Souvenirs de couleur menthe

      Сегодня Дима не спал очень долго, слушая сопение Олежи рядом и иногда пробегаясь немного тоскливым взглядом по его лицу. Такой безмятежный и беззащитный во сне, жмется щекой в подушку, иногда хлопая Диму по груди, чтобы убедиться, что подросток никуда не ушел. Классическая привычка, которая присутствует у большинства людей, все еще заставляла Димино сердце сжиматься от какого-то трепета и осознания собственной нужности. В этот раз Дима тоже поддался одной своей дурацкой привычке - до последнего умалчивать о том, о чем должен был сказать почти сразу. Поэтому он и чувствовал себя так, словно эта новость могла поставить точку в отношениях с Олежей, пусть и понимал, что самое страшное, что его предвещает - короткая получасовая обида.       На часах было восемь часов утра, солнце проникало горячими лучами в комнату даже через плотные шторы. Вздохнув, Дима аккуратно поднялся на ноги и удалился в ванную, рассматривая свое отражение. Мешки под глазами, воспаленные из-за слишком маленького количества сна веки и уставшее лицо. Вот к чему приводит чертова скрытность. Плеснув пару раз холодной водой в лицо, парень снял с веревки над ванной уже высохшие шорты и, одевшись, вышел на кухню. Есть не хотелось из-за жары, поэтому обычное яблоко оказалось идеальным вариантом. В голове кружился тысяча и один вариант того, как преподнести Олеже волнующую мысль о поступлении так, чтобы это не звучало как признание в измене или убийстве. Дима знал, что его поддержат, но почему-то все равно переживал. Олежа ведь так не хотел отпускать его далеко, хоть и говорил, что примет любой вариант.       Душнов явился на кухню примерно через час, в необычно хорошем настроении и просто переполненный энергией. Коротко коснувшись ладонью Диминых волос на макушке, Олежа просто начал говорить без остановки, перескакивая с темы на тему крайне быстро и ловко, Дима даже осознавать не успевал. Но, если он продолжит сидеть и пытаться вдумываться в несвязанный монолог, то точно ничего не расскажет, чем лишь усугубит ситуацию. — Олежа, — позвал парень Душнова и встал на ноги, укладывая ладони на его предплечья — Я хотел сказать кое-что. По поводу поступления. — О, точно, — воскликнул Олежа и сцепил пальцы в замок на Димином затылке, по-детски наивно заглянув в глаза — Ты так и не сказал, куда поступаешь, а уже июль. Когда вступительные экзамены хоть? — Я уже сдал их, — Дима пытался сдерживать виноватые нотки в своем голосе, осознавая, что действительно виноват — Дистанционно. Прошел на бюджет. — Ну ничего себе, совенок, молодец! — кажется, Олежа гордился им, при чем довольно сильно и искренне — А чего дистанционно? Другой конец Москвы? — Краснодар, — тихо ответил Дима и помолчал пару секунд, но ответа так и не последовало, как и какой-либо реакции — Я уезжаю учиться в Краснодар.       Настроение Олежи изменилось за считанные секунды. Голубые глаза коротко сверкнули, немного потемнев ближе к зрачку, а улыбка медленно сползла с лица. Дима смотрел на Душнова и послушно ждал непонятно чего, пока нежно вел пальцами к его плечам. Олежа смотрел куда-то за Диму, почему-то не хотел заглядывать в глаза, пока его мозг обрабатывал неприятную информацию. Олежа одновременно боялся и ожидал чего-то подобного, ждал новости о другом городе и готовился, но не чертов Краснодар. Это даже другой часовой пояс, слишком далеко, слишком сложно. — Когда уезжаешь? — тихо спросил мужчина и поджал губы. — Завтра, — так же тихо ответил Дима и почувствовал, как Олежа вздрогнул, попытавшись списать это на кратковременную потерю равновесия — После обеда. Билет уже забронирован.       