Пёс с тобой

Уже привычно просыпаюсь утром под тихое поскуливание Ушастого и чувствуя на щеке его холодный нос. Но теперь он так будит не только меня, но и тыкается носом в одеяло на соседней кровати. Там дрыхнет мой друг Ворка. Парень уже несколько дней живёт с нами, плотно занимаясь собакеном. — Блин, мне так нравится его тискать, прям затискал бы всего! Жулик! Иди сюда! Иди сюда мой хороший! Кто у нас жулик? Кто у нас... Давай-ка тебя вычешем, давай... А в мячик? В мячик поиграем?! Кто у нас тупенький и играть не умеет? Кто? Точно — это Тилич! Кхм! Правда — Ушастый вообще не может ни во что играть. Когда его раздурачишь, он скачет кругами на месте и звонко щёлкает зубами. Это выглядит довольно опасно, к слову. Но и всё! За решение проблемы взялся старший муж нашего семейства, и дело сдвинулось — он дразнил пса мягкой игрушкой Лосяшем, уже довольно замусоленным. Отбирал и кидал, потом вытягивал из зубов собакена и снова швырял подальше. В какой-то момент игрушка заорала благим матом: «Ой, надо ёжика выручать!» и тут же запела хором: «Непобедимая команда Люсьена!» Видели бы вы ошарашенную морду Ушастого и моргающего Ворку. — Она шо, со звуком? Я же ржал в голос от этих балбесов. Да, игрушка была звуковая — в лапке Лосяша спрятана кнопка. Но через минуту они вновь возились на паласе, и время от времени за моей спиной орал пожёванный лосёнок: «Ой, надо ёжика выручать!». Тебя бы кто выручил, сохатый! Друг развлекал пса, и тот просто не отходил от него ни на шаг, работая хвостом, как вентилятором. Столько времени проводить с собакеном я не могу — мой рабочий день никто не отменял. Потому даже где-то выдохнул, когда Ворыч занялся Ушастым, выгуливая его, вычёсывая и играя с ним. Первая их встреча была несколько недель назад и прошла в недружелюбной рычащей обстановке — пёс воспринял Ворку как врага всей нации и хотел закусать нафик. Во второй приезд мы были готовы, и Ворку встречали уже на улице. Только я тупанул и подвёл к нему пса в сумерках. Ушастый не разобрал в полумраке, кто это такой, и накинулся с лаем, чего никогда на улице себе не позволял. От слова «вообще». Испугался, что ли? Когда вышли на свет, и Ворчик засюсюкал с ним, Ушастый успокоился. А может, помогло то, что я нацепил на зубастую заразу закрытый намордник? Он тогда сразу расстраивается и затихает. Через несколько минут пёсель бодро топал между нами, обнюхивая ноги Ворки и мои, видимо, для сравнения. С этого момента у парней всё было хорошо. Через полчасика друг сам снял с него девайс и был за это благодарно облизан. Теперь Ворка выгуливал пса постоянно. Исчезали надолго — гуляли чуть ли не по часу трижды в день. Обратно возвращались с языками на плечах. Ушастый просто вползал в квартиру и подходил ко мне за лаской, валясь с ног. — Он у тебя дохловат, — заявил Ворыч, вешая поводок и шлейку на крючки у двери. — Мы с ним побегали по парку минут десять, и он скис. — Ну так где ему бегать? — отозвался я, гладя усталого пса. — Я бегать не могу, дома он, в основном, дрыхнет. А до этого минимум полгода провёл в тесном вольере приюта. — Надо, надо вам обоим наращивать тонус, — сел на своего любимого конька поучений Ворыч. — Ты делаешь не так... О, нет! Мой друг, мой спутник жизни, имеет одну «классную» черту — он всех вокруг поучает и исправляет. Человек Ты-делаешь-всё-неправильно. Что бы я ни творил, что бы ни придумывал, в ста процентах случаев я слышу: — Понял! Но надо было делать не так... Ворка пробыл у нас неделю. Играя с Ушастым, он не забывал и хозяина. Воскресным вечером категорически вытащил меня из дома: — Пошли кататься на электросамокатах, потом посидим в кафешке. А то скоро из-за локдауна их снова позакрывают... Мои вялые попытки сопротивления были пресечены на корню. Через полчаса я впервые встал на электросамокат где-то в районе ВДНХ и покатил, набирая скорость. А как было бы хорошо, если бы рядом бежал