—×—
Аппарация даётся тяжело. Трудно вспомнить, бывало ли хуже. Наверное, да, раз она успевает подумать об этом до того, как рухнуть на газон Малфой-мэнора и потерять сознание. Открывает глаза Беллатрикс уже в окружении подушек и под тяжёлым одеялом, заколдованным так, чтобы не давить на раны. Тут же хрипит от боли. Тело теперь действительно пылает; ей уже год как запрещены сильные обезболивающие, так что приходится в полной мере платить за свои промахи. Раньше было лучше. Она могла хоть круглые сутки доводить себя до изнеможения и забывать об этом с одной колбочкой гадкой, но действенной жидкости. Теперь приходится проявлять осторожность, чтобы не дай Мерлин не оказаться за бортом. Можно миллиард раз быть лучшей, но Тёмный Лорд не отправит на поле боя солдата, в котором не уверен. Или отправит, но под жёстким присмотром руководителя операции. Беллатрикс обычно сама руководит, так что этот вариант ей не подходит. Дверь в комнату резко распахивается. Без скрипа, но шумно: голова начинает гудеть. Беллатрикс хмурится, борясь с желанием закрыть глаза, и мутным взором следит за подходящим к её кровати Люциусом. Что он здесь вообще забыл? Разве не должен быть рядом с женой, успокаивать её? Мордред разберёт этих Малфоев. — Сигнальные чары оповестили о твоём пробуждении, — сухо говорит Люциус. Хочется, по обыкновению, ответить ему колколстью, но из груди вырывается только хрип да кашель. Тогда Малфой снисходительно улыбается, молча манит к себе стакан и колдует Агуаменти. Словно даёт пощёчину: знает же, что с таким утомлением ей до невербальной магии как Дамблдору до убийства. Про беспалочковую ближайшее время так и вовсе лучше не думать. Люциус протягивает стакан. Беллатрикс, превозмогая боль и собственную гордость, поднимает руку и берёт его. Приятно видеть, что Малфой удивлён. Не показывает этого, однако она знакома с ним достаточно давно, чтобы читать мысли без легиллименции. Видно, ждал очередного повода для самоутверждения: в таком состоянии Беллатрикс должна быть способна максимум на моргание. Если прислушаться к ощущениям, то так оно и есть, но будь она хоть трижды проклята, если позволит Люциусу Малфою лишний повод для насмешек. Когда первая жажда утолена, думать становится гораздо проще. Не хочется, конечно — запястье обессиленно падает на постель, как только Люциус забирает стакан, — но надо. Есть вопросы, на которые необходимо получить ответы. — Как Цисси? — Почему-то из всех этот кажется самым важным. Не хочется видеть слёзы сестры, как и не хочется утешать потерявшую ребёнка женщину. Не то чтобы Белле, видящей материнство в ночных кошмарах, дано это понять. — Не очень, — отвечает Люциус. — Сейчас спит. Кое-как заставил. Она вообще отказывалась отходить от тебя без особой на то нужды. — Они с удивительной солидарностью закатывают глаза. — Первые два дня так точно. Первые два дня? О чём это он? Беллатрикс заранее знала, что шестая аппарация обернётся потерей сознания, и была к этому готова. Её учили рассчитывать свои силы, и она всегда делала это с хирургической точностью. Она должна была очнуться максимум через сутки. — Сколько я здесь? — Неделю. Беллатрикс открывает рот в немом шоке. Неделя без сознания. Неделя без новостей, без тренировок, без собраний Пожирателей смерти. Неделя в полной изоляции. Это слишком большой срок для войны. За неделю может случиться что угодно, начиная от падения Министерства и заканчивая эпидемией Драконьей оспы. Мерлин, да оба эти варианта могут случиться за один день — а в неделе их семь! Беллатрикс уж точно не рассчитывала на неделю. — Ладно, — только и выдавливает из себя Беллатрикс, отрешённо глядя в стену. К её старым вопросам всё добавляются и добавляются новые, и почему-то она снова выделяет не самый нужный: — Как Руди? — вместо «какие новости?». — Получше тебя. — Люциус дважды кивает головой. Будто пытается убедить не только её, но и самого себя. — Аппарировал и рухнул на пол, но очнулся в тот же день. Хоть что-то хорошее. Они с