Пирофоб

10 лет назад Пожарная машина взрывается воплями. Почему они не додумались отключить мигалку? От дома валит густой дым — ничего здесь уже не останется. Пламя охватывает весь корпус. Так, наверное, выглядел бы кусок ада, который внезапно почему-то решил подняться на землю. Невозможно внутри остаться в живых. Шон это прекрасно понимает. Так же, как понимает, что крики женщины бесполезны. Она заходится рыданиями, муж обнимает ее и крепко держит, потому что, кажется, обезумевшая, она способна рвануть прямо в гибнущий дом. — Рик! Рик! Шон верит в чудеса. Он сам немало видел за время врачебной практики. К тому же, прямо на его глазах в пылающий дом вошел пожарный, окруженный защитным полем. Только ребенку это уже не поможет. Беспомощному бессильному ребенку. — Мэм, — произносит Шон. — Мэм, вам нужно успокоительное. Сэр, — он обращается к ее мужу, но прекрасно знает, что сейчас это бесполезно. — Ри-и-и-и-и-и-и-ик! — женщина сгибается пополам. Пожарная машина продолжает орать. Крыша дома обваливается. Кусочек ада торжествует. А затем обломки начинают шевелиться. — Всем отойти! — кричит пожарный, сжимающий шланг с мощной струей воды. Завалы раздвигаются. Медленно, аккуратно. Так, чтобы никого не задеть. Появляется крошечное сияние — это поле. И пожарный выносит маленькое тельце, почерневшее от копоти. Шон срывается с места, хотя шансов совсем почти нет. Шон верит в чудеса, потому что может сохранить жизнь одним прикосновением, потому что может заставить работать органы в критическом состоянии, пока человеку будет оказываться помощь. Шон вытаскивал почти с того света сотни людей, но только почти. Шон не в силах воскрешать из мертвых. Никто не в силах. И ребенок, у которого еще не проявилось никаких способностей, должен был задохнуться, должен был сгореть заживо. «У него нет шансов», — повторяет себе Шон, но все равно бежит, потому что слышит крики матери, потому что больше всего на свете боится этого огненного монстра, но ни за что не отдаст ему малыша. Если есть хоть какая-то надежда... Поле перед пожарным растворяется, когда он отходит на безопасное расстояние. Шон подскакивает, хватает ребенка за не обожженное запястье и слушает пульс. Удар, еще удар. Живой. На второй взгляд Шон видит, что, кажется, у малыша нет ожогов, но дыма он точно наглотался, поэтому Шон «замораживает» ребенка, осторожно забирает его из рук пожарного и произносит: — Дальше я сам. — Как скажешь, приятель. У мальчика сгорели волосы почти под корень, но кожа не тронута — удивительная удача. Шон верит в чудеса. И сегодня на чуточку больше. Он несет мальчишку к машине скорой помощи. Как его звали? Мать кричала его имя. Рик. — Мы поставим тебя на ноги, пацан, — обещает Шон, будто его кто-то слышит. — Он жив? ОН ЖИВ?! — женщина визжит так, будто ее саму облизывает пламя. — Жив-жив, леди, — бросает пожарный, вытащивший Рика из дома. — Не мешайте доктору делать свою работу. Шон осторожно укладывает Рика на каталку и принимается за него. Пожарная машина по-прежнему скулит, но это больше неважно. Когда через полчаса по дороге в больницу Рик открывает глаза, родители едва верят в происходящее. Шон и сам едва верит: Рик очень сильно отравился, он не мог прийти в себя так быстро. У этого парня лошадиное здоровье для шестилетнего малыша. Страшные оранжевые языки пламени давно позади, и Шон спрашивает: — Как ты себя чувствуешь? Моргни, если не можешь говорить. — Где мама? — голос ясный, даже не хриплый, будто горло и легкие совсем не пострадали. Шон не мешает матери, которая тут же бросается к ребенку. На вид вполне здоровому ребенку. Вот как бывает. Шон улыбается. И добавляет в копилку своих чудес еще одно под именем Рик. Сейчас Резкая боль пронзает палец, скользнувший по краю страницы. Черт. Дурацкая книжка. Дурацкая книжка о сжигателях книжек. Зачем вообще Рик решился ее читать? Он быстро слизывает капельку крови, но под ней уже нет никакой царапины. Обычное дело. Рик может даже нож в руку воткнуть, а следов не останется. Их и не осталось. Это проверенный факт. Рик не боится увечий: у него даже шрамов