Сердце Душнова неприятно кольнуло, и он отстранился от Диминых касаний, отвернувшись в сторону окна. Отпускать Диму настолько далеко не хотелось по многим причинам, перечислять которые можно едва не до бесконечности. Одна из них - повышенная в последнее время эмоциональсть Душнова, а Дима обычно служил неким стабилизатором, не позволяя разозлиться или расплакаться в самый ненужный или неожиданный момент. Вот и сейчас эта эмоциональность напомнила о себе, в горле застрял липкий ком, а глаза наполнились слезами. Конечно, Олежа не будет устраивать скандалов или останавливать Диму, спокойно отпустит, но сейчас эта информация все еще усваивалась в голове, заставляя задержать дыхание, чтобы из легких не вырвался неровный вздох. Но Дима явно знал Олежу и его повадки очень хорошо, возможно даже лучше, чем сам Душнов, поэтому лишь молча притянул его к себе, обнимая за плечи. — Прости, лис, — шепнул парень на ухо Душнову, чувствуя теплые ладони на голой спине — Я должен был сказать намного раньше, а не перед самым отъездом. — Ты мудак, — сделал вывод Олежа и услышал над ухом легкий смешок — Ты ведь не натворишь глупостей? — Даже не думай, — Дима звучал немного оскорбленно, поняв истинный посыл этого вопроса, и Олежа чуть повернул голову, утыкаясь носом в шею парня — Если я буду далеко, это не значит, что я сразу потеряю к тебе чувства и начну засматриваться на других девушек или, прости Господи, парней. Я люблю тебя, поэтому так легко ты от меня не отделаешься.       Олежа лишь усмехнулся и отстранился от Димы, поправив мятую футболку. Плохое предчувствие медленно росло, грозясь со временем заполнить легкие Душнова и лишить дыхания, и на этот раз Олежа не хотел игнорировать собственную интуицию. Ситуацию усложняло то, что даже Дима не знал, что такого может произойти, и Олежа просто не понимал, чего остерегаться и от чего защищать себя и подростка. Безусловно, он верил ему и его словам, но что-то в них заставляло Олежин инстинкт самосохранения резко обостряться. Дима улыбнулся Душнову, чуть пригладив свои волосы на затылке. Все, как и ожидалось, прошло хорошо, даже чуть лучше, и Дима моментально расслабился, не замечая напряжения в ярко-синих глазах. — Нужно сегодня уже вещи собирать, — вынес свой вердикт Олежа, просто чтобы заполнить тишину — В общаге будешь? — Ага, — выдохнул Дима, падая на стул — Ты слишком переживаешь. Мы ведь будем созваниваться, я буду приезжать на каникулы. — Да помолчи уже, я понял, — беззлобно огрызнулся Душнов и вытащил мобильный из кармана домашних шорт — Давай тогда может ребят соберем, проводы устроим.       Дима кивнул, пожав плечами. Никому из своей компании он тоже не рассказывал, знали только Юля и Слава, потому что находились рядом, когда парень дистанционно заполнял документы для заселения в общежитие. Благо хоть была возможность не ехать туда по каждому вопросу, а просто зайти на сайт университета и уже через него во всем разобраться. Ему и самому ехать особо не хотелось, совершенно один, в совершенно чужом городе и с совершенно чужими людьми. Но, с другой стороны, именно об этом учебном заведении он мечтал с седьмого класса и копил с восьмого, всегда мечтал о чем-то, связанном с военным делом, а Краснодарский институт был одним из самых престижных в этой сфере. — Я написал Регине и Антону, они приедут к часу, — оповестил Олежа с легкой полуулыбкой — И они недовольны тем, что ты никому ничего не сказал. — Не думаю, что Гоги и Оля будут счастливы, — усмехнулся парень и взял со стола мобильный, заходя сначала в диалог с Гоги — Но, думаю, не откажутся. — Тогда я что-нибудь приготовлю, а ты начинай собирать вещи, потом времени не будет.       Дима кивнул и встал на ноги, на ходу пересылая сообщение и Оле. Конечно, он мог и не собирать вещи, потому что в конечном итоге Олежа, который закончил готовку раньше ожидаемого времени, перекладывал все абсолютно по-другому. Но места в сумках и правда оставалось больше, поэтому его можно было заполнить теплыми вещами, на чем и настоял Олегсей. Он лишь немного залип, всего на пару, наткнувшись на фотоальбом на самом дне сумки, который сам когда-то и подарил. Почему-то Олежа думал, что Дима о нем забудет, но, как оказалось, альбом был первым, что оказалось в сумке. У Олежи не так давно появился такой же, немного с другими фотографиями, где был либо спящий, либо занятый чем-то он и их с Димой совместные фото. Такие парные альбомы, как у маленьких девочек-подружек, были для парней чем-то вроде их собственных крестражей. Почти сразу в этом альбоме оказались еще и Димин список, который так и не был прочитан, и потертый рисунок на театрадном листе с портретом Душнова.       