Лестрейнджем потратили слишком много сил, чтобы пробиться сквозь Орден; магический резерв обоих должен быть как минимум расшатан. Беллатрикс повезло, что она вообще смогла выбраться из самого пекла. Неделя отдыха — низкая плата за убережённую жизнь, хотя она, конечно, не боится погибнуть в бою. Напротив, не видит для себя другого конца. Она воин, и для неё честь умереть за своё дело. В данный момент Беллатрикс всего-то решительно настроена жить и принести как можно больше пользы. Мёртвой она никому не нужна. Лишь потому ей не стыдно за побег. Пожиратели редко бегут с поля битвы, но то и битвой-то назвать язык не поворачивается; самая настоящая резня, причём ещё надо разобрать, кто жертва, а кто — палач. Роли в этой войне меняются с неуловимой скоростью. Такие стычки происходят всё чаще и чаще с тех пор, как Министерство разрешило аврорам использовать Непростительные. Но Родольфус очнулся в первый день. Если прошла неделя, он уже должен быть в строю. Хорошо. — Что насчёт меня? Малфой мнётся с ответом. Беллатрикс подозревает: то, что она сейчас услышит, ей не понравится. — Люциус? — Магическое истощение. И несколько сломанных рёбер, если угодно. Несмотря на лёгкость, с которой он это говорит, в комнате повисает раздражающая тишина. Надо же. Только минуту назад Беллатрикс радовалась, что отделалась неделей отдыха. Глупая. Неделя без сознания — первый указатель на разрушенное ядро. Она семь дней находилась в шаге от смерти, а теперь проснулась почти сквибом. Ещё надо поразмыслить, какой вариант лучше. Однажды у Трэверса было полное магическое истощение. Он провёл в постели почти три недели; Беллатрикс отделалась одной. Она всегда каким-то образом умудряется легче переносить магические травмы. Тёмный Лорд говорит, что это результаты усердных тренировок. Беллатрикс, вопреки своему немому согласию, думает, что она просто выносливее остальных. Так или иначе, они оба считают её сильной. А теперь её магическое ядро разрушено, и на восстановление уйдёт ещё минимум месяц. Месяц, не неделя. Где-то в её расчётах произошла ужасная ошибка. — Тебе вообще повезло, — вдруг говорит Люциус, — что Тёмный Лорд был в мэноре, когда сработали сигнальные чары. Иначе уже была бы мертва. Беллатрикс досадливо стонет и морщится, прикрывая глаза. В голове сразу становится тише, будто сила, с которой кто-то долбит молоточком, уменьшилась, но не пропала вовсе. — Он действительно был здесь? — нехотя спрашивает она. Люциус кивает. Беллатрикс этого не видит, но всегда чуткий слух улавливает шелест его длинных волос. — Он и сейчас в поместье. Фоули в Австрии, так что Милорду пришлось лично заняться твоим ядром. Ну разумеется. Она могла бы догадаться. У кого ещё хватит магии, чтобы без профессиональных врачевательных навыков справиться с таким? Фоули в Австрии уже месяц, а другого целителя, который не стал бы задавать вопросов, нет. Разве что мальчишка Снейп может варить снадобья и что-то там прописывать, да Беллатрикс ему не доверяет. Ей действительно очень повезло застать Тёмного Лорда — и в той же степени нет. Она ненавидит подводить его. Магическое истощение — высшее проявление легкомыслия. Он должен быть разочарован, ведь сам учил её не переоценивать себя. Для дышащей огнём самоуверенности Беллы Блэк это был едва ли не ценнейший урок. Одним тем, что забыла его, Беллатрикс оплошала — и это если не обращать внимания на отчасти проваленную миссию. Нахмурившись, Беллатрикс почти опасливо интересуется: — Он злится? — Люциус хмыкает. — На тебя — нет. — «Или просто не показывает этого». — Уилкис и Мальсибер уже получили своё. — Это ведь они оплошали со сведениями, из-за которых Беллатрикс, Родольфус и их небольшой отряд новобранцев нарвались на засаду. — Остальные? — Когда они разделились, двое из трёх были ранены. — Целы. — По глазам видно, что Люциус точно понимает, о ком она спрашивает. Уж не заделался ли в легиллименты за эту неделю? С него станется. — Родовое Гампа срикошетило в Гиббона, но он уже на ногах. Блишвика