нет. Рик не боится крови: он видел ее множество раз, и он собирается стать врачом. Рик не боится боли: больнее, чем горение заживо, уже не будет. Мама говорит, Рик никогда не горел — лишь отравился дымом. Рик никогда никому не говорил, что он правда горел. Возможно, этого не было на самом деле. Возможно, это просто очередной слишком правдоподобный сон. Хорошее воображение не всегда идет на пользу. Рик ничего не помнит о пожаре из детства — психологическая травма. Но ему кажется, что он знает запах собственного паленого мяса. Необычные способности просыпаются во всех в подростковые годы, но мама убеждена, что Рик владел ими с детства. «Что-то спасло тебя в том пожаре». Только после этого Рик спокойно разбивал колени, один раз заработал сотрясение мозга, и никакого быстрого самолечения не происходило. Начало происходить, как у всех, в подростковом возрасте. Своими силами Рик владеет уже год. Сначала они срабатывали как попало, потом Рик понял, как нужно сосредотачиваться на ранах, чтобы они быстрее зажили, а позже это стало происходить на автомате. Рику даже думать не надо о том, чтобы себя излечить. Это удобно во многих ситуациях, но это не то, чего ему бы хотелось. Он видел на ютубе девушку, которая управляет погодой. Она создавала целые горы из льда, она обрушивала на улицу целые ураганы. Ветер и лед — вот, о чем мечтает Рик. Так, чтобы любое пламя, возникшее возле него, моментально погасло и больше не имело ни единого шанса на существование. Дверь распахивается с громким стуком, и на пороге возникает рыжий-рыжий, худющий, высоченный Эйден. Сияющая белозубая улыбка так и говорит: «Я прекрасен и весь мир прекрасен», в голубых глазах таится смешинка, а черная кожаная куртка изо всех сил пытается подчеркнуть крутизну, которой, в общем-то, нет. Есть только дурость, а это другое, что бы там ни говорили девчонки с соседней улицы. — У меня для тебя сюрприз! — восклицает Эйден, изящно опуская руки на талию и вскидывая подбородок. — Сегодня. Прямо сейчас. Мы иде-е-ем… — Рик даже не пытается улыбнуться, только смотрит на него, как на идиота. — Мы идем смотреть представление бродячего цирка! О боже. Мечтой сбежать с бродячим цирком Эйден загорелся совсем недавно (хотя они с Риком вообще недавно знакомы). Но то, чтобы цирк сам приехал к ним? Рик почти уверен, что Эйден, дурачье, и правда попробует протиснуться в труппу. Что ему там делать? У него даже способностей пока никаких нет. И не факт, что появятся. Рик несмело улыбается, откладывает, наконец, книгу и произносит: — Может, просто фильм посмотрим? — Фильм! — выпаливает Эйден, будто это личное оскорбление. — Рик, я тебе тут про реальную жизнь вещаю. Подними задницу и выйди на улицу. Там никто не кусается, а если и да… Разве тебе не плевать? — Ну, я бы не хотел, чтобы меня покусали, — рассуждает Рик, пожимая плечами. — Это я бы не хотел. А у тебя все заживет. Вперед! От Эйдена все равно не избавишься. Этим он Рику, на самом деле, и нравится. Судьба свела их пару месяцев назад на ярмарке. Где же еще можно было встретить такого суетного человека? Рик просто молча разглядывал браслеты, когда Эйден в огромной синей шляпе обратился к нему и стал советоваться, идет ли ему. Ему не шло, но он, вообще-то, не хотел об этом слушать. Рик поднимается из кресла, окидывает себя взглядом и чешет затылок. На нем темно-зеленый свитер, прямые черные брюки — вроде бы ничего. Из-под свитера торчит воротник белой рубашки, Рик его поправляет и спрашивает: — Пойдет? Эйден закатывает глаза, подходит, бьет его по ладоням и сам все делает так, как, по его мнению, нормально. Рик все эти несколько мгновений пялится Эйдену куда-то в шею, а затем чуть-чуть поднимает взгляд, застывает на полных, даже каких-то красивых губах Эйдена, и, наконец, скользит выше, к глазам. Эйден уже не смотрит на воротник, они встречаются взглядами. — Готов! — бросает Эйден и хлопает Рика по плечу. — А теперь пошли. Надеясь, что Эйден не заметил никакой странности, Рик подхватывает рюкзак и идет на выход. Даже более охотно, чем надо, потому что сейчас важнее переключить внимание