Новый день настал как-то слишком уж быстро. Проводы продолжались вплоть до утра и в итоге было решено, что все останутся у Олежи. Регина с Олей комфортно расположились на диване, Антон занял место на кухне на полу, а вот Гоги почти моментально забронировал балкон. На вокзал все ехали в немного напряженной тишине, и лишь Олежа выглядел абсолютно спокойным и расслабленным. Но резкие движения рук и нескончаемое постукивание пальцем по рулю выдавало его волнение с потрохами, заставляя Диму улыбаться кончиками губ. Изначально Олежа на полном серьезе хотел просто отвезти Диму на вокзал и сразу уехать, затем рвался довезти парня до самого Краснодара, в ответ на что его единогласно признали умалишенным. Поэтому расстроенному и одновременно обиженному Душнову пришлось послушно ехать и еще около получаса сидеть на вокзале.       И все было более, чем хорошо, Олежа даже расслабился, пока по вокзалу не прошлась новость о том, что через десять минут будет Димина посадка. И у Олежи словно сердце отказало, перед этим с силой ударившись о грудную клетку. Он смотрел пустым взглядом в асфальт, держа руки в карманах шорт, пока Дима прощался и обнимался с другими. Регина, кажется, даже тихо всхлипнула, очень долго выпрашивая с Димы какие-то обещания, два из которых оказались в строгом секрете. Олежа поднимает голову, когда видит в поле зрения Димины ноги, и смотрит прямо в зеленые глаза. Парень улыбается как-то грустно, ожидая, пока Олежа сделает чертовы полшага к нему. А у Душнова внутри сейчас был целый водоворот из мыслей и эмоций, разных и до ужаса противоречивых, сердце то останавливалось, то билось где-то в горле, а в носу предательски щипали поступающие слезы. Но он продолжал твердо стоять, ожидая не то какого-то знака, не то какого-то толчка. И этим толчком, который с оглушающе громким щелчком переключил что-то в голове Олежи, оказался Димин шепот. Стоило парню позвать его по имени, и Душнов просто теряет голову и здравый смысл, а вместе с ней рушится и барьер, который до этого сдерживал эмоции. Опустив голову, он буквально врезается носом в плечо парня, игнорируя слабую тупую боль в переносице, и крепко сжимает пальцами его футболку на боках. Не ожидавший этого Дима обнимает Олежу за плечи сначало аккуратно и невесомо, просто придерживая и стараясь сохранить равновесие обоим, а потом, почувствовав горячую влагу, что медленно пропитывает ткань футболки, крепко прижимает к себе. Олежа даже не дрожит, стоит без единого движения, словно каменная статуя, и лишь дышит шумно. А Дима сжимает его в своих объятиях все крепче и крепче, надеясь запихнуть его целиком в свое сердце и увезти с собой.       Олежа поднимает голову, коротко осматривая довольно людный вокзал. Но сейчас было плевать на людей, сейчас он хотел взять от Димы максимум, и простых объятий было катастрофически мало. Не колебаясь ни секунды, Олежа косается Диминых губ своими, целует медленно и аккуратно, но чувственно, словно отдавая парню в поездку часть себя. И больше нет ни людей вокруг, ни шума поездов - ничего, кроме теплых губ человека рядом и его касаний. Дима отвечает, коротко и быстро, и отстраняется, смотря немного ошарашенно. Олежа улыбается, чувствуя, как теплый ветер обдувает влажную кожу щек, коротко осматривается, отмечая пару косых взглядов. Но ему плевать, ему нет дела не до кого из них, а его личная жизнь этих людей волновать не должна. — Будь осторожен, пожалуйста, — тихо сказал Олежа, не стесняясь дрожи в голосе — И будь на связи. — Обещаю, — улыбнулся в ответ Дима и нехотя разорвал объятия, подхватывая сумки.       