—×—
Стоит шагам Нарциссы утихнуть, маска пренебрежительного спокойствия разбивается. Беллатрикс рывком хватается за свою волшебную палочку, даже не пискнув и не поморщившись из-за резкой вспышки боли. Ей нужно убедиться, что нет ничего, ей нужно… Рукоятка идеально ложится в руку, знакомо прилегая к каждой мозоли. Ощущения — совершенно чужие. Ни единого намёка на магию. Ничего, что она обычно чувствует, когда переплетает пальцы с деревком. Белла сжимает палочку, медленно закрывает глаза и глубоко дышит, пытаясь успокоить растущую в груди ярость. Сейчас ей нельзя выходить из себя, нельзя терять контроль над шатким телом, готовым, как бы она ни пыталась убедить сестру в обратном, свалиться в любой момент. Нельзя, нельзя, нельзя. За окном раздаётся раскат грома, и в следующее мгновение Беллатрикс со злобным рыком бросает палочку в дальний угол комнаты. Моргана, до чего же она глупа, раз позволила себе докатиться до такого! Ведь могла бы догадаться, к чему приведёт такое истощение, и вовремя остановиться — но нет, куда уж Белле Блэк до хоть какой-нибудь осторожности и тем более предусмотрительности! Она всегда была такой. Чересчур самоуверенной, не знающей никаких границ и не умеющей вовремя остановиться. Если бы она тогда, ещё до обрыва, прислушалась к ощущениям, если бы… С другой стороны, вдруг резко обрывает поток ярости Беллатрикс, разве могла она поступить иначе? Могла без всяких опасений заявиться в Малфой-мэнор, не проделав трюк с аппарацией в воздухе? Даже зная, что в поместье находятся беременная сестра и её непутёвый муж? Люциус, конечно, тот ещё засранец, но ведь когда-то они были друзьями! Да и Пожиратель из него, что ни говори, полезный. Было бы очень плохо, начни его всерьёз подозревать. От Люциуса толку, конечно, меньше, чем от его отца, но люди нужны всегда. Нарцисса была бы очень опечалена, Тёмный Лорд — рассержен… Гриндилоу её раздери, о чём она думает? Конечно, Белла предпочла бы умереть, чем навредить делу. Если так поразмыслить, временная потеря магии — не такая уж и высокая плата за сохранение иллюзии непричастности Малфоев к Организации. Унизительная, конечно, но не высокая. Её рассудок в порядке, значит, она всё ещё может координировать действия Пожирателей. Может нормально взяться за разработку специальных лагерей для маггловского отродья. Может уделить время своей физической подготовке. Может, наконец, заняться новичками! Хотя это уже слишком. С сопляками иметь дело не хочется, но вот всё остальное — другой разговор! К тому же, когда магия начнёт возвращаться, она сразу же примется за тренировки. Реального поля боя, конечно, будет не хватать, но она это переживёт. Успокоившись, Беллатрикс поворачивается к углу, в который со злости кинула палочку. Как и было рассчитано, та, не долетев до стены, упала прямо в кресло, где вчера сидел Милорд. Мысль о том, что она всё ещё может контролировать первобытные инстинкты, когда это необходимо, радует. Как бы зла на саму себя она ни была, палочка — ценнейшее, что может быть у волшебника. Беллатрикс не может позволить себе лишнюю царапину, когда их и без того больше, чем должно быть на палочке леди. Она почти слышит, как раздражающий голос матери всё причитает и причитает по этому поводу. И едва ли не смеётся. Хотелось бы увидеть лицо Друэллы, когда она узнает, в какое дерьмо вляпалась её старшая дочь на этот раз.—×—
Беллатрикс выходит из своих комнат спустя полчаса. Задержись она ещё на пять минут — непременно бы опоздала к назначенному времени. Но она специально выбрала платье, у которого нет шнуровки, чтобы не возиться с ней; его вырез достаточно скромен и не показывает волшебные бинты, фиксирующие рёбра. Белла не совсем уверена, что хочет знать, кто их наложил. Она вызвала малфоевского эльфа, чтобы тот под её чётким руководством справился с волосами. Укротить это буйство без магии и без возможности нормально поднять руки — задача не из простых. Что до косметических чар, так магическая завивка ресниц должна продержаться ещё две недели — и этого достаточно, чтобы Белла осталась вполне довольна своим внешним видом. Блэки от природы красивы; им нет особой нужды в «искусственности», как любит говорить тётушка Вэл. Даже Нарцисса, обожающая всевозможные дамские сборы, редко разукрашивает своё лицо. Что уж говорить о самой Беллатрикс? Даже зная, что от палочки не будет никакого толка, Белла прячет