Изумруд и лёд

      Удивительное дело, но ей удавалось каждый раз исчезать из поля зрения Матиаса уже три дня с того момента, как он ворвался во владения Леночки. Совместные завтраки и ужины, конечно, проходили по расписанию. Но в это время вокруг них было так много самого разного люда, что никаких посягательств со стороны фьерданца не происходило.       Ей всё сильнее казалось, что теперь это был прежний Матиас. Или почти прежний. Он больше не лапал её под столом, не отпускал колкости, а просто пристально смотрел исподлобья. Ханне удавалось поддерживать видимость беседы за их столом, девушка умело вытягивала из членов своей семьи короткие, но всё же фразы. Нина лишь изредка откликалась на что-то, сам Брум напряжённо сканировал окружающую обстановку и обычно был занят тем, что осаживал особо разошедшихся молодчиков-дрюскелей. Его политика относительно воздержания, надо сказать, пошла по одному месту, потому как подчинённые без особых угрызений совести крутили романы с местными девчонками и парнями, многие из которых были гришами. Кто-то всё ещё продолжал пускать слюни на Зеник, только вслух об этом почти не говорилось, потому что схлопотать болезненный тычок от Хельвара или выволочку от Брума не хотелось. Воины продолжали уважительно относиться к своим командирам, изредка ослушиваясь их только в том, что касалось сердечных дел.       Сердечные дела и впрямь как-то поглотили Дворец и перевернули всё с ног на голову. Николай и Зоя погрузились друг в друга настолько, что это было заметно невооружённым взглядом. Девушки, совсем недавно мечтавшие стать фаворитками, чуть не рвали волосы и завистливо плевались ядом. Но черноволосая Зоя безраздельно правила душой Николая. Об этом в мельчайших подробностях Нина писала своей подруге-сулийке, опасаясь заводить разговор о своей душе и состоянии. Парадокс: сейчас ей было ещё страшнее, чем когда Матиас был не в себе и чуть не изнасиловал её. Страх этот ощущался неподдельным, берущим холодными пальцами за горло и шевелящим внутренности. Поэтому и сворачивала в любой ближайший закоулок, завидев северянина вдалеке или услышав его шаги. Нина теперь со стопроцентной точностью различала именно его шаги. Ей даже не нужно было слышать биение сердца или дыхание.       Матиас с лица сошёл, потому что никак не мог поймать дрюсье в чёртовых стенах Дворца. Ярл Брум попробовал завести серьёзный разговор, вызвав в свои покои. Переступив порог, Матиас первым делом попытался отыскать признаки того, что здесь была Нина. Но ничего: ни бутылочек у зеркала, ни платьев на ширме, ни запаха роз. От сердца отлегло.       – Сынок, – откашлялся Брум. – Ты… бросай это.       – Командир, о чём вы? – жёстко ответил Матиас. Некоторое поведение из одурманенного периода перешло и в настоящее время.       – Ты не ищи с ней встречи. Не будет от этого добра. И так уже шепчутся о тебе.       – Если от чего и будет мне добро в этой поганой жизни, так от встреч с ней, – выплюнул Хельвар. – Или для себя бережёшь?       На лице старшего фьерданца отразилась оторопь. Он примирительно поднял руки ладонями к воспитаннику:       – Матиас, сынок, о чём ты…       – Я вижу, как ты смотришь на неё. И это не после свадьбы началось. Ещё тогда, на корабле, помнишь? Только я тогда был молод и полагал, что это ненависть. А это ещё и похоть. Не отнекивайся; знаю, потому что сам такое чувствовал.       – Ты не изменишь моей дочери! – угрожающе Ярл двинулся на своего предполагаемого преемника.       – Не меняй тему! Мы не о Ханне сейчас.       – Только попробуй разбить сердце моей дочери, ублюдок ты испорченный! – прошипел Ярл, пытаясь внушить страх воспитаннику. – Надо было всё же избавиться от тебя ещё там, в вонючем Кеттердаме.       Матиас криво улыбнулся, шрам на лице натянулся. Парень взял своего наставника за грудки и чуть приподнял. Разница в росте играла молодому блондину на руку. Брум и сам был высок, но Матиаса не зря звали за глаза великаном или каланчой.       – Только попробуй путаться под моими ногами, Брум. Я припомню все до одного грехи, понял? Ханна ещё может узнать многие подробности наших с тобой отношений. Я пока не так много ей рассказал, а посмотри, как она стала к тебе относиться.       Ярл изменился в лице и побелел, а Матиас с отвращением смерил его глазами и покинул покои. Он впервые за долгое время чувствовал себя сильным. Сегодня он найдёт её во что бы то ни стало.

