***
Со всеми его уроками с Незу, Мидория не собирался держать в тайне свои намерения. Его друзья не выразили согласия. Когда до них дошёл слух, что он снова принялся за помощь другим, они вместе напали на него, пока Айзава не наорал на учеников за то, что они заставляли его выглядеть загнанным в угол оленёнком. Это было стыдно, но этот случай не входил в его топ-десять самых стыдных моментов, так что он постарается пережить это, потому что, вероятно, то, что он имел такой список, уже было плохо для его тревожности. И гиперсосредоточенность на моментах, когда его одноклассники видели его жалко рыдающим, похоже, делали всё только хуже? Мидория не мог винить логику школьного психолога, но она все равно казалась какой-то фальшивой. Так что его друзья решили разделить и атаковать. Мидория не мог винить их за желание защитить его, но их действия были уже по самое горло. Особенно потому что Каччан и так намерено избегал его. Например; Цую не позволила его покинуть общую комнату, когда Каччан направлялся в зал. Мидория собирался последовать за ним, но произошла замысловатая игра в чехарду, когда Лягушка перекрывала любые выходы, к которым направлялся Мидория, даже окна. Если бы это не приводило его в высшую степень раздражения, возможно, это было бы весело. Он знал, что ничто, кроме использования его причуды, не сломит это упрямое противостояние. Дело заняло гораздо больше времени, чем если бы это не было противостояние самых упёртых детей в классе. Люди недооценивали Цую. Но только не Мидория. В конце концов, это стало напоминать то видео, в котором кот пытался дотянуться до еды, а хозяин продолжал отодвигать его лапу. Мидория был котом. Это значит, что он будет победителем! «Мидория», — сказала Цую и надула губы, как может только она, хотя на самом деле она просто немного нахмурилась, но Мидория полностью рассыпался. «Это низко, — пробормотал Мидория, встретив пустой взгляд Цую. Потом он наконец вздохнул. — Значит, они сначала послали за мной тебя?» Цую пожала плечами. Он всегда питал к ней глубокое уважение. Она была честна так, как ему никогда не удавалось быть, как по отношению к другим, так и по отношению к самой себе. У нее также была приземленная мудрость, которую он ценил в свете своего беспокойства. Когда его мозг был особенно перегружен, она всегда прерывала его чепуху парой грубых слов. Они редко тусовались одни, но он по-прежнему считал ее одним из своих лучших друзей. «Они решили, что я лучше всего подхожу для этого. По всей видимости, у меня самый уравновешенный ум, и я вряд ли позволю своим эмоциям взять верх надо мной». «По всей видимости?» — повторил он. «Я злюсь, — сказала она, едва меняя тон. Страшно. — Я уже некоторое время чувствовала, что Бакуго токсичный человек. То, как он относится к тебе и к другим, нездорово для всех вокруг. То, как ты ведешь себя с ним, тоже нездорово, и, как твой друг, я думаю, тебе следует полностью от него отгородиться». «Что?! — ахнул Мидория. — Но мы знаем друг друга с самого детства. И он стал гораздо лучше. Даже если не прям лучшие друзья, он всё ещё…» «Не думаю, что ты понял, о чём я говорю, — аккуратно оборвала его Цую. — Одна из причин, почему я считаю, что ты должен дистанцироваться от него, потому что ты был привязан к нему всю свою жизнь. Нравится тебе он или нет, ты не можешь чётко сказать, так как никогда не видел картины целиком». Уфф. Ему нравилось в Цую то, как она могла достичь сердца проблемы, но иногда это было чертовски больно. «Не то чтобы я хочу быть привязанным к нему», — робко пробубнил он. Она понимающе кивнула. «Трудно уйти от кого-то, кто продолжает тянуть тебя обратно. Я заметила, что Бакуго не любит, когда его игнорируют. Но это и создаёт цикл абьюза. Нет человека, что был бы плохим на все 100%, и я знаю, что Бакуго работает над своими проблемами, это не облегчает того, что он сделал тебе и другим. Ты не можешь делать для него поблажки, Мидория. Ты не можешь исправить его, и все, что ты делаешь, защищая его, — это побуждаешь его и вредишь себе». «Я не побуждаю его! — сказал Мидория, широко распахнув глаза. — Я даже не пытаюсь его исправить. Я просто пытаюсь помочь». Цую одарила его одним из своих долгих пустых взглядов, из тех, что говорили ему, что она смотрит прямо ему в душу. «Мидория, я не думаю, что ты можешь с этим помочь. Ты уже находишься в центре всего этого, поэтому все, что ты сделаешь, только усугубит ситуацию. Во всяком случае, ты тот, кто больше всего нуждается в помощи». Мидория покачал головой. «Человек всегда может помочь», — сказал он решительно. «Ква, — мягко, почти грустно сказала Цую. Мидория изо всех сил постарался улыбнуться, чтобы она почувствовала себя лучше, и вместо этого Цую подалась вперед и обняла его. — Ты не должен делать всё в одиночку, ты же знаешь. Мы тоже можем помочь». Мидория не ответил, захваченный теплотой этого жеста. (Ее кожа была на самом деле аномально холодной, и аналитическая часть его мозга задалась вопросом о нормальной температуре ее тела). Мидория не был настолько глуп, чтобы игнорировать то, что она говорила. Он знал, что то, что делал Каччан, было неправильным примерно до тех пор, когда Каччан начал обращаться с ним как с дерьмом. Он не был настолько далек в отрицании, чтобы не понимать, что издевательства были ужасными. Но он справился с этим, и, кроме того, он не нуждался ни в чьей жалости. Он не настолько слаб, чтобы не справиться с этим самостоятельно. Тем не менее, он пробыл в её объятиях еще немного.***
Его следующая попытка прошмыгнуть за Каччаном была прервана Шинсо. Мидория пытался последовать за ним во во время обеденного перерыва, и Шинсо сказал «нет» и обхватил Мидорию за плечи и туловище как коала, очевидно, полагая, что тот свалится под его весом из-за разницы в росте. Хотя в типичной для Шинсо манере он не был в курсе того, насколько сильным был Мидория без своей причуды, несмотря на общешкольное соревнование, чтобы победить его, и он буквально был там, когда Мидория поднял его и семерых других друзей над головой. Он что, предполагал, что Мидория использовал свою причуду в тот день? В любом случае, вместо падения Мидория начал неловко катать высокого студента на спине. Боже, какие у него длинные ноги. Они вытягивались вперёд на целую милю. Мидории было интересно какого это, быть высоким. Всемогущий однажды поднял его, словно он был Симбой из Короля Льва, но это было не то же самое. «Какого чёрта? — Шинсо звучал искренне изумлённым. — Меня с детства никто на спине не катал. Как ты это делаешь?» Мидория закатил глаза. «Я занимаюсь бодибилдингом уже…» «Хаха! — сказал Шинсо, используя Контроль Разума, как мелкий ублюдок. — Теперь опусти меня вниз и ляг на пол». Мидория, не имея выбора, последовал приказу, и когда он был на полу, Шинсо уселся ему на живот, словно