Изумруд и лёд

      Он мог ненавидеть себя сколько душе угодно, но факт оставался фактом: к Нине Зеник его всё ещё тянет словно чёртовым гигантским магнитом, из тех, что им показывали в музее в далёком детстве. Так к ней тянет почти всех, если так подумать.       После освобождения из Хеллгейта Матиас Хельвар едва не убил виновницу своего заключения, но её спас этот демжин. Вот только к желанию убить ведьму примешивалось ещё что-то. Светловолосый северянин упорно отгонял от себя грешные сны, старался забыть всё, через что они прошли. Теперь он знал наверняка, что это было; от этого осознания хотелось блевать. И чтобы отогнать от себя срамные мысли, иногда приходилось сжимать кулаки до боли или бить себя в живот, пока никто не видит. Это не помогало. Тело и разум день за днём предавали его.       Их годами учили смирять плоть и её порывы. Даже подсыпали в еду специальный порошок. Иметь связи с женщинами запрещалось. Кроме ритуального соития при посвящении в дрюскели, конечно. Матиас до сих пор вспоминал свой первый раз с сожалением. Было неловко, быстро и не особо приятно. Девушка, которую привели к нему, была спокойна и не сопротивлялась: им что-то добавляют в вино перед этим. Он даже извинился перед ней. В целом, это было лишним: девушек и их семьи одаривают сверх меры, а если ей удастся понести после этого единственного раза – добавляют ещё и надел земли. Но Матиас Хельвар был воспитан хорошо и с девушками иначе не мог. Извинялся, открывал двери, подавал руку. Он был обходителен со всеми, кроме этой. Дрюсье.       Многие дрюскели после тридцати именно поэтому покидают ряды собратьев. Всё дело в женщинах. В последние годы на запретную для воинов связь стали закрывать глаза. Гораздо важнее было ловить дрюсье и предавать их суду. В честности этого суда Матиас теперь сильно сомневался, как и во многом другом.       После вторжения в Хеллгейт Каз Бреккер, молодой делец и будущий властитель Кеттердама – так в шутку называл его Джеспер – завербовал Матиаса, которому путь во Фьерду теперь был заказан. Он назначил его главой охраны своего заведения; самого-то Бреккера охраняла вездесущая Призрак. Наблюдая за этими двоими, Маттиас немного успокаивался: не так уж у него в жизни всё странно.       Он впервые жил в своей комнате. Обстановка была в ней очень аскетичная: кровать, стул, небольшой комод, рукомойник. Дверь из комнаты вела в кабинет, который был декорирован в более привычном для Кеттердама стиле. Темно-зелёные обои, большой письменный стол, за которым Маттиас раздавал указания парням, заступающим на смену каждый день; кресло и диван, даже маленький шкафчик со спиртным, к которому сам он не притрагивался. Боялся себя; боялся затуманить разум ещё сильнее.       Все они обретались именно на верхних этажах этого дома. На первом находился Клуб Воронов. Когда демджин невозмутимо заявил, что Матиасу нужно сделать татуировку их банды, он посмотрел на него так… Словом, игла тела Хельвара не касалась.       Он выдохнул и поднялся с дивана, на котором прикорнул после утреннего обхода. Всё было в порядке, кроме того, что сердцебитка до сих пор не вернулась из заведения с сомнительной репутацией под названием «Белая роза».       После стремительно развернувшихся событий, которые привели к обогащению всей банды и чуть не стоили жизни фьерданцу, она продолжала работать в борделе. Там ей и место. Цена за час с известной сердцебиткой взлетела до невиданных высот. А Бреккер не мог позволить такой талантливой шпионке покинуть злачный притон, в котором слухи расползались по щелчку пальцев. Она не торговала телом, а только своими способностями, и ходила туда теперь только дважды в неделю. Если только её аудиенции не требовал какой-то особый гость. Месяц назад это был Штурмхонд, который настаивал на возвращении равкианки на родину. Обещал замолвить перед молодым царём словечко за неё. Нина осталась в Кеттердаме, а на все расспросы о причинах отказа сочиняла небылицы в её духе: тут вкуснее конфеты и больше выбор туфель. Он не верил ни единому её слову и движению. Но всё равно ловил их, как утопающий ловит глотки воздуха.       В залах клуба сейчас наводили порядок младшие члены банды. На часах был почти полдень, когда Нина распахнула дверь чёрного входа и громогласно пожелала всем доброго утра.       – У всех нормальных людей уже обед, – с каменным лицом проворчал Матиас, внутренне радуясь её приходу.       – Для воронов «нормальный» – это вроде оскорбления, дрюскель, – отмахнулась Нина, поднимаясь по лестнице. – Каз у себя?       – Полчаса назад был там.       – Вот и славно.       Она просияла такой улыбкой, что у него неприятно заныло в груди. Пока фьерданец думал, что сказать, она уже умчалась наверх, под самую крышу.       До вечера он был предоставлен самому себе, только изредка его вызывал Бреккер или приходили с отчётами новоиспечённые члены стражи. Тренировки он старался проводить рано утром, пока тело ещё максимально полно сил. В Ледяном Дворе они тренировались трижды в день, но здесь такого количества времени просто не было. К шести вечера, когда клуб открывал свои двери, народ уже толпился у входа. Фили сами были рады выложить денежки. Их манила сюда не столько жажда наживы, сколько репутация места и его обитателей.       