Ты можешь убегать, я настигну тебя.
Холодное серое небо, окутанное тяжёлыми грозовыми тучами, в очередной раз показалось Чимину до абсурдного умиротворяющим. Умиротворяющим и по своему прекрасным. Здесь, на Ганкаджиме, ему вновь спокойно и даже как-то комфортно. Особенно в одиночестве. Сидя на небольшой каменной лестнице, со всех сторон скрытой невысокими ветхими многоэтажками, Чимин, игнорируя колючие ветки хрупкого маленького дерева, храбро проросшего сквозь слои бетона, упирающиеся в его спину, сосредоточенно вслушивался в громкое пение цикад и всеми силами пытался абстрагироваться от реальности. Если закрыть глаза и максимально сосредоточится на шуме волн и треске бетона кругом, то легко можно представить, что Чимину, вновь восемнадцать и никакие тяготы взрослой жизни пока ещё не обременили его истерзанное сознание. Как давно он вернулся в Японию? Около года назад? Да, где-то так. Что он успел за это время? Три раза почти довести МинХо до нервного срыва. Один раз поговорить с сестрой по телефону, Юми тогда на него столько дерьма вылила, что с лихвой хватило бы окропить несколько гектаров поля. Видишь ли, посмел он окаянный увести её мужика. Ха-ха, очень смешно. Научился безошибочно, одним лишь взглядом, определять по течению, будет ли сегодня клёв или нет. Ну и ещё приловчился так профессионально собачиться с другими рыбаками, что его за глаза все недовольные конкуренты принялись дружно называть злобной шавкой Мина. Не густо. Ещё что-то есть? Его японский по-прежнему не фонтан. Хосок при каждой встрече яростно желает пропасть на закате в море, желательно в шторм, а Савада-сан просто делает вид, что ничего не происходит. Всё кругом тихо и спокойно. Как же… Этого ли хотел Чимин, соглашаясь на переезд? Очень вряд ли. В то утро, когда он, так и не осмелившись, попрощаться с дядей, тайком покинул Сеул и осторожно ступил под ручку с Юнги на землю Нагасаки. Зима, словно зазывала его, словно желала очаровать, словно искусно замыливала взгляд, оставляя на всей территории Японии своё роскошное одеяло. Мягкое и нежное белое покрывало, что развернулось в тенях рассвета, искрясь под лучами утреннего света. Чимин был очарован. Очарован и так сильно влюблён. Вот и его новая жизнь. Ура. Принц, наконец, освободил «принцессу» от злобного дракона! Или же… дракон вновь похитил так приглянувшеюся ему «принцессу»? Где истина? И хочет ли Чимин её вообще знать? Настоящее банально, ведь «сегодня» — это завтрашнее «вчера». Прошлое будет предано забвению всеми, кроме тех, кто хоть немного понимает, что всё последующие — многократно повторяющийся бессмысленный дух времени. Почти иллюзия. Если Чимина когда-то спросят, жалел ли он о своём необдуманном решении, то он соврёт. Он, словно одинокий пожелтевший листок, дрожит от правды на голой ветке. Пока Юнги ему верит, он в безопасности. Сбежать бы обратно в Сеул, но… До какого момента Чимин свято верил в то, что Юнги действительно исправился и больше не станет контролировать его? До первого скандала и «не ходи ты к тому японцу, он какой-то странный и смотрит на тебя с вожделением»? Да. Примерно до этого. Юнги исправился… Теперь это даже звучит смешно. Долины без гор и горы без вершин. Крылья без ангелов — плач без смеха. Сердце без любви — жизнь без смерти. Чимин не забыл ни одно из этих слов. Но из комы его души больше нет выхода в свет. Проводник потерян. Предан им же. Чонгук. Чонгук, как ты там? Отдал уже своё сердце хмурому ТэТэ? Иногда, поднимая глаза к небесам, Чимин невольно терялся в них ненадолго, успокаиваясь. Но покой не может длиться вечно, а жаль, рано или поздно, приятный взору голубой покров всё равно разорвётся и сквозь него прорвётся мерзкая серость осознания происходящего. Чимин у Юнги на коротком поводке. Без Юнги он сам и шагу сделать не может. Чимин пленный… Пленный с иллюзией свободы. И самое страшное во всём этом то, что он сам никогда не рискнёт разорвать эти ранящие душу пута, ибо слишком сильно любит. Дышать не может, когда Юнги нет рядом. Любовь. Любовь, которая убивает… И как он только умудрился погрязнуть в этом аду настолько глубоко? Ничему жизнь не учит. — Чимин, ты где пропал? — громко спросил Юнги откуда-то сверху. — Уже темнеет, поехали домой. — Да, иду, — поднимаясь на ноги, ответил Чимин, щедро давая себе пару секунд, чтобы успокоится. — Что хочешь на ужин? — заметив Чимина поднимающегося по лестнице, ласково осведомился Юнги, снимая с себя ветровку и протягивая её ему. — Надень, холодно. — Спасибо, — взяв ветровку, улыбнулся Чимин. И правда холодно. А Юнги, как всегда, заботлив. Какая ирония. — Может закажем пиццу? — Давай, можем ещё пива по дороге купить. — О, было бы отлично, — устало проговорил Чимин, собираясь с мыслями. — И, Юнги… — Что? — Я хотел бы с нового учебного года, начать преподавать в «Тодай». Ты договоришься? — Конечно, почему нет? — легко согласился Юнги, прекрасно видя все метания своего малыша. ЧимЧим хочет немного свободы? Пускай. Он не против. Да и машина есть пока только у него. Привозить и забирать Чимина с работы, ему совсем не тяжело. Даже приятно. Приятно и спокойно. Контроль… Опять? Навсегда! — Правда? — тут же оживился Чимин. Он будет работать? Неужели! — Завтра же позвоню. — Спасибо, Юнги. — Люблю тебя. — И я тебя. Садясь в лодку и с нежностью посмотрев на совершенно расслабленного Юнги, заботливо выбирающего раков из сетей и складывающего тех в небольшую миску, Чимин сонно поднял голову вверх и глубоко вдохнул холодный солёный воздух. Небо. Как же чарующе оно прекрасно! Как же бездонно. Луна все еще спит, а звезды — словно постель. Его постель… Эх, не сойти бы с ума окончательно. Или он уже? Хороший вопрос. Ответил бы кто.***
Я верю… Я страшусь… Тебя — себя — нас…