на что-то другое. Они быстро спускаются вниз. Мама с кухни кричит, что ужин почти готов. — Задержитесь, мальчики! Не сбавляя скорости, Эйден резко выруливает в сторону кухни, а Рик тормозит за дверью. — Как чудесно пахнет, миссис Шерман! — Эйден выглядывает из-за двери на Рика, затем хватает его за рукав свитера и затягивает в кухню. Здесь и правда приятно пахнет. Масло шипит, мама у плиты. Рик закусывает губу, опуская взгляд в пол. — Вы ужинать будете? — Конечно! — поддакивает Эйден. — Мам, мы опаздываем, — бормочет Рик и так же, ни на кого не глядя, выходит из кухни. — Эй! — Эйден нагоняет его, когда он уже в прихожей. — Ты чего? — Ничего, — Рик отворяет дверь и вдыхает свежий прохладный воздух. Хорошо, что он в свитере. — Ты поругался с матерью? — Нет. — Да ты даже смотреть на нее не хотел! Рик не хотел смотреть не на нее, а на то, что за ней. Маленькое прирученное пламя. Прирученное ровно до тех пор, пока не вздумает тебя сожрать. Рик уже столько раз просил родителей установить электрическую плиту, но отец считает, что это все вздор. «Будь мужиком, сынок». — Не хочешь, не говори, — вздыхает Эйден, хватает Рика за локоть и тянет с собой по лестнице. Они идут под локоть: Рик весь такой в милом свитере, а Эйден в прикиде байкера. — Мы выглядим как парочка педиков, — хмыкает Рик, окидывая взглядом улицу. — Подожди, — Эйден ахает, сильнее сжимая его локоть, — ты что, не педик? И когда ты хотел мне признаться, Рик? Когда мы заведем детей?! Рик скашивает на него скептический взгляд. — Я шучу, — уточняет Эйден. — Я знаю. — Тогда не смотри так, будто готов выкинуть меня в первое попавшееся мусорное ведро. — Я не буду выкидывать тебя в ведро. Я не хочу быть отцом-одиночкой. Эйден прыскает. — Черт, мы и правда как парочка педиков! — он обхватывает локоть Рика второй ладонью и кладет голову ему на плечо. — Дорогой, мне так с тобой повезло! Это ни черта неудобно, потому что Эйден выше Рика, по крайней мере, на голову. Зато немного приятно, хоть смысла в этом не больше, чем в глупой шутке. Рик чувствует себя трусливым идиотом, пытающимся выдать себя за брезгливого гомофоба, лишь бы никто ни о чем не догадался. Сейчас модно быть открытым и яро отстаивать свои права, но эти открытые смелые люди легко находят и заводят новых друзей. Рик слишком дорожит тем, что у него есть, чтобы рисковать. Маленькие ночные улицы тихи и прекрасны. Кривые фонари, которые установил кто-то, обладающий ужасным косоглазием, даже выглядят мило. Эйден рассказывает о том, как мечтает поехать в Нью-Йорк. Это не слишком дорого, и у него есть деньги, но хочется с компанией. Рик представляет, как они могли бы гулять вдвоем по чужому городу. Возможно, также рука об руку. Возможно, даже сцепившись пальцами. В темноте волосы Эйдена почти черные, и он похож на готического принца. Автобусная остановка неподалеку. Они садятся на скамью, и Эйден забрасывает руку Рику на плечо. — Знаешь, мы ведь сегодня с тобой напьемся. Рику эта идея совсем не нравится, он хмурится, но Эйден прижимает палец к его губам. — Мы напьемся, Рик, мы напьемся. А утром ни меня, ни цирка здесь уже не будет. Ты должен проводить меня подобающе. С этими словами Эйден лохматит прическу Рика и заставляет его хмуриться еще больше. Всем вокруг нравятся волосы Рика: светлые, густые и идеально уложенные (до тех пор, пока судьба не сведет их с этим варваром). Автобус подъезжает почти сразу. Полупустой, явно никуда не торопящийся и тарахтящий так, будто скоро испустит дух. Им ехать всего несколько остановок до парка, где раскинулся цирк. У входа много людей с детьми, огоньки и музыка весело заявляют всем, что сейчас будет что-то впечатляющее. Рик в этом очень сомневается, в то время как Эйден явно выглядит воодушевленным. Впрочем, Эйден всегда воодушевлен. Или радостен, или зол. Ровных эмоций он как будто бы никогда не испытывает. Рику это совсем непонятно, но это завораживает. Билет стоит, на взгляд Рика, возмутительно много, но он все равно берет, потому что не идти же домой, да и лишних денег у него всегда достаточно. К тому же щенячий взгляд голубых