Олежа делает шаг назад, утирая с щек остатки слез, чувствует ладонь Антона на плече и пальцы Оли на запястье. Он успокаивается быстро, но предчувствие чего-то плохого не дает расслабиться до конца. Гоги старается разрядить атмосферу глупыми шутками, в ответ на которые Олежа лишь глупо улыбается самыми уголками губ, не отводя взгляда от уходящего поезда. Регина лишь улыбается снисходительно и коротко касается волос Олежи, звонко смеясь. — Ну ты, конечно, учудил, — девушка развернулась к выходу и, сделав пару шагов, с гордостью заметила, что все беспрекословно последовали за ней — Надо было додуматься, взять и поцеловать его прямо на глазах у всех. — Вы бы видели лицо одной бабульки, — подхватил Гоги — Мне даже показалось, что она перекрестилась. — Я хотел вас остановить, — пожал плечами Антон, пальцами зачесав назад взмокшую челку — Мне Оля не дала. — Ну потому что пусть прощаются спокойно, — безмятежно ответила Оля, сложив руки на груди — Они такие милые вместе. Я всегда думала, что Дима в отношениях мудак мудаком, а он такой очаровательный, даже завидую иногда.       Олежа толком не учавствовал в оживленном диалоге, лишь посмеивался и изредка вставлял свои пять копеек, просто чтобы показать, что не переживает. Хотя он переживал, всю свою жизнь он был паникером и параноиком, поэтому и сейчас уже начинал морально готовиться едва не к любому развитию событий. Конечно, Олежа прекрасно знал, что все это: все тепло, любовь и счастье - не навсегда. Рано или поздно он очень красиво разобьется, это падение будет просто фееричным, а реабилитация будет непозволительно долгой, но этого фейерверка не избежать. Ничего не бывает навсегда, и, возможно, этот отъезд и станет предвестником расставания, возможно болезненного, но, скорее всего, спокойного и по обоюдному согласию. Дима не из тех, кто изменяет при первой возможности, поэтому Олежа был уверен, что все будет хорошо, вне зависимости от исхода. — Думает идет, — сделала вывод Регина, наблюдая за Олежей, который просто шел рядом, залипнув в асфальт — Не нравится мне это. — Да пусть думает, — пожал плечами Антон, но все-таки взглянул на друга с легкой тревогой — Лишнего не надумает. Наверно.       Олежа лишь поднял голову, обведя ребят немного глупым после резкого выхода из раздумий взглядом, и быстро влился в энергичный и шумный диалог. Дима в это время трясся в поезде, пока что один, музыка в наушниках и размеренное постукивание колес убаюкивало, а фантомное ощущение чужих губ заставляло еле заметно улыбаться, прикрыв глаза. Это был очень неожиданный и смелый поступок Олежи, который Дима был намерен повторить, когда вернется в Москву.       Все было более, чем хорошо. Парни созванивались по видео-связи около трех-четырех раз в неделю, исправно делились чем-то новым и слали какие-то порой глупые фотки. И Олеже какое-то время казалось, что не все так плохо и его плохое предчувствие было просто очередным приступом паранойи. Дима быстро подружился с соседом по комнате, даже Олежа был с ним косвенно знаком, да и вообще в новый город парень влился довольно быстро, сразу запомнив несколько ключевых мест и путь к ним. В какой-то момент что-то пошло не так.       Олежа проснулся с кричащим чувством тревоги, которое словно кабелем стягивало горло. Конец августа казался более жарким, чем середина лета, но кончики Олежиных пальцев отдавали легким холодом, что тоже не было хорошим знаком. На помощь была вызвана бригада по отвлечению от плохих мыслей в своем уже постоянном составе - Влад, Регина и Антон были в квартире уже через три часа, радостно звеня спиртным и шурша упаковкой торта. И все было нормально, Олежа даже забыл о тревоге и отвлекся от плохого предчувствия, хотя возможно, эти чувства были просто спрятаны под выпитым вином, но это ли сейчас было важным.       