задело лишь слегка. И это тоже хорошо. Растяпа Гиббон — забота Родольфуса, а вот Торрей Гамп и Эрнест Блишвик — её люди. Полгода назад Беллатрикс лично отобрала их из всех новичков, заметив потенциал. Два месяца назад они начали мало-помалу участвовать в простых операциях. Таких, какой могла быть эта, если б Уилкис и Мальсибер не оплошались со сведениями, на которых они с Родольфусом строили весь план. И ведь правда хорошо, что оба юнца успели выбраться до начала резни. К такому подготовить может только опыт, а у вчерашних школьников ничего, кроме тренировок с наставником, нет. Даже если этот наставник — Беллатрикс Блэк. — Кто докладывал Тёмному Лорду? — Гамп. Из всех вас он был в лучшем состоянии. Почти не тронут — так, пара синяков да шоковый эффект. Видно, ещё не осознал, что означает война. — Беллатрикс морщится от такой нелепости, и Люциус усмехается. — Но он справился. Не мямлил, держался с достоинством. Должен признать, Белла, ты хорошо его подготовила. Она вскидывает брови. Это что, комплимент? Быть того не может. — Вот и начались галлюцинации. Люциус Малфой употребляет моё имя и слово «хорошо» в одном предложении. Долго же я спала. Она начинает смеяться, но грудь тут же вспыхивает Адским пламенем, и звук, вырывающийся оттуда, больше похож на болезненный хрип. Её накрывает приступом кашля, который выжигает все внутренности. Даже глаза слезятся, словно от костёрного дыма. Больно, очень больно, но, уверяет себя Белла, бывало и хуже. Требуется всего несколько секунд, чтобы отойти. Однако, отдышавшись, она поднимает взор, замечает испуганное выражение Малфоя — и снова заходится приступом смеха, который кашель. Беднягу почти жалко: понимает, что надо бы помочь, но и осознаёт, что, если сдвинется хоть на шаг, она его ударит. Беллатрикс не нужна магия, чтобы сломать ему челюсть. И ей совершенно плевать, что это маггловские методы, что у неё кое-как вышло удержать стакан с водой. Чтобы унизить Люциуса Малфоя, она сляжет ещё на неделю, но силы найдёт. Однако он молча остаётся на месте до того момента, как взбунтовавшийся организм окончательно успокаивается. Всё ещё больно, но на губах, потрескавшихся и ужасно сухих, застывает насмешка. Во рту металлический привкус. Она кашляла с кровью? Что, за эту неделю они не вылечили рёбра? Какого дементора?! Ах да. Костерост не действует на немагических существ, а во всей Беллатрикс сейчас магии меньше, чем в родовом перстне на её пальце. Замечательно. Краем зрения Белла улавливает, что Малфой открывает рот. — Ни слова, — сиплым голосом приказывает она. Люциус фыркает и, как назло, говорит: — Магическое истощение обычно… — Замолчи. —…характеризуется… — Малфой! Выкрикивает — и снова начинает кашлять. Мысленно клянёт всё, на чём свет стоит, но радуется, что Люциус заткнулся. У неё нет настроения слушать о том, насколько всё плохо. Знает, видела. Теперь ещё и испытала. Можно думать об этом как об интересном жизненном опыте. Отец как-то сказал Белле, что магическое истощение наступает после сильного волшебства, на которое способны единицы. Враньё, конечно, то ещё, но хотя бы не так обидно. Приступ проходит легче двух предыдущих. Отпускает за одно мгновение, и в пару следующих Беллатрикс от неожиданности захлёбывается кислородом. Снова ощущает металлический привкус и чувствует, как на краешке губ собирается кровь. Должно быть, неприятное зрелище. Малфой стоит, будто заледенившая статуя, и не подаёт виду, что собирается продолжать разговор. Чудно. Белла и сама не горит желанием. Становится очень тихо — если, конечно, не считать белого шума в голове. Ей бы вздремнуть, да ещё нужно разузнать обо всём, что произошло за эту неделю. Спрашивать Люциуса не хочется совсем: с закрытым ртом он даже ничего. Возможно, с Нарциссой он в основном молчит, а потому и нравится ей. Вид сбоку, по крайней мере, неплох. Беллатрикс ловит себя на этой мысли и тут же кривится от отвращения. И в этот самый момент входная дверь распахивается — гораздо резче и громче, чем