её в скрытом в юбках платья кармане. Она с досадой вспоминает, что не успела забрать свой нож из груди убитого аврора. Дома таких ещё десять или около того, но сейчас она осталась без оружия. Просто потрясающе. Беллатрикс небольшими шагами, к которым уже успела привыкнуть за это время, идёт к двери, но замедляется, когда проходит мимо зеркала. Ей, в общем-то, плевать на свой внешний вид, но она в гостях — необходимо соответствовать. Пригладив собранные в нарочито небрежный пучок волосы, Белла выходит из своих апартаментов и направляется к лестнице. Однако ещё даже не успевает поставить ногу на первую ступень, когда слышит щелчок двери за спиной. Оборачивается — и натыкается взглядом на Тёмного Лорда, только что закрывшего дверь своих комнат. Они оба гости в этом доме, а потому их покои находятся в одном крыле, на одном этаже. Они часто пересекаются в этом злосчастном коридоре. Встретить Милорда здесь — совершенно не новость, но каждый раз Беллатрикс отчего-то впадает в лёгкий ступор и не всегда может вовремя прийти в себя. Как сейчас. Тёмный Лорд успевает поравняться с ней, дойдя от двери до лестницы, пока она как под Конфундусом наблюдает за ним, одновременно ничего не видя. Лишь осознаёт, что на лице Повелителя играет полуухмылка — и всё. Стыдно, конечно, но ничего поделать она с собой не может. — Доброе утро, Беллатрикс, — приветствует Тёмный Лорд забавляющимся тоном. — Я… да… Доброе утро, Милорд, — выдавливает она, наконец отмирая. Повелитель хмыкает. Белла знает, что такие ситуации его забавляют. Если поразмыслить, она едва ли не единственная, кто не боится находиться с ним наедине — и всё равно раз за разом превращается в статую, теряется в своих мыслях. Ну не идиотка ли? Остаётся лишь надеяться, что он списывает это на уважение, граничащее с трепетом, но не со страхом. — Вижу, ты на ногах. Вряд ли мне стоит так удивляться. — А вы удивлены? — с наигранным удивлением спрашивает Белла, словно действительно ничего не понимает. Но они оба знают, что это игра. Наивность — про кого угодно, но не про Беллу. Что бы там ни думала её мать. — Обстоятельства не то чтобы способствуют твоей сегодняшней бодрости. Беллатрикс просто пожимает плечами. — Давайте остановимся на том, что это сама гроза дала мне сил? Он ничего не отвечает, только хмыкает, одаривает её снисходительным взглядом и начинает спускаться. Белла, слегка разочарованно вздохнув при виде бесконечной лестницы, аккуратно следует за ним. Обычно она перешагивает через одну ступеньку, но в нынешнем положении не рискует даже пытаться. Не при Тёмном Лорде. Одно неверное движение может привести к болезненному вздоху или, что ещё хуже, к падению. С болью она смириться ещё может, а вот с позором — нет. — Вы идёте завтракать? — вдруг спрашивает Беллатрикс. Повелитель останавливается: не то понял, что его спутница отстала, не то вопрос застал его врасплох. Так или иначе, он дожидается, пока она встанет с ним на одну ступень, и только тогда продолжает спускаться с довольно-таки медленной скоростью — такой, чтобы она снова не осталась позади. Белла рада бы отблагодарить, но не рискует прерывать его мысли. Спустя десять ступенек он отвечает: — Думал выйти прогуляться по парку мэнора, но погода к этому не располагает. — Сегодня будет манго. — Тебе нравится манго? — Нет. Слишком приторно. В ответ Повелитель только кивает. Без лишних слов Белла понимает, что не одинока в своей точке зрения. Когда ступеньки заканчиваются, Беллатрикс всё же требуется несколько секунд, чтобы отдышаться. Лестница — не прямой пол. Подниматься, вероятнее всего, будет ещё сложнее, но это проблема следующего часа. Повелитель удивительно терпеливо дожидается её. Когда Белла выпрямляется и на этот раз действительно благодарит его, они молча следуют в столовую. Её лицо остаётся неизменным и ни одним движением не выдаёт радости из-за того, что он-таки решил позавтракать со всеми. Ей нравится сидеть с ним за одним столом и обсуждать всевозможные дела Организации гораздо больше, чем слушать последние сплетни от Нарциссы. И даже больше, чем выводить из себя Люциуса. Как и следовало ожидать, их появление вызывает удивление у Малфоев. Не потому, что оно совместное, но потому, что они оба крайне редко сидят за общим столом. Если о Беллатрикс было известно заранее, то Тёмный Лорд определённо оказался сюрпризом. Выражения их лиц — смесь