По цене лома

снег засыпает улицы все, засыпает снег, засыпает сам все тротуары, поребрики, всех обещаний хлам, встреч и прощаний хлам, только и есть на свете, что тайный снег снов этих синих, зелёных и карих всех снов этих, синих, зелёных и карих, всех, только и есть на свете, что тайный снег, все тротуары, поребрики, всех обещаний хлам, встреч и прощаний хлам снег засыпает, улицы все засыпает снег, засыпает сам… С.Шестаков

Старинный европейский город не мог похвастаться сокрушительными снегопадами к этому Рождеству, но легкий снежок, переливчато-пушисто укрывший центральную мостовую, был как нельзя кстати. Лев прилетел сюда в самый католический Сочельник, когда шум ярмарок и праздничных базаров стихает в ожидании тихого семейного торжества. Остаются веселые туристы, праздно бродящие по городским улочкам, и роскошная иллюминация с невероятно, словно живыми, библейскими инсталляциями в витринах бутиков и супермаркетов. — Тебе непременно нужно прилететь пораньше! — убеждал Льва отец. — Сколько всего здесь интересного, возьми, наконец, отпуск на неделю больше! Отец Льва, Аркадий Львович, уже третий год как прочно обосновался в этом историческом центре Европы. Причем, произошло это весьма неожиданно и для Льва, и для всех остальных близких и друзей семьи. Вырастая в средне-статистической интеллигентной семье начала нулевых, Лев привыкал к тому, что между родителями и отношения тоже всегда были средне-статистическими. То есть, другими словами, никаких бурных проявлений любви, да даже и симпатии, между мамой и папой Лев не помнил. Отношения были ровными, без скандалов, без ссор, но и без теплоты и каких-то милых взбалмошных выходок. Отношения были… замороженными, что ли, как будто все время на зимней паузе, без намека на оттепель. Нельзя было сказать, что маленький Лева как-то страдал от этого. Он бы и не замечал этой замороженности в семье, если бы ему не с чем было сравнивать. А сравнивал он свою семью с семьей Валерки, своего закадычного дружка-одноклассника. Валеркины родители отмечали каждый праздник шумными застольями, летом ходили в походы и сплавлялись по реке Лух на байдарках, дарили Валерке на день рождения смешного щенка, подобранного на улице. Щенок потом вырос в красавца с голубыми глазами, попутно сгрызя обеденный стол, но не понеся при этом никакого серьезного наказания, кроме как «ну, ты и маленький пакостник, хулигашка!». Развод родителей Левы не был для него сюрпризом. Как жили, так они и разошлись: тихо-смирно, без ссор, холодно. Отец еще какое-то время продолжал работать в информационно-аналитическом отделе крупной компьютерной компании в Москве, а потом разом, раз, — и продал все свои акции компании, продал квартиру, которая были куплена им после развода с женой, продал даже подмосковную дачу, оставшуюся после деда, и уехал из страны. Вот этот поступок стал полной неожиданностью для всех, кто близко общался с Аркадием Львовичем. Лев, ставший к тому времени ведущим специалистом банка, и немало гордившийся своим собственным карьерным ростом, на отца сперва надулся. — Что ты, в самом деле, как мышь на крупу? — Аркадий Львович разговаривал в который раз, а тот раз, вживую, был последний, — в просторном зале аэропорта, в ожидании рейса. — Перестань хмуриться, Левушка! Ты же знаешь, я никогда не перестану быть твоим папой, где бы я не жил, это во-первых. И потом, я же не на Северный полюс улетаю, вон, самолет — три часа и ты у меня, прилетай в любое время, я всегда буду тебе рад! Лева собирался-собирался, да все никак не мог собраться. Аркадий Львович действительно, всегда был вроде как и рядом: они постоянно переписывались в месседжерах, потом отец похвастался купленным коттеджем, проведя виртуальную обзорную экскурсию-панораму. Лев только хмыкал, прикидывая, какую сумму папаня вбухал во все эти резные столбики деревянной винтовой лестницы, да в живую изгородь по периметру участка. — Можешь даже и не отнекиваться! — смеялся тогда Лев в монитор ноутбука. — Такое гнездышко вьют только по одному случаю! Уже пора представить мне твою вторую половинку, а? Отец тогда отмолчался, отшутился, перевел разговор в другую сторону, а тут и Рождество подвернулось. Как нельзя кстати. Билеты