Souvenirs de couleur menthe

— Солнце, где документы? — выкрикнул Дима из спальни, стоя среди комнаты, как потерянный — Я уже все обыскал, Алена, я не знаю. — На шкафу в папке, — выкрикнула девушка из гостинной.       Вздохнув немного устало, Дима встал на носочки и начал шарить рукой на шкафу, стирая пальцами пыль в поисках нужной папки. Поезд в Москву, на который можно было успеть забронировать билеты, был завтра вечером, поэтому медлить было уже нельзя. Конечно, возвращаться в этот город не особо хотелось, одно его упоминание начинало чуть надавливать на плечи. У Димы была прекрасная девушка, пусть и немного стереотипная блондинка, но она была красивой и любящей. И Дима, вроде как, тоже любил ее. Но и воспоминания о Москве, о плохом и болезненном расставании остались. Пусть и прошло уже шесть лет, парень помнил почти все. Зачем-то хранил эти воспоминания и пьяные сообщения от Олежи в мессенджере. Душнов не жаловался на жизнь, не просил вернуться и поговорить, просто отправлял голосовые, в которых играл на гитаре какие-то песни или несвязанные аккорды, изредка сбиваясь и, тихо матерясь, переигрывал неудавшийся момент. Иногда он тихо пел, заикаясь, путая буквы или забывая слова, и Дима прослушивал все эти сообщения, и не важно, длились они тридцать секунд или три минуты. Больно не было, лишь немного тоскливо. Но он счастлив, их с Аленой отношения близятся к свадьбе, они довольно завидная пара, которая не боится показывать на улице свою любовь. — Помнишь ту сеть автомастерских в Москве, про которую ты рассказывал? — выкрикнула Алена, перебивая голос диктора из телевизора — Открылся филиал в Питере. Она признана лучшей автомастерской обеих столиц. — Круто, — прокряхтел в ответ Дима, пытаясь подцепить пальцем папку — Я слышал, там несколько лет назад сменился владелец, который не захотел себя раскрывать. — Раскрылся вот, интервью дает. Сын бывшего владельца, — Дима вздрогнул, дернув рукой, и папка с документами упала на пол, зацепив с собой что-то более тяжелое — Имя странное такое.       Немного заторможенно моргнув, словно перезагружая что-то в своей голове, Дима вышел в гостиную. Из телевизора, будто прямо на него, смотрел Олегсей, немного нервно улыбаясь корреспонденту. Только вот его глаза были абсолютно пусты, как у мертвеца, не блестели и не меняли цвет даже при другом освещении, оставаясь глубокого синего оттенка, в пучину которого Дима когда-то вошел добровольно. — Извините, я немного нервничаю, — фальшиво усмехается Олежа, и Дима неосознанно копирует эту усмешку, складывая руки на груди. Сегодня Дима впервые за шесть лет увидел Душнова, пусть и через холодный экран телевизора— Я около пяти лет работал над этой компанией, сначала вместе с отцом, а потом самостоятельно, и продолжаю работать на ее улучшение. И мои труды окупаются не только финансами, но и хорошими отзывами наших клиентов.       Очень похоже на него, он и в школе отдавался своей работе целиком и полностью. Но даже тогда его глаза сияли эмоциями, завораживая, а на щеках играл легкий румянец. Дима понимал, что в этих изменениях вполне возможно виновато их расставание, но ни чувства вины, ни угрызений совести не было. Возможно, парень поступил слишком резко и грубо, но сложившаяся тогда ситуация именно к этому и вела. Вздохнув, Дима поправил волосы и ушел обратно в спальню, чтобы поднять с пола документы. Свою длину он постриг и теперь мягкие пряди лишь едва не доходили до мочек ушей. Дима занимал свои мысли чертовой прической каждый раз, когда в них вторгался Олежа, но именно сейчас на глаза попался валяющийся на полу рядом с прозрачной зеленой папкой фотоальбом. Фотоальбом, который когда-то ему дарил Олежа. Подняв его с пола, Дима раскрыл альбом на первой странице и неосознанная улыбка вырвалась наружу.       Он прекрасно помнил все эти фотографии, их историю. Вот Дима спит на Олежином диване с перевязанной рукой, обнимая скомканный плед; а вот Олежа дремлет на кресле в актовом зале, укрытый Диминой олимпийкой. Ностальгия застряла твердым комом в горле, заставляя широкие плечи мелко вздрогнуть. — Ты чего? — спросила вошедшая в спальню девушка, заставив парня вздрогнуть и бросить альбом на пол, ногой пихнув его под кровать.       Олежа и Алена были полными противоположностями друг друга как по характеру, так и по внешности. И, когда Диме казалось, что Алена так и не смогла занять в сердце парня место Душнова, он вытеснял его на время совсем иным способом, к которому намерен прибегнуть и сейчас. Взяв девушку за руку, Дима потянул ее на себя, заставляя сесть на свои колени, и коснулся ее губ своими в требовательном поцелуе, запуская руки под ее тонкую майку. Конечно, голову ему не сносило, фейерверков от касания губ ко лбу не появлялось, но с ней было хорошо. Лучше, спокойнее, привычнее, однообразнее. Иногда Диме хотелось опасности и азарта, чем был начинен Олежа.