был очень большим котом. Он вежливо разорвал хватку и одарил Мидорию слишком самодовольным взглядом. «Серьёзно? — сухо сказал Мидория. — Это был твой план? Посадить меня в подчинение?» «Ага, — сказал Шинсо. Было приятно, что их дружба дошла до такой степени, что он мог вести себя столь игриво, но, боже, он был неисправимым придурком. — Думаю, я собираюсь вздремнуть». «Я ненавижу тебя», — прямо сказал Мидория. «Ты любишь меня». Аояма вошёл в кафетерию. Увидел их. Подмигнул. Кинул в них пригорошню блёсток. Сделал фото. И ушёл. Самодовольный взгляд не покинул лица Шинсо. «Я ненавижу тебя, — повторил Мидория с большим акцентом. — Ты же знаешь, что я могу тебя поднять». «Ты не стал бы прерывать мой перекур», — знающим голосов проговорил Шинсо. «Ты даже не спишь». «Я никогда не сплю. Это то, почему мне так необходим этот передых». Мидория фыркнул и, подобрав под себя ноги, подвинулся и поднял Шинсо, словно невесту. «Ты закончил?» «Обалдеть! — Шинсо саркастически ахнул. — Это и есть гей-паника? Я имею в виду, что я почти уверен, что не познал бы сексуального влечения, даже если бы оно меня било палкой, но я определенно чувствую романтику. Ты буквально сбил меня с ног. Что дальше, изысканный ужин? Ты собираешься убить дракона или что-то в этом роде?» «Заткнись», — Мидория не мог не фыркнуть. «Если ты снимешь рубашку, со всем этим блеском мы, вероятно, сойдем за обложку любовного романа. Позови Аояму, он знает». «Я уроню тебя», — предупредил Мидория. «Это прервет мой перекур». Мидория уронил его, но между его собственным ростом и жирафьими ногами Шинсо ему было недалеко падать. «Я потерял его», — Мидория пробормотал, сомневаясь, что сможет найти Каччана до урока. Шинсо удовлетворенно ухмыльнулся, а Мидория укоризненно посмотрел на него. «Что, вы, ребята, теперь объединились? В последний раз как я проверял, я мог говорить с кем захочу». Шинсо встал и стряхнул блёстки с пылью со своих штанов. «Ты можешь. Я почти уверен, что мы тоже имеем право создавать помехи. Насколько я понимаю. Я просто хотел пообщаться с тобой, а ты отвлекся от того, что делал. Верно?» Мидория взглянул на него, и ухмылка Шинсо исчезла, а он стал более серьезным. «Ты когда-нибудь планировал рассказать мне, что Бакуго был одним из придурков, которые издевались над тобой?» Мидория слегка сжался под его взглядом. «Разве это не было очевидно?» Шинсо цокнул. «Всем было очевидно, что он мудак. Было очевидно, что у него уже подкипало, когда дело доходило до тебя. Не было очевидным, что он так долго издевался над тобой, что привёл к самоненависти» Мидория вздрогнул. «Что именно рассказали тебе остальные?» «Достаточно, чтобы мне захотелось приказать Бакуго сойти с моста. Но я лучший человек, чем он, так что он в безопасности… — Шинсо пожал плечами, произнося смертельную угрозу без особого эмоционального воздействия. — Пока что». Мидория пожал плечами. «Я не знаю, почему все придают этому такое большое значение. Я имею в виду, да, иногда это было немного неприятно, но такие вещи просто случаются…» Шинсо смотрел на него как на идиота. «Мидория, — сказал Шинсо, встретившись с ним взглядом. — Ты не можешь лгать мне. Не об этом. Я знаю, каково это, помнишь?» Мидория вздрогнул и внезапно не смог встретиться взглядом со своим более высоким другом. После продолжительного взгляда его друг вздохнул и потер лоб. «Смотри, — сказал он слишком резко. — Я не могу судить тебя. Видит Бог, я понимаю, но… — Шинсо неопределенно махнул рукой. — Это очень нехорошо. Мы оба это знаем. Так что я не понимаю, почему ты пытаешься солгать об этом». «Я не…» «Да, пытаешься, — сказал Шинсо, не оставляя места для споров. — Если не мне, то хотя бы себе. И как человек, которому действительно удалось заслужить мое уважение, — Шинсо скрестил руки на груди. — Ты должен быть лучше этого». Мидория сморгнул внезапные слезы из глаз. Он чувствовал себя ужасно. Ему стало приятно осознавать, что Шинсо уважает его, но он не знал, что ответить. «Дело не в том, что я… э… просто… — попытался он». Глаза Шинсо наполнились сочувствием. «Ты не привык к людям, предлагающим помощь». Мидория пожал плечами. Во всяком случае, не в хорошем смысле, нет. Шинсо фыркнул. «Я тоже, — сказал он. — Но тут упрямый зеленоволосый мазохист решил устроить со мной сеанс одновременных панических атак. А еще он ударил меня по лицу». Мидория разразился взволнованной оборонительной речью, потому что удар был на спортивном фестивале, и Шинсо определенно нанес ему ответный удар. Но Шинсо просто щелкнул его по лбу. «Прими помощь, которую тебе дают. Даже если это жалко, все может оказаться лучше, чем ты того ожидаешь». Мидория полуулыбнулся. «Я знаю… я пытался. Но я все равно хочу помочь». Шинсо закатил глаза. «Конечно, как иначе», — сказал он с улыбкой. Он протянул руку и взъерошил волосы Мидории. «Это просто то, кто ты есть».***
Следующая попытка Мидории была сорвана из-за того, что Кода заполнил его комнату кроликами. Они вели себя очень хорошо, и Мидория не мог особенно злиться, потому что они были просто очаровательными. Это даже не может называться настоящей проблемой. Но они заставили Могучую Мышь ревновать, и Мидорию также немного раздражал тот факт, что на этот раз он даже не пытался поговорить с Каччаном. Он шел за Киришимой. Если он собирался наладить их дружбу, ему все-таки нужно было поговорить с ними обоими. Ну, кого это волнует? Кролики!***
Еще одна попытка была глупо сорвана, когда Шоджи схватил его сзади за воротник, как будто кошку. Мидория висел на своей рубашке, ноги болтались в нескольких дюймах от земли, потому что Шоджи был намного выше его. Он скрестил руки на груди и надулся. «Это действительно необходимо?» «Судя по всему», — сказал Шоджи как ни в чем не бывало. Джиро сфотографировала их.***
Мидория начинал чувствовать закипающее раздражение. Класс не оставлял его наедине даже не несколько минут. Каминари даже предложил ночёвку в комнате Мидории. Это становилось слишком смехотворным. «И ты туда же, Иида? Ты тоже? — сказал Мидория, сверля своего высокого друга взглядом. Мидория не знал как найти подход к своему другу после всей этой кутерьмы. Иида неловко извинился, но Мидория тогда, типа, заставил его. Иида утверждал, что уже лучше справлялся с гневом, но в момент, когда что-то шло не по плану, он всё ещё кидал удары. Сказать честно, Мидория был в нём разочарован. Иида сказал, что всё понимает. Они неловко стояли на кухонном дежурстве. Вообще-то Мидория был в паре с Каччаном, но Иида решил его подменить, и Каччан не особо сопротивлялся. Иида протяжно выдохнул. «Мидория, я уже извинился, я понимаю, что мои действия не были подпитаны рассудком, и что я должен был послушать тебя, когда ты сказал мне остановиться. Что ещё ты…» «Ты мог бы извиниться перед ним, — тихо сказал Мидория. Он начал чистить