Амбивалентность

      Теплый ветер проныривал в класс сквозь открытое настежь окно. Листы тетрадей мягко переворачивались от невидимых касаний. Утреннее солнце тяжелым языком падало на пол, облизывало бледно-желтым двери и заставляло щуриться. Звук хруста казался уж совсем тихим на фоне гула голосов подростков. Любимая оранжевая пачка печенья под рукой и вкус химозной клубники маячивший на языке. Цзянь, казалось, был больше увлечен едой, чем рассказом Шаня, но до одного момента.       От услышанного Цзянь аж поперхнулся, мигом схватился за горло в приступе надрывного кашля, выпучил глаза на Рыжего и ежесекундно поменялся в лице. Давление повысилось, потому кожа на щеках и лбу раскраснелась. Ужас, удивление, непонимание: в белесых глазах бегущей строкой отразилось слово «зачем?». — Бля-я, ты че? — похлопал по спине его Шань в панике. — Куда ты хочешь сходить?! — разинул рот И, крошки рассыпались по парте. — В Сохо. — Ты. Хочешь. В. Сохо? Что, блять? — не сдержался Цзянь, сглотнув и точно подпрыгнув на месте. — Ты можешь не орать? — шикнул Мо, ладонью опустив белобрысую башку и оглядываясь по сторонам. — Зачем?! Шань? Заче-ем ты хочешь в Сохо?       Шань поманил пальцем Цзяня и близко нагнулся к нему, так, что между их лицами оставалось всего пару сантиметров, Мо шепотом продолжил: — Мне нужно разобраться. — В чем разобраться? — подозрительно покосился на него И. — Я не перестану тебя спрашивать, пока ты мне нормально не объяснишь. Ты вообще понимаешь что это за место? — все так же не унимаясь, продолжал Цзянь, ошалелыми глазами сверля Шаня. — Понимаю. — Мне кажется не понимаешь, — сдвинул брови И, отодвинув пачку с печеньем и стряхивая крошки на пол. — Шань, это гей-клуб, ты в курсе? — выделил он твердой интонацией. — Да, блять, — закатил глаза Мо, стремительно выдохнув. — Так, а зачем тебе в гей-клуб? Ты же натурал до мозга костей или я чего-то о тебе не знаю? — насторожился он. — Интересно. Просто интересно. Ты единственный, кто может сходить туда со мной. — Мы малолетки вообще-то, кто нас туда пустит? — Ты думаешь по нам видно? — Блин, ну не знаю, — облокотился назад И, вздыхая.       Он присосался к тетрапаку с соком, втягивая щеки, серые тени на его лице заиграли, делая черты острыми, будто скальная порода. Цзянь не отводил глаза от Шаня, как будто что-то заподозрив, но боясь спросить напрямую. Шань же, ловя боковым зрением пристальный взгляд, тупил в толпу черных голов одноклассников. Каждый маялся какой-то херней: чиркал в тетради беспонтовые рисунки или просто повторял конспект.       И Шань поймал себя на мысли: неужели только их компанию преследуют такие абсурдные ситуации или у всех так? Насколько велика вероятность, что того ботана в углу класса тоже мучают вопросы сексуального характера? Может, ему вообще по ночам снится почкование или фрагментация? Вообще это… Нормально же? Быть озабоченным подобными вещами в таком возрасте?       На самом деле Мо уже придумал, что сказал бы Цзяню, если бы тот начал расспрашивать дальше, но все равно как-то потряхивало, вдруг он выглядел бы недостаточно убедительно? — Вообще у меня у мамы там подруга работает, вроде бы, — задумчиво вкинул И. — Ты гонишь? — Не, я правда не помню кем, администратором, может? — пожал плечами И, ставя на место сок и подтягивая хвостик. — У моей мамы столько знакомых, что она точно кого-то знает оттуда. — Это ахуенно упрощает нам задачу, — покивал головой Шань, задумчиво закусив губу.       Они замолкли на пару секунд, но внутри Цзяня аж зудило от интереса, он чуял, что здесь было что-то не так. Смотря на то, как Шань не мог усидеть на месте и постоянно вертелся из стороны в сторону, нервно ерзая на стуле, при этом избегая зрительного контакта, это натолкнуло И на определенные мысли, правда они казались ему чересчур абсурдными. — Получается она даст нам проходку? — уточнил Шань. — Я пока не знаю, но я спрошу. — А твоя мама ниче тебе не скажет? — Насчет чего? — Ну, типа это странно, не? Зачем тебе в гей-клуб? — Скажу, что ты хочешь, — хихикнул И, прищурившись. — Ага, бля, не вздумай, — опешил Мо. — Да я шучу, моя мама современная женщина, мало ли зачем мне эта проходка? Но я реально считаю, что это странненько, Рыж, — улыбнулся И. — Таких, как ты, там быстро оприходуют, обернуться не успеешь, как… — Че? Ой, бля, давай без этого бреда, — отмахнулся Шань. — Курить хочу, пиздец. — Перемена уже сейчас кончится, ты не успеешь. А почему сразу бреда? — Цзянь решил сфокусироваться на первой реплике. — Знаю. Потому что. — Не съезжай с темы, а? — его взгляд сделался еще более хитрым и настороженным. — В плане? Я не съезжаю. — Не правда, ты же знаешь, что мне интересно, — скрестил на груди руки. — Ты очень странный и что-о-о-то не договариваешь. — Нет! — рыкнул Шань. — Че началось-то? — Тогда объясни! — воскликнул Цзянь, резко двинувшись вперед.       Шань вдохнул настолько глубоко, насколько мог, заполняя весь объем легких воздухом и мигом раздраженно выдохнул, он замялся, окинув Цзяня взглядом, полным злобы, но все же ответил. — Туда идет Мэй. — Та самая с которой ты ошиваешься? — Ага. — Так сразу бы так и сказал, я уж подумал ты… — улыбнулся И, по-братски толкнув в плечо Мо. — Сто раз. — Мало ли. Я бы тогда относился к тебе с осторожностью. — Че? Почему? — усмехнулся Мо, приподняв бровь. — А вдруг я тебе понравлюсь, а мое сердечко принадлежит СиСи! — Начнем с того, что я хоть и не разбираюсь во всей этой хуйне, но ты точно не был бы в моем вкусе, — снисходительно заявил Мо. — Что-о-о? А вот это обидно уже. Я же самый милый парень на свете, чем я тебе не угодил? — наигранно насупился И. — Я не люблю блондинок. — А-а, ну да, как же я забыл… — облокотился на руку Цзянь, попутно вытащив еще печеньку из упаковки. — После твоей бывшей девушки. — Которой? — Ну которая с каре, брюнетка.       