***

Нина снова задержалась после уроков в своём классе. Девушка ходила по учебной комнате, наводя порядок на полках, подготавливая помещение к завтрашним занятиям. Эта ежедневная уборка помогала ей взять себя в руки перед ужином. Поправила чернильницы, улыбнулась, вспомнив, как с большим трудом воспитательницы увели от неё кучку птенчиков, которым ещё не исполнилось и десяти. От общения с детьми она получала столько энергии, что могла держать себя в руках в трудные моменты. И даже чувствовать счастье. На своём столе рассортировала карточки с картинками, разложила их по нужным отсекам картотеки. Вздохнула с облегчением. Тут она чувствовала себя безопасно.       За окном уже стемнело, хотя день уже заметно прибавился. Метнув быстрый взгляд на настенные часы, Нина поняла, что до примерки у швеи есть ещё время: значит, можно проверить тетради. Обмакнув перо в красно-кровавые чернила, Зеник погрузилась в исправления с головой. Из-за этого пропустила появление тихого, как снежный барс, фьерданца в дверях класса.       Он наблюдал за ней со стороны. Тело помнило о снайперских засадах, поэтому сохранять неподвижность было несложно. Тем более, что цель была так желанна. Расшитая хлопковая рубаха с капельками – крови? – чернил на рукавах и груди, пышная багряная юбка подпоясана широким, похожим на подобие корсета, ремнём из плотной кожи. Он представил, как вместо это ремня его руки обвивают мягкую талию. По телу побежали мурашки возбуждения. В классе было прохладно, но она и не подумала накинуть на плечи шаль. Глаза торопливо пробегались по строчкам, острие пера ставило пометки на полях и в тексте. На правой руке вспыхнуло от пламени свечи золото обручального кольца. Матиас машинально прокрутил большим пальцем и своё. Он, женатый на подруге своего детства, пускает слюни на жену своего командира. К счастью, сейчас мужчина не испытал ни малейшего укола совести. Он был глубоко уверен: то, что между ним и Ниной, важнее всего остального. Видишь, Джель, как низко я пал? И мне совсем не жаль, да будет тебе известно. Она кинула проверенную тетрадь в стопку справа от себя, прищурилась, приглядевшись к положению стрелок, и простонала:       – Святые, Зоя меня прибьёт.       Только сейчас Зеник подняла глаза и увидела Матиаса, застывшего в паре метров. Она молча открыла и закрыла рот. Отступать было некуда.       – Нина, ты гораздо умнее меня. Но даже я понимаю, что нам нужно поговорить.       – Я опаздываю на примерку. Зоя меня прибьёт, – по-глупому повторила женщина.       – Скажешь, что я тебя задержал.       – Я серьёзно. Она – мой генерал. С этой чёртовой свадьбой она любого с дерьмом съест.       – Я тоже серьёзно. Ведь я тебя потом опять буду ловить, понимаешь? Упрости мне задачу.       Нина лихорадочно размышляла, закручивая баночку с чернилами. Вдруг склянка выскользнула из трясущихся рук и жидкость обагрила ладони и весь наряд сердцебитки.       – Да ёбаный ты свет! – зло и грязно воскликнула она.       За дверью послышалась возня.       – Госпожа Зеник, – пропищал мальчик-служка, протискиваясь мимо мощного фьерданца. – Командер Назяленская велела срочно явиться к ней.       Нина издала нечто среднее между первыми нотками плача и рассерженным рыком. Она напоминала сейчас окровавленную медведицу: Матиасу отчаянно хотелось обнять её и успокоить.       – Я вас эскортирую до кабинета генерала Назяленской, – совершенно серьёзно заявил северянин.       Нина закатила глаза. Мальчик-служка проницательно поглядел на этих двух и велел следовать за ним. Пока торопливо шли по длинным коридорам, Нина насуплено дышала, касаясь случайно рукой Матиаса. На один его шаг приходилось аж три её. Девушка тяжело дышала: от волнения и быстрой ходьбы. Мужчина не выдержал, подхватил её под левый локоть и бережно сжал трясущуюся ледяную ладонь в своих руках. Сердцебитка ничего не сказала, стараясь не подавать виду и не создавать истерику на ровном месте. В одном из слабо освещённых коридоров Хельвар украдкой приложился к тыльной стороне мягкой ладони губами, оставив прожигающий до костей след. Нина тут же выдернула руку, и очень вовремя: впереди замаячили двери в покои Зои и двое стражников.       – Отмойся от чернил, – едва слышно выдохнула Нина, оставляя Матиаса за порогом.