морковь, размышляя, стоит ли приготовить жаркое или тушенку. Он знал, что ему придется взять на себя инициативу по приготовлению пищи, потому что Иида не знал, что делает. Обычно, когда он был в паре с Каччаном для приготовления ужина, Каччан либо заставлял его выполнять черную работу, либо выгонял его с кухни. Мидории редко приходилось выбирать, что готовить. Иида умолк, а Мидория передал ему сельдерея для нарезки. После проверки холодильника, Мидория решил готовить что-то на базе лосося, и уже приготовился разделывать рыбу, которую Каччан, вероятно, купил сегодня утром для приготовления этого блюда. Мидорию с натяжкой можно было назвать новичком в этом деле; его мама учила его готовить с незапамятных времён. «Что, если я не хочу извиняться перед ним, Мидория? — мягко проговорил Иида. Его глаза сосредоточены на своей работе. — Что, если я не думаю, что он заслуживает извинений?» Мидория устало вздохнул. Все напряжение, охватившее класс с момента его вспышки, начало доходить до него. «Почему он не заслуживает извинений, Иида?» — разумно спросил он. Иида с грохотом опустил нож и стукнул по столешнице. «Потому что он причинил тебе боль. Ты мой друг, и он причинил тебе боль, и мне очень жаль, но я не перестану злиться из-за этого только потому, что ты сказал мне этого не делать». Мидория тоже опустил нож. «Я могу позаботиться о себе, Иида, уже некоторое время могу». Иида фыркнул, выглядя более чем разочарованным. «В том-то и дело, Мидория! В этом! То, как ты ломаешь себя! Это ненормально. И как бы я ни восхищался твоим героическим напором, твоей решимостью и просто… тем, насколько ты независим, как твой друг, как человек, который заботится о тебе, я не выношу того, как ты относишься к себе». Мидория сузил глаза, а Иида снова вздохнул, сжав кулаки. «Меня огорчает то, что ты ненавидишь себя, — честно сказал он. — Не то, что ты не смог прийти ко мне и Урараке по этому поводу. Меня расстраивает, что ты продолжаешь причинять себе боль и позволяешь себе обижаться, и меня расстраивает то, что он один из тех, кто причиняет тебе боль». «Это в прошлом, Иида, — разочарованно сказал Мидория. «Почему ни до кого не доходит? Почему никто не даёт Каччану даже и шанса?» «Нет», — твердо сказал Иида. — Нет, это не так». Мидория сжал кулаки и закусил губу, пытаясь не плеснуться злостью в ответ. Это не сработало. «Мидория, — сказал Иида, глядя на него сверху вниз. — Он мог убить тебя на нашем первом уроке. Он мог бы убить тебя бессчетное количество раз. Он отправлял тебя в лазарет чаще, чем любой злодей». «Я сам отправлял себя в лазарет чаще, чем злодеи, — выплюнул Мидория, максимально окрашивая слова ядом. — И я не понял, в каком месте это твоё дело. Я сказал, что всё под контролем. Значит всё под контролем. И в случае, если ты не заметил, Каччан не вредил мне уже несколько месяцев». «Несколько месяцев? — голос Ииды возвысился. — Ты себя вообще слышишь? Он вообще не должен тебе вредить!» «Я в порядке!» «Нет, это не так! Если бы ты действительно был в порядке, ты бы понимал, что так сильно меня огорчает!» «О, да, только тебя, — окрысился Мидория. — Тут всё только про тебя, не так ли? Проблема не между мной и Каччаном, она между тобой и твоим незнанием как справиться со своей виной от того, что мир не настолько прекрасен и справедлив, как всегда утверждала твоя семья!» «ПРОБЛЕМА В ТОМ, ЧТО Я БОЮСЬ ЗА ТЕБЯ! — крикнул Иида, а слёзы собирались в уголках его глаз. — ПРОБЛЕМА В ТОМ, ЧТО Я ЗАБОЧУСЬ О ТЕБЕ И ВОЛНУЮСЬ ЗА ТЕБЯ И ХОЧУ ЗАЩИТИТЬ ТЕБЯ, НО ТЫ НЕ ПОЗВОЛЯЕШЬ!» Мидория отступил назад, когда у Ииды полились слёзы. Мидории ужасающе напомнили о том, сколько раз его мать рыдала точно также. Вина закрутилась в его желудке, и в первый раз он заметил, что они не были одни. Кучка их одноклассников собрались в дверном проёме, уставившись на них в праведном шоке. «Мама и папа снова спорят», — шепнул Каминари, за что получил подзатыльник от Цую. «Иида», — начал Мидория. Иида шмыгнул носом и вытер лицо носовым платком из кармана. «Не надо. Мидория, ты один из моих лучших друзей, и если ты не можешь понять причины, по которым я расстроен… Я не думаю, что наша дружба должна продолжаться». Мидория расплакался. Эта мысль была совершенно ужасающей. После того, как он позволил Ииде подобраться так близко… после всего, через что они прошли! Чтобы Иида прервал их связь. Только мысль о том, что в его жизни не будет Ииды, как друга. Было ощущение, что его ударили ножом в сердце. Страх был подавляющим. Он не заметил, но некоторые из его одноклассников сердито закричали «так держать, Иида», и слез было достаточно, чтобы Иида дал задний ход так быстро, что он мог оставить следы от подошв на кухонной плитке. Этого момента паники было достаточно, чтобы отправить Мидорию в паническую атаку, и, конечно же, Иида забрал его, успокоил и снова и снова обещал, что с ними все в порядке, что он здесь, что они были всё-ещё друзьями, что он никуда не собирался уходить. Он раскаялся и пообещал, что никуда не пойдет. Это был тяжелый час, и к его концу Мидория был почти уверен, что они с Иидой оба устали. Кто-то другой в конце концов приготовил ужин, и, честно говоря, Мидорию все равно слишком тошнило, чтобы есть. Они ушли в комнату Мидории, где было тихо, уединенно и темно. Его лёгкие все еще горели. «Прости», — сказал Мидория, наконец, немного успокоившись. Он ужасно много наговорил в последний час, но это его не остановило. «Меня тоже», — сказал Иида, выглядя чрезвычайно усталым. Он тоже плакал большую часть времени. «Я знаю, почему ты расстроен. Я-я понимаю… Я просто…» — Мидория не мог подобрать слов, и Иида глубоко вздохнул. «Когда мой брат получил травму, одна из причин, по которой я был так расстроен и зол, заключалась в том, что я чувствовал себя беспомощным. Я ненавижу чувствовать себя беспомощным. Я… если я могу что-то сделать, я, по крайней мере, знаю, что делаю что-то в лучшую сторону… но если я ничего не могу сделать…» «Такое ощущение, будто ты тонешь», — закончил Мидория. Ему казалось, что он тонул уже много лет. Сколько он себя помнил, пока не встретил Всемогущего. «Да, — кивнул Иида. — Я знаю, что не должен был бить Бакуго. Я знаю, что не должен был позволять своему гневу взять верх надо мной, но… — Иида покачал головой. — Я… кажется, я испугался. Хах, я все еще боюсь. Идея потерять тебя, потерять шанс узнать тебя из-за того, что сказал Бакуго…» «Прости…» — снова сказал Мидория, полностью понимая страхи Ииды. Иида фыркнул. «Думаю, теперь ты можешь перестать извиняться. Если это имеет значение, мне тоже жаль. Я не должен был вести себя так, как поступил. Даже угрожать чем-то вроде…» Иида замолчал, и в его глазах появилось выражение глубокой печали и сожаления. Подавшись вперед, Мидория толкнул его в плечо. «Друзья?» Иида посмотрел на него широко раскрытым и ранимым взглядом. «Друзья», — он подтвердил.***