Цзянь сунул печенье в рот и снова захрустел. А у Шаня будто груз с плеч упал. Вроде, пронесло. Видно, И ему поверил. Шань потянулся к той же пачке, вытащил одну печеньку, она была сделана как сэндвич, с обоих сторон песочные пластины, а посередине нежно розового цвета прослойка. Тесто липло к зубам, пахло химозной клубничной отдушкой, но оттого и было вкусно. Такое ненатуральное, чуть приторное. Правда, чаю сразу захотелось. — Погоди-погоди! — от такой неожиданности у Шаня чуть печенье изо рта не выпало. — Ах-ха-ха, до меня дошло! — Че? — прикрыл он рот ладонью. — Получается в теории Тянь в твоем вкусе!       Вот уж правда в горле запершило, Шань закашлял, подавившись крошкой, по горлу будто кошки когтями заскребли. Мо раскраснелся, переходя постепенно в бордовый, дышать стало тяжело, он рьяно пытался хватать воздух ртом. Цзянь испугался, подпрыгнув на месте и начав в панике хаотично колотить по спине Мо. От таких ударов стало только хуже, Шань скрючился и начал махать рукой в воздухе, мол: «Дай попить, идиот». До Цзяня дошло не сразу, но он сунул ему остатки апельсинового сока.       Заливая глотку соком, першение моментально прошло, а цвет лица постепенно вернулся к прежнему. Шань непроизвольно сжал тетрапак в руке и поднял заслезившиеся глаза на И. — Пиздец, блять, я думал, сдохну. — Я тоже, — перепугано сказал И. — Ты хоть думай, че говоришь в следующий раз. Это же ебаный кошмарный сон. — Я просто…       Цзянь не успел договорить, как раскатистым звуком по коридорам пронесся звонок и вместе со звонком, будто поджидая у двери, вошла заместитель директора с какой-то статной женщиной средних лет. Вдвоем они встали у доски, дожидаясь пока все соберутся по местам и поприветствуют их.       Шань встал как по струнке и оценочным взглядом прошелся по незнакомке. Несмотря на ее разрез глаз, для китаянки у нее был слишком высокий рост, лодочки, что обрамляли ее ноги, делали ступню неестественно вытянутой. Дорогим черным блеском отсвечивали волосы, собранные в аккуратную прическу. Одета она была прилично: в белую рубашку с закатанными по локоть рукавами и брюки свободного кроя. — Можете присаживаться, — спокойно сказала заместитель. — И так, сегодня по расписанию у вас стоит урок истории, но появились внеплановые корректировки. Вместо истории у вас будет новый предмет — психология.       Учащиеся моментально взбодрились, будто каждый выпил по десять чашек кофе, неужели что-то новое и интересное. Один только Шань и глазом не моргнул, ко всему новому он всегда относился скептически и осторожно. Он уже успел обрисовать в голове характер таких занятий. Типичный взрослый будет пытаться копаться в мозгах подростков, назойливо ложечкой выскребая все переживания и делая вид, как будто что-то смыслит в этом.       Даже не беря в расчет то, что у Шаня прекрасные отношения с мамой, это не отменяет того факта, что в последнее время они стали дерьмовыми и взаимопонимания было ноль. Взрослые есть взрослые. Вот только Шань не понимал, когда именно происходит тот переломный момент, что подростки превращаются во взрослых. У всех это по-разному, наверно? Но не сразу же образуется пропасть между мышлением и мировоззрением. И на самом деле Мо с неким ужасом воспринимал тот факт, что через какой-то промежуток времени ему его нынешние проблемы покажутся абсурдом, хотя может оно и к лучшему? Ну, помимо проблем с Шэ Ли, проблемы с Тянем там… С ориентацией? «С ориентацией, блять?» — сам на себя мысленно выругнулся Шань, съежившись. — Хочу представить вам преподавателя, миссис Лан Тао, клинический детский психолог, со стажем, закончила университет в Гонгконге. В общем, очень уважаемый и умный человек, который, надеюсь, поможет вам не только разобраться в психологии, но и, прежде всего, разобраться в себе, — они улыбнулись и кивнули друг другу, а после заместитель вышла из класса. — Приветствую вас всех, — внимательно оглядела она класс, не стирая улыбки с лица. — Еще раз представлюсь, меня зовут миссис Лан Тао, можете обращаться ко мне миссис Тао, я не против, чтобы вы обращались ко мне по имени.       Однако несмотря на весь свой скептицизм, голос Тао все же приковал внимание Шаня. У нее был приятный тембр, не скрипучий, а ровный голос, который можно было сравнить с лебединым пером, пробирающим до мурашек. Шань подумал, что в целом она вызывала доверие, но он бы все равно не стал обращаться к ней со своими проблемами, потому что не был бы уверен в том, что она бы поняла. — Я думаю вы понимаете, что я здесь не случайно, не будем углубляться, но мне известно о недавней ситуации. Поэтому на моих уроках мы будем рассматривать такие темы: как травля в школе, тонкости сексуального воспитания и просто разбирать школьные насущные проблемы, и прочее.       На словосочетании «сексуальное воспитание» многие заерзали на стульях, а некоторые спрятали смущение на щеках за руками или неловкими смешками. — А что, прям… Вы нам все показывать будете…? — спросила девчонка с задних парт. — Я так понимаю, многие смутились темой сексуального воспитания? Это нормально. Но да, не то, что бы я как учитель биологии, — посмеялась Тао. — Мы вспомним с вами строение мужских и женских половых органов, но в целом урок будет зациклен не только на этом. Это тема гораздо обширнее, чем можно подумать.       Шань сполз вниз по стулу и напрягся. Кажется, как будто весь мир был шоу, а Мо в нем главный герой, вокруг которого был построен сюжет. Иначе как объяснить, что буквально из каждой щели он начал слышать о важности сексуального воспитания. Вроде, это феномен какой-то? Когда зацикливаешься на чем-то и оно мерещится потом везде. Стремная хуйня. — И так, я вижу вы все такие разные, очень интересно вас рассматривать, хочется с каждым познакомиться поближе, поэтому, чтобы всем нам было комфортно, я сейчас проведу анкетирование. Ничего сложного, вам просто нужно будет ответить на вопросы.       Она достала из папки скрепленные листы, по виду, там вопросов сто точно, хотя по факту оказалось меньше в два раза. Вчитываясь в напечатанные иероглифы, Шань не приметил для себя ничего интересного. Анкета была про отношения в классе, отношения между одноклассниками и далее по списку. Скучно. Флегматично подперев подбородок рукой, Шань нехотя начиркал кривым почерком ответы. Атмосфера душности и монотонности до конца испортила настроение.       