шока, подозрительности и лёгкого испуга. Конечно, посторонние не уловили бы ни одной из этих эмоций, но она не может не заметить. Как и Тёмный Лорд. Так для кого, спрашивается, весь этот маскарад? Беллатрикс весело хмыкает, достаточно громко, чтобы разрушить тишину, и как ни в чем ни бывало следует к столу, совершенно не обращая внимания на укол боли. Малфои тут же приходят в себя и уважительно встают, чтобы неловко поприветствовать Повелителя. Он, невозмутимо кивая обоим, проходит к своему месту во главе стола. Обычно оно пустует, но предусмотрительные Малфои всегда оставляют его накрытым как раз для таких случаев. Место самой Беллатрикс, тоже обычно накрытое, — возле Нарциссы, которая сидит по левую руку от Милорда и ровно напротив мужа. — Сегодня не самая приятная погода, — вежливо прерывает тишину Люциус, когда эльфы начинают подавать блюда. Белла закатывает глаза. — Понятия не имею, что тебя не устраивает. — Опасность аппарировать, — категорично возражает Малфой. Беллатрикс уже открывает рот, чтобы прокомментировать его детские страхи, но в этот момент эльф снимает крышку с её тарелки, и у неё полностью отпадает желание что-либо говорить. От глазуньи и кусочков бекона исходит настолько приятный аромат, что её рот наполняется слюной. Аппетит с уровня лёгкого голода поднимается до невыносимого. Если она сейчас же не попробует это украшенное петрушкой творение малфоевских эльфов, то не выдержит и убьёт одного из павлинов с заднего двора. Белла, кажется, целую вечность не испытывала чего-то такого к простой, гриндилоу её раздери, еде. А ведь это даже не изысканное блюдо, каких следует ожидать от ужина. Обычная яичница, но до чего же аппетитная! Она чувствует на себе взгляд и, пересиливая желание схватить вилку, чтобы наконец-то ощутить реальный вкус еды, поднимает голову. Тёмный Лорд смотрит на неё своими отливающими кровью врагов глазами. Ей всегда нравился этот оттенок, но сейчас нет желания любоваться. Пересекаясь с ним взглядами и улавливая его очевидный интерес к её поведению, Беллатрикс всё ещё может думать лишь о призрачном ощущении яичницы во рту. Если бы приличия, вбитые в голову воспитанием Блэков, не сдерживали её, она бы уже наслаждалась вкусом. Словно прочитав её мысли, Повелитель хмыкает и, на правах почётного гостя, молча приступает к своему блюду. Малфои в два голоса желают приятного аппетита, но Беллатрикс не может заставить себя вымолвить и слова. Она слишком нетерпеливо разрезает яичницу вилкой. Как только первый кусочек оказывается во рту, ей кажется, что она видит звёзды. Слишком вкусно. Слишком съедобно. Белла уже забыла, какого это — питаться не для галочки. — Мерлин, как вкусно… — в конце концов не выдерживая, бормочет она, чем, безусловно, заслуживает взгляды Малфоев. Плевать. Они с самого начала подозрительно косились на неё, слишком вежливые, чтобы пялиться. Цисси, впрочем, всего лишь переживает, что ясно читается в её небесно-голубых глазах. Мысли Люциуса остаются загадкой, которую ей даже не хочется решать. Только когда она проглатывает ещё два кусочка яичницы и один — бекона, первобытный голод притупляется. Еда всё ещё не вызывает отторжения, но и не манит к себе так сильно, как минутой ранее. Хорошо. В какой-то момент она испугалась, что теперь всегда будет так реагировать на всё, что вкусно пахнет. Беллатрикс слишком привыкла к возможности с лёгкостью отказаться от еды до того момента, пока не свалится в обморок от истощения. Это даже удобно, когда нет времени на перекусы. Если её поймают, не возникнет проблем с тем, что никого не волнует сытость пленников. Откровенно говоря, у авроров больше шансов добиться от неё чего-то, заставляя есть до отвала, а не моря голодом. Не то чтобы Беллатрикс могла раскрыть планы и под Круциатусом, который Крауч так любезно разрешил использовать своим цепным псам. Никакой боли не хватит, чтобы заставить её даже подумать о предательстве. Иногда ей интересно, есть ли хоть что-то, действительно способное на это. Закончив с яичницей, Беллатрикс переходит к йогурту. Всё это время она молчит, что в какой-то степени должно быть подозрительным. Она никогда не молчит. Обычно они с Люциусом препираются до самого выхода из-за стола. Или с Нарциссой обсуждают что-то из последних новостей. Если Тёмный Лорд за столом, то они всегда говорят о делах Организации или просто ведут нейтральную беседу. Однако