«Привет, Деку, мы можем поговорить? — сказала Урарака на следующий день. Он все еще чувствовал себя немного отвратительно после вчерашнего приступа паники, но он не собирался отказывать своей лучшей подруге, особенно учитывая, что она была одной из немногих людей, которые вели себя адекватно. Время от времени он замечал, как она бросала убийственные взгляды на Каччана, но на самом деле она уже давно этим промышляла. Урарака, казалось, пристально смотрела на Каччана всякий раз, когда тот делал что-то неприятное или подлое. Это одна из вещей, которая делала ее таким лёгким для общения человеком. «Конечно, хочешь пойти выпить чего-нибудь?» Урарака улыбнулась: «Конечно, звучит здорово!» И в уютной тишине они направились к одному из торговых автоматов на этаже. Когда они прибыли, Мидория задумался, стоит ли ему выпить протеиновый коктейль или простое молоко, а Урарака бормотала, обдумывая то, что она собиралась сказать «Деку, — наконец произнесла она. — О том, что вчера произошло с Иидой…» Мидория визуально поник. Ей действительно нужно было поднять этот вопрос так скоро? «Я просто хотела сказать, что мои чувства в этом вопросе не взаимны». …что? «Я не собираюсь недооценивать тебя из-за всего этого, только потому, что все остальные так себя ведут. Как твой друг, я злюсь на тебя, но также, как твой друг, я знаю, что ты достаточно силен, чтобы двигаться вперед и пройти мимо всего, что Бакуго сказал тебе». Ее глаза сверкали. «Я хочу сказать, что я не боюсь за тебя. Я верю в тебя, и лучше не заставляй меня ошибаться, ладно?» Мидория уставился на свою подругу, свою прекрасную, идеальную, фантастическую подругу. «Хорошо, — сказал он, впервые за долгое время ярко улыбнувшись, — я обещаю». И они стукнулись кулаками.***
Он нашел Шото за школой, сидящего на земле и смотрящего в пустое пространство. Мидория решил сделать перерыв в своей продолжающейся борьбе за разговор с Каччаном и Киришимой (Киришима тоже официально избегал его), чтобы выяснить, что задумал Шото. Его друг был пугающе тихим и замкнутым после инцидента с сывороткой правды. Мидория пытался понять его, но когда он спрашивал прямо, вокруг было слишком много людей (потому что они не оставляли его в покое), поэтому Шото либо ускользал, либо давал односложные ответы, которые ничего не проясняли. Шото по-настоящему разговаривал только тогда, когда они были наедине. «Ты в порядке, приятель?» — спросил Мидория своего отключившегося друга. Потребовалось еще несколько толчков, чтобы выудить Тодороки из его головы, и даже тогда он все еще был туманной маской. Он взглянул на Мидорию, а затем быстро отвел взгляд. «Я не осознавал», — тихо сказал Шото, глядя вместо этого на свою руку. «Что?» — сказал Мидория, чувствуя себя неуверенно. Он довольно хорошо научился читать Шото, но уже давно мальчик не был таким замкнутым. Все, что Мидория получал от него, это холодность. «Бакуго, — сказал он и медленно поднял свой пристальный взгляд, чтобы посмотреть на Мидорию, — он твой Старатель, не так ли?» Мидория открыл было рот, чтобы отрицать, но в глаза Шото невозможно было смотреть, так что он, в конце концов, опустил голову и пробормотал: «Все не настолько плохо». Шото сузил глаза. «Изуку, мой отец никогда не говорил мне покончить с собой». Мидория наклонил голову и скептически посмотрел на него. «Только потому, что он не получил бы того, что хотел, если бы ты был мертв». «Вот именно», — сказал Шото так, словно он думал, что донес свою мысль, хотя на самом деле это было не так. Они долго молчали, Мидория становился все более беспокойным и суетливым. Что именно Шото хотел, чтобы он сказал? Наконец он взглянул на лицо парня и увидел выражение, которое было более противоречивым, чем он ожидал. Это было его выражение: «Я его не понимаю». «Таааак», — предложил Мидория, пытаясь ему помочь. Внезапно Шото ударил его по лицу. «Ой! Шото! Какого черта?!» — крикнул Мидория, держась за щеку и отступая. Выражение вины ненадолго промелькнуло на лице Шото, но тут же последовало еще одно нападение. На этот раз Мидория увернулся и затем и снова быстро увернулся, когда Шото нанёс ещё один удар. Внезапно Мидория оказался в импровизированном спарринге за школой. Почему это продолжает происходить с ним? «Почему мы дерёмся?!» — Мидория вскрикнул после того, как чуть не допустил промах. По крайней мере, они не использовали причуд. Выражение лица Шото оставалось пустым. «Я пытаюсь помочь». «Избивая меня?» — Мидория ахнул, пытаясь подсечь лодыжку. Шото легко увернулся. «Это твоя сила», — серьезно сказал Шото. «Что?» — сказал Мидория, замерев и не сумев увернуться от удара кулаком прямо ему в глаз. Мидория на мгновение отвлекся от боли и временно ослеп на один глаз. Он уловил легкую гримасу сочувствия Шото. «Это твоя сила», — снова сказал он. Мидории потребовалось много времени, чтобы понять это. «Ты избиваешь меня, чтобы я как-то что-то понял про Каччана?» — сказал Мидория, глядя на него с раздражением. Шото остановился в оборонительной позиции. «… это работает?» «Шото! Так нельзя говорить о чувствах!» — Мидория чувствовал, что сейчас он определенно не тот, кто заслуживает синяк под глазом. «Это то, как мы говорим о наших чувствах», — сказал он своим ровным голосом, но выглядел неуверенно. Пыхтя, Мидория приложил руку к больному глазу и приказал Шото дать ему кусочек льда. После долгого неловкого момента Шото дал ему лёд и выглядел, чтобы, по крайней мере, застенчивым. «Просто скажи мне то, что ты хочешь, чтобы я знал. Словами», — сказал Мидория, махнув свободной рукой в сторону Шото. «Эм… — Шото выглядел так, будто не знал, что именно хотел сказать. — Я не силен в этих чувствах». «Я заметил», — сухо заявил Мидория. Шото фыркнул и скрестил руки на груди. «Последние два раза я говорил о чувствах во время боя. Это имело смысл, окей». «О, боже», — сказал Мидория с искренним сочувствием. По общему признанию, у Мидории было довольно много эмоциональных разговоров во время боя. В основном с Каччаном, но определенно было что-то катарсическое в том, чтобы кричать о своих чувствах, пытаясь ударить друг друга по лицу. Мидория не мог винить Шото за то, что тот предположил, что это работает именно так. Шото вздохнул и провел рукой по лицу. «Я думал… ну, я думал, что понял, что хотел сказать, пока мы дрались». «Ты даже не знаешь, что хочешь сказать?» — спросил Мидория, глядя на своего беспомощного друга. Шото одарил его пустым взглядом, и Мидория вздохнул. «Ладно, выкладывай мне то, что думаешь. Может быть, я смогу помочь тебе разобраться в этом». «Я тот, кто должен тебе помогать», — почти раздраженно сказал Шото. «Ты поможешь мне, позволив мне помочь тебе», — легко сказал Мидория. После краткого взгляда вниз плечи Шото слегка опустились. В конце