***

      Олежа начинал опаздывать, но ему было плевать. Он спокойно шел по пешеходному переходу, пока в его пальцах тлела сигарета, иногда дымом ударяя в глаза, а левая рука спокойно лежала в кармане черного худи, которое Олежа обещал сам себе выбросить, сжечь или пустить на тряпки, но больше никогда не надевать. Помимо запаха сигарет оно все еще пахло чем-то мятным и одновременно горьким, пахло Димой. Олежа хотел вывести этот запах, но не предпринял ни одной попытки, лишь отложил предмет одежды подальше в шкаф. Сегодня первое сентября, обычный день, который для Олежи был равносилен дню начала войны. И именно в этот день он шел на сраное двойное свидание, на которое даже не соглашался, иногда неосознанно зарываясь носом в ворот худи.       Он уже около года находился в счастливых, как думала Оля, отношениях с Владом, но на деле все было отнюдь не так радужно. Первые месяцев пять эти отношения были действительно теплыми, Олежа и Влад вместе напоминали парочку подростков. А потом они съехались, Душнов начал сдавать свою квартиру, и что-то вдруг изменилось. Начались скандалы по любой причине, Влад кричал громко, не стесняясь нецензурной лексики и затрагивающих за живое фраз, Олежа сначала обижался, но всегда прощал, несмотря ни на что. Потому что Влад извинялся, выглядя при этом искренне и виновато. Потом Душнову стало плевать, он молча проглатывал льющийся на него яд, сверкая холодным безразличием. Эти отношения вытащили Олежу из лап болезни так же быстро, как и позже засунули обратно, только на этот раз предварительно посадив в бетонную коробку.       Телефон коротко вибрирует в кармане синих шорт из-за входящего сообщения, но Олежа даже не замечает этого. Останавливается у кафе и делает последние две затяжки, лениво водя взглядом по ярко-голубому небу. Влад снова будет недоволен, но Душнову уже плевать, он просто бросает окурок на асфальт и, придавив его носком кроссовка, выдавливает из себя дружелюбную улыбку. Плечи будто сжимают невидимые руки, стараясь утащить подальше от этого кафе, тянут за волосы прочь от стеклянной двери, но Олежа лишь вздыхает, прогоняя эти фантомные ощущения, и распахивает дверь, делая шаг в людное кафе. По помещению сразу проплывает мелодия колокольчика, о который Олежа едва не бьется головой. Влад мило беседует о чем-то с гостями, которые сидят к Душнову спинами, и стреляет взглядом карих глаз в Олежу, пытаясь сжечь его на месте. Олежа лишь делает максимально виноватый вид и подлетает к столику, сразу попадая в объятия уже вставшего на ноги Влада. — Ты совсем ахуел? — шепчет ему на ухо Воробьев, неприятно сжимая ребра длинными пальцами — Я тебе сколько раз говорил не курить и выкинуть это худи. Ты, придурок, решил комбо собрать? — Дома поговорим, — холодно шепнул в ответ Олежа, почти физически ощущая, как раздражение Влада перерастает в злость — Еще мы в общественных местах не ругались.       Дерганым движением выпутавшись из болезненных объятий, Олежа растянул губы в улыбке и перевел взгляд первым делом на девушку. Алена с Владом были знакомы со времен старшей школы, жили в одном дворе и встретились однажды в одной компании. Олежа был знаком с ней только косвенно и теперь изображал радость от живой встречи. На самом деле, он не хотел находиться тут, он хотел домой, в свою старую квартиру, сесть на кухне в одиночестве и заварить свою самую большую кружку черного чая. И чтобы обязательно в тишине и темноте. Но он тут, вынужден вновь надевать наосточертевшую маску безграничного счастья и делать вид, что ему не плевать на скучные рассказы о прошлом. — Алена, здравствуй, прекрасно выглядишь, — мило улыбнулся Олежа, не спеша садиться на диванчик рядом с Владом — Рад, что мы наконец смогли увидеться. — О, Олежа, а я как рада, ты такой хороший, — восхищенно воскликнула девушка, и Олежа кивнул, переводя взгляд на спутника жизни своей новой знакомой.       