в прошлый раз. Белла меняет гримасу на болезненную: мерзкий звук только усилил этот гадкий гул с заднего плана. — Белла! Слава Салазару, ты в порядке. Я сначала так боялась, что ты не очнёшься! Даже ребёнок почувствовал и нач… — Тс-с-с, — зло шипит Беллатрикс. Нарцисса резко замолкает и вопросительно смотрит на неё. Мол, что не так. Белла закатывает глаза и поясняет: — Тише. — Ах да, — спохватывается Цисси и уже шепотом продолжает: — Извини, не подумала. Тебе, должно быть, хочется отдохнуть, давай я… Дальше Беллатрикс не особо слушает. Она любит сестру, но порой Нарцисса раздражает. Цисси довольно-таки эмоциональна, но на публике всегда носит маску снежной королевы. Раньше у неё было много друзей, но теперь все они выросли из откровений и уяснили, что доверять кому попало нельзя. Неудивительно, что, когда они с ней встречаются, у Нарциссы всегда так много новостей, которыми ей больше не с кем поделиться. Белла честно рада занимать особое место в сердце сестры, но моментами так и хочется запустить в Цисси Силенцио — только с самого детства рука не поднимается. Приходится слушать. Или делать вид, что слушает, а в это время думать о другом. Как сейчас. Нарцисса внешне похожа на Люциуса. У них и волосы одинаковые, и одежды одного синего оттенка, и рост, благодаря каблукам Цисси, не сильно отличается. Беллатрикс с иронией отмечает, что, если бы её взор был так же затуманен, как когда вошёл Малфой, то она могла бы их спутать. Даже жаль, что он почти прояснился. Вышло бы презабавно. Может, притвориться? — Все вон, — непререкаемо звучит со стороны распахнутой двери. Этому голосу не нужно быть громким, чтобы его услышали. Он достаточно властен, могуч и в то же время чарующ для того, чтобы на него обратили внимание. Он прерывает всё: и бездумное лепетание Нарциссы, и молчаливое наблюдение Люциуса, и любые мысли самой Беллатрикс. На какой-то момент становится ужасно тихо. Даже навязчивое гудение в голове прекращается, будто бы испугавшись гнева Повелителя. Белла удивительно чётко для своего состояния ловит его взор и не может удержаться от мысли: зачем вообще нужны обезболивающие, если существует такой вот взгляд? Грозный, холодный и спокойный, но не лишённый скрытого огня. Под ним легко можно забыть о всех невзгодах. Если бы кто-то нашёл способ закупорить его в колбе, от заказов не было бы отбоя. Обогатиться, оказывается, так легко. Беллатрикс, и в самом деле забыв о боли, слегка встряхивает головой. Совершенно нелепые и неуместные мысли. Люциус мельтешит на периферии зрения: подходит к кровати, возле которой расселась Нарцисса (когда успела?), помогает жене подняться (Мерлин, да ведь у неё ещё даже нет живота!), придерживает её за плечи и уводит из комнаты, извинившись перед Милордом. Нарцисса молчит, поджимает губы, чтобы не начать протестовать: это её очередь разговаривать с сестрой, он не может так просто взять и… хотя, конечно, может. Он может всё. А конкретно за это Беллатрикс ещё и спасибо скажет, если осмелится. Только когда она остаётся один на один с Тёмным Лордом, спохватывается и уважительно склоняет голову. — Милорд. — Белла. — Он кивает в ответ. — Рад видеть тебя в здравии. По телу разливается тепло. Он не сказал бы эти слова, не будь они правдой. Тёмный Лорд всегда говорит только то, что думает; ему просто нет нужды пускаться в лицемерие, виноградной лозой опутавшее чистокровных. Он не справляется о здоровье, если эта информация ему не важна, и не благодарит, если действительно не чувствует благодарности. При этом ему каким-то образом удаётся не выходить за рамки приличий и казаться в меру вежливым человеком. Он как будто ходит по грани, найдя идеальную середину. Беллатрикс считает это изящным. Как точно выверенное движение кисти или медленный поворот головы. Раньше, когда его власть среди старой гвардии только формировалась, он выделялся из толпы именно этим. Белле было одиннадцать, когда она увидела, с каким мастерством он подаёт себя публике. Такой соответствующий