В восемь часов вечера было все еще светло, солнце только-только намекало на свой закат. Олежа смеется с какой-то шутки и переводит немного недовольный взгляд на Влада, весь вечер печатающего что-то в телефоне. Расслабленному мозгу не очень нравилось безучастие Влада в общем балагане. Свернув салфетку в неаккуратный комок, Олежа, прицелившись, дал огонь и попал прямо парню в висок, с гордой улыбкой встречая немного возмущенный взгляд карих глаз. — Если у тебя там не работа, — Олежа указал пальцем на гаджет в руках Воробьева и чуть приподнял брови — То убирай и веселись с нами. А то сидишь, как бедный родственник, не от мира сего. — Если я начну веселиться, — Влад встал на ноги и хитро прищурился, подойдя к Олеже — То ты начнешь умолять меня остановиться. — Да, конечно, — с сарказмом ответил Душнов.       Владу явно не понравилось, что в нем посмели усомниться. Секунда, и Олежа взрывается от звонкого смеха, разрывая легкие и извиваясь на стуле, словно змея, пока Влад с широкой улыбкой перебирает пальцами его ребра, немного царапая кожу короткими ногтями через тонкую ткань футболки. Олежа смеялся, едва не задыхался, но упрямо терпел эти пытки из чистого принципа и собственного упорства. Так продолжалось до тех пор, пока Олежин смех не заглушила мелодия входящего вызова. Влад послушно отошел, и Олежа почувствовал, как тревога вновь надевает Олеже на шею свою петлю, проверяя устойчивость табуретки, на которой с самого утра балансировал Душнов. Олежа подхватывает телефон и земля уходит из-под его ног, заставляя дергаться в этой петле в попытке глотнуть хоть немного воздуха. — Совенок, привет, — с немного нервной улыбкой говорит Олежа, приняв вызов, и уходит в соседнюю комнату — Я уже и не ждал. У тебя там ночь. — Нормально у меня там, — огрызается Дима, и Олежа хмурится, покусывая губы — Ты занят? — Нет, сидим с ребятами, тут Антон и Влад с Региной, — Олежа вздыхает, но воздух как будто не доходит до легких. Тревога медленно перерастает в настоящую панику, сковывая движения и заполняя мозг противным шумом крови — Ты пьяный? — Тебя волнует? — в тон Душнову спрашивает подросток, и Олежа чувствует, как дрожат его пальцы — Не буду тянуть кота за яйца. Я нашел кое-кого получше. Я изменил вам, Олегсей Михайлович.       В трубке звучат короткие гудки, которые Душнов уже и не слышит толком. Олежа падает на кровать, телефон падает рядом и шлепается на пол, а весь мир проваливается в самую Преисподнюю, сгорая до тла. Их с Димой маленький мирок, построенный из множества воспоминаний, их собственный городок сейчас терпел ужасной силы землетрясение. Воздуха стало катастрофически не хватать, распахнутого настежь окна было слишком мало, но Олежа даже не пытался вздохнуть. Это был тот момент, когда он жалеет о том, что вообще может чувствовать хоть что-то. Телефон валяется на полу возле ноги Душнова, он видит в черном экране свое отражение даже издалека, рассматривает каждую мелочь и видит то, как разрывается его сердце, отражаясь в глазах болезненным блеском.       Отрицание. Олежа уверен, что слова Димы были спором, глупой шуткой, сном или галлюцинацией - чем угодно, кроме реальности. Он смотрит в черный экран и ждет лишь звонка, сообщения, хоть чего-то, что подтвердит его мысли или за руку вытянет из кошмара. Но ничего, кроме всепоглощающей тишины и тихих голосов с кухни, словно через толщу воды, Олежа не слышит. Суровая реальность придавливает к постели, словно огромная бетонная плита, не позволяя ни шевельнуться, ни вздохнуть.       Гнев. Сердце вновь запускается, но не постепенно, а болезненно-резко, заставив еле заметно вздрогнуть. Попавшая под руку подушка улетает в стену напротив, а за ней и вторая. В отчаянной злобе он крепко сжимает кулаки, от чего костяшки пальцев белеют, словно снег, а руки начинают дрожать сильнее от напряжения в мышцах. Стараясь удержать в себе эмоции и просто переждать этот момент, Олежа с силой прикусывает внутреннюю сторону щеки, через какой-то промежуток времени начиная чувствовать на языке металлический привкус. Казалось, что его кровь вот-вот закипит, разъедая изнутри побледневшую кожу.       