глаз Эйдена может растопить сердце любого циркового скептика. На самом деле, цирк это же просто выставка талантов. Смотрите, я тянусь, как жвачка, смотрите, я разговариваю с животными, смотрите, я умею летать. И, конечно, это все красиво, впечатляюще, но разве так удивительно? Для Эйдена, возможно, да. У него же нет никаких способностей. Первый ряд — ну конечно, Эйдену нужно самое лучшее. Два здоровых лба среди кучи маленьких детей. Рик знал, что когда-нибудь до этого докатится. Но живая задорная улыбка Эйдена заставляет и его улыбаться. — Я слышал, там будут тигры! — заговорщицки шепчет Эйден Рику на ухо. Они встречаются взглядами, между их носами даже муха не сможет пролететь. Эйден никуда не отстраняется. Такая пристальность, такая внимательность — столько всего в одном выражении лица. Рик понимает, что и сам так смотрит, не в силах оторваться. Колонки взрываются новой торжественной музыкой. — Дамы и господа! Рады вас приветствовать в цирке Хоуп! Сегодня вы увидите массу поразительного и невероятного! Ведущий снимает цилиндр, кланяется и тает. Как мороженое, он вытекает из костюма. Рик моргает несколько раз. — Вау! — вскрикивает Эйден и активно присоединяется к всеобщему хлопанью. Лужится утекает вниз, через щель, под сцену, и у Рика одна только мысль: «Куда это он?» На сцену выходит нарядная девушка, подбирает сверкающий костюм с цилиндром и убегает. В представлении кто только не участвует: и гимнасты, и клоуны, и дрессировщики, и люди, превращающиеся в животных. Тигров так и нет, но это к лучшему. Рик запоздало вспоминает, что этих полосатых кисок могли бы заставлять прыгать через пламенные обручи. А потом выходит она. Рик ее помнит, Рик ее видел на ютубе. Темнокожая девушка в белоснежном комбинезоне, который все равно не делает ее визуально холодной. Она поднимает руки вверх и из чанов возле нее вода взмывает в воздух, моментально застывая причудливыми фигурами. — АННАБЕЛЬ! — весело кричит ведущий. — Наша льдинка! Рик заворожен. Аннабель не только эффектно пользуется силами, она еще и танцует, и исполняет гимнастические приемы. Если есть дар совершеннее, то только вкупе со всеми этими навыками. — Невероятно, — шепчет Рик, когда Аннабель прыгает с ледяной горки, делает сальто в воздухе, ровно приземляется на ноги, широко улыбается и выставляет ладонь, в которой лежит прекрасный ледяной цветок лилии. — А СЕЙЧАС СТАНЕТ ЖАРЧЕ! Рику уже все равно, что будет дальше, потому что главное впечатление он получил. Никто не сможет поразить его сильнее. Как бы ему хотелось владеть чем-то похожим! — Ты же не влюбился, да? — смеется Эйден. Рик сейчас готов даже сказать, что влюбился. Не в том смысле, конечно, но как же это было вдохновляюще! На сцену выходит черноволосый бородатый мужчина, держащий в руке факел. У Рика все внутри обрывается. Стучат барабаны. Пламя на конце палки совсем маленькое. Оно маленькое. Безопасное. Рик пытается убедить себя в этом, когда, черт, даже на конфорку нормально смотреть не может. Звучит драйвовая музыка, и мужчина дует на кончик факела. Огненная стрела резко вспыхивает и гаснет. Мужчина дует еще раз. Нужно уйти. Нужно срочно уйти. Но Рик прирастает к месту. Ночные кошмары бросаются на него. Пламя повсюду. Балки рушатся. Дым забирается в легкие. Эйден что-то восторженно кричит. Рик не говорил ему. Эйден ничего не замечает. Выходит девушка. У нее пламя на огромной цепи. И она начинает ею размахивать, а размахивая, танцевать. В то же время мужчина глотает пламя. — Он же только что брал в рот керосин! Он что, огнеупорный? — ахает Эйден. Рик закрывает глаза, но чувство опасности повышается многократно. Он не видит, что происходит — вдруг факел слетит с цепи и попадет прямо в него? Рик чувствует жар. Чувствует запах горючего. Рик не может найти силы встать, но если он не сделает этого сейчас… Он потеряет сознание. Чертов первый ряд. Рик медленно открывает глаза и задыхается от того, как близко к ним девушка. — Я скоро вернусь, — бросает он. Эйден, кажется, даже не слышит или слишком уж увлечен действием. Рик медленно поднимается на ноги и, стараясь