*Flashback*
— Никогда не выносил холод, но сейчас так хорошо на душе. — Да, ты прав. Сейчас мне тоже очень хорошо. — Почему мы так долго тянули с этим? — Это все я, вёл себя как дурак, а стоило заранее прочитать твоё письмо. — Ладно, если честно, я больше не хочу вспоминать прошлое. — Я тоже, это наше первое свидание и мы должны начать все с чистого листа. — Хм… Мне нравится такая идея, Гукки. —Вычеркиваю эту фразу с нашей страницы! — Почему это? — он обнял его. — Никаких Гукки, я не малыш! — Ой-ой, ладно, так уж и быть. Не буду больше. — Так-то, — довольно улыбаясь, Чонгук прижался ближе к Тэхену. — Но ты все равно малыш, — рассмеялся Тэхен. — Ах, так? Давай я напомню тебе, какой из меня малыш, — он остановился и подхватил Тэхена на руки, всматриваясь в его бездонные глаза. — Хей, нет… Вдруг кто-то увидит? Мы все-таки в Сеуле, — парень засмущался. — И что? Это ничего… — неуспел он договорить, как телефон Тэхена зазвонил. — Ну, блин, — Чон, закатив глаза, поставил его на ноги. — Прости, это мама, — он виновато поджал губу и ответил на звонок. — Мам? Почему ты плачешь? Чонгук напрягся и взял руку Тэхена, выражение лица которого поменялось за секунду на бледное и безжизненное. — Ты шутишь? Как так? Когда это случилось? Ладно… Я сейчас же приеду, — он положил трубку и взглянул на Чонгука, еле удерживая себя на ногах. — Что случилось? — Ч-Чонгук… Моя тетя, — он упал в его объятья и начал рыдать.…
Два дня прошло с той ночи, как они, заехав домой за вещами и закинув их в машину, попрощались с парнями. После чего Чонгук дрожащими руками завёл мотор и поехал, время от времени поглядывая на потерянного Тэхена. Похороны шли своим чередом, а гости беспрестанно сменяли друг друга, чтобы почтить память всеми любимой родственницы. Тэхен ни разу не взглянул в сторону Гука, он будто забыл абсолютно все, а мыслями вовсе витал, в то время как Чонгук помогал мужчинам с готовкой еды, уборкой и всем остальным. Он все время пытался уловить взгляд Тэхена издалека, но тот, казалось, смотрел сквозь него. Спал Чонгук тоже без него, в отдельной комнате с расстеленными матрасами, выделенной специально для мужчин. Похороны в семье Тэхена имели свои обычаи, они принимали много гостей, готовили для них еду и вечером, после всех обрядов, кушали и ложились спать. Таким образом давая милостыню за погибшего. Чонгук не жаловался и ни разу не пожаловался Тэхёну о том, что он встаёт в четыре утра и со всеми готовит еду, колет дрова для костра и поздно вечером, прибрав за всеми, ложится спать. Все, о чем он думал, так это о слезах Тэхена. Мое тело ноет от усталости, но даже когда мне надо спать, и выдаётся четыре свободных часа, я не могу уснуть. Я думаю о нем, что с ним сейчас? Плачет ли он? Или уже успокоился? Я не могу подойти к нему среди всех, но даже если и приближусь к нему, он этого не заметит. Таким потерянным я никогда его не видел. В ту ночь, когда мы ехали сюда, я ощущал такую дикую боль от его слез и всхлипов, будто мое тело медленно пропускали через мясорубку. Знаю, он очень любил свою тетю, и понимаю его боль, тем более она была так молода, всего лишь тридцать лет, но я все равно молился, чтобы он не слишком отдавался горечи утраты. По прибытию на место, он обнимался с каждым родственником и все плакали у него на груди, рассказывая, как она его любила и гордилась им. Черт, мне так хотелось заткнуть всех и дать ему забыться. Но никто не собирался слушать мои мысли. Семья Тэхена была рада меня видеть, но тем не менее все были так отвлечены горем, что позабыли про меня. Я и хотел, чтобы они не обращали на мое присутствие внимание, поэтому и пошёл помогать тем мужчинам. Среди них были двоюродные братья, дяди и соседи Тэхена. Я успел познакомиться со многими его родственниками. И по прошествию дней, когда все слегка успокоились, мы вечерами собирались в «семейных» кругах за костром и обсуждали воспоминания их семей. Я очень полюбил каждого человека в его роду, все они были настолько милы и добры, что мне тоже хотелось быть их родственником. Они казались мне такими родными… Хотя бы потому, что они являлись близкими людьми человека, в которого я безумно влюблен. Правда, Тэхен никогда не приходил к нам и не болтал с нами. Его мама знала, что я беспокоюсь за него, и говорила мне, что это пройдёт, что он просто в шоке, потому что он был очень дружен со своей тетей. Я хотел ей верить, но любое упоминание о нем отдавало тупой болью в сердце, потому как от всех я только и слышал: «Да, он опять плачет, так и не поспал, он ничего не кушал…» Вечером третьего дня моего нахождения тут я заметил, что мои ногти стали чёрными и впервые улыбнулся. Всегда хотел знать, какого это — трудиться до почернения ногтей. Я выглядел абсолютно обычно и его мама, увидев меня спустя время, не признала. — Чонгук! Это ты!? Что ты тут делаешь? Ее слова меня рассмешили. Оказывается, они думали, я сплю в гостевой спальне и совсем забыли про меня. Узнав, чем я все это время занимался, они были в таком шоке, что чуть ли не кланялись мне. Ругали тех, кому я помогал, спрашивая их, почему позволили мне трудиться. И как бы я ни сопротивлялся, меня все же заселили в гостевую и умоляли не делать ничего. Я, конечно, их не послушался и тем же вечером приготовил рагу для Тэхена, сказав его младшему племяннику тайком отнести еду, приложив записку: «Любимый, пожалуйста, покушай. Я очень скучаю по тебе и хочу, чтобы ты не переживал все в одиночку. Но я буду смиренно ждать, пока ты не станешь готов. А ещё твоя семья нереально хорошая, они очень беспокоятся за тебя, будь сильным.Я люблю тебя.»
