У счастья зелёные глаза

Faded - Alan Walker 6 июля, вторник или 7 июля, среда или 8 июля, четверг, или 9 июля, пятница, или 10 июля, суббота, или 11 июля, воскресенье. - Я люблю тебя. Слова растворяются в голосах людей со всей улицы, но единственный человек во всём мире, которому эти слова и предназначаются слышит их. - Я люблю тебя, когда ты улыбаешься. Антон радушно приветствует какую-то женщину, нахваливает её причёску и, забирая громоздкий пакет с фруктами, прощается с ней находу, улыбается во все свои тридцать два зуба и морщит нос от солнца, которое так и нарочит заглянуть ему в глаза. - Я люблю тебя, когда ты не соглашаешься со мной. Арсений яро выражает своё несогласие с позицией Шастуна по поводу вопроса о погоде. Он точно убеждён, что ветер - это лучшее, что сотворила природа, а зима самое могущественное и великолепное время года, когда снежные хлопья падают с неба, огненный глинтвейн разливается на каждой улице, город украшается и люди почему-то становятся собой. Укутываются в свои любимейшие свитера, надевают самые тёплые носки, готовят горячую еду дома, покупают пакеты мандаринов и зажигают вкусно пахнущие свечи. Когда в декабре начинается предновогодняя суета и люди вылезают из своих берлог, когда ты вспоминаешь о каких-то дальних родственниках, которые приглашают вас на Новый год и понимаешь, что ёклмн, им тоже нужен хоть какой-то подарок, а денег и так нет. - Я люблю тебя, когда ты