Звонкий голос моментально утонул в шуме крови где-то в ушах, и давление как-то ударило в голову, заставив черную пелену застелить зрение. Сердце остановилось, взрывая мозг монотонным писком, и Олежа просто застыл, словно восковая фигура. Что-то вдруг пережало легкие сразу в нескольких местах, сводя с ума и не давая дышать. Эмоций, от которых Олежа давно отвык, за раз оказалось слишком много. Но Душнов продолжал напугано смотреть в такие же большие, как и у него, зеленые глаза. Он не видел больше ничего, только огромный сосновый лес Диминых глаз, в котором когда-то бродил, не стараясь найти выход, и наслаждался атмосферой. Ком встал поперек горла, не давая говорить, но Олежа лишь прокашлялся и постарался улыбнуться, отводя взгляд от некогда таких родных и любимых глаз. — Олежа? — взволнованно звала его Алена — Нормально все? — Давление поднялось, — ловко солгал Душнов, нервно дергая уголками губ — У меня ВСД*, такое бывает. Извините, я выйду на воздух, буквально минутку.       Не дождавшись ответа, Олежа сорвался с места, быстрым шагом покидая кафе и заворачивая за угол, чтобы его не было видно из окон заведения. Руки тряслись так, что даже сигарету из пачки достать было сложно, а ватные ноги просто отказывались держать Олежу, заставив его привалиться спиной к стене здания. Он просто благодарил Судьбу за то, что Влад и вовсе забыл о том, что когда-то уже был знаком с Димой. Все эмоции за шесть лет, вся боль теперь выходила наружу, разрывая изнутри зажившие шрамы. С четвертого раза подкурив сигарету, Олежа сжал дрожащими пальцами телефон, под чехлом которого ждало своего часа лезвие концелярского ножа. Именно этим лезвием Олежа когда-то оставил на своем запястье первый шрам, ближе к ладони, а потом долго выслушивал поучительные и обвиняющие речи Регины и Антона.       Боковым зрением заметив совсем рядом какое-то движение, Олежа застыл, не решаясь повернуть голову, пока только начинающее успокаиваться сердце вновь забилось в несколько сотен раз сильнее. Дима стоял рядом, бесцеремонно осматривая Душнова с ног до головы, что начинало серьезно раздражать. А Олежа сейчас был не в состоянии удерживать внутри свои эмоции. — И че ты стоишь над душой? — тихо спросил Олежа, выдыхая в воздух белесый дым, пока его легкие скручивало тоской — Нужно просто пересидеть пару часов, но ты вылез сюда. — Куришь? — спросил Дима, спрятав дрожащие пальцы в кармане легких брюк — А мне говорил, что вредно. — Тебя мое здоровье уже волновать не должно, — лучшая защита - это нападение, и Олежин организм активно пользовался этим принципом — Я тебя уже несколько лет не волную, абсолютно.       Олежа смотрел раскрытыми глазами в асфальт под ногами, моргая намного реже, чем нужно, и крепко сжимал пальцами сигарету, пока чувства грозились бомбой взорваться внутри, разорав грудную клетку на миллионы кусочков. А Дима видел в Олеже себя, замкнутого себя, который боялся доверять людям, который прятал шрамы под одеждой и чувства за маской холодной грубости. Что-то внутри болезненно дрогнуло от осознания того, что это сделал Дима, но в таком случае логики в ситуации не было. Зачем Олеже так тяжело переживать то, в чем сам и виноват? Сигарета стремительно тлела, становясь все меньше и меньше, а вместе с ней тлели и остатки нервных клеток Душнова. — В глаза даже не посмотришь? — с насмешкой спросил Дима и, не дождавшись взгляда, протяжно выдохнул — И все-таки я не жалею, что так вышло, знаешь.       