***

      – Зеник, хватит набивать цену своими опозданиями, – недовольно скосилась Зоя, стоявшая истуканом и наблюдавшая за примеркой платьев подружек невесты. – Это что ещё такое?!       Шпионка сейчас выглядела как жертва ножевых ранений.       – Это всего лишь чернила, – понуро фыркнула сердцебитка, пытаясь подолом оттереть руки.       – Как тебя угораздило?       – Мышки в руках бегали.       Женщины усмехнулись: так неизменно, из года в год говорили воспитатели в Керамзинском приюте об особо неловких своих сиротах.       – В таком виде я не могу позволить ей надеть заготовку, госпожа генерал.       Хмурая швея ходила по острию лезвия, но, к счастью, тут шквальная была с ней согласна.       – Это ужас что такое, Нина, – вздохнула она и покачала головой. – Отправляйся в баню срочно. На ужине чтобы была в приглядном виде. Личная переводчица царя, чёрт тебя дери!       Зеник шутливо отсалютовала и испарилась. Банщица выдала ей склянки с разными снадобьями, помогающими убрать въевшиеся пятна, и отправила служку за новой сменой одежды для госпожи учительницы. Нина украдкой сняла с полки ещё и розовое масло. Обнаружив, что в бане больше никого нет, она дала волю своим чувствам и выплакала напряжение, копившееся все эти дни.       До начала ужина оставалось ещё несколько минут, когда сердцебитка буквально влетела в залу. Царь, беседовавший о чём-то с Давидом Костюком, удивлённо поднял брови: такой свежей и славной он её давно не видел. Нина выглядела совершенно чудесно. Молодая женщина коротко кивнула царю и тут же подошла к своей начальнице.       – Извини, что так вышло с примеркой. Я не хотела тебя обидеть, честно.       – Да уж знаю, мне посыльный рассказал, что тебя мог кое-кто взволновать, – прошептала Зоя и недвусмысленно кивнула в фьерданскую сторону. – Отсюда и мышки в руках. Больше не опаздывай. И объяснитесь уже с ним, Зеник. Я устала слушать дворцовые сплетни, знаешь ли.       – О, это ведь только начало, моя будущая царица, – хохотнула Нина и украдкой показала Зое язык. – Сплетни – это теперь будет постоянная часть твоей жизни.       Идеальное Зоино лицо перекосилось от отвращения: она с трудом переносила разговоры за спиной и кривотолки.       – Генерал, – почтительно откозырял выросший вдруг из-под земли Федя. – Разрешите украсть у вас Нину?       – Вольно, Каминский. Кради.       Два сердцебита отошли к дальнему окну зала, Нина отодвинула портьеры и выглянула в черничный февральский вечер. Федя привычно сложил руки за спиной, оглянулся и процедил:       – Ниночка, ты уж извини, но удели поскорее время своему фьерданцу. Он меня уже замучил.       – Ты о чём? – каштановые брови поднялись.       – Он мне последние дни проходу не даёт, просит устроить встречу с тобой.       – Чего ж ты раньше молчал?       – Да сегодня он уже кидаться начал. Я, если бы в другом контексте, не против, конечно… – мужчина игриво улыбнулся и волнообразно задвигал плечами. – Короче, у него там прямо свербит. Ниночка, ну встреться с ним.       – А где? Тут уши везде.       – Всё схвачено. Смотри, помнишь же фабрикаторскую каморку в конце коридора западного крыла на третьем этаже? Там у них звукоизоляция… да какой там только нет изоляции. Я договорился, никого поблизости в полночь не будет.       – Чего так поздно?       Он скептично наклонил голову и расширил глаза:       – Девочка моя, просто поблагодари и хорошо проведи время. Завтра отдашь.       Однокашник сунул ей в руку ключ и пошёл к столу, где его уже ждал Иван и компания. Нина покрутила в руках маленькую железку, явно пропитанную магией.       Ужин прошёл просто ужасно. Брум едва дышал, шевеля только жевательными мышцами. Ханна молча возила по тарелке рагу. Матиас отбивал ногой частую дробь, которая расходилась по мраморному полу. Даже остальные дрюскели притихли, хотя обычно тихо переговаривались или травили шутки.       На выходе из зала она передала Матиасу записку со временем и местом. Его сердце пропустило удар.