концов, он молча сел обратно в грязь. Мидория последовал за ним, очевидно, немного одурманенный ударом. «Я злюсь, что ты мне не сказал. Я рассказал тебе о Старателе, но ты не рассказал мне о Бакуго. Хотя это делает нас более похожими, чем я думал». Мидория наклонил голову. «Каччан — это не Старатель». Шото повторил его движение. «У тебя ожоги на плечах и руках. Я замечал их раньше. Это маленькие звездочки, похожие на искры, которые иногда испускают руки Бакуго». Мидория вздрогнул. У него были эти шрамы, сколько он себя помнил. В основном они слились с его кожей. Люди на самом деле не упоминали и не замечали их, учитывая его значительно большие и худшие шрамы. «У меня тоже есть такие шрамы, — как всегда прямо сказал Шото. — Не искры, а формы, похожие на отпечатки пальцев или руки. С тех пор, как мой отец хватал меня, молча предупреждая меня, чтобы я не был непослушным. Они никогда не были настолько ужасными, чтобы кого-то беспокоить, что легко объяснялось тренировками. Но они есть». Шото замолчал, словно ожидая, что Мидория будет отрицать, откуда у него собственные шрамы. Когда Мидория не ответил, он выглядел слегка довольным. «Раньше я мысленно сравнивал Бакуго со Старателем, — сказал он ровно. — Он раздражает, шумит и всегда злится, когда он не номер один или не в центре внимания. Логично, что и в этом они будут похожи». «…может быть», — Мидория не мог отрицать сходства. На самом деле было жутким то, насколько они похожи. Каччан был больше похож на Старателя, чем сам Шото. Мидории не нравилось сравнивать, но Шото был не тем, кому он хотел бы лгать, и, сказать честно, все его друзья утомили его. Он просто настолько привык к людям, защищающим Каччана, что как бы привык к этому. Казалось странным, что никто не заступился за него прямо сейчас. Что никто не кричал на Мидорию. Что люди на самом деле думали, что Каччан был неправ для разнообразия. Шото хмыкнул в ответ, заставив Мидорию понять, что он говорит вслух. «Знаешь, раньше у меня было похожее. До того, как моя мама сорвалась и даже какое-то время после. Все всегда говорили мне, какой хороший и смелый у меня папа, что я должен им гордиться. Тем временем дома он был монстром. Иногда это заставляло меня сомневаться в себе. Сомневаться в своих мыслях и здравом уме». Мидория посмотрел вниз. «Да уж», — сказал он, не желая признавать, что он знает это точное чувство. Шото кивнул. «В этом мне помогли мои брат и сестра. Они заверили меня, что я не сумасшедший, что то, что он делает, неправильно. Но я все равно чувствовал это. Ты тоже это чувствовал. Но мы не сумасшедшие». Мидории очень хотелось возразить. Люди постоянно называли его сумасшедшим, то ли из-за его безрассудства, то ли из-за его тревожности, и как человеку, проходящему психотерапию, ему не стоило спорить. «Изуку, — сказал Шото, привлекая его внимание. Шото открыл рот, задержался в этом положении на несколько секунд, а затем заставил слова сорваться с губ. — Я не силен в таких вещах, но ты всегда можешь поговорить со мной. Мы, может быть, пришли из разных миров, но я полагаю, что понимаю тебя лучше, чем я думал». Естественно, Мидория расплакался и обнял его. Ему пришлось объяснить, что это были слёзы благодарности, но Шото, к счастью, был готов игнорировать то, какой он был беспорядочный. У Мидории были отличные друзья.***
«Хорошо, я готов к тебе, — сказал Айзава с таким видом, будто ненавидит свою жизнь. Они сидели в его кабинете в пятницу вечером, и Мидория должен был рассказать ему об инциденте с сывороткой правды. Он откладывал это сколько мог, но Айзава больше не позволял ему. «Возложи это на меня. И когда я говорю это, я имею в виду все вообще. Не приукрашивай вещи и не пытайся никого защитить, Мидория. Мне нужна правда». Мидория застенчиво посмотрел на свои красные кроссовки. «Вы просто хотите тот день, когда произошёл спор, или…» «Всё, Мидория. Все оскорбления, через которые ты прошёл. Все, что Бакуго сделал с тобой до и после того, как вы двое начали учиться в ЮЭЙ. Мы уже установили, что некоторые законы были нарушены, если не только Бакуго, но и вашим школьным округом. Мне нужна четкая картина, чтобы правильно действовать, будь то судебный иск или наказание. Я хочу понять все, что произошло. Ты слышишь меня, Мидория?» Мидория шаркнул ботинком по полу. «…Должен ли я? — пробормотал он. — …уже все кончено, ничего не поделаешь…». «Мидория, — слегка раздраженно сказал Айзава. — Посмотри на меня, — прикусив губу, Мидория поднял глаза. — Я что, похож на человека, что ничего не будет предпринимать?» В его глазах было то сочетание злости и решимости, которое иногда появлялось у Мидории, когда он действительно уставал. Тот взгляд, который Мидория видел, когда смотрел в зеркало те два месяца адских тренировок, когда единственное, что вытаскивало его из постели — это ядовитый гнев и желание проявить себя. Мидория был достаточно умен, чтобы понимать, что он не выиграет этот спор. «Ну…» — сказал Мидория и закрыл глаза в надежде, что это поможет ему справиться со своим беспокойством. Самое близкое, когда он подошел к настоящему разговору, было со Всемогущим, и он отказался идти так далеко, чтобы рассказывать всё правду, потому что… ну… он не хотел, чтобы Всемогущий думал, что он слаб. Но он помнил всю любовь и поддержку, которые предлагали ему его друзья. Удивительное количество понимания и беспокойства, которые были глубже, чем просто жалость. Слова, которые звучали как обещания. Отвлечения и короткие моменты веселья… смущающие фотографии. Это… все это заставляло его чувствовать, что ему есть куда упасть. Что даже если Айзава по какой-то причине сломает его и исключит, у него все равно будут друзья. Он не будет один. Поэтому он закрыл глаза и вспомнил. И Он Заговорил… Впервые он понял, что он другой, когда ему было четыре года. Когда ему поставили этот проклятый диагноз, и ему сказали, что он не такой, как другие дети. Это было тогда, когда это началось. Это было не тогда, когда начались издевательства. Нет… Диагноз Изуку поставили вскоре после его дня рождения в начале лета. Так что у него было несколько месяцев, чтобы привыкнуть к новому слову, которое определило его якобы на всю оставшуюся жизнь. Конечно, соседи перешёптывались, его мама иногда плакала по ночам, а папа ушёл навсегда. Но первый раз над ним по-настоящему начали издеваться в первый день в детском саду, когда они ходили по кругу и говорили о своих причудах, а Мидория ничего не мог сказать. Поэтому воспитатель сказал: «О, у Изуку нет причуды». Как будто он был второстепенным. Именно тогда отрицание начало стираться. Именно тогда он начал по-настоящему понимать, что он на самом деле другой. В один прекрасный день он был просто Мидорией, а в следующий раз стал беспричудным ребенком. Он был Деку. Он был бесполезен. Он был ничем. Это