сегодня Милорд подозрительно молчалив — Белла легко делает вид, что не чувствует его взгляд на себе, — а первой обращаться к нему она не рискует. В этом положении, как она вдруг замечает, дышать больно. Что будет, когда она заговорит? На самом деле теперь, когда всевозможные ароматы не отвлекают, Беллатрикс действительно обращает внимание на колющую боль в области груди. Ситуация с рёбрами определённо ухудшилась. С утра тоже было больно, но не до такой степени, чтобы стараться не вдыхать слишком много. Может, она что-то потянула, когда спускалась по лестнице? Или не была достаточно аккуратна, когда садилась? У Беллатрикс есть базовые знания в колдомедицине, но она действительно больше одарена в нанесении вреда, чем в его устранении. Могла ли она своей неосторожностью серьёзно навредить себе? Или это из-за простой перегрузки? За этими мыслями она доедает йогурт, даже не почувствовав его реального вкуса. Казалось бы, от недавнего аппетита не осталось и следа: он стёрся болью и тревогой из-за того, что ей, возможно, придётся провести ещё больше времени в бинтах. Беллатрикс планировала извлечь максимум выгоды из времени, которое ей придётся провести без магии, и в списке дел не на последнем месте стояли физические тренировки. В магическом поединке гибкость и скорость важны ничуть не меньше, чем палочка в руке. Спортивное тело — неоспоримое преимущество. Но как она, Салазара ради, должна заниматься, когда не может без приключений спуститься в столовую?! Хотя она вообще не должна напрягаться, пока рёбра не заживут. Хорошо. С одной, двумя неделями затишья смириться можно, но вот с тремя… Беллатрикс сама себя проклянёт за неосторожность, если узнает, что своим несерьёзным отношением к травме продлила сроки выздоровления. Ведь могла не прогонять Нарциссу, могла хотя бы попытаться быть более ответственной, а вместо этого предпочла проявить характер и мордредову гордость, сделав вид, что ничего серьёзного не произошло. Идиотка. Совершеннейшая идиотка. Нарцисса вежливо прокашливается, привлекая к себе внимание и отрывая Беллатрикс от удручённых мыслей. — Что ж… — Её голос звучит неуместно после всего завтрака, проведённого в тишине. — Как ты себя чувствуешь, милая? Беллатрикс, пусть и смотрит только на сестру, краем глаза замечает, что Малфой и Тёмный Лорд тоже наблюдают за ней. Она нервно сглатывает. Неужели больше не о чем поговорить? — Замечательно, — не то чтобы убедительно отвечает Белла и тут же мысленно ругает себя. Цисси зволноваться о её проблемах не стоит. — Не беспокойся об этом, — с мягкой улыбкой дополняет она. Но Нарцисса знает её слишком хорошо, чтобы так легко поверить. — Ты уверена? — с настолько очевидным недоверием переспрашивает сестра, что становится почти стыдно за свои актёрские навыки. — Потому что твоё лицо буквально говорит, что что-то не так. О, ну конечно. Когда Беллатрикс забывает, что находится не наедине с собой, её мимика становится настолько очевидной, что это едва ли не обидно. Нельзя сказать, что скрывать особенно яркие эмоции на публике у неё выходит лучше: слишком огненный темперамент, слишком много блэковской крови. Иногда она завидует сестре, так легко научившейся прятать свою доброту под маской снежной королевы. Иногда. В остальное время Белла предпочитает думать, что сама отказалась притворяться кем-то другим. А, возможно, так оно и было. В конце концов, она действительно может быть хорошей актрисой, если это крайняя необходимость. — Ну? — настойчиво требует Нарцисса. Беллатрикс напускает на себя снисходительный вид. — Всё действительно хорошо, золотко. — Вместе с обезоруживающей улыбкой Белла использует детское прозвище. Всегда так делает, когда необходимо смягчить сестру. Работает лучше любого Конфундуса. — Я просто задумалась. — И о чём же? — всё ещё недоверчиво щурит глаза Цисси. Но уловка прокатила: голос сестры смягчился, взгляд стал нежнее и как будто наполнился ностальгией. Беллатрикс хочется фыркнуть такой детской наивности, но она удерживается, зная, как важно довести дело до конца. — О том, что ты наложишь на меня следящие чары, если я сунусь в тренировочный зал в ближайшую неделю. Нарцисса сначала хочет возмутиться, но затем улыбается, очевидно, решив, что она шутит. Беллатрикс не была бы так уверена. — Хуже, милая. Я привяжу тебя к кровати. Люциус вдруг давится своим гадким зелёным чаем. Беллатрикс не сразу