Дима соврал, не только Олеже, но и сам себе. Он был уверен, что счастлив, но на самом деле его душа сейчас тянулась к Душнову, хотелось сказать глупую шутку, чтобы увидеть искорки в голубых глазах, услышать звонкий смех и почувствовать, как Олежа сжимает Димино предплечье в приступе хохота. Но мозг парня был твердо уверен в том, что Душнов больше не нужен, что стал лишним, что Дима влюблен в Алену. Возможно, Судьба свела их, чтобы они поговорили и все прояснили, потому что Дима знал, что Олежа не мог изменить ему спустя месяц после отъезда. Но эмоции брали верх над обоими.       Почувствовав острую боль где-то в солнечном сплетении, Олежа резко поднял взгляд мокрых глаз, чувствуя, как за секунду его тело ослабело еще сильнее. Оттолкнувшись от стены заведения, Олежа выбросил окурок и обернулся к Диме всем корпусом, твердо смотря не в глаза, а в самую душу. И через этот взгляд Дима почувствовал все, что таилось сейчас в Душнове, все, что подминала под себя его болезнь на протяжении всего прошедшего времени, не давая вырваться наружу и спокойно уйти. Но если он был в отношениях с Владом, то почему в нем таится столько боли? Увидев Димин ступор, Олежа язвительно усмехнулся, показывая свое превосходство в этой ситуации. Да и в любой ситуации в принципе, ему уже нельзя сделать больно, все ножи рикошетом будут отлетать обратно в обидчика, и это было его преимуществом. — Меня очень радует то, что вы так любите друг друга, но позволь поинтересоваться, — начал Олежа голосом, словно собрался обсуждать политику, и сделал к Диме еще один шаг — Она лучшая для тебя, верно? И она, конечно, знает, что тебе тяжело засыпать одному, верно? И знает о всех твоих психологических травмах, знает их историю и твое прошлое. И она не спала ночами после твоих панических атак, да? — Душнов завел руку за Димину голову и накрыл пальцами шрам на шее, продолжая улыбаться уголками губ — И историю этого она, конечно же, знает. И ты ее любишь сильнее, чем меня когда-то. О, погоди, вот новый вопрос: а любил ли ты меня хоть когда-нибудь?       Дима крупно вздрогнул всем телом, почувствовав прикосновение необычно холодных пальцев к такому личному участку. Разве мог он сейчас сказать, что Олежа был ему важнее и роднее, чем все остальные, что за него Дима готов был отдать всю планету. В голове на огромной скорости пронеслись воспоминания того, как Олежа обнимал его, успокаивая в стрессовых ситуациях, и вместе со шрамом укрывал парня каким-то вакуумом, пряча от всего мира. Сейчас же эти прикосновения вызывали лишь табун мурашек и чувство опасности, а инстинкт самосохранения начинал громко кричать "Беги", срывая голос. Но Дима лишь нахмурился, понимая, что действительно столкнулся с тем, кем был до самой первой встречи с Душновым. А это значило, что даже попытки вновь найти общий язык или переступить границу отношений "враги" будет крайне сложно. — А ты зато, я смотрю счастлив, — попытался съязвить Дима, уходя от прикосновения, но, кажется, задел что-то внутри Олежи. И это заставило его продолжить, уже не следя за словами — От вас с Владом как-то не очень прет радостью и радугой, знаешь. Что, любовник оказался дерьмовым, или мне показалось?       Что-то сверкнуло внутри темно-синих глаз, и Дима понял, что, кажется, действительно перегнул палку. Мозг начинал закипать все сильнее, но сейчас было не до логического мышления. Казалось, что Олежа даже дышать перестал, словно вовсе погиб и вот-вот упадет. Но на деле он лишь тихо посмеялся себе под нос, и Дима немного заторможенно осознал, что начинает побаиваться этого человека. Неужели люди могут меняться настолько сильно?       