Тэхен вернул тарелку пустой, что подняло мое настроение на день вперёд. Я снова вернулся к расколке дров, все думая о том, как его прекрасное лицо отреагировало на мое послание.Но в ту ночь я стал счастливее на порядок больше, когда Тэхён ночью пришёл ко мне. Как только я услышал звук закрывающегося замка, я понял, что это он и включил светильник. Он присел рядом со мной, а мое сердце ушло в пятки, когда я увидел его пухлое от слез, но улыбающееся лицо. — Прости, что разбудил, — он погладил кровать. — Н-нет, о чем ты, я ждал тебя! — Чонгук, хорошенько протерев глаза, выскочил из кровати, присаживаямь рядом с Тэхеном. — Ты такой молодец, я слышал про все, что ты сделал. Знаешь, как они отзывались о тебе? Говорили, что ты не просто музыкант, а настоящий человек. Что мастер на все руки и очень хороший друг. — Да ладно тебе, я ничего не сделал, всего лишь пытался отвлечь себя от мыслей о тебе. — Прости меня. Я так сильно… — Нет! Я все понимаю, не извиняйся, — Чонгук, долго не решавшийся обнять Тэхена, все же сделал это. — Я должен повзрослеть и научиться справляться с болью, должен понимать, что все мы рано или поздно умрем, и не причинять так много неудобств окружающим, заставляя их ещё и меня успокаивать. — Нет, ты ничего никому не должен. Если хочешь плакать — просто плачь, ты имеешь право жить, как чувствуешь, за это я тебя и люблю. — Ох, я так давно не слышал этих слов. Черт, как же сильно я скучал по тебе, сам того не осознавая. Я перечитал твою записку тысячу раз, и каждый раз в меня будто возвращалась жизнь. — Я готов говорить тебе о своей любви, пока ты способен слышать, а если нет, я буду показывать ее тебе действиями. — Не понимаю, что я сделал такого, чтобы заслужить тебя? Самого прекрасного мужчину на свете, — зарывшись в его объятиях, он снова заплакал. В эту ночь мы долго болтали, он ругал меня за то, что я делал, заставляя меня пересказывать это, осматривал мои раненные и чёрные руки и целовал их. А я целовал его лицо, его чудесное, красивое лицо. Мы уснули в тесных объятиях друг друга и также проснулись. Его кончик носа покраснел и переливался лучами, что просачивались через шторы. Я невольно начал расцеловывать его и кусать. От чего он долго морщился, отталкивал меня, но не просыпался. Я так сильно соскучился по нему, что уже не мог держать себя в руках. И когда я коснулся его шеи и решительно засосал ее, он открыл глаза. — Ч-что… Что ты делаешь? — промямлил он сонным голосом. — Люблю тебя. — Хей-хей! — Тэхен оттолкнул меня. — Что? — Засосы! Ты не можешь так поступать, когда мы тут. — Да, ты прав. Было неловко, потому что засос я уже как бы оставил. В этот момент к нам постучалась его мама, и он вскочил, как ошпаренный. Она позвала меня завтракать и ушла, но Тэхену этого хватало, чтобы начать строить догадки того, что могло бы случиться, застукай она нас вместе. Меня забавляло то, как он бесится, делая при этом резкие движения, как сейчас, и, натянув свою рубашку, он надул щеки и бубнил разные ругательства. — Да все уже, хватит, она не зашла бы, — я потянулся на кровати, а он мигом кинулся прямо на меня. — Если ты, засранец, дашь кому-то знать, что я тебя люблю, ты покойник! — он поцеловал меня в губы. — Ты меня что? Извини, я не расслышал. — Люблю, — он покраснел. — Что, ещё раз? — Люблю тебя, дурак. Хватит уже, иди умывайся и спускайся, — он встал. — Ну, блин, опять уходишь… Я не хочу завтракать без тебя. — Я тоже спущусь, идиот, — он ушёл, хлопнув дверью, как последняя школьница. И я снова вспомнил, как это охуенно — любить Ким Тэхена.