взгляд за окно — Минут сорок, возможно.       Около сорока минут. Олежа кивнул скорее сам себе, чем Диме, заворачивая в собственный двор и ища парковочное место. Нужно потерпеть минут двадцать, потом Диму начнет отпускать. Все, что потребуется от Олежи - быть рядом, потому что побочным действием амфетамина является тревожность вплоть до панических атак. За это время он постарается взять себя в руки, вновь утопить самого себя внутри собственной души, чтобы не причиняя боли ни себе ни Диме побыть рядом с ним.       Наконец припарковавшись, Олежа разблокировал двери машины. Радостный Дима вывалился на улицу намного быстрее Олежи и сразу же прыгнул в ближайший сугроб, проваливаясь в снег по самые щиколотки. Олежа вышел из машины, смотря на слишком уж веселого Диму. И если бы он не знал, что подросток сейчас находится под действием наркотика, он улыбнулся бы и заворчал что-то о том, что Дима обязательно заболеет и лечиться будет сам.       Но сейчас он лишь ухватил его за ворот дубленки сзади и, выдернув из снежной кучи, жестом указал идти за ним. Дима что-то недовольно бубнил, но послушно плелся по следам Олегсея, периодически показывая ему в спину язык. Олежа лишь сжимал и разжимал кулаки, стараясь не обращать внимание ни на что, кроме лестницы в подъезде.       Олежа не был в этом состоянии настолько долго примерно с девятнадцати лет. Внутри, где-то глубоко, он боялся полного рецидива болезни, потому что в этот раз без госпитализации уже не обойдется, какие бы связи не поднял его отец. Ему еще повезло, что его биполярное расстройство и проблемы с агрессией обнаружили достаточно рано, чтобы можно было обойтись сеансами психотерапии и медикаментами. Но сейчас он был как никогда близко к тому, от чего бежал и лечился на протяжении восьми лет.       Лифт наконец открыл перед парнями двери, пропуская их в освещенную кабину. Олежа случайно кинул на себя взгляд в зеркало и, будь он в состоянии, то испугался бы. А сейчас он словно без сознания. Просто смотрит на ровный, почти белый тон лица, в собственные глаза, которые сейчас кажутся словно нарисованными, искусственными, на выражение абсолютного спокойствия и обжигающего холода на собственном лице, и понимает, что медленно исчезает. Только дайте искру, и солнце, которым в свое время нарекли Олежу, сожжет всех вокруг себя к чертовой матери.       Этажа три Дима просто рассматривал Олежу, открыто и нагло, наплевав на то, что Душнов перехватил его взгляд уже не один раз. В словно сломанном из-за наркотика мозге парня сейчас рождались абсолютно глупые и острые речи. Но сейчас Дима был твердо уверен, что он ни в чем не виноват, что сделал все правильно, что Олежа будет достоин всех колких слов, что так и норовят сорваться с кончика языка. — Да ты ж не человек, — начал Дима, немного наклонив голову к плечу в попытке рассмотреть Олежу под другим углом — Твои вечно мягкие и уложенные волосы, фарфоровая кожа и неестественно яркие глаза… да ты чертова кукла! Ты вообще понимаешь, что значит любить? Тебе знакомы настоящие эмоции, а не маска? Тебе же не может быть больно, ты не чувствуешь.       Олежу всего передернуло изнутри, его плечи коротко взлетели вверх. А потом он выдохнул, понимая, что еще одно подобное слово, и он отпустит. Окончательно свалится в черную дыру собственной души, оставив за штурвалом заснеженную зиму, до зубов вооруженную морозом и острым льдом, что будут уничтожать оппонента не только морально, но и физически. Осталось всего два этажа, которые Олегсей даже не дышал, стараясь держать себя в руках. — Олежа, знаешь, я никогда не любил играть с куклами. И у меня для тебя созрело новогоднее пожелание, — Дима прошел мимо Олегсея, встав прямо перед створками лифта, и вышел из кабинки, растягивая короткий момент собственного триумфа — Лучше бы ты умер.       