Внутри Олежи сейчас рушились города, горели все леса, пока небо давило собой землю. Шрам на запястье начал болеть, отдавая в локоть, но мозг Душнова сейчас был закрыт плотным одеялом слепой ярости. Ухватив парня за грудки, Олежа резко впечатал его в стену здания, с силой надавив ребром ладони на ключицы и костяшками пальцев на горло. Дима резко выдохнул от болезненного удара спиной о кирпичную стену и машинально схватил Олежу за запястье, надеясь хоть немного ослабить его хватку. — Заткни свой рот и не вздумай снова влезать в мою жизнь, — сквозь зубы прорычал Душнов, немного сменив угол своей руки так, чтобы надавить локтем в область солнечного сплетения Димы — Мы будем играть хороших приятелей ради наших пар, но, клянусь, если ты напомнишь о прошлом или попытаешься влезть в мои дела - до самого Нового года будешь лежать в больнице.       Отпустив Диму, Олежа поправил худи и, стрельнув в парня холодным взглядом, будто отравленной стрелой, вернулся в кафе. А Дима просто стоял, пытавшись отдышаться, и осознавал, что этой стрелой Олежа попал прямо между глаз, без шанса на выживание. А ядом был длинный шрам поперек бледного запястья, который так и не смог утаиться от Димы. Такие шрамы не остаются от бытового пореза или ожога, его мог оставить только сам Олежа, и Дима неосознанно накрыл пальцами собственное запястье, пусть и абсолютно чистое. Он знал, какого это - куча окровавленных салфеток, физическая боль и ощущение, словно вместе с раной на теле затягиваются и раны на душе. И, черт, он готов был защищать от этого даже отчима. А теперь, осознавая, что Олежа прошел через все эти круги Ада, Дима начинал чувствовать свою ответственность за это.       Но и обида никуда не делась, и Дима лишь резким движением поправил футболку на плечах, натянув на лицо улыбку. Ему пришлось соврать о звонке по поводу работы, а теперь он понимал, что лучше бы сидел себе спокойно и, переждав эти пару часов, ушел бы и забыл. Но почему-то захотелось посмотреть на эмоции Душнова, на секундочку вернуться в прошлое и побыть с ним наедине. И это желание обернулось болью в душе и пояснице. Глубоко вздохнув, Дима вошел обратно в помещение, неосознанно кинув на Олежу нечитаемый взгляд, и присел рядом с Аленой, приобнимая ее за талию.       Напряжение между парнями едва не приобретало физическую форму, сжигая всех присутствующих высоковольтным разрядом тока, но Влад и Алена, увлеченно болтающие о чем-то, совсем не замечали хмурых переглядок своих вторых половинок. Олежа машинально натягивал на руки рукава черного худи, как только чувствовал на себе Димин взгляд, но глаз не отводил, в то время, как сам парень лишь задумчиво зависал. Ему казалось, что им с Олежей действительно нужно поговорить и все спокойно обсудить, если уж они теперь вынуждены будут периодически общаться, копнуть немного поглубже, но уже явно не сегодня. Сегодня им нужно немного расслабиться и обдумать их встречу, все-таки не два года прошло, а шесть.       Они буквально стали зеркалами, в точности показывая в себе друг друга в самом начале их общения, с того самого первого сентября. Дима, открытый и улыбчивый, который хочет лишь помочь и избавить других от боли и страхов, что пережил сам. И Олежа, холодный и закрытый, который не доверяет никому и больше никогда не раскроет свою душу, чтобы в нее больше не смогли воткнуть очередной нож. Сделав вид, что активно участвует в диалоге, Душнов достал телефон из кармана шорт и зашел в заметки, проверяя расписание Влада. Как вовремя сегодня он уходит в ночную смену.       