было действительно смешно. Двадцать процентов населения не имели причуды. Конечно, большую часть этого населения составляли представители старшего поколения, конечно, в его школе или в его районе не было детей без причуд, кроме него, но он был далеко не единственным беспричудным человеком в мире. Непричудливость пришла раньше причуд. Они справлялись так же хорошо, как и все остальные, так что было бы глупо утверждать, что он вообще был никем. Он был таким же человеком, как и все остальные. Просто больше никто так не думал. Его мама была единственной, кто, казалось, думал, что он чего-то стоил. Годами… только она. Издевательства начались глупо. Они обзывали его, некоторые хуже, чем Деку, другие просто глупо, как пердоволосый или что-то в этом роде. Мидория был искренне рад, что большинство этих имен остались на детской площадке. Иногда дети воровали его ручки, блокноты и ластики. Мидория вспоминает, как однажды он получил действительно классный ластик Всемогущего из автомата с Гасяпон, и он был так счастлив, что даже попытался показать его другим детям. Конечно, Каччан разозлился и украл его, потому что он был «слишком крут для беспричудного Деку». После этого Мидория перестал приносить такие личные вещи в школу. Он также потерял несколько своих фигурок из-за воров. После этого он зациклился на своих тетрадях и книгах. Тогда ему было, наверное, шесть. Самое смешное, что однажды он сказал своим учителям и даже своей маме, и все просто согласились, что он действительно неуклюжий и что ему нужно перестать терять вещи. Его мама рассказала об этом учителям. Но нет, он был просто неуклюжим бесполезным Деку. Томи видела, как он уронил ластик в окно, этот механический карандаш принадлежал Оширо, а не ему. Деку такой тупой, что даже не может вспомнить, где оставил свою любимую игрушку. Это не имело большого значения. На самом деле Мидория стал намного неуклюжее после того, как пошел в школу. Он спотыкался в коридоре, падал на лестнице. Он врезался в шкафчики. Падал с деревьев. Он упал на той детской площадке. Разве он не глупый. Никто не мог доказать, что другой ребенок толкнул его или ударил, придавил и засмеялся. Это все была неуклюжесть. Он напугал того ребенка, который использовал на нем свою причуду. Это был просто несчастный случай. Это все были просто несчастные случаи. Он не мог доказать, что это не так, и другие дети смотрели. Они видели, как он споткнулся. Они видели, что это был несчастный случай. Ни у кого не было причин верить ему и сомневаться в других детях. Он был в меньшинстве. Он просто… он лгал, чтобы привлечь внимание. Он просто был плаксой. Раздражает то, что дети даже не были хорошими лжецами. Было очевидно, что с ним происходит, но учителя просто шли за толпой. Мидория предположил, что это было проще. Зачем наказывать целый класс, всю школу, когда единственный человек, который пострадал, был какой-то бесполезный беспричудный ребенок. В любом случае, Мидория не собирался долго держаться в реальном мире. Было проще просто отпустить. Не все были так плохи. Несколько детей вступались за него… но они не продержались долго, когда на них тоже обрушились издевательства. Он не мог винить их, ему было достаточно одного момента доброты. Он также спас нескольких других детей, над которыми издевались, обычно они тоже были к нему добры. Однако к ним нельзя было подходить, иначе они заразились бы микробами Деку. И все же ему этого было достаточно. Коротких улыбок, кратких моментов храбрости, кратких моментов доброты было достаточно, чтобы осветить маленький мир Мидории. Стало довольно одиноко. Но он к этому привык. У него появились друзья в сети. Он помогал людям. Он улыбнулся. Все было хорошо. По мере того, как они становились старше, всё становилось немного более жестоким. Люди научились лучше использовать свои причуды, поэтому научились лучше причинять ему боль. Они стали более утончёнными, стали лучше лгать. Мидория предполагает, что есть причина, по которой он так хорошо переносит боль. Он действительно читал о способах борьбы с ней. Это оказалось невероятно полезным. Он также хорош в уклонении и сокрытиях, медицине, умеет хорошо лгать… он на собственном горьком опыте понял, что разговоры о таких вещах только причиняют ему боль. Это только заставляло его маму плакать. Так что он стал достаточно сильным, чтобы справиться с этим. Мидории нужно было быть достаточно сильным, потому что, если он не мог справиться с парой хулиганов, как он мог быть достаточно сильным, чтобы противостоять настоящим злодеям? … …это не делало его храбрым или героем или что-то в этом роде… но это было лучше, чем та альтернатива… Мидория не был глуп. С четырех лет он знал, что мир несправедлив. Он не был наивен. Отличающиеся люди изначально проигрывали сражения. Он был беспричудным ребенком с матерью-одиночкой против всего мира. Могло ли быть лучше? Конечно. Но всё могло было быть чертовски хуже, если бы он нарушил хрупкий баланс, созданный им и хулиганами. Если бы он опустил маску или позволил взрослому попытаться помочь, то, как он знает, все стало бы еще хуже. Вот как это работало. Все были либо слишком злы, либо слишком апатичны, чтобы приложить усилия, необходимые для того, чтобы что-то изменить. Они давали ему повязку, например, произносили речь против издевательств или что-то в этом роде, и через неделю издевательства становились в два раза сильнее. Это было бессмысленно. Его мама могла бы сделать больше, но Мидория, честно говоря, не хотел подвергать ее такому стрессу. Она уже работала на износ, чтобы поддерживать их. Она уже была достаточно доброй и достаточно любящей, чтобы он не мог требовать от нее большего, особенно когда он знал, как сильно все это причиняло ей боль. Каччан был другим. Да, он издевался над Мидорией, как и все остальные, часто он был лидером… но он был другим. Несмотря на весь его гнев, взрывы и жестокость, он был одним из немногих людей, которые вели себя так, будто действительно видели Мидорию. Сначала они были друзьями детства. Но затем Каччан развил сверхмощную причуду, а Мидория ничего не развил, и он как будто не мог понять, почему Мидория сначала был слабее его. Как будто он ждал, пока Мидория догонит его, а когда он этого не сделал, когда не смог, он разозлился и набросился на него. Конечно, в этом было нечто большее. Даже Мидория не может понять, почему Каччан так его ненавидит. Но это… казалось, что Каччан ожидал от него большего. Как будто Каччан разочаровался в нем. Мидория пытался, бог знает, что он пытался, но расстояние между ними становилось все больше и больше, и вдруг Мидория перестал быть другом, он стал камешком на обочине дороги. Камешек рядом с горой. День, когда Каччан сказал ему покончить с собой, был днем, когда учитель третьего класса средней школы сказал