пройти максимально дальше от сцены, спешит к проходу. Рик слышит шипение — этот звук не сулит ничего хорошего. Бенгальский огонь? Иди. Иди. Иди. Иди. Ему снова шесть, он снова на грани смерти, и неукротимая бешеная стихия подбирается со всех сторон. Рик срывается на бег — плевать, как это выглядит. Может, он так сильно хочет в туалет. Это даже правда. Рядом с пламенем Рик готов со страху намочить штаны. Выскочив на улицу, он оборачивается на шатер и с ужасом понимает, какой он хлипкий. Полыхнет как спичка со всеми зрителями. С Эйденом. Они выступали так множество раз — единственное утешение. Наверное, здесь стоит какая-то защита. И Рик понимает, что это правда. Что ничего бы с ним не случилось. Никто бы не пришел, не попытался бы его заживо сжечь. Рик прячет лицо в руках и судорожно выдыхает. Даже дети спокойно высиживают такие представления. Губы отчего-то дрожат, и Рик пытается выкинуть из головы ужасные картины. Он как маленький мальчик, которого обидел старший и сильный задира. Хочется плакать и жаловаться маме. Только вот задира не просто сильный, он могущественный, он вездесущий. А для мамы Рик давным-давно вырос. Да и чем ему мама поможет? Рик заставляет себя подойти к лавке с хот-догами и сахарной ватой. — Что-нибудь желаете? — спрашивает явно уставшая от жизни женщина. Да, Рик желает поспать, но берет дурацкую вату. Для Эйдена.

~

На представление Рик так и не возвращается — ждет снаружи. Эйден вываливается из шатра во всеобщем потоке, но высокого рыжего парня легко заметить везде. Рик впервые думает: как же эти волосы похожи на пламя, пугающее его до дрожи в поджилках. Эйден подходит к нему, широко улыбается и смотрит своими веселыми хитрыми глазами. Рик впервые думает: как же эти глаза похожи на лед, завораживающий, вдохновляющий и прекрасный. — Ты все пропустил! — восклицает Эйден, но даже не пытается скрыть восторг, атмосфера которого плотным шаром обвила его. — На, — бросает Рик, пытаясь отвлечь его сладкой ватой. Это даже получается. — Как ты узнал? — Узнал что? — Что я обожаю сладкую вату! Рик лишь закатывает глаза. — Все обожают сладкую вату. Витающий дух праздника теперь Рика совсем не цепляет. Он только что пережил опыт, который ни за что бы не повторил. В современном мире, где не нужно зажаривать добычу на открытом огне и освещать комнаты свечами, люди все равно додумываются где-то использовать пламя. Да еще и делать из этого шоу, притворяясь, что это полностью безопасно. Ни черта не безопасно! На этот цирк можно даже жалобу написать, но кто знает, в какой город они двинутся дальше? — Я хочу поговорить с их директором, — заявляет Эйден, отламывая небольшой кусочек ваты с палки. — Зачем? — Как зачем? По поводу работы. — Ты ведь не серьезно? Ты же ничего не умеешь! — Ну, можно устроиться рабочим, а потом вдруг мой дар проснется? Я могу оказаться гнущимся во все стороны, например. — По-моему, это глупая затея. — Да ладно, ты просто не хочешь, чтобы я уезжал! Конечно, Рик не хочет. Но затея глупая и без этого. Эйден самоуверенно улыбается, будто открыл для себя какую-то тайну, Рик скрещивает руки на груди и произносит: — Пошли пока посмотрим, что еще здесь есть. Все равно толпа не скоро рассосется. Эйден легкомысленно соглашается: сразу видно, цель добраться до руководства цирка не такая уж важная, как он пытается показать. Шут и выпендрежник. Они решают прокатиться на колесе обозрения. В этом городе мало на что можно взглянуть, но с высоты ощущения совсем не те. Когда они поднимаются на самую верхушку, Рик чувствует себя свободным. Они высоко-высоко. Далеко-далеко от мира и от огня. Эйден улыбается, разглядывая крыши домов, улицы, деревья. Рик останавливает на нем взгляд и уже больше не может смотреть ни на что другое. Эйден слишком красив своей яркой, немного нелепой внешностью. Чуть позже они правда добираются до директора цирка, но вакантных мест нет. Рик изображает сочувствие, плохо скрывающее злорадство. Эйден ничуть не унывает. Он предлагает прогуляться по ночному городу, и Рик на все согласен, лишь бы не вспоминать дурацкое выступление.