Олежа кивнул сам себе и отложил телефон, лениво запихнув в рот ложку мороженого, что недавно принесла официантка. Последующие часа полтора он успешно делал вид, что счастлив и заинтересован диалогом, потому что не из-за Алены он терзал собственный организмз и она не заслуживала ни капли отчуждения. Приходилось улыбаться и Диме, и во время каждой такой улыбки внутри обоих что-то словно обрывалось, щелкая внутри головы. — Олеж, а ты, вообще, помимо бизнеса чем занимаешься? — с неподдельным интересом спросила Алена, и Олежа перевел на нее немного уставший взгляд — Может, какое-то хобби? — Я лет шесть назад в школе работал, потом уволился и поступил в театральный ВУЗ, недавно только закончил, — Душнов пожал плечами, ковыряясь ложечкой в подтаявшем мороженом — Скоро, как раз, спектакль будет. И на гитаре играю еще, там, несколько песен. — Гитара - это неплохо, — улыбнулась Алена, сделав глоток сока из своего стакана — О, а может выберемся на природу, как время у всех будет? Скинемся, можем еще кого-нибудь позвать, гитару возьмем. — Мы можем позвать Регину, Олю и Антона, — сдержанно улыбнулся Влад, и Олежа еле удержался от того, чтобы закатить глаза — Хорошая идея.       Это была плохая идея, просто охуеть какая плохая, но осознавали это только Олежа и Дима, который занял свои мысли игрой Олежи на гитаре. Он слышал большинство этих песен в голосовых сообщениях , некоторые из них были веселые, но все равно причиняли боль. Словно струны гитары резали не пальцы Душнова, а Димино сердце. Дата пикника была назначена на послезавтра, и Олежа лишь тяжело вздохнул где-то внутри себя, а на деле лишь улыбнулся уголками губ, выражая свое согласие. Запихнув в рот очередную ложку с мороженым, Душнов вновь взял в руки мобильный, заходя в беседу с Региной и Антоном, быстро набирая сообщение. Вы: "Послезавтра все свободны?" Регишка: "Мы с Олей да" Антон: "Я тоже. А что?" Вы: "Пикник. С шашлыками, гитарой и, возможно, портвейном" Регишка: "Влад решил прогуляться?"       Олежа задумался на секунду, кинув на Диму короткий взгляд из-под полуопущенных ресниц. Сказать ребятам, однозначно, стоило именно сейчас, чтобы за завтрашний день они успели морально подготовиться. Особенно Регина, которая приходила в ярость от одного имени Димы, даже если речь шла не о Побрацком. Вы: "Не совсем. Это Алена" Регина: "Старая подруга Влада? Вы как встретились вообще?" Вы: "Двойное свидание. Мы с Владом и она с парнем." Антон: "Интересно." Регина: "Что за парень? Хороший?" Вы: "И да и нет. Это Дима. Побрацкий"       В чате минут на пять повисло абсолютное молчание, ребятам явно нужно было обдумать неожиданную новость, и Олежа терпеливо ждал их ответа, примерно представляя их реакцию. Влад лишь иногда косился на Душнова немного недовольно, но тот просто не обращал на это никакого внимания. Лед, который покрывал его душу, медленно трескался, но пока еще выполнял свою работу, удерживая чувства под собой. И непонятно, когда эти чувства начнут просачиваться через трещины, после чего вся ледяная корка просто рассыпется на множество кусочков. Телефон в ладони завибрировал из-за входящего сообщения, и Олежа разблокировал экран. Регишка: "Если я позвоню, ты дашь мне с ним поговорить?" Вы: "Нет." Антон: "Ты сможешь обматерить его послезавтра. Олежа, как ты? Нам приехать?" Вы: "Нет. Все хорошо, не беспокойтесь"       Олежа вновь соврал о своем состоянии. Разве может быть все хорошо у человека, который не чувствует ничего, кроме опустошенности и внутренней боли. С легким страхом Душнов осознавал, что хочет прямо сейчас сломать Диме пару костей также сильно, как и просто обнять, услышать его сердцебиение и почувствовать себя в безопасности, как и раньше. Конечно, все это - лишь кратковременные порывы ушедших чувств, но они были до ужаса болезненны и правдивы. Олежа не чувствовал себя защищенным в руках Влада, даже в начале отношений. Комфортно ему было лишь в своей старой квартире, куда он периодически сбегал, прячась от мира.       