Вот сейчас, сейчас ему настолько поебать на отношения в классе и в целом на одноклассников, его волновало только одно. И из-за этого «одного» он запнулся на вопросе «что вас в данный момент беспокоит?». Ответить честно? Он не мог. Соврать? Мог. Или ничего не отвечать? Тоже мог. И предпочел последнее, чтобы быть честным хотя бы перед собой. В мыслях иероглифами рисовалось имя, само черной кляксой всплывало, ядовитыми чернилами проникало в области мозга, как таблетка НЗТ. И рука, сжимающая гелевую ручку, дрожала над листком.       Настолько заебало, что хочется психануть и сделать то, что хочется. Всего лишь два иероглифа. Зачем Шаню это? Чтобы высказаться, хоть кому-нибудь. Он не знал эту женщину, но всего парой незамысловатых реплик, она почему-то создавала впечатление человека, который мог бы не понять, но хотя бы объяснить Шаню его проблему. Она же ведь за этим здесь, чтобы помогать?       Наверно, со стороны это выглядело странно. Быстро ответил на все вопросы, кроме последнего. В глазах полная растерянность. От самого себя тошно, ведь Шань уже даже не отрицал ничего. В гей-клуб ради Мэй? Да он в душе не ебал пойдет ли она сегодня туда или нет. Он просто воочию хотел убедиться, что он не псих, что он такой не один и что существует такая свобода.       Для Тао растерянность Шаня не осталась незамеченной, она не стала подходить к нему, но очень вежливо и тактично намекнула только одной фразой: — Дети, хотелось бы до каждого донести, это исключительно ваше анкетирование, оно полностью анонимно, но если вдруг у вас возникают какие-то трудности или вы что-то не понимаете, то спрашивайте, пожалуйста, — закончив говорить, она посмотрела на Шаня, а он робко отвел взгляд.       И стало как-то неловко что ли? Шань склонился над листком, прикрываясь рукой так, чтобы закрывало его лицо. Будучи погруженным в свои мысли, время для Мо потеряло осязаемость, когда некоторые одноклассники начали сдавать анкеты, Шань все еще сидел. И только дернувшись от истошного звонка, он поднял голову и увидел на учительском столе уже небольшую стопку из анкет. — Я надеюсь, все успели, пришло время сдавать.       Он потер переносицу, нахмурился, еще раз прошелся взглядом по незаполненному полю и в груди будто ветер ощутил, прохладный, под ложечкой защекотавший и, резко откинувшись назад, он что-то неряшливо чирканул размашистым почерком. С грохотом встал со стула, смел в рюкзак одним движением канцелярию и треснутым голосом бросил фразу: — Цзянь, сегодня вечером.       Шань мгновенно оказался у учительского стола, он чувствовал как Тао беспрерывно наблюдала за ним, но она и слова не успела сказать ему, потому что он кинул анкету в стопку и, будто ужаленный, выбежал из класса.       Шаги были быстрыми, сердце отдавало трелью и будто электрическими разрядами по болевым точкам. Абсолютно неуравновешенное состояние, когда вроде бы и легко, и тяжело одновременно. Он одним только взглядом, устремленным в толпу, заполонившую коридор, кричал разойтись. Ноздри расширились от нехватки воздуха и от злости. Злости даже не на себя, а в пустоту. Мо уже не мог испытывать чувство ненависти по отношению к себе, потому что оно бесполезно. Потому что с собой уже ничего нельзя было сделать, именно поэтому бесполезно.       И вдруг шаг стал уже не таким быстрым и вообще все процессы как будто замедлились, потому что взгляд приклеился за взгляд. Среди толпы черных голов только одна выделялась. Лохматые черные пакли, челка рваной бахрамой на бледный лоб спадала и тонкая, длинная шея. И когда Шаню казалось, что воздуха в легких и так мало, его стало еще меньше.       Мо внезапно остановился, как будто забыл куда шел и Тянь заметил Шаня, такого потерянного, как никогда. Приподнял черную бровь вопросительно, только вместо ответа увидел, как Рыжий зажмурился так, как будто проглотил дольку лимона. Сжав кулаки до боли в запястьях и напряженных вен, Шань распахнул глаза и его брови сдвинулись, образуя ту самую морщинку, только эмоция отпечаталась совсем не агрессивная. Его лицо показало интонацию, словно он о чем-то очень сильно сожалел и готов был заплакать. Он прошел мимо Тяня, будто и не заметив того. Оставив позади себя эфемерный след в виде запаха порошка, горечи и недосказанности.       Что-то изменилось. Прямо сейчас.       Не смотри. Не смотри. Пожалуйста, не оборачивайся. Но затылок припекло, как от солнечной вспышки. На темечке волосы пожаром загорелись. Он все-таки обернулся. Тянь повернул голову за фигурой Рыжего, успев взглядом ухватиться за краснеющую шею, прежде, чем Шань растворился в толпе.       Шань с каждым шагом плавился от света люминесцентных ламп, больше всего страдала голова, мысли превратились в вяжущий сгусток битума. Мозги — бесформенное нечто. Настолько было трудно думать, что промежуток от «сейчас» до вечера для Шаня оказался такой же моментальной вспышкой, выбросом энергии, окрашенной в красный, синий, фиолетовый, желтый, красный, красный. Красный.       В бокале красный. Муаровыми разводами по стеклу вниз, Шань следил внимательно, лишь иногда отвлекаясь на салат, который Юи приготовила совсем недавно по очередному новому рецепту на очередной семейный ужин. За окнами уже стемнело, предоставляя возможность наблюдать за городскими огоньками с высоты. Только вот Шань на стуле ерзал, потому что время поджимало и ему нужно было уходить, а Юи и Вэй все еще не спали. Собственные расчеты Шаня сегодня пошли по одному месту, потому что они вдруг решили отметить какую-то удачную сделку Вэя. Очень не вовремя.       Тянь сидел сбоку от Шаня, он был тоже ничуть не воодушевлен поводом для ужина. Он не видел смысла отмечать тысячную удачную сделку, потому что какой в этом был толк, если такой человек как Вэй мог и так позволить себе все на свете. От этой сделки ни жарко, ни холодно, тупо галочка в собственном списке. — Парни у нас сегодня какие-то задумчивые, — улыбнулась Юи, кромсая вилкой салат. — Спать просто хочется, — сказал Тянь почти уныло. — Ты обычно в телефоне в это время сидишь, а тут спать хочется? — попытался Вэй сказать без агрессии, однако звучало все равно с претензией. — Даже если так, это мое личное время перед сном, — спокойно ответил Хэ. — Так, давайте не начинаем, у нас сегодня замечательный повод, мы здесь собрались не просто так. У моего любимого мужчины, по совместительству главы нашей семьи, прекрасного отца…       На этом моменте, кажется, Шаню и Тяню одновременно ухо резануло слово «отец», у обоих как будто что-то сжалось тугим узлом под ребрами. А Вэй наоборот засиял от слов Юи, в глазах у того огонек загорелся.       