Нина по вечерам, по обыкновению, сидела за стойкой и стреляла глазами буквально во всех. На ней снова было платье кровавого цвета с таким глубоким вырезом, что её прелести были готовы вот-вот явить себя миру. Срам. Но мягкая ткань обволакивала её фигуру так, что Матиасу приходилось вспоминать какую-нибудь маршевую песню, чтобы отогнать от себя неприличные картинки с участием этого платья. И без него тоже. Он помотал головой и похрустел костяшками. Он сходит с ума. На его плечо легла чья-то рука, а над ухом прошелестел вкрадчивый медовый голос.       – Хельвар, видят боги, тебе стоит только подойти, взять её за руку и довести до ближайшего пустого помещения.       Это оказался тонкокостный земенец, почти такой же высокий, как и сам фьерданец. Джеспер Фахи был очередными ушами и глазами Бреккера.       – Меня это не интересует. Дрюсье и женщины меня не интересуют, – собранно ответил Маттиас.       – Ага. Настолько не интересуют, что ты даже не заметил начало заварушки в-о-о-н за тем столиком, – он услужливо ткнул пальцем куда-то в центр зала и добавил: – А если вдруг интересуют мужчины, просто дай знать, красавчик.       Фьерданец, пропустив последнюю реплику Джеспера мимо ушей, выругался и подошёл к двум мужчинам, очевидно, не просыхавшим который день. Когда стало понятно, что они не понимают ни слова из его просьбы, Матиас кивнул двум молодцам, стоявшим по углам, а те вывели под руки незадачливых кутил. После этого вечер пошёл своим ходом. В целом, обстановка была спокойной. Когда часы пробили полночь, на пост Матиаса заступил его заместитель.       Блондин поднялся к себе, ощутив, что действительно устал сегодня. А ребятам внизу работать до шести утра. Этого дикого графика Матиас не понимал, хотя за годы служения воином успел привыкнуть к сменам в любое время. Он убирал бумаги со стола, когда в дверь постучали.       – Войдите.       Джель... Это была сердцебитка. Только этого не хватало. Она распустила волосы, которые каскадом рассыпались по плечам. Хельвар, увидев её, тут же резко вдохнул и подобрался.       – Меня сегодня девочки из «Розы» угостили ягодами. Я уже всем отнесла, остался только ты.       И правда, в руках девушки была миска с крупной клубникой. Которую она притащила из борделя, рассадника разврата. Даже на своём месте Маттиас учуял её сладковатый, чуть терпкий аромат.       – Спасибо, но мне столько не съесть, – сдержанно попытался отказаться он.       – Я в тебя верю. Ты же огромный, дрюскель. В крайнем случае, я могу помочь.       В её словах промелькнула та Нина, которую он впервые разглядел в трюме, когда на ней были кандалы. С которой он начал знакомиться в той хижине китобоев. И с её телом тоже. Это была та Нина, которая ещё не сдавала его властям как рабовладельца.       – Помоги, – в её предложении не было ничего такого, но голос мужчины всё равно вдруг начал отдавать хрипотцой.       Они сели по обе стороны угла стола и молча начали есть клубнику. Свободной рукой он упёрся в колено и сжал пальцы так, что костяшки побелели. То, как она обращалась с каждой ягодой, было невыносимо. Хельвар уставился в тарелку. Наверняка покраснел.       – Ты вроде освоился. И цвет кожи стал прежним, – жуя, промычала ведьма. – Каз очень доволен своей новой охраной.       – Да.       – Когда-нибудь я привыкну к тому, какой богатый словарный запас у некоторых фьерданцев.       Нина притворно вдохнула, отчего ткань на её груди на мгновение натянулась так, что вскоре после этого натянулась уже ткань брюк Матиаса Хельвара. Великий Джель, за что ты послал мне это испытание? Он насупился.       – Фьерданский язык очень богат.       – Я знаю, дрюскель. Я читала вашу литературу и общалась с другими фьерданцами.       Он нахмурился и продолжил яростно жевать клубнику. Вдруг её рука резко метнулась к его шее. Рефлексы воина были отточены годами, поэтому он молниеносно перехватил мягкое запястье. В изумрудных глазах всего на секунду промелькнул искренний испуг. Девушка замерла, потому что он не отпускал железную хватку, от которой всё немело.       – Я только хотела вытереть, ты испачкался.       – Где?       Она вопросительно посмотрела сначала на него, потом на свою руку. Хельвар медленно разжал пальцы. Чёрт, наверняка останутся синяки. Внутренне он уже проклял себя за такую реакцию. Какое ему дело до кожи ведьмы?       Нина осторожно дотронулась пальцами до уголка его губ и несколько раз протёрла кожу. По его телу пробежала крупная дрожь. Она тут же отдёрнула ладонь.       – Так противно? – как будто с сожалением усмехнулась она, пытаясь заглянуть в голубые глаза.       Пока Матиас думал, что ответить, она откусила половину последней клубники, лежащей в блюдце, и вышла из кабинета. Проводив её потемневшим взглядом, фьерданец осторожно взял недоеденную ягоду и расправился с ней настолько медленно, насколько было возможно. Мысль о том, что мгновения назад этой мякоти касались губы дрюсье, заставляла внутренности заходиться в диком спазме. В коридоре возмущённо хлопнула дверь.