Торг. Олежа не мог вот так опустить руки, не мог просто взять и без каких-либо объяснений отпустить все чувства. Подхватив телефон, Олежа заходит в их с Димой чат и, не раздумывая над орфографией и пунктуацией, быстро печатает пару сообщений с просьбой поговорить, смотря на имя контакта глазами побитого щенка, который все еще видит в людях доброту и ждет ласки. Ответ приходит быстро, всего три слова, и Олежа теряет любую надежду, ломаясь, как карточный домик на ветру. Душнов почти слышит, как Дима произносит эти слова ему на ухо, одним голосом ломая кости.       Депрессия. Телефон отлетает как можно дальше, к изголовью кровати, пока слезы не контролируемым потоком катятся по щекам, оставляя на коже невидимые ожоги, несовместимые с жизнью. Но Олежа все еще живет, все еще человек, все еще дышит, видит и чувствует. Все еще дрожит, как осиновый лист, и зажимает рот ладонью, стараясь не издать ни звука.       Принятие. Олежа убирает руки от лица и наполняет легкие воздухом, успокаиваясь. С принятием приходит и новый срыв, выгоняя из израненой души всю боль, все чувства и эмоции. Пожар выжигает все изнутри и плавно потухает, оставляя за собой лишь мертвое тлеющее пепелище, от которого медленно уходят остатки тепла. А под этим попелищем похоронены воспоминания, которые пока что спят или просто боятся выглянуть, но скоро осмелеют и дадут о себе знать.       Регина аккуратно входит в комнату, пару раз стукнув длинными ногтями по деревянному косяку двери. Олежа даже не вздрагивает, лишь оборачивается, не контролируя судорожный выдох, и смотрит на девушку, как ему казалось, весело и нежно. А на деле кричащие от боли остатки его души молили о спасении и пощаде, вновь наполняя уставшие глаза слезами. Девушка срывается с места, в пару шагов подлетая к Олеже, заглядывает в глаза, большими пальцами утирает влагу с бледных щек, пытается сказать хоть что-то. А Олежа лишь снисходительно заглядывает ей в глаза и переводит взгляд на собственные руки. Они уже не дрожат, лежат на коленях, словно мертвые, и лишь на ладонях синеют следы от ногтей. — Ужас, Олежа, ты весь пятнами покрылся, — немного напуганно шепчет Регина, но Душнову как-то плевать на свой внешний вид — Что случилось, милый?       Олежа встает на ноги, уворачиваясь от таких ненужных и одновременно необходимых сейчас объятий, и пытается улыбнуться. Но эта улыбка больше похожа на оскал хищника, который готов раскромсать свою жертву, раскидав по всему периметру. Олежа хочет покурить, хочет напиться - сделать то, чего не позволял себе из-за рамок морали, в которые сам себя и загнал. Стерев с лица неудачную улыбку, Олежа коротко опускает голову, холодно усмехнувшись. Вот такое состояние ему нравилось - ни чувств, ни боли, ни эмоций. Лишь холод и бесконечное спокойствие, почти как могильный камень. Только воспоминания, которые периодически нужно будет топить в алкоголе и сигаретах, либо искать другой способ, пока они не перестанут всплывать на поверхность. — Созвонился с Димой, — Олежа беспечно пожал плечами, не отрывая взгляда от коленей Регины, потому что в глаза ей смотреть не особо хотелось — Он мне изменил.       Взгляд быстро перемещается к лицу девушки, считывая ее реакцию. Страх, жалость, волнение, и финальным штрихом картины становится горящий в серых глазах огонь злости. Олежа шепчет что-то наподобие "Все хорошо" и, выровняв дыхание до конца, выходит на кухню, слыша за спиной глухой топот Регины и нецензурный шепот. — Тош, — неосознанно произносит Олежа, и Антон вздрагивает, переводя взволнованный взгляд от него к Регине и обратно — У тебя есть с собой сигареты?       Антон напряженно кивает и достает из кармана шорт еще не распечатанную пачку Винстона с кнопкой. Влад выглядит взволнованно, явно переживает, но в глубине карих глаз сверкает усмешка. Олеже глубоко плевать, он не смотрит на названия или бренд, лишь послушно ждет, пока Звездочкин снимет с пачки целофановую обертку и протянет Олеже одну сигарету. Тот кивает благодарно и, подхватив со столешницы возле плиты спички, выходит на балкон, подкуривая едва не с первого раза. Никотин приятно заполняет легкие, заменив собой часть кислорода, и Олежа с поддельным интересом рассматривает никотиновую палочку. Он слышит голос Регины в комнате, даже разбирает некоторые слова, но ему нет дела. Вещество, что отравляет организм, растекается по венам и плывет к мозгу, расслабляя тело и немного уплотняя одеяло из пепла, под которым прятались воспоминания и здравый смысл.       