В кармане джинс завибрировало, Шань аккуратно достал телефон и его лицо осветил блеклый экран, на котором красовалось сообщение от Цзяня: «Ты где? Я уже скоро приеду». Тянь тоже аккуратно пялил в экран Рыжего и видел как тот быстро печатал ответ. — …Знаменательное событие. Вэй, — обратилась она к нему, смотря прямо в его глаза. — Я безумно счастлива с тобой и очень рада за тебя, что ты продолжаешь добиваться того, чего хочешь. Желаю тебе и дальше так гореть своим делом и делать то, что ты считаешь нужным. — Спасибо, милая.       Вэй отблагодарил ее за приятные слова ласковым поцелуем в щеку, Юи изобразила аплодисменты и все чокнулись бокалами, издавая громкий звон. Шань выпил дорогое вино залпом, во рту было вязко и хоть убей, он до сих пор не видел разницы между дорогим и дешевым вином, возможно потому что он дилетант в этом деле…? — Ничего себе, Шань, — удивилась Юи, смотря на опустошенный сыном бокал. — Профессионально. — Шаню, наверно, очень вино понравилось, — подметил Вэй. — Ну, вино как вино, неплохо, конечно, — пожал плечами он. — Неплохо, — усмехнулся Вэй. — Это молодое вино, сорта мерло, поэтому очень терпкое. Мне привезли его прямо из Франции. — Да, я умею читать этикетки. Поэтому и неплохо. — Прям сомелье, — хихикнула Юи. — Ты совсем не ешь, тебе не нравится? — Не голодный просто, — потер он переносицу, отставляя приборы. — Слушай, мам, короче тут такое дело… — А? — Мне нужно сейчас уйти. — Как понять уйти? Куда? — с недопониманием взглянула она на него и перестала есть. — Я с ночевкой собирался к другу, просто сказать забыл, а идти уже нужно. — Опять? Ты же вот недавно ходил? — Я понимаю, но типа… Пожалуйста? — сделал подобие жалобного лица Шань. — А что за необходимость такая: поздним вечером к другу идти? — влез Вэй, внимательно смотря на Шаня. — Договорились, — невозмутимо пожал плечами Мо. — Неожиданно, конечно. Я думала вместе посидим, тебе завтра ведь еще в школу… — А друг точно мужского пола? — … Ну да. К чему вопрос? — Хочу понять, — ответил Вэй. — Да ладно, пусть идет, — махнула рукой Юи. — Спасибо.       Шань хотел уж было уйти из-за стола, но его остановил Вэй, показательно кашлянув. Он, как и Юи, перестал есть и отложил приборы, промокнув губы тканным полотенцем. Он скрестил руки в замок, а его лицо посерьезнело, выдавая морщинки. — Нет, подожди, Юи, это неправильно. Шань, присядь на место. — Зачем? — обернулся он с некоторой опаской. — Присядь, — еще более утвердительно сказал Вэй и он переглянулся с Юи, которая, казалось, задышала волнительно. — Ну присел, — нахмурился Мо, небрежно облокотившись на стул. — Я хотел с тобой давно поговорить, думаю сейчас подходящий момент. Начну с того, что это семейный вечер и Юи старалась. Ты понимаешь? — Понимаю. Ужин классный был, я просто не голодный, — начал сразу же оправдываться Мо. — Ты не уважаешь труд другого человека. — В чем неуважение? Вы хотите, чтобы я доел ужин или че? — без наезда уточнил Мо.       Тянь молчал и с интересом наблюдал за поведением Шаня, периодически переключаясь на отца. Хэ не переставал есть, но стал делать это медленнее и как будто нарочито громче, чтобы заглушить голос отца. Он специально стучал вилкой по тарелке и скрипел ножом, отчего Вэй несколько раз окинул сына недовольными взглядами. — Во-первых, ты не спросил разрешение, во-вторых, ты сейчас берешь и срываешься, не пойми куда. Что вообще за друг такой, к которому нужно вот так срываться? — Ну вот такой друг. Я щас попросил разрешение, вроде, не? Или я должен еще у Вас разрешение просить? — скептически сказал Мо. — И у меня в том числе.       На этой реплике Шань выпал и, честно, растерялся, не зная, что ответить, он просто тупил взглядом в молчащую Юи и не понимал, что за херня начала происходить. — Короче во всяком случае мне нужно идти и меня уже отпустили. — Нет. Мы не договорили. Тебе надо научиться вежливости, а еще уважению к Юи. — Да правда что ли? — Да правда.       Тянь стал скрипеть ножом по тарелке усерднее, делая звук все более неприятным, из-за чего Вэй несколько раз в такт скрежету поморгал. — А может мы сами разберемся? Да, мам? — Гуань Шань, смени тон. Вэй прав. — Че? — Мы сейчас живем все вместе и существуют определенные правила, — продолжил он. — Правила? Впервые слышу, — усмехнулся Тянь. — Я не с тобой сейчас говорю. Шань, ты сегодня никуда не пойдешь, — как можно суровее сказал Вэй последнее предложение. — Вы че, гоните? — приподнял бровь Мо, все еще пытаясь оставаться хотя бы на долю вежливым. — Да, гоню, если выражаться на твоем языке. Я такого не потерплю. — Хочу напомнить, что у меня есть мать и отец, которые для меня авторитет и Вы не относитесь к последнему, — сказал Шань уже серьезно, полностью развернувшись корпусом к Вэю и Юи, которая взяла за руку Вэя. — Шань! — шикнула Юи. — Че, мам? Ты ж молчишь. Я просто говорю факты. — Я тоже говорю факты и факт в том, что если твой отец не научил тебя вежливости и уважению, то научу я и ты никуда сегодня не идешь.       Скрежет. Протяжный, противный, звонкий и высокий, дергающий нервы, как за ниточки. Наседающий, что хотелось закрыть уши. — Про моего отца лучше молчите, — Шань уже начинал закипать, потому что щеки его начали краснеть. — Возьму и уйду. — Значит не вернешься сюда больше. — Нихуя ж себе, — сделал удивленное лицо. — Шань, ты вообще оборзел? За выражениями. — влезла Юи. — Мам, за выражениями, — повторил ее слова Мо. — Какое он права имеет говорить про моего отца? — Имеет. И еще какое, — с раздражением бросила Юи. — Ты издеваешься? Он мне кто вообще? — Кто вообще? Шань, очнись, гонор свой поубавь. Ты живешь в квартире Вэя и живешь за его счет. — А я просил так жить? Мне че, теперь в ноги кланяться? Я такую хуйню про своего отца слушать не собираюсь, мне значит за языком следить, а ему все можно? — Юи, оставь, тут надо действовать иначе. Ты меня со своими друзьями не путай, мальчик. Телефон на стол и в комнату быстро. — А че еще? — Шань, телефон на стол, — продолжила уже Юи сердитым и низким голосом. — Ты издеваешься? Я тебе че, детсадовец телефон отбирать? — Так не веди себя как детсадовец тогда.       