понимает, в чём дело, и вопросительно смотрит на него, но… Малфой старательно отводит взгляд, щёки Нарциссы заливаются краской, и всё становится на места. Белла прячет снисходительную улыбку в чашке кофе. Какие же они всё ещё дети. Женатые дети, внезапно напоминает сознание, когда Цисси, скрывая смущение, поворачивается к Люциусу, чтобы убедиться в его невредимости. Этой ночью они вполне могли наложить на свои покои заглушающие чары и… ей определённо не нужна картинка, что — «и». Не то чтобы Нарцисса, нежная и скромная Нарцисса, могла согласиться на такое, но… вдруг? В тихом омуте черти водятся, а её сестра — всё ещё Блэк. Не бывает нормальных Блэков, это аксиома. Так почему бы Цисси не увлекаться… Стоп. Хватит. Беллатрикс резко отворачивается от увлечённых друг другом Малфоев — и едва удерживается от того, чтобы болезненно застонать. Рёбра, до этого момента подозрительно тихие, напомнили о себе уколом боли и выбитым из лёгких воздухом. Ей приходится зажмуриться и выждать несколько секунд, чтобы дать дыханию восстановиться, а телу, вмиг напрягшемуся — расслабиться. За это время Беллатрикс вспоминает все ругательства, какие только знает, и, возможно, придумывает новые. Достаточно трудно угнаться за мыслями, пока тело в шаге от судороги, допустить которую на глазах у всех просто нельзя. Когда она наконец открывает глаза, смахивая выступившие слёзы — по правде говоря, больше от неожиданности, чем от боли, — первым, что видит Беллатрикс, оказывается нечитаемый, но определённо не добрый взгляд Тёмного Лорда. И его глаза. Тёмные, отливающие кровью врагов, посмевших встать у него на пути. Очень красивые глаза. Дальше этой пародии на чёткую мысль Беллатрикс не заходит. Есть грань, которую не стоит пересекать. Милорд более чем привлекателен — это просто факт, на который она, как и любой другой человек, знающий цену харизме, не может не обратить внимания. Что Беллатрикс действительно может, так это не дать мыслям зайти дальше прагматичного анализа, которому её учили с детства. Ни больше ни меньше. Так что вместо того, чтобы думать о его глазах, Белла переключается на мимику. Его брови слегка нахмурены: достаточно, чтобы она уловила, но нет — для увлечённых друг другом Малфоев. Губы не поджаты, но трудно не заметить намёк на некоторую напряжённость. Глаза сощурены в типичной для Повелителя манере. Она проявляется, когда Милорд старается уловить то, что написано на чьём-то лице, но не отражается в мыслях. Беллатрикс по себе знает, что в таких случаях природная проницательность гораздо полезнее легиллименции. Мысли не всегда соответствуют чувствам — и порой то, что человек чувствует, важнее его мыслей. Беллатрикс нет нужды пытаться угадать, что побудило Тёмного Лорда на подозрения. Он должен был догадаться, что с её рёбрами не всё так хорошо, как она говорит, ещё на лестнице. И, конечно же, его не обманул спектакль, устроенный исключительно для Нарциссы. Думает ли он о том, что её состояние хуже, чем должно быть по его прогнозам? Ожидал ли он от неё чего-то большего? Не позволяя себе паниковать, Беллатрикс вскидывает брови в немом вопросе. Милорд едва уловимым движением кисти и кивком головы отмахивается от него. Есть две возможных трактовки: либо ей не стоит обращать на это внимание, либо он не хочет об этом говорить. С ней или при Малфоях — уже другой вопрос. Беллатрикс отводит взгляд. Она продолжает чувствовать неприятное покалывание, но уже не боль. Как будто надо было сделать рывок, чтобы избавиться от неё. Не желая и дальше думать об этом, Белла находит глазами тарелку перед собой. Она даже не заметила, как эльфы убрали грязную посуду и подали десерт. Панкейки с персиковым джемом. С несколько секунд посмотрев на угощение, она недовольно морщится. Аппетит окончательно пропал: какой бы сладкий запах не исходил от блюда, у неё он вызывает лишь лёгкую тошноту. И пусть. Того, что она съела, вполне достаточно. Хотя отказаться от ещё одной чашки кофе — определённо выше её сил. Беллатрикс отодвигает от себя тарелку. Хлебая горький напиток и старательно не смотря на Повелителя, она ловит обеспокоенный взгляд сестры, который решает проигнорировать. Вряд ли Цисси это заслужила, но Белле откровенно не до неё. Пусть думает что хочет. Спустя несколько секунд звона столовых приборов о тарелки она прислушивается к состоянию своих рёбер и, не замечая ничего подозрительного — что, откровенного говоря, подозрительно само по себе, — аккуратно откидывается на спинку стула. Делает пару вдохов, чтобы убедиться, что ничего не изменилось, и лишь затем небрежно спрашивает: — Так ты куда-то собрался, Малфой? Не из интереса, но потому, что тишина невыносима. Беллатрикс её терпеть не может всеми фибрами своей души. Люциусу, как выясняется, необходимо посетить Лютный переулок. Он говорит об этом так обобщённо и нехотя, что Белла закатывает глаза. Малфой прав, конечно, не желая делиться подробностями своих не самых законных дел: она едва ли не каждый день рискует быть пойманной и накачанной Веритасерумом, а вырезанные на коже руны хоть и смягчают действие зелья, но не полностью избавляют от него. Абраксас хорошо научил сына искусству учитывать даже такие мелочи, но Люциус делает это так неизящно, так отлично от отца, что хочется скривиться. Он ещё научится, куда ж денется, но даже в ней изворотливости побольше будет — и не то чтобы Беллатрикс считала себя особенно хитрым человеком. Они затевают лёгкую перепалку, которую снова почти сразу прерывает Нарцисса, чтобы спросить о его работе в Министерстве, а на деле — не дать им повыдергивать друг другу перья. Цисси, конечно, пытается и её втянуть в вежливую беседу, но безрезультатно: из себя Беллатрикс выжимает разве что однословные ответы и скептические взгляды. Тёмный Лорд, впрочем, реагирует аналогично. В конце концов завтрак заканчивается, когда Повелитель встаёт с места. Малфои подскакивают следом и поспешно благодарят его за компанию. Он исключительно вежливо, но слегка раздражённо — что, должно быть, замечает одна Белла, — кивает им, а затем смотрит на неё. Беллатрикс всё ещё сидит на месте, невозмутимо допивая свой кофе и ожидая, пока все скроются, чтобы не испытывать удачу. Вдруг не получится встать без опоры? Не хочется иметь дел с позором или, что ещё хуже, жалостью. Тем не менее, поймав взгляд Повелителя, она уже знает, что план провалился. — Зайди в мой кабинет, Беллатрикс. Беллатрикс. Значит, что-то серьёзное. Наверняка касается её сегодняшнего поведения. Или состояния в целом. Или общих новостей: она до сих пор не знает, как вела себя Организация на протяжении всей недели. Исключительный непрофессионализм. — Да, Мой Лорд. Малфои тоже распознают контекст и без лишних слов исчезают из столовой. Беллатрикс уже меньше переживает, как ей вставать из-за стола. Она аккуратно выпрямляется на месте, стараясь замаскировать медлительность под изящность. Тёмный Лорд, как назло ждущий её, конечно, не ведётся на уловку. Он слишком хорошо знает, что все её движения полны резкости и отточенности бойца, а не плавной нежности леди. Нарочито небрежно хватаясь рукой за край стола, Беллатрикс делает глубокий вдох, после чего наконец-то встаёт и ногой отодвигает стул. Это было ошибкой. Ей приходится опереться второй рукой на спинку стула, чтобы не упасть, и закусить губу, чтобы не заскулить. Досада закрадывается в каждую мысль: всё же было хорошо! Но лишь одно неверное движение, помешанное с чрезмерной самоуверенностью — и воздуха в лёгких вдруг резко не хватает, и ноги косятся, и перед глазами мелькают цветные пятна. Беллатрикс сжимает опору до побелевших костяшек, дышит через силу, но продолжает стоять. Она могла бы, конечно, сесть обратно, но не станет. По какой-то причине не упасть сейчас кажется особенно важным. Быть может, потому, что у неё не осталось ничего, кроме гордости, и потерять её одновременно с магией Беллатрикс себе позволить не может. Блэк без магии — уже нелепость; Блэк без гордости — и не Блэк вовсе. Собрать волю в кулак не сложно. На самом деле это почти столь же привычно, как пить горький кофе по утрам или прятать нож в одежде и обуви. К кофе её приучил отец, к ножу — Лестрейндж, а быть сильной… Что ж, быть сильной Беллатрикс научилась сама. Однако она едва успевает по-настоящему напрячься, чтобы сделать рывок, как вдруг её подхватывают под локоть и, удерживая за плечи, садят обратно на стул. Всё это происходит настолько быстро и стремительно, что Беллатрикс не сразу понимает: она больше не чувствует боли, не видит раздражающих пятен и наконец-то может нормально дышать. И ошеломлённо моргать, пытаясь сосредоточиться. Требуется ещё несколько мгновений, чтобы полностью осознать произошедшее. Первым, на чём получается сфокусировать взор, оказывается Тёмный Лорд. Он возвышается