Щелчок и абсолютная тишина. Олежа срывается, в его голове пчелами суетятся слова Димы, мокрый взгляд Оли, какие-то моменты из прошлого. А потом все эти мысли вытесняет Димина самодовольная улыбка. Фитиль догорает. Взрыв. Олежа погибает изнутри, разорванный на тысячу лоскутков. Вьюга внутри помогает держаться на плаву, помогает держать лицо холодным и непринужденным, помогает перенести все это, значительно притупляя боль. Олежа не злится. Олежа раздражен, Олежу задели за живое, что обязательно повлечет за собой определенные последствия. — Ладно. Черт возьми, хорошо! — Олежа схватил Диму за плечо, разворачивая к себе лицом, пока в глазах стремительно темнело. Секунда, и Дима уже ударяется спиной о бетонную стену без шанса на побег —Хорошо, я с легкостью исчезну из твоей жизни, если ты так сильно этого хочешь. Только как ты будешь жить потом? Я тебя спас, вытащил оттуда, откуда ты, тряпка, сам уйти не смог, — финал. Эпопея. Апофеоз. Олежа теряет себя, механическим движением нанося Диме немного смазанный удар по лицу — А если я уйду, то ты просто сгинешь там. Я уйду, но перед этим задай себе вопрос: сможешь ли ты без меня? Хотя, че с тобой разговаривать, ты же нихуя завтра не вспомнишь.       Кое-как оторвав себя от Димы и удержавшись от второго удара, Олежа молча прошел в нужный тамбур и, достав из кармана пальто ключи, немного дрожащими руками открыл входную дверь, пока сам Дима кричал ему в след что-то оскорбительное. Олеже было плевать, его волновало другое - приступ болезни начинал отступать. Дрожь в теле, шум в ушах и абсолютно серые краски вокруг - знак того, что прямо сейчас Олежу готовят к мучительной казни его собственные демоны. А это было самое страшное, этот этап всегда давался Олеже тяжелее всего. Вплоть до депрессии длительностью почти неделю, что сопровождалась абсолютной апатией.       Потому что при любых приступах он делал что-то ужасное, он причинял боль дорогим ему людям. Как и сейчас, он поднял руку на Диму, хотя клялся себе, что не позволит Диме очутиться в какой-то ситуации, что может хоть немного напомнить ему о тех временах. И, пусть Дима и сделал больнее, Олежа все равно будет думать, что заслуживает еще больше боли в ответ.       Дима зашел за Олежей, хлопнув дверью и скинув дубленку прямо на пол. Душнов про себя отметил, как вызванные алкоголем красные пятна исчезают с лица, пока кожа приобретает бледный, даже немного зеленоватый оттенок. Олежа смотрит на то, как меняется Димино выражение лица: как поднятые в возмущении брови хмурятся, собираясь у переносицы; как ладонь, бережно прикрывающая синяк на скуле, медленно опускается вдоль тела. И Олежа понимает - Диму начинает отпускать. — Иди в туалет, — скомандовал Олежа, зная, что если они не вызовут рвоту сами именно сейчас, то потом будет еще хуже — Я принесу воды.       Дима решил не перечить, лишь неаккуратно скинул с себя кроссовки и, шатаясь, едва не по стенке дошел до туалета. Проводив Диму взглядом, Олежа тяжело выдохнул, стараясь застыть в том состоянии, в котором находится в данный момент. Сейчас его агрессия больше не покажется, но апатия еще не настигла. Только пустота и небольшое волнение.       Когда Олежа вернулся к подростку с полной кружкой воды в руках, тот уже стоял на коленях перед унитазом, пустым взглядом смотря на собственные колени. Олежа встал сбоку от подростка, вручив ему кружку, пока его всего трясло. Но Олежа держался. Олежа будет сильным. — Пей, пока обратно не полезет, — Душнов сложил руки на груди в якобы недовольному жесте, но на деле он просто пытался защитить и успокоить сам себя — Давай, полегче станет. — Мне не по себе, — как-то задумчиво произнес Дима, пальцем отбивая по кружке ритм какой-то несуществующей песни — Страшно.       Олежа будет сильным. Сегодня и всегда. Ради Димы. — Пей. Я рядом.