всем их идеалам, но в то же время искренне следующий только своим принципам. Ей это понравилось, и она решила, что тоже так хочет. Вряд ли Тёмный Лорд на её месте позволил бы надеть на себя нелепое сиреневое платье. Нет, он бы смог убедить Друэллу в том, что тёмные тона подходят ему больше, и сделал бы это без скандала, но с изящной улыбкой на тонких губах. Беллатрикс честно пыталась. Когда у неё не получилось, она просто перекрасила другое платье, на этот раз голубое, в чёрный. — Благодарю, Милорд, — с улыбкой на губах отзывается она, отойдя от забавных воспоминаний. Старается, чтобы голос звучал как можно твёрже, и всё же слегка хрипит. — Но боюсь, это вряд ли можно назвать здравием. — Справедливо. — Повелитель присаживается на мягкое кресло в углу комнаты А Беллатрикс думает, что действительно нельзя. В ней почти не осталось магии, она на месяц — минимум — выбыла из строя, а до этого вовсе неделю пролежала без связи с миром. Она до сих пор не знает, сколько важной информации упустила, и зачем-то спросила именно о благополучии нескольких человек, а не о делах. Люциус может сколько угодно быть мерзавцем, но он всегда обо всём знает и, по крайней мере, может быть кратким и понятным. А она не захотела с ним говорить из-за каких-то своих предубеждений. Ну не идиотка ли? Осознание собственной глупости доходит до Беллатрикс только сейчас, и она едва удерживается от того, чтобы ойкнуть и растеряться. Вряд ли после ухода Тёмного Лорда она будет в силах поддерживать разговор с кем-либо ещё, а спрашивать о делах у него равняется признанию собственной непрофессиональности. Белла сомневается, что он действительно посчитает её некомпетентной, но рисковать не хочет. Вряд ли все те, кого он хмуро называет идиотами, стали бы обращаться к Повелителю, зная, что последует такая реакция. Она определённо не хочет выглядеть идиоткой в его глазах. Внезапно Тёмный Лорд хмыкает. Не иронически, как на собраниях, но действительно весело, как когда она рассказывает какую-то забавную историю или отпускает удачный комментарий. На него устремляется полный замешательства взгляд. — О, Белла, ты не идиотка, — со снисходительной улыбкой на губах поясняет Тёмный Лорд. — И определённо не попадаешь под определение некомпетентности. Несколько мгновений Беллатрикс пытается понять, к чему он это говорит. А когда понимает — ещё столько же не может определить, каким образом ему удалось прочитать её мысли. Она хороший, отличный окклюмент. Её защита, поддерживаемая выбитыми по всему телу рунами, постоянна и не спадает, даже когда Белла находится в бессознательном состоянии. Тёмный Лорд лично позаботился о том, чтобы его главное доверенное лицо было в силах сохранить все сведения, которые доступны ей одной. Базовые щиты окклюменции он оттачивает со многими своими сторонниками, но у неё когда-то была хорошая предрасположенность и к легиллименции. Повелитель сумел обратить это себе на пользу; стоило только Беллатрикс овладеть искусством читать чужие мысли, её сознание закрылось даже для него. Пусть она и сбрасывает любую защиту, только прочувствовав его вмешательство. У неё никогда нет мыслей, которые нужно скрывать от него. Но сейчас Беллатрикс не ощутила и намёка на то, что в её голове кто-то был. Щиты она не трогала. — Что за… — уже собирается она возмутиться, но останавливается, наконец всё поняв. Нет магии — нет окклюменции. Могла бы сообразить и раньше. Снова. — Прошу прощения. — Не стоит, — отвечает он. Беллатрикс тут же поднимает взгляд на Тёмного Лорда и осознаёт, что, видимо, всё это время у неё было забавное лицо, ведь он снисходительно улыбается краешком своих тонких длинных губ. Тёмный Лорд редко улыбается, но не то чтобы никогда. Скорее делает это только в определённом круге лиц, ещё более узком, чем Ближний. Беллатрикс входит в оба, так что она позволяет себе улыбнуться в ответ. Как будто подстрекающе, но, конечно, не вызывающе. — Так значит, вы теперь слышите мои мысли? — спрашивает она с почти детским