над ней незыблемой стеной, пока Беллатрикс снизу вверх смотрит на него затуманенным взором. Она не замечает ни нахмуренных бровей, ни завораживающих красноватых глаз; может разобрать только растущую в собственной груди панику. Совершенно абсурдную и глупую. И всё же… Если Повелитель не доверяет её выдержке, если считает, что она может сломаться, как фарфоровая кукла, если сомневается в ней… Никто не смеет сомневаться в Беллатрикс Блэк. Даже Тёмный Лорд. Тем более он. — Я бы справилась сама. — Собственный хриплый голос эхом раздаётся в голове. Её тон, как Белла отдалённо замечает, вызывающий. Она знает, к чему это может привести. Помнит, к чему уже привело достаточно раз, чтобы научиться сдерживаться — достаточно для кого угодно, кроме Беллатрикс. Какой бы идеальной ученицей она ни была, ничто и никто не в силах усмирить огненный темперамент, отпечатанный в блэковской крови. Боль её не пугает, но подстрекает идти до конца. Трудности манят испытать выдержку. Чужие сомнения питают неукротимую жажду любой ценой отстоять свою честь. Гордость Блэка — уже катастрофа; задетая гордость Блэка — предзнаменование конца. — Я знаю, — невозмутимо кивает Тёмный Лорд, словно не замечая назревающей бури, готовой молнией ударить в его несуществующее сердце. Они встречаются взглядами: тёмная решительность, алое спокойствие. — И чего бы ты этим добилась? — Голос неуловимым эхом раздаётся в пустой столовой, тягуче проникает в сознание, и… И… И только он умеет так просто осаждать её эмоции. Резко, одной фразой. Порой хватает и взгляда. Белла уже отчаялась понять, как у него выходит так легко внушить ей свою точку зрения, помочь взглянуть на всё без искажающей призмы эмоций, но со стороны холодной рациональности. До Тёмного Лорда никто не был способен утихомирить её огонь, заставить забыть о ярости. А ему даже не требуется прилагать каких-либо усилий, ведь прислушиваться к его словам просто… естественно. Иногда Белле кажется, что голос разума, периодически звучащий в её голове, является его голосом. Сейчас она почти физически может чувствовать, как кровь, блэковская кровь, перестаёт бурлить в тонких венах. И правда: чего бы она добилась своим упорством? Ещё за завтраком, не более часа назад, Беллатрикс проклинала себя за неосмотрительность и безответственность, а теперь снова наступает на грабли своего ужасного характера. Идиоту понятно: перегрузка может привести к осложнениям, которые сейчас нужны меньше всего. А что делает Беллатрикс? Сводит себя в могилу месяцев безделья, не иначе. Теперь, когда ситуация открывается со стороны, ей становится до смущения неловко. Ощущение, недостойное гордецов Блэков — и тем не менее, в присутствии Тёмного Лорда она испытывает его неприлично часто. Как вообще можно не ощущать неловкости рядом с человеком, занимающим почётное место кумира в её идеологии с тех пор, как Белле было четырнадцать? Она давно выросла в умную, выдающуюся ведьму, газеты называют её одной из сильнейших волшебниц своего времени, семья гордится наследником, которым она сама себя сделала… И всё же по сравнению с тем, что знает и умеет Повелитель, Беллатрикс Блэк остаётся ребёнком, не смеющим даже мечтать встать с ним на одну ступень. Всё, что она может — так это восхищённо любоваться им, как грозой из окна своей спальни. Рассеянный взгляд её вдруг подмечает скептически приподнятую бровь Милорда, а затем и его чарующие глаза. В них тоже скепсис, и она борется с порывом пристыженно опустить голову. Он стоит перед ней невозмутимой скалой, весь сделанный из какой-то особенной породы: такой, что одновременно веет как аристократичным холодом, так и диким жаром. Не лёд и не пламень — что-то среднее. Идеально сбалансированное, от природы изящное и болезненно недостижимое. Беллатрикс-таки сдаётся и опускает голову. — Прошу прощения, Милорд, я не… — Избавь меня от этого лепета, — отмахивается Повелитель, и она тут же закрывает рот. Уже достаточно людей падают перед ним на колени, лишь сказав неверное слово, а Беллатрикс такой никогда не… — С утра было также? Белла удивлённо поднимает голову, мгновенно забыв о смущении и мыслях. Встречает взгляд Тёмного Лорда, силясь прочитать, разгадать. Замечает готовность использовать легиллименцию, если она даже подумает приукрасить правду. Расчётливость, с которой он обычно приступает к анализу. И, если зрение её не подводит, намёк на обеспокоенность. Но нет никакого раздражения или тихого гнева. Значит, можно выдохнуть. Если Повелитель решил сделать вид, будто ничего не произошло, Белла будет рада ему подыграть. — Нет, — скрывая своё облегчение, отвечает она. — Даже не могу точно сказать, когда начались осложнения. Просто в какой-то момент я заметила, что дышать тяжело, а потом резко развернулась, вы это видели, и боль понемногу прошла. Как… — И тут к ней приходит шокирующее осознание. — Вы что-то сделали, — не вопрос. Беллатрикс слишком хорошо разбирается в магии и боли, чтобы сомневаться. Она ведь чувствовала свойственное медицинским чарам покалывание, но была так погружена в свои мысли, что не смогла дать ему верное имя. Но это точно была магия, без единого сомнения. Да и боль никогда не исчезает резко. Она оставляет после себя послевкусие, ни с чем другим не сравнимое. Белла знает это лучше прочих: так часто наблюдала за чужими страданиями, так часто смаковала их, что должна бы уже вызубрить каждый известный оттенок. — Но… как? — Потому что два года назад она бы всё отдала за чары, способные заменить обезболивающие зелья и стандартные медицинские заклинания с влиянием на нервную систему. Тёмный Лорд знал о её мучениях, но ничего не сказал. — Я бы больше волновался из-за того, что ты не поняла сразу. У меня уже есть теория на этот счёт. Белла сощуривает глаза. Если он уворачивается от ответа… что ж, это определённо стоит её внимания. Но сейчас она согласна подыграть и перейти к другой теме. — Считаете, что потеря магии может повлиять на её восприятие? Тёмный Лорд только пожимает плечами. — У тебя снова проснулся аппетит. — Ненадолго. Мне стало плохо от одного взгляда на эти панкейки, — фыркает она. Но Повелитель взглядом даёт понять, что не воспринял этот комментарий всерьёз и знает: его мысль она уловила. Как тут не уловить? Последние пять лет Беллатрикс мучалась из-за непостоянности своего аппетита; год назад он и вовсе пропал. Сложный был период, но она смогла научиться питаться на автомате, а не по прихоти или крайней необходимости. Сегодняшний голод был чем-то из ряда вон выходящим, хоть и странно знакомым. Раньше Беллатрикс любила вкус еды и была бесконечно придирчивым гурманом. Раньше. Пока она с абсурдной сентиментальностью вспоминает вкус бифштекса, который эльфы Блэк-хауса готовят ровно два раза в неделю, Тёмный Лорд достаёт свою палочку. Белла замечает это, только когда он направляет кончик прямо на неё, и опешивает. Он не произносит никакой словесной формулы, и из палочки не вырывается луч света, но внезапно тяжесть, которую она раньше даже не замечала, исчезает. Повелитель убирает палочку. — Нам надо многое успеть обсудить, — объясняет он свои действия в ответ на её непонятливый взгляд. — Пойдём. — В этот раз Милорд не дожидается её и направляется в сторону выхода из столовой. Прежде чем последовать за ним, Беллатрикс двигает корпусом, чтобы убедиться: боли больше нет. Значит ли это, что он снова использовал таинственное заклинание? Тёмный Лорд должен понимать, что этим только подогрел её интерес. Трудно сказать, была ли в этом его цель. Как только она по привычке перешагивает через ступеньку, Повелитель останавливается. — Не напрягайся лишний раз. Рёбра всё ещё сломаны. Мысленно Белла даёт себе подзатыльник. — Да, верно. Милорд, как и часом ранее, идёт медленнее обычного, чтобы не давать ей повода торопиться. Как будто знает, что Беллатрикс забудет о любых осторожностях, если начнёт отставать. Она не смеет даже задумываться о том, что его действительно волнует её благополучие и здоровье, но ничего не может поделать с приятным и даже немного смущённым ощущением от этого неподуманного предположения. Белла сильна в том, что касается контроля мыслей, но чувства — определённо не её стезя. Только когда они доходят до кабинета и Тёмный Лорд начинает снимать защиту, она словно невзначай говорит: — Вы никогда не рассказывали об этих чарах. — Должно быть, потому, — с предупреждением в голосе отвечает Повелитель, — что я не хочу, чтобы ты ими пользовалась. Он раскрывает перед ней дверь, но ловит взгляд, как будто удерживая от входа. Очевидно, ищет подтверждение тому, что она получила послание. Гром и молния выступают устрашающим дуэтом, заливая кабинет светом и заглушая мысли. Беллатрикс кивает с серьёзным выражением лица. Она не станет спрашивать. Во всяком случае, пока что.