Скрежет. Скрежет. Скрежет. — Да прекрати уже! — прикрикнул Вэй на Тяня и тот остановился. — Я ем, успокойся. Или меня тоже выгнать хочешь из-за стола? — Если надо — выгоню.       Хэ с усмешкой посмотрел на отца и боковым зрением поймал на себе взгляд Шаня. Он через ткань рубашки чувствовал, насколько Рыжий сейчас был раскаленный от злости. Видел, как под столом его рука сжималась в кулак, как ладонью нервно водил по джинсам. И чувствовал нарастающее напряжение в его жилах. — В общем, мне это надоело, — бросила с грохотом приборы Юи. — Никакого ужина не будет. Шань, ты сейчас извиняешься и в комнату шуруешь, понял? — Я не пойду в комнату и извиняться не буду. — Нет, пойдешь! — неожиданно перешла на крик Юи, а ее глаза сверкнули от злости, воспламеняясь, как спичка в бензине. — И извинишься! — Да за че мне извиняться-то, блять, надо? За то, что моего отца хуесосят и меня?! — Шань тоже агрессивно вскрикнул, рукой замахнувшись на тарелку, что та моментально отскочила со звоном.       Тянь аж вздрогнул, хотелось как-то поучаствовать в этом споре, потому что он предчувствовал, что сейчас будет катастрофа, но понимал, что никак повлиять он не мог. — За язык свой поганый, понял? Постоянно маты изо рта летят, тебе лет вообще сколько? Ты базар свой фильтруй, когда со старшими говоришь. Ты гопота, что ли? Малообразованный? — Так нехуй потому что говорить про мою семью, как будто дохуя знаешь. — А ты дохуя знаешь про свою семью? Уверенно так говоришь.       Тут уже Тянь подзамялся, а его глаза округлились, как монетки. Слышать мат от Юи — это что-то новенькое, похоже, что она была на грани нервного срыва. Вэй, честно говоря, тоже был удивлен. Вэю в какой-то момент просто все надоело, и он молча встал из-за стола, бросив тканную салфетку на стул и пропав за дверью одной из комнат. Тянь был свидетелем полного разноса, даже его собственные скандалы с отцом были не такими нервными и горячими. — Добился своего? Доволен? — Если ты не можешь защитить честь нашего отца, то тогда это буду делать я, — Шань сказал настолько это твердо и серьезно, что Юи на миг замолкла, но было видно, что ненадолго, она как будто переводила дыхание. — Хотите, чтобы я с вами сидел, да похуй, пожалуйста. Заебало уже это, блять, все!       Шань схватил бутылку вина, со всплеском наполнил бокал и управился с его содержимым за пару жадных глотков, что аж из краешка губ протянулась алая струйка, а после достал из кармана пачку сигарет и нагло закурил, стряхивая пепел прямо в бокал. — Шань, перегибаешь… — тихо сказал Тянь, но Рыжий сделал вид, как будто не услышал.       Юи опустила голову и взялась за волосы, зарываясь в них пальцами, расчесывая кожу головы до покраснения. Она чуть покачивалась из стороны в сторону и кусала губы с остервенением, прямо как Шань любил делать. Видимо, это привычка досталась ему от нее. — Господи… Ну что у тебя за привычка все портить… Нет. Никакого. Отца. — произнесла она почти шепотом, с четкими паузами.       Шань остановился курить, напрягая слух. Прошло, наверно, полминуты прежде, чем он переспросил. И Юи повторила тоже самое, но уже громче, без капли дрожи в голосе. И Тянь видел, как и так бледная кожа Рыжего становилась еще бледнее и как в его глазах с каждой секундой нарастало недопонимание вперемешку с шоком. — Что ты имеешь ввиду? Т-ты прикалываешься? — Ты же хотел знать? Получай. Нет его, сдох, сечешь, Шань? — издевательски произнесла Юи. — Ты че говоришь-то такое? — с обидчивой усмешкой сказал Мо, поникнув с тлеющей сигаретой в руке. — То и говорю. Твой папаша был полным козлом. Ты думаешь нормальный мужчина оставил бы меня с долгами? Ты же наивный ребенок, Гуань Шань. Ты, наверно, уже и не помнишь, но мы не всегда жили в той квартире. Раньше мы жили в центре города, пока твой папаша не связался с мутными типами. Он же как игроман был, все ради каких-то призрачных целей, — показательно покрутила она у виска. — А то, что у него дома ребенок, жена, а к нему постоянно невесть кто приходил и я в страхе сидела с тобой… — Мам, не надо, остановись. — Нет, ты слушай, ты же у меня много знаешь, давай еще больше? Он же хотел развить бизнес, ему все мало было. Он назанимал денег у наших друзей, у твоей покойной бабушки, ты думаешь я расплачивалась только с дядями в кожаных куртках? Нет, Шань, нет, — улыбнулась она во все тридцать два. — Он все мутил какие-то схемы мошеннические, пока его не посадили и все не отобрали. И я осталась вообще без ничего, на руках с тобой маленьким и все повесили на меня. К нам ночью приходили амбалы, стучались, угрожали мне резней, помнишь такое? — Мам… Пожалуйста. — Ты помнишь? — еще раз настойчиво спросила она. — Помню. — А знаешь, как мне приходилось выживать первое время? Я работала на нескольких работах. Днем на обычной, в магазине, тебя еще с собой, кстати, таскала, и ночью танцевала в клубах перед мужиками. Чтобы отдавать деньги и лишь бы тебя не трогали, солнышко мое.       И моментально в рыжей голове резкими стоп-кадрами те самые сцены из детства с красивой девушкой в клубе со шприцом в вене, только теперь более полные, потому что память освежилась. Теперь картина в голове была ярче, теперь все было понятнее, что к чему. Шань как будто вновь только что испытал тот страх, когда был мальчишкой. От этих слов мамы больно, очень, словно все старые раны вскрыли и занесли грязь.       