интересом, не допуская даже намёка на обиду в свой тон. Да и не обидно-то ей. Досадно, конечно, но не более. — Периодически. — Что ж, это довольно непривычно. — Тёмный Лорд иронично вскидывает брови. Мол, да неужели. Беллатрикс усмехается и зачем-то продолжает: — Непривычно и незащищённо. Повелитель только кивает. Ему не нужно говорить, что, фактически, волноваться Белле не о чем. Магическое общество настолько обмельчало, что даже простейшую окклюменцию считает показателем силы. Из пяти — всего пяти! — известных им легиллиментов трое носят Чёрную метку на своих предплечьях, и ни один из них не осмелится лезть ей в голову. До тех пор, пока она не окажется в руках врага, её разум в безопасности ото всех, кроме, пожалуй, самого Тёмного Лорда. Но уж если кому и не нужна легиллименция, чтобы знать, о чём она думает, так это ему. Беллатрикс подозревает, что потому и стала ближе к Повелителю: он не может читать её мысли, будто открытую книгу, но каким-то образом понимает их. Как, например, сейчас осознаёт, что Белле плевать на фактическую безопасность; лишь намёк на теоретическое бессилие сводит её, воина, с ума. Тишина, которая застывает между ними, ничуть не похожа на ту, что была при Люциусе. Не напряжённая, не тяготящая. Скорее умиротворённая. Почти расслабленно рассматривая Тёмного Лорда, Белла едва удерживается от того, чтобы уснуть. Но веки то и дело становятся тяжелее, а взор ещё сильнее мутнеет. Надо же, она совсем забыла, в каком состоянии находится. Сейчас, прислушиваясь к ощущениям, Беллатрикс чувствует, как болит тело — практически пылает. Горло першит, но на кашель нет сил. Тёмный Лорд, видимо, замечает, как она устала. Он встаёт со своего места и, поймав её взгляд, почти даже мягко говорит: — Отдыхай, Белла. Она улыбается краешком губ и кивает. — Как скажете, Милорд. Только когда шаги Тёмного Лорда стихают за им же закрытой дверью, Беллатрикс позволяет себе выдохнуть — почти не больно — и наконец закрыть глаза. Со всем остальным она разберётся завтра, когда наберётся достаточно сил, чтобы нормально разговаривать. Было бы хорошо увидеть Родольфуса. Уж он-то расскажет ей обо всём, что произошло за эту неделю, не опуская никаких подробностей. Да и стоит лично убедиться в том, что с Лестрейнджем всё хорошо. Люциус слишком подозрительно мялся, когда она спрашивала о нём. Хотя ей, скорее всего, показалось. Это же Лестрейндж. Выходить сухим из воды у него в привычке.Глава 1. Ошибка в расчётах
1 июля 2021 г. в 19:52
Тело почти онемело от боли и магического истощения. Конечно, лучше, чем если бы оно нестерпимо горело — так, что не сдержать криков, — но не совсем хорошо. Времена не самые лучшие, нормальной возможности восстановиться нет, а ноги так и косятся от напряжения. Будь шум в голове хоть на полтона тише, Беллатрикс определённо задалась бы вопросом, как её угораздило оказаться в таком положении. Однако сил на вопросы нет; по расчётам, их хватит на одну аппарацию, после чего организм возьмёт своё и отключится. На её месте любой другой выдохся бы ещё минут десять назад, прямо во время боя, но Беллатрикс слишком хорошо знает свои приоритеты.
Не привести за собой хвост и не умереть. Именно в этом порядке.
С первым она справилась даже лучше ожидаемого: пять аппараций, одна из которых была совершена в полёте со сломанными рёбрами — высший пилотаж. Авроры отстали ещё на третьей, но осторожность лишней не бывает. Теперь настало время для второго этапа. Нужна помощь. В Лестрейндж-холл точно нельзя: вряд ли Родольфус вернётся в лучшем состоянии, а Рабастан сразу с двумя не справится. К Малфоям — не вариант. Нарцисса беременна, и ещё один выкидыш ей не нужен. Долохов где-то в подполье, Трэверсы во Франции, Эван… Эван бы помог, да только прошлым летом Муди перерезал его горло. Не заклятием, кухонным ножом. Маггловским.
Беллатрикс сплёвывает кровь. Значит, к Малфоям. И лучше Люциусу быть дома, а Нарциссе — не прерывать свой дневной сон. Он, по её же словам, полезен для беременных.