И дальше все шло откровенно по пизде, Олежа жил так, как хотело его альтер-эго: ел катастрофически мало, но его желудку этого было вполне достаточно. Он начинал понимать, почему Дима вечно курил, почему именно мятные Marlboro. Сигареты ненадолго, но позволяли абстрагироваться. Пока в тонких пальцах медленно тлела никотиновая палочка, Олежа словно не пренадлежал этому миру, был сам по себе, не существовал вовсе. Независим от людей, правил, законов, веры и вообще жизни. Олежа пил только на ночь, потому что перед сном его мысли выходили наружу черным дымом, заполняющим легкие, не давая не то что спать, даже просто находиться в тишине и темноте, наедине с собой. Но свет Олежа не включал, только выпивал и, выучивая пару аккордов на забытой Димой гитаре, вырубался порой прямо на диване в обнимку с музыкальным инструментом. Он не хотел видеть никого, ему было хорошо и в одиночестве, но за него переживали, действительно волновались, поэтому Олежа все-таки виделся с Антоном, Владом и Региной раз в три-четыре дня. Они были уверены, что ему необходима помощь психолога, все пытались вытащить на улицу и проветриться. Олежа был уверен, что все хорошо, его устраивал его образ жизни, устраивали порезанные о струны пальцы, нравился горьковатый привкус алкоголя на губах и вид красных полос и бордовых капель на бледной коже.        Олежа прожигает стеклянным взглядом одно единственное сообщение от Димы, не понимая, зачем перечитывает эти слова снова и снова, сшивая остатки собственных чувств и мыслей толстыми белыми нитками. Экран телефона расплывается перед глазами из-за слез и алкоголя, но именно эти три слова видны четко и ясно, словно отпечатаны на сетчатке.

«Отъебись от меня»

      Жестоко и зло, но Олежа не чувствует обиды или разочарования, он не чувствует ничего, кроме всепоглощающей пустоты, которая словно топит его в горячей вязкой смоле. Почему-то Дима на секунду начинает казаться Олеже идеальным, в отличие от него самого. Конечно, проще простого найти кого-то лучше непредсказуемого парня с биполярным расстройством и проблемами с агрессией. Наверняка рядом с Димой сейчас сидит молодая красивая девушка и кокетливо стреляет в него наигранно-невинным взглядом. Возможно, сосет ему где-то на диване, показывая свою глубочайшую любовь через распутство.       Олежа пробовал писать письма, которые потом сжигал в раковине, и большая часть из них были заполнены лишь Диминым именем, описанием прошлого и алыми каплями. Душнов был уверен, что в порядке, что отпустил парня, но, стоило ему позволить своим мыслям выйти наружу, как быстрый водоворот воспоминаний о чувствах, касаниях, взглядах, улыбках заполняли все тело, смешиваясь с кровью и стекая по венам. Олежа видит в своем состоянии лишь плюсы: счет за коммунальные услуги выйдет необычно маленьким, ведь Душнов уже третий день находится в темноте, лишь подзаряжая телефон, чтобы тишину квартиры и мыслей сглаживала хотя бы тихая музыка. Олеже снился Дима, снились его теплые взгляды и трепетные прикосновения, и мужчине хотелось забыть все эти сны, забыть Диму, вывести его запах из стен квартиры, вывести воспоминания о нем из своей головы, как пятно крови с домашней футболки. Олежа больше не хочет знать Диму. Олеже необходимо еще хоть раз потеряться в зелени его глаз.       Они были близки, они вдвоем коснулись счастья, при этом держа друг друга за руку. Сейчас они ослепли и отдали свою цену за это благословение. За их спинами были крылья, которыми они укрывали друг друга, защищая от внешнего вида. Остатки от них сейчас дотлевали, обжигая кожу. Они были вместе, и сейчас кто-то сверху решил, что их пора разъединить.       Возможно, Олежа видел ситуацию слишком поверхностно, не имея возможности капнуть глубже.