Тянь был ошеломлен рассказом Юи, он сидел с раскрытым ртом. Он чувствовал себя зрителем, как будто перед ним шла очередная серия жесткого сериала с рейтингом восемнадцать плюс в жанре драмы и триллера. Он не мог смотреть без сострадания на Шаня, у него был стеклянный взгляд и не передаваемо мрачная эмоция на лице, словно его обвинили во всех смертных грехах человечества. Его сигарета почти истлела, только кривая линия дыма взмывала в воздух, и эта сигарета была как окончательный символ разрушенного детства Шаня. — Зачем ты, зачем? — Зачем? Чтобы ты больше не витал в облаках, Шань. Потому что то, как ты иногда его защищаешь, мне кажется ты меня так не любил никогда, как его образ. — Но ты же сама рассказывала какой он хороший, — глаза Шаня начали краснеть и наливаться слезами. — Я не понимаю, для чего…? — А что мне оставалось делать? Сказать маленькому ребенку правду, что его отец все просрал и не думал о своей семье? Сказать, что я унижалась и оголялась перед другими? Какого бы ты был мнения обо мне? — ее голос задрожал. — Я бы понял. — Нет, ты бы не понял. Ты его слишком любил. — А как он… Умер? Когда? — Через пару месяцев после того, как его посадили. Повесился в камере.       Ее последние слова как удавка затянулись на шее Шаня, ему стало сложно дышать, сложно говорить и сдерживаться. Он вжался в сидушку, опустив лицо и закусив губы. Можно ли это было считать предательством со стороны Юи или наоборот она все сделала правильно? Ее одновременно можно было понять и нельзя. Она создала идеальный образ любящего отца, чтобы Шаню было легче, но тогда почему сейчас от этого так больно и неприятно? Он теперь просто не понимал, как мог доверять ей все это время. А что еще в его жизни было выдумано?..       Шань сорвался с места и быстрыми, путанными шагами направился в коридор, судорожно натягивая кеды, хватая ветровку и слыша за спиной звук захлопывающейся двери. По лестницам, по каждой ступеньке, очень быстро. Так, что воздуха в легких не оставалось, так, чтобы убежать и больше не слышать ничего, так, чтобы разрыдаться с криком. — Вы нормальная вообще? — спросил Тянь у Юи, поджимая губы. — Нормальная. — налила она себе вина.       Хэ сидел на одном месте и не шевелился, пытаясь переварить всю ситуацию и у него что-то торкнуло, он поднялся и мигом одевшись, побежал вслед за Шанем. Он уже не слышал на лестнице шагов, значит, тот уже выбежал из здания, но Тянь хотел догнать. Зачем? Сам не знал. Он не уверен был в том, что смог бы как-то помочь, но просто хотелось быть рядом.       И выбежав на улицу, Хэ начал оглядываться в поисках рыжего пожара, он должен был его найти.       Шань шел так стремительно, что началась отдышка. Проносился мимо городских огней, слезы сбивались холодным ветром, горло обжигалось леденящим воздухом и назревал ком от того, что он все еще колебался. Глотать было сложно, а в груди саднило и как будто кровоточило. Сколько можно?! Почему все, что происходило в его жизни, так и норовило убить его тоской и несправедливостью.       Под неоновым светом на его веснушчатом лице играли все цвета радуги. Мерцающие надписи и вывески, как космические планеты над головой. Громкая музыка из мимо проезжающей машины, таранящая по барабанным перепонкам в однообразном ритме. Он натянул капюшон на рыжий ежик, будто пытаясь в этом действии найти укрытие. Слишком тесно в этом большом городе, слишком тесно в голове из-за суетливых мыслей.       Мобильник зазвонил в кармане, Шань сбросил, семнадцать новых сообщений от Цзяня, тот злился и негодовал, потому что они договорились встретиться еще полчаса назад. Мо тыкал пальцами по экрану, но из-за тремора, перепечатывал несколько раз. Написал И, чтобы тот подождал еще и получил в эту же секунду в ответ еще сообщений пять гневного содержания, но читать не стал.       Легкие были сжаты до предела, Шань чувствовал себя слишком обессиленным и все вокруг размывалось из-за пелены слез. — Шань! — раздался позади голос, но Мо не обратил внимание, а только ускорился. — Шань, стой! — Отъебись! — агрессивно крикнул Мо, срываясь на хрип.       Хотелось рухнуть на колени и заорать на всю улицу, выплескивая черный, густой, больной, будто чума, звук. Чтобы он отскочил от стен высоток, чтобы эхом пронесся по переулкам и разбился об окошки жилых домов. Чтобы этот истошный вопль донесся до каждого и чтобы хоть кто-то его смог прочитать, и не давать советов, а просто понять, без ответных слов.       Когда шаги позади стали ближе, Шань как ошпаренный, перешел на бег. Обычно так люди чувствуют свободу, но только не в этот раз. Кеды бились об асфальт, шоркались, мочились в лужах, он спотыкался, но продолжал бежать. Пустил руки в стороны, разрезая воздух и, казалось, закричал, только без звука. Единственное, о чем он сейчас мечтал, это чтобы случайная машина его сбила и превратила в кровавую кашу. Пусть его ноги сломаются, пусть вылезут кости, пусть кожа разорвется, дыхание остановится и сердце перестанет стучать. Пусть что-нибудь произойдет, что, наконец, избавит его от самого себя.       Шань резко отдернулся назад и чуть было не задохнулся, горло придушило и он закашлял, падая и переворачиваясь, прокатываясь джинсами по влажному асфальту. Он дышал тяжело, с хрипом, схватился за горло. Облокотился на руку, медленно и пошатываясь в попытке встать. — Какого… Хуя ты делаешь? — еле подбирая слова, сказал Шань. — Ты… Не останавливался… — так же тяжело дыша и так же валяясь на пешеходной дорожке, говорил Тянь. — Да что ты, блять, — стирая с глаз слезы, произнес Мо. — Послушай. — Я сказал: отъебись. — Нет.       Шань поднялся и все еще пытался идти дальше, прихрамывая на одну ногу. Ушибся больно, но эта боль второстепенна. Джинсы замарались, но это Шаня мало волновало. — Куда ты пойдешь?! — крикнул Тянь. — Да, блять, куда надо, хули ты приебался? — Да потому что ты на эмоциях хуйни натворишь, как всегда, — пошел за ним Тянь. — Как всегда, — усмехнулся Мо. — А тебя че, ебет что ли? — Нет, не ебет, но… — Но? — перебил его Шань, резко остановившись и оборачиваясь на него, с трудом вдыхая воздух. — Но что? Ты заебал меня уже просто. Ты от меня че хочешь? Не ебет, так отвали от меня. — Просто пошли домой. Тебе в любом случае придется вернуться, у тебя выбора нет. — У меня есть выбор. — Какой? Ночь на дворе. — Пойду нахуярюсь и засну где-нибудь, ясно? — Это не выбор. — Да, блять! Ты можешь просто уйти? Оставить меня в покое?! — его лицо вновь раскраснелось и по щекам новой волной полились слезы, которые он тут же утер рукавом.       