Лев выкупил в последний момент, в банке, как всегда, аврал под конец квартала, все бегали взмыленные и взвинченные, поэтому, предупредив Аркадия Львовича, что приедет в самый Сочельник и получив заверения, что тот будет ждать его дома, Лев решил немного пройтись по городу. Городская Ратуша, как и полагается, возвышалась на Рыночной площади, деревья были убраны мягко мерцающими гирляндами, а едва Лев пересек площадь наискосок, как ударил колокол церкви Богоматери, созывая своих прихожан на праздничную службу. Лева еще разок полюбовался площадью, вся панорама которой дышала той особенной умиротворенностью, которая присуща именно таким городкам — старинным, спокойным, не знающим никаких тревог и потрясений, готовым с достоинством встретить Рождество, самый мирный семейный праздник в году, — и повернул к стоянке такси. И дом Аркадия Львовича тоже дышал миром и покоем. Лев поднялся на крыльцо и стукнул в дверь, украшенную милым рождественским венком с алым бантиком на еловой ветке. — Сын! — Аркадий Львович крепко обнял Льва. — Ну наконец! Проходи-проходи, сейчас все сам… Лева, согретый теплом дома, попавший с зимней улицы в деревянный уютный отцовский теремок, моментально уловил присутствие той самой половинки, от разговора о которой тогда так ловко ушел хитро-скрытный Аркадий Львович. Точнее, не половинки, а… — — Вот, знакомьтесь, это Йост! — и ошарашенный Лева узрел рядом с папаней мужчину, приблизительно отцовских же лет, худощавого, седоватого, но с яркими карими глазами и лучинками морщинок, разбегающихся от глаз к вискам. — Это мой Йост! Он непременно понравится тебе и вы подружитесь! — Собственно, — уже много позже, после праздничного ужина с мастерски запеченной уткой с яблоками «видал, как Йост готовит, ум отъешь!». — Почему мне и не хотелось волновать тебя раньше времени. Ну и остальные там, в Москве, ну зачем им знать такие подробности моей жизни? — сказал Аркадий Львович. — Но мне уж ты мог бы сказать! — воскликнул объевшийся восхитительной уткой Лев, но не позабывший своих прямых обязанностей — быть ответственным за отца, раз уж все так получилось. — Так вот сейчас и говорю! — похлопал сына по плечу. — Ничего не утаиваю. Он прошелся по кабинету, где они были вдвоем, — Йост ушел наверх, предоставив им возможность наговориться вдоволь. В камине пылал огонь, за окнами падал почти прозрачный рождественский снег. Аркадий Львович достал с полки тяжелый том Пушкина и пролистав, вынул открытку, которую и протянул сыну. На маленькой почтовой открытке со снеговиком и еловой веткой было написано летящим почерком с наклоном: «Снег засыпает все и засыпает сам… С Рождеством!» — Мы давно были знакомы, — продолжил Аркадий Львович. — Давно… Но, как ты сам понимаешь, ничего подобного и помыслить ТОГДА было невозможно. Твоя мама… потом и ты уже родился. Я должен был делать выбор. — И ты сделал, — утвердительно произнес Лева. — Да, — кивнул отец. — Тогда мне казалось, что это наилучший выход для нас всех, что пройдет время и все утихнет, уляжется, заметет все снегом, забудется. Но так не случилось. Вот потому я и здесь. Йост ждал меня, ничего не говорил, не звал, а ждал, вот, — открытка на Рождество и все, что еще он мог? Прости, я говорю сумбурно, но… — Я все понял, отец, — Лева подошел к Аркадию Львовичу и обнял его со спины. — Это все хорошо, что хотя бы теперь… — Да, пусть хотя бы теперь. Так они стояли еще какое-то время, глядя на засыпающий рождественский снего. Обратно в Москву Лева улетал ранним утром. В аэропорту было немного народу, Аркадий Львович и Йост по очереди обняли сына на прощанье, взяв с него нерушимое слово прилететь еще летом, чтобы полностью погрузиться в семейную атмосферу и посмотреть город получше и подольше. Перед регистрацией на рейс, Лев вытащил из пальто телефон. «Дорогой мой, любимый Максимка!», — набрал он торопливо. — «Лечу к тебе, соскучился, как черт знает кто! Так, как и договорились, встретимся в субботу, на нашей скамейке. Я знаю, собираться впопыхах будешь, в последний момент, но, пожалуйста, надень свитер под куртку, а то замерзнешь! Придется мне тебя отогревать, мой снегуренок! Ну, все, посадку объявили, встретимся, все расскажу, а то, тут такое!..»