Ушастый! — Ты дурнулся? — на мои слова Ворка лишь рассмеялся. — Двадцать километров в час. Да Жулик сдохнет через минуту! Но эта мысль прочно засела у меня в голове. Мы носились по улицам, тротуарам и паркам. Я просто упивался скоростью и ветром в лицо. Стал обдумывать покупку себе такой машинки. Правда, смущало то, что мы влёгкую набирали скорость до приличных 25 км/час и при этом были совсем без каких-либо шлемов и наколенников. Звездануться можно знатно. Мало того — носились мы по тротуарам, угрожая сбить прохожих. Вообще нивапрос. Но, думаю, моему пёселю понравилось бы скакать рядом, повышая этот долбанный тонус. — Минимум семнадцать тысяч готовь, — крикнул мне Ворка, пролетая рядом на своём драндулете. — Но с Ушастым всё равно не получится. — Чего так? — Он у тебя не настолько дрессирован, чтобы бежать ровно. Увидит что-то интересное или машины шуганётся – и тебя тут же дёрнет. И полетишь ты, аки птичка божия, мордой на асфальт. Да, Ворыч у меня оптимист. Видимо, дан мне для уравновешивания меня, восторженного идиота. — Ну, я буду его держать подальше от колёс. А рулить одной рукой! Вот так! И я показал «как». Короче, зря это сделал. Как раз заходил на плавный поворот, объезжая огромную клумбу. В последний момент понял, что не вписываюсь в круг. Попытался затормозить, но вместо этого нажал на рычаг «газа» – и полетел на газон у дороги. Перепуганный Ворчик потом сказал: — Только ноги и очки мелькнули в воздухе. Да, я кувыркнулся через голову. Невольные свидетели — трое парней через дорогу весело заорали: — Оба-нах! Смари, как полетел! Спасло меня то, что газон был с мягкой высокой травой. Отделался я лёгким испугом и потянутой мышцей ноги. Ну, там ещё пара ссадин. — Тилич, ты живой? — подлетел ко мне друг. А я сижу в траве и ржу. Это было смешно, хотя могло кончиться не так весело. Но сцена, где я рассекаю на самокате с радостным псом, что-то стала выцветать в голове. Ну его нафик, такие прыжки! Мы отсутствовали целый вечер, и я постоянно возвращался мыслями к Ушастому. Что он там один делает? Может, нашкодил? Или постоянно лает, добивая нервы соседей... Переживал, короче. Пёс встретил нас, радостно виляя хвостом и зевая. Он всё это время сладко дрых, оболтус. Мы пошли выгуливать его в ночи вместе, так сказать, всей семьёй. Мы бродили под фонарями вдоль старых московских домов, болтая о всякой ерунде, а впереди топал Ушастый, время от времени оглядываясь на нас с Воркой, словно проверяя, что мы на месте. Поприкалывались с другом, что реально выглядим неоднозначно с пёсиком на поводке. Я тут же взял Ворку под ручку, завершая картинку, но он с хохотом стал отбиваться от меня. Блин! Ночь же! Никого нет! Неожиданно из-за угла здания нам на встречу вырулили двое парней, лет тридцати на вид. Они тоже вели на поводке небольшую лохматую собачку. Мы в тишине прошли мимо друг друга. Я с ехидной улыбкой покосился на Ворчика. Он еле сдерживал лыбу. Мы переглянулись, пошевелили бровями и синхронно оглянулись на парочку. Чорд, те тоже вывернули шеи в нашу сторону. И да, у обоих на мордах плясали похожие понимающие улыбки. Не палимся! Совсем не палимся, господа! Только нашим собакам было пофиг. Ворка умотал от нас через неделю, и Ушастый сначала не понял — куда он подевался. Собакен несколько следующих дней тыкался носом в свёрнутое одеяло на второй кровати, каждый раз надеясь, что там что-то есть живое и с ласковыми руками. Да и я тоже немного надеялся. Возвращаясь с прогулки, он тут же обегал квартиру в поисках друга, а потом недоумённо смотрел на меня. — Думаешь, я его куда-то спрятал? Да если бы, — только вздыхал я, разуваясь. Все эти дни из-за жары Ворыч ходил в шортах. Теперь на улице, если Ушастый видит тощего парня в похожих шортах, то замирает, выставив уши торчком и долго смотрит тому в спину, на что-то надеясь. Но ждать ему осталось недолго. Ворка завтра должен приехать. На несколько дней.