Шань отмахнулся от Тяня и пошагал дальше. Хэ остановился, переводя дыхание, а после нагнал Мо и с силой припечатал того к стене. Шань спиной ударился о жесткую поверхность и током пробило по позвонкам, за ладонями пытался спрятать пунцовый румянец на щеках и красные от слез глаза, Но Тянь продолжал настойчиво убирать руки. — Ты не уйдешь. — Это с хуя ли? Пусти! — Шань, пожалуйста, успокойся. — Не трогай меня! — Давай поговорим? Шань! — Поговорим? О чем, блять, нам с тобой разговаривать? Хочешь меня пожалеть из-за всей этой хуйни? Да мне нахуй не надо это, Тянь. Честно. Если хочешь доебаться, просто уйди. — Нет, — чуть отошел Тянь, словно давая Мо попытку успокоиться. — Не хочу доебаться. Правда. Поговорим?       Шань резко набрал воздуха в грудь и затем так же резко выдохнул его в ладони. Руки медленно соскользнули с щек и упали, ударяясь кончиками пальцев о кирпичную стену. — Меня Цзянь ждет, он уже бесится, — тихо сказал Мо, уводя взгляд куда-то вниз. — Цзянь? — с непониманием посмотрел на него Хэ. — Где? Дома у себя? — Нет.       Шань закусил губы, как будто готовясь сказать что-то страшное и затем дрожащим голосом произнес: — Я просто уже так устал, я вообще не понимаю, что со мной. — Что ты имеешь ввиду? — Я имею ввиду, что вокруг меня, со мной, происходит какая-то херня, я живу как будто не своей жизнью, не знаю, что мне делать. Я просто уже запутался во всем. — Объясни. — Объяснить? Блять, да я в гей-клуб собрался, этого достаточно? Я не знаю нахуя, просто посмотреть или не просто, не знаю. Со мной просто что-то не то. Я хочу хоть немного почувствовать себя свободным, потому что… Блять, да потому что мне нравятся походу не только девушки. Объяснил?       Тянь молчал, у него как будто забрали голос и он не мог выдавить из себя ни слова. Он будто забыл вообще как нужно говорить, в голове была пустота, а в глазах лишь изумление и, одновременно, растерянность от слов Рыжего. Не только девушки? Не. Только. Девушки. Слышать это от Шаня равносильно тому, как полететь на Марс. Тянь просто стоял и был обескуражен сказанным. Спросить что-то еще? Это будет, наверно, лишним.       По низким крышам началось легкое постукивание и кожей ощущался моросящий дождь. Холодный, противный, усиливающийся. Об затылок разбивались крупные капли, навес не спасал, потому что дождь раздувало ветром, но они продолжали стоять напротив друг друга молча, промокая, как будто никакого дождя и не было. — Молчишь, стремно, да? — спросил Шань.       И у Тяня мурашки по коже пошли от его заплаканного лица, от того, что он, оказывается, может быть очень эмоциональным, от того, что он, оказывается, не просто один из миллиардов людей, а тот самый из миллиардов. Это осознание прошибло током и отдалось импульсом где-то в районе сердца. Точно. Может, у Хэ в самом деле инфаркт? Иначе почему он ощущал, как кровь в его жилах стыла и конечности немели. — Да нет. Не стремно. — А почему молчишь? — Не знаю. В голову ничего не приходит.       Тянь моргал и пытался зацепиться хоть за что-нибудь, что отрезвило бы его сейчас. Хоть за что-нибудь, что помогло бы найти нужные слова и не сделать только хуже. Слезы продолжали течь по щекам, однако Шань уже не издавал ни звука, просто тихо дышал, пытался успокоиться. Склонил голову вниз и ногтями царапал стену, стачивая их, будто пытаясь оторвать до мяса. Его трясло, то ли от прохлады, то ли от хриплого голоса.       Красный. — Но… Я хочу тебя обнять, — сказал Хэ.       Ждать ответа не пришлось, потому что все произошло как-то само, без слов и быстро. Мо уткнулся в плечо Хэ и крепким замком зафиксировал свои руки на его спине. Закрыл глаза и просто дышал неравномерно. Чувствовал его запах. Не духи, нет. Естественный запах Тяня. И он был круче, чем духи. Тянь пах как самое волнительное и важное мгновение, вперемешку с запахом сырой земли от дождя. Шань начал непроизвольно дышать чаще, чтобы распробовать запах. Он был чертовски приятный и еле уловимый.       Одна, две, три минуты. Они как деревья, срослись корнями, но Шань все равно не мог никуда от себя деться. Словно что-то еще мешало, например, как тот человек, что проходил на другой части дороги и странно покосился на них. И почему в такой момент его волновали такие вещи? — Мне становится некомфортно, — пробубнил в плечо Шань. — Хочешь перестать? — Не хочу. Ты теплый.       Теплый. Ты теплый. Щекочущей волной мурашек по коже и сердце Тяня в пропасти. Эти объятья, как черная дыра, с ними реальность искривляется и делится надвое. В одной Хэ уже испепелился, в другой он чувствовал себя по-настоящему живым.       Синий. — Тогда пойдем туда, где тебе будет комфортно?       Дальше как в тумане, два силуэта бегущих под дождем, кеды, насквозь промокшие от луж и сыроватая одежда. Ветер, сдувающий капли с лица и мокрые патлы волос. Впереди его высокая спина и Шань как-то упустил тот момент, что волочился сзади, но при этом крепко сжимал в своей ладони ладонь Тяня. Мягкую и нежную, как шелк.       Мерцающая вывеска клуба и сначала недовольное лицо Цзяня, но после сразу же сменяющееся удивлением. — Шань, ну где ты!.. И… Тянь? Привет, а ты что тут делаешь?       Какие-то невнятные, брошенные слова. Никто не старался объясниться перед Цзянем, но судя по его эмоциям, он хоть и был в шоке, но похоже все понял.       Фиолетовый.       Они следовали за белобрысой башкой. Вот кто-кто, а И уж точно знал как одеваться в такие места, как будто ему и не в первой. Цзянь идеально сливался с толпой. Черная рубашка на манер гавайской терялась среди тел, но при очередной вспышке на ней подсвечивался принт из крупных листьев. Белобрысый хвост то и дело менял цвет из-за играющего света. Честно говоря, Шань думал, что у него, полностью здорового, вот-вот начнется приступ эпилепсии.       Желтый.       Барная стойка, несколько случайных коктейлей. Шаню было все равно, что пить и он просто бросил сквозь музыку: — Выбери че-нибудь на свой вкус. — Тут дороговато, — сообщил И, смотря на меню. — Я заплачу, — сказал Тянь и Шань просто кивком согласился.       