классу, что он подает заявление в ЮЭЙ, несмотря на то, что у него нет причуды. Хах, они как бы поставили Мидорию на место. Мидория думает, что это, должно быть, задело эго Каччана, учитывая разницу между ними. Как будто Мидория говорил, что они на одном уровне, хотя это явно было не так. Мидория думает, что он просто вел себя по-детски. Бакуго многим людям говорил умереть. Это ничем не отличалось от любой другой его истерики. Это расстроило его, но в то время Мидория был больше расстроен тем, что он уничтожил одну из его тетрадей. Мидория только однажды всерьёз подумывал о самоубийстве, и Каччан в этом не виноват. И сразу после этого дела пошли лучше, и Каччан сильно вырос за последний год в ЮЭЙ. Даже если они не совсем друзья, он точно не злодей. … Мидория ненадолго открыл глаза и вскрикнул, когда увидел, что Айзава смотрит на него блестящими немигающими глазами, полными ужасающей напряженности. Он не использовал свою причуду, но вполне мог бы. Айзава моргнул и покачал головой, словно выходя из ступора. «Ты сказал, что серьезно подумывал о самоубийстве? Почему?» «Оу… — неловко сказал Мидория. Он вытер лицо, не удивившись, обнаружив, что снова плачет. — Не беспокойтесь об этом. Всемогущий вроде как разрушил мои мечты, но он извинился, так что все в порядке». Айзава долбанулся головой об стол. Похоже, он часто делал это рядом с Мидорией. Наверное, это была справедливая реакция. «Почему ты такой?» — сказал он странно неровным голосом. — Черт возьми, ты только что объяснил, почему ты такой, но, боже мой, ребёнок… Мне недостаточно платят за это. Мне уже режет глаза, а мы даже не добрались до того, ради чего ты должен быть здесь». Он не поднял головы. «Ну, э… это было не так уж и важно. Киришима, Серо, Каминари и Мина устроили мне засаду во время обеда, чтобы покопаться в моем прошлом. И тогда Каччан, Урарака, Тодороки и Иида пришли, чтобы остановить их. Я проговорился, что Каччан сказал мне покончить с собой. Иида разозлился и ударил Каччана. Все кричали друг на друга. Я сказал Ииде остановиться. Урарака спросила меня, почему я не против того, чтобы Каччан издевался надо мной, когда я не согласен с тем, что он издевается над кем-то еще. Я проговорился… — Мидория тихо пробормотал следующие несколько слов слишком тихо, чтобы его услышали. — …А потом я сбежал». Мидория пожал плечами. Айзава слегка приподнял голову, и это было похоже на то, что он увидел два блестящих глаза в тени его шарфа. «Ты проговорился о чём?» «Э… — сказал Мидория, надеясь, что не застрянет на этом. — Что я ненавижу себя?» Айзава застонал. И не остановился. Целых полторы минуты он просто издавал глухие звуки в свой шарф. Мидория его понимал, честно. «Знаешь, — сказал Айзава, медленно поднявшись, его лицо по какой-то причине блестело от влаги, но Мидория сомневался, что это было по той причине, по которой он себе это представлял. Айзава не стал бы плакать из-за него. Вероятно, у него просто был сухой глаз, и его слезные протоки гиперкомпенсировались. — Я слышал такие истории, подобные твоей, из уст злодеев, — Мидория мгновенно покраснел, чувствуя себя слегка оскорбленным. Айзава не закончил. «Я слышал и более глупые причины стать злодеем. Так где же ты избавился от этой ненависти к себе?» «Что?» «Ты серьёзно собираешься сидеть здесь и говорить мне, что все насилие и жестокое обращение, которые ты преодолел в детстве, ничего не значат, потому что почему? Потому что жизнь несправедлива? Потому что ты веришь в ложь, которую они тебе говорят? Это бред, Мидория, и ты это знаешь. Ты уже доказал их неправоту, просто попав сюда. Так какого черта ты себя ненавидишь? Когда ты преодолел то, чего не удавалось большинству взрослых и злодеев?» Мидория сжался под разочарованным взглядом. «Я только на стартовой линии», — пробормотал Мидория, непреднамеренно обращая собственные слова Айзавы против себя. Айзава на мгновение выглядел так, будто хотел рвать на себе волосы. Затем он рухнул на стул и потер висок. «В жизни много стартовых линий, Мидория. Ты можешь быть на старте героических исследований, даже больше, учитывая год, который у нас был. Но в других аспектах ты на много миль впереди других». Мидория прищурился. «Я?» «Да, — сказал Айзава сквозь стиснутые зубы, словно сопротивляясь желанию снова закричать. — Да, ты. Ты чуток. Разумен. Отвратительно зрел временами. Ты вырос намного более вменяемым, чем можно было ожидать». Мидория сморгнул слезы. Айзава редко делал кому-либо комплименты, и никогда, когда они этого не заслуживали. Это заставило Мидорию чувствовать себя на удивление тепло. «А теперь, — сказал Айзава, наконец, перейдя к рабочей части. — Ты продолжаешь терапию?» «Да, сэр», — подтвердил Мидория. Во время разговора со школьным психологом он чувствовал себя неловко. Он обнаружил, что это заставляет его чувствовать себя легче, и даже получил от него несколько хороших советов». «Продолжайте делать это, — твердо сказал Айзава. — Школа, тобою указанная, определенно та, которую ты посещал?» «Да, сэр?» Айзава кивнул. «Я свяжусь с твоей матерью и узнаю, не собирается ли она подать в суд на твой школьный округ. Я думаю, что для этого достаточно доказательств и оснований». «Вы не можете рассказать моей маме», — выдохнул Мидория. «Мидория, — резко сказал Айзава. — Она имеет право знать, и я уверяю тебя, что отсутствие ответов гораздо более болезненно, чем то, что причина, по которой ты страдаешь, остается загадкой. Уверяю тебя, она уже знает, что в твоём детстве что-то было не так. Она, наверное, ждала, когда ты к ней придешь. Тот факт, что ты этого не сделал, должно быть, расстраивает ее». Плечи Мидории опустились, и он почувствовал невероятную вину. «Вы можете хотя бы дать мне немного времени, чтобы я сам ей рассказал?» Айзава кивнул. «Потребуется некоторое время, чтобы составить дело. Я рекомендую тебе сделать это в течение этого периода времени, но не слишком растягивай». «Да, сэр». «Очень хорошо, — казалось, Айзава сглотнул и повел плечами, расслабившись. — Спасибо. За то, что поделился всем этим со мной. Это было смело и показало много… доверия». Мидория наклонил голову. «Конечно, я доверяю вам, Айзава, — искренне сказал Мидория. — Вы всегда присматриваете за нами». Мидории, должно быть, показалось, что глаза его учителя снова заблестели. «Отправь Бакуго ко мне, когда выйдешь», — хрипло сказал Айзава.***
Примерно через пятнадцать минут Мидория был почти уверен, что весь кампус слышал, как Каччан выкрикивал слово «МАНЖЕТЫ, ПОДАВЛЯЮЩИЕ ПРИЧУДУ!» Мидория старался не слишком мстительно радоваться этому.***
