Забери меня с собой.

      Макс сидел на берегу злополучной речки и бросал в воду камешки. Парень не знал, что он тут делает, зачем вообще остался в этой проклятой деревне?! Нет, по началу оно, конечно, всё понятно было — больше-то некуда. Не после того, как он такое в прямом эфире отчудил. Не после того как...себя продал. С потрохами. В гонке за жадностью и благородием он выбрал не то. Совсем.        Нет, можно было, конечно, вернуться, прощения попросить, оправдаться, мол, к башке пушку приставили, говори, что диктую. Поверили бы. И проверили, запись бы переслушали, голос его дрожащий. Только Макс был почему-то уверен — отсюда не уехать. И в очередной раз испытывать судьбу он уже не хотел. Да и в принципе жить тут можно. Человек ко всему со временем привыкает. Аришка, тут Кольцов долго себе признаться не мог, она удобная — и пожрать, и потрахаться.        Только не то всё. Максим может и мудак, но далеко не дурак. Он эту ведьму давно раскусил, и вовсе не в водичке тут дело, точнее не только в ней. Живут они теперь и друг другом пользуются. Он ее прилежно трахает, глаза закрыв, а она не обращает внимания на то, что он в оргазме имя денисово стонет. Только надоела ей такая жизнь, и сидит он теперь на бережку, как Алёнушка, с чётким желанием утопиться. —А вот чтобы сказал Денис, услышав мои мысли, а? — шепчет надтреснуто, не зная к кому обращается. То ли к Богу, то ли к себе. —Сказал бы, что ты еблан.       Максим резко вскидывает голову, отказываясь верить своим глазам. Живой! Дениска, живой, стоит перед ним в шубе этой почему-то на голое тело. Но какая разница в чём, если вот он тёплый, дышащий, такой родной, такой любимый. С улыбкой своей ебланской. —Родненький мой, любимый, живой! — рыдает ему куда-то в макушку, чувствуя как в волосы так знакомо вплетаются чужие пальцы. И не обращает внимание ни на кожу ледяную, ни на воду, стекающую с мужчины и уже впитавшуюся в одежду Макса.       И вдруг он снова один. Смотрит дико на пустые руки, бьёт себя по щекам, задыхается. Хрипит, дышать не может, в горле ком, грудь сдавливает, будто плиту каменную положили. Спотыкаясь ползёт к воде, плещет в лицо и вдруг падает, утыкаясь носом в мягкий речной ил, рыдает, воет медведем раненым, грудь себе раздирает. И не может жить так, и не хочет больше. Только тянет его кто-то подальше от воды, шепчет: "рано тебе ещё". Утром он просыпается в своей постели, будто ничего и не было. Только в груди пустота зияет. ****       Максим целыми днями проводит на речке. Осунулся, похудел, не ест ничего, пьёт изредка. Аринка уже плюнула на него и умотала очередного залётного окучивать. Да и бог с ней, ведьмой старой. А Макс верит, что ему не привиделось, что был он здесь. Был. И теперь он ждёт, воду эту то хлещет литрами, то два пальца в рот и жаждой мучается. Только Денис не приходит. Ни через день, ни через два, ни даже через неделю.       Однажды Кольцов плюёт на всё и ныряет. Надеется, что после смерти хоть на миг Титова увидит. Обжигающе ледяная вода обволакивает всё тело, сжимает плотным кольцом. Мышцы сводит судорогой, остатки кислорода распирают лёгкие, рвутся наружу, но Макс держится. Ждёт. И чувствует как обнимают его ласковые руки с длинными изящными пальцами, чувствует холодные губы на своих, чужие волосы, щекочущие лицо. Улыбается — наконец-то! —Ну ты долбаёб, конечно. Сказано же, что рано. —Деня, Деничка, не оставляй меня, пожалуйста, забери с собой, я так люблю тебя, так люблю. На берегу сиротливо лежит брошенная красная жилетка.