Шань натурально залип, в глазах цветные точки в виде людей. Он такого еще никогда не видел. Столько людей и почти каждый как-то странно одет, и каждый по-своему красив. Красив в своей свободе действий. Девушка с розовым хвостом в откровенном наряде, почти ничего не скрывающем, танцевала рядом с маскулинной женщиной, которая была явно старше первой. Но они не стеснялись этого, наоборот. Они были очарованы друг другом и тем же очаровали Шаня: грацией, открытостью, безразличием и влюбленностью.       А затем взгляд Мо упал на пару, от которой Шань буквально рот разинул. Это было молниеносно, но в памяти отпечаталось четким кадром. Один парень поцеловал другого, совершенно не стесняясь. Причем они оба выглядели мужественно, что, походу, вообще не вписывалось в рамки сознания Шаня. Он же думал, что здесь будут все манерные, а на таких парней он сроду бы никогда не подумал, что они могут… Блять. Шань себе щеку изнутри куснул, то ли для того, чтобы отогнать от себя дурные мысли, то ли от того, чтобы осознать, что это реальность, а не сон.       Но присутствие Тяня рядом. Очень рядом. Просто наталкивало на эти мысли.       Красный.       На стойку поставили три бокала: один более изящный, наполненный будто янтарем и с плавающими свежими дольками апельсина, в дополнение украшенный розмарином, два других стакана — вытянутые, с большим количеством льда, коктейли из-за света казались почти черными, а на каемке красовался кусочек лайма, напоминающий изумруд.       Шань сделал глоток и поморщился, сделал еще один и закусил лаймом, лицо будто судорогой схватило. Лонг айленд это тот самый коктейль, который одновременно и хорош, и плох. Хорош тем, чтобы быстро накидаться, а плох тем, что вкус у него специфический, по крайней мере для Шаня. Такой кисло-сладкий, жестковатый, ядреный. Но накидаться сейчас важнее. Наверно.       И горло прогревалось, как и в целом тело, жилки словно наполнялись лавой. Теперь даже музыка начала казаться приятной, не била по ушам и Шань, будто сумасшедший, покачивался из стороны в сторону, пытаясь попасть в быстрый такт. Расслабление мягко легло на плечи и беззаботная улыбка затронула губы.       В какой-то момент Цзянь услышал свою любимую песню и с визгом ринулся в толпу, оставляя Тяня и Шаня стоять вдвоем возле барной стойки. Мо все еще не мог оторвать глаз от той пары парней, взгляд то и дело ненароком падал на их фигуры. — Ты на них залип? — спросил Тянь прямо над ухом, отчего Шань поежился, почувствовав приятную щекотку. — Это странно. — Никогда такого не видел? — Нет. В живую никогда.       Красный. — Не хочешь потанцевать? — Я не умею. — А я тебя научу, ты же помнишь? — сказал Тянь, заколдовывая улыбкой.       Не нужно никаких «да». Они уже в центре толпы. Шаню жарко. Тяню тоже жарко, потому что вокруг слишком много людей, слишком много незнакомцев. Но самый главный из них напротив, утопающий в свете плафонов, такой красивый и сам на себя не похожий. Руки самопроизвольно закидываются на шею, а дальше… Хочется что-то сделать еще или что-то сказать.       Музыка окрасила этот момент в странные чувства. Еще более странные, чем прежде. Сделала момент кинематографичным. И если слова не находятся, то не нужно выдавливать из себя. Иногда просто необходимо отдаться моменту и просто повторять. Повторять, чуть запаздывая за записью, но не пытаясь обогнать.       Тянь склонился над ухом и слегка прикоснулся губами к мочке, обдавая жарким, пьяным дыханием, отчего Шань чуть прикусил губу. — Я медленно плыву к тебе, а звезды и планеты меня зовут.       Мо чувствовал, как его сердце было готово вырваться наружу от его шепота, слова, что Тянь говорил, стелились мягким на слух. И ноги подкосились не от алкоголя, а от нереальной реальности. — Миллиард лет пути к тебе, и я свой путь держу… Держу… — последняя строчка получилась оборванной, точно лист бумаги.       Красный, синий, фиолетовый, желтый, красный, красный. И всего два иероглифа.       Шань одной рукой резко схватил ворот кофты, а другой обхватил лицо Тяня, притягивая его к себе и целуя. И все внутри перевернулось, замерло и рухнуло. Такое трудно описать. Как будто клеточка за клеточкой задрожала, создавая цепную реакцию и отдаваясь мурашками по коже. Глаза были закрыты, но Шань видел тысячи вспышек, похожих на красочный фейерверк. Бабочки в животе — слишком пресно. Это сильнее. Это как тысячи прекрасных и ужасающих чувств одновременно. Это так же страшно, как падать во сне, но так же мягко и ласково, как осязание глазами облаков, так же больно и неожиданно, как случайный осколок в коже, но так же легко, как ветер.       Тянь растворился, он словно ощутил Большой Взрыв, иначе как назвать этот поцелуй, как не Вселенной? Тянь послушно поддался его губам, позволив Рыжему полную свободу действий. Под ребрами у обоих прожигало, но, наконец, не от ударов.       Губы Шаня, как и на вид, были шершавые и кололись, но с тем же они были такие уверенные и жадные. На момент Шань остановился, словно давая волю осмыслению о произошедшем, но Тянь не дал ему до конца отстраниться, притягивая вновь к себе. Длинные пальцы скользили по шее, слегка сжимая ее, спускались на поясницу. Хэ навалился на Мо, будто боясь, что тот опять может сбежать. Черт, тяжелый.       Но Шань и не думал. Сейчас он впервые перешагнул через собственные предрассудки. Да, скорее всего потом он будет загоняться, что натворил какой-то херни. Но он всю жизнь загонялся, ему не привыкать. Еще никогда в жизни Шань не был так решителен в своих действиях. «Будь, что будет», — проскользнуло в голове и затем его руки сильнее обвились вокруг шеи Тяня. Казалось, что это будет длиться до бесконечности. И пусть. Пусть это длится бесконечно, потому что в космосе время безгранично.       Плафоны — это звезды, люди вокруг — космическая пыль, а Шань и Тянь две столкнувшихся галактики, сливающиеся в одну. И если вникать в приземленные символы, то Вселенная — это два иероглифа. Любовь — это два иероглифа. И в его имени тоже всего два иероглифа.