Когда он вернулся в общежитие, он был встречен хлопушками с вечеринок и криками «сюрприз!» «Это вечеринка в честь наших извинений, Мидория!» — крикнула Мина. Мидория моргнул, чувствуя себя эмоционально истощенным, но все равно улыбнулся. «Но вы, ребята, уже извинились». «Ну да, — сказала Мина, обняв его за плечи. — Но этого извинения было недостаточно. Мы твои друзья, ты знаешь. Мы не должны были так поступать с тобой, — улыбка Мины померкла. — Нам действительно жаль, Мидория. Было неправильно с моей стороны нападать на тебя, когда ты был так уязвим». «Уже простил, — улыбнулся Мидория. — Но спасибо. Я ценю это». Мина благодарно улыбнулась в ответ. «Хорошо, грусть в сторону. ДАВАЙТЕ НАЧНЕМ ЭТУ ВЕЧЕРИНКУ». Мидория ухмыльнулся. Он был почти уверен, что вечеринки были решением Мины для абсолютно всего. Если у нее был предлог устроить вечеринку, она им пользовалась. Он восхищался энергией и трудом, который она вложила в то, чтобы делать их веселыми и привлекать всех. Вечеринки были не совсем его делом, но она всегда заставляла его чувствовать себя вовлеченным. Это было классно. Позже вечером, когда всё начало выходить из-под контроля и становилось слишком громко (Иида также внес свой вклад в громкость, попросив всех успокоиться, Мидория сидел в стороне, счастливо наблюдая, как Урарака методично превращала людей в воздушные шарики, потому что Иида запретил ей это делать. «Ставлю 5000 йен, через пять минут ее стошнит», — сказал Киришима, садясь рядом с ним. Мидория ухмыльнулся. «Десять минут», — сказал он, зная о дополнительных тренировках Урараки. Киришима широко улыбнулся в ответ, но не коснувшись взглядом его глаз. «Ты сделал ставку». «Знаешь, я пытался поговорить с тобой всю неделю», — сказал Мидория, пытаясь казаться весёлым. Очевидно, он потерпел неудачу, потому что Киришима нахмурился. «Ах да, об этом. Еще раз извини за всю эту историю с сывороткой правды. Это было действительно не по-мужски с моей стороны. Я должен был стараться изо всех сил, чтобы остановить всех. В то время это казалось шуткой, но это было действительно не круто». «Я сказал тебе, что все в порядке», — сказал Мидория. «Но это не нормально. Я ошибся и хочу исправить это перед тобой. Все, что хочешь, — сказал Киришима. — Обещаю». «Можешь… — Мидория замолчал, задаваясь вопросом, должен ли он его заставлять. «Что угодно», — настаивал Киришима. «Ты можешь снова подружиться с Бакуго? — виновато спросил Мидория. Киришима поморщился. — Просто все избегали его, и он казался одиноким, и я думаю, что ты действительно хорошо относился к нему как к человеку и…» «Я не уверен, что это так просто, — оборвал его болтовню Киришима. Мидория отвел взгляд, предсказав это. — Дело не в том, что я не хочу… часть меня скучает по нему. Я… ну, я всегда восхищался им. Да, иногда он мог быть немного придурком, но он всегда брался за дело без колебаний и страха. Как только ты понимаешь, что многие ругательства — это просто хвастовство, что он может быть действительно заботливым по-своему». Мидория рассмеялся: «Да, я понимаю, что ты имеешь в виду». «Но я не думаю, что могу восхищаться кем-то, кто говорит кому-то убить себя. Я не хочу любить его после того, что он сделал с тобой. Это… это ужасно». Мидория медленно вдохнул и выдохнул, а затем заставил себя признать правду. «Это так. Это всегда было ужасно. И мне… иногда очень больно. Иногда он меня искренне пугает. Я… я не могу продолжать защищать его. Его поведение… оно было оскорбительным». Глаза Киришимы наполнились слезами, и Мидория не ушёл от него далеко. Боже, Мидория много плакал. Он пытался научиться не делать этого, но чувства продолжали возникать. «Прости», — прохрипел Киришима, обнимая его. Мидория обнял его в ответ. Это было не мягкое объятие, но теплое. Киришима был странно горячим, учитывая, что у него была причуда отвердевающего типа. Его анализирующая сторона отвлеклась, желая проверить среднюю температуру тела других людей с причудами окаменения. «Все в порядке, — сказал остальной Мидория. — Я… я работаю над восстановлением. Но… но Каччан тоже. Он тоже пытался поправиться, и я не думаю, что он может сделать это самостоятельно. Я думаю, что ему нужна вся помощь и поддержка, которую он может получить. И… и я не думаю, что для меня было бы здорово дать ему это». Киришима долго молчал, они еще не разорвали объятия. «Разве это не неправильно — хотеть дружить с ним? После того, что он сделал с тобой. Разве это не неправильно — хотеть помочь ему?» «Нет… — тихо сказал Мидория. — Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть помочь кому-то». «Ты такой сильный, Мидория, — закричал Киришима. — Ты такой чертовски сильный». «Эй, вы плачете? — сказала Мина несколько мгновений спустя, звуча огорченно. — Почему вы плачете?» «Все в порядке», — сказал Мидория, отпуская Киришиму и вытирая слезы с лица. Но он улыбался сквозь слезы. Киришима вместе с ним. «Ага, — рассмеялся Киришима, — Мидория просто доказал, какой он мужественный…» Тишина резко повисла, когда Каччан вошел в гостиную. На его запястьях были заклепки, мягкие манжеты, узнаваемые как наручники, подавляющие причуду. Они не были прикреплены друг к другу, поэтому он мог свободно передвигаться, но они были явно очевидны. Каччан глядел на всех, кто смотрел на него. Урараку вырвало, сняв левитацию, и ее человеческие воздушные шары рухнули на пол. Лениво Мидория признал, что выиграл пари. Выпятив челюсть и выглядя слишком оборонительным, Каччан подошел к тому месту, где сидели Киришима и Мидория. Он выглядел так, словно тоже плакал. Он слегка пнул ботинок Мидории. «Эй, — сказал он хрипло. В этот момент Мидория почувствовал, что все одноклассники смотрят на него. Готовые вмешаться и спасти его, если потребуется. — Я… я просто хотел сказать, — Каччан вел себя так, будто слова было физически больно вырывать из горла. — П-прости. Я был дерьмовым ребенком. Это было… очень неправильно с моей стороны». Глаза Мидории теперь наполнились слезами. Он, вероятно, будет обезвожен, но никогда в жизни он не ожидал, что Каччан извинится перед ним. Никогда. «Нет необходимости придавать этому большое значение, — сказал Каччан защищающимся тоном. Он указал на Мидорию. — Я все равно буду героем номер один». Мидория не мог не улыбнуться этому ребячеству. Киришима бросился вперед и обнял своего друга, прежде чем схватить его за зацеп и дать ему леща. Каччан был застигнут врасплох настолько, что позволил этому сойти с рук. «Что ж, я не позволю тебе снова уйти с этим дерьмом, — усмехнулся Киришима. — В конце концов, я не могу быть лучшим другом с полным говнюком». Мидория уловил краткий момент уязвимости в глазах Каччана, прежде чем вскрикнуть и оттолкнуть Киришиму от себя. «Я не полный говнюк!» «Да вроде как», — сказал Киришима, и напряжение спало, и все вернулись к вечеринкам, возвращая баланс к классовой динамике. Даже если это было не идеально, Мидории этого было достаточно. «Эй, Киришима, ты должен мне 5000 йен», — поддразнил Мидория, присоединяясь к веселью. Это было больше, чем он когда-либо мог просить.