Домой Олежа вернулся спустя часа три, Влад сразу из кафе уехал на работу. Хотя, эту квартиру домом назвать было тяжеловато. Просто крыша над головой, которая давила на плечи. Олеже начинало казаться, что он, словно Атлант, держит на себе небо из всех своих страхов и переживаний, хорошо спрятанных в самом темном уголке души, раны на которой были небрежно закрыты потертыми пластырями. Скинув с себя кроссовки, Олежа прошел на кухню и, налив в кружку немного воды, сел на стул, залпом выпивая всю жидкость. Кружка опускается на стол с тихим стуком, а потом квартира погружается в абсолютную тишину. Чувства начинают каплями просачиваться через трещины в Олежином панцире, а потом резко вырываются наружу, словно гейзер из-под земли, потоком огромной силы снося собой все баррикады, что были выстроены Душновым. Коротко усмехнувшись, Олежа выключает все предохранители внутри себя и спускает с цепей своих демонов.       Одним резким движением он смахивает со стола кружку, и та с оглушительным звоном ударяется о стену, разбиваясь на несколько частей. Внутри - целый ураган, а снаружи - дрожащая улыбка. Олежу буквально разрывало изнутри, его руки тряслись, словно он только отошел от порции наркотиков. А наркотиком оказался Дима. Он дал Олеже кратковременный эффект счастья и легкости, а на деле лишь медленно убивал, но так и не добил. Сейчас Олеже было тяжело и больно, завтра станет легче, завтра станет снова наплевать и разрушенные бетонные стены вновь вырастут, став лишь крепче. А сейчас он просто сидел, согнувшись на стуле, и больно сжимал пальцами собственные волосы, до крови кусая губы. — Почему, блять, так? — сорвался с губ сбивчивый шепот, который в итоге перерос в громкий звук на грани крика — Почему все обязательно должно пойти по пизде?       Олежу трясло, словно осиновый лист на ветру, но он продолжал хвататься за ветку дрожащими пальцами. Но и она в итоге ломается, и Душнов ломается вместе с ней, срываясь. Слезы текли по щекам, пока Олежа зажимал ладонью свой рот Потому что он должен быть сильным, у него нет права показывать свои слабости. Потому что если заплачет в голос, то признает самого себя изломанным и жалким. Привычная тишина, ставшая Олежиной лучшей подругой и верной спутницей, бережно обнимала дрожащие плечи, обволакивала собой каждый шрам. Душнов убирает руки от лица, дыша как-то слишком рвано, где-то на грани истерики, и сжимает рукой свое левое запястье, кончиком указательного пальца касаясь грубого шрама под ладонью. Почему-то он придавал немного сил, но их было слишком мало, а чувств было слишком много, и Олежа складывается, сидя на стуле, словно книга, вжимается лбом в свои колени, а запястье зажато между ребрами и грудью.       Слезы все текут и текут, и в какой-то момент, через пару минут или через пару часов, просто останавливаются, будто закончились. Олежа разгибает немного затекшую спину и уже не чувствует ничего, ладонями утирает слезы с щек и переводит пустой взгляд к окну. Небо лишь немного побледнело, как и Олежины пальцы, но все еще сквозило спокойным счастьем. Душнов плавно снимает с себя худи и аккуратно вешает на спинку стула, достав из кармана телефон. Антон: "Олеж, я переживаю. Все правда хорошо?" Вы: "Да, Антош, все нормально. Не беспокойся" Антон: "Как скажешь. Пиши, если что"       Олежа кивает вам себе и, коротко прикрыв уставшие глаза, поднимается на ноги. Он даже не доходит до спальни, заваливается прямо на диван и засыпает почти моментально, без единой мысли. Забывает и об осколках на полу, и о кровоточащих губах, и о боли в легких. И лишь пустота холодной квартиры бережно гладит его по волосам порывом теплого ветра из открытой форточки. Олеже снится Дима. Он открывает рот, говорит, что обязан сказать что-то очень важное, и потом его голос исчезает. Олежа пытается читать по губам, но ничего не выходит, и в пустоте эхом гуляет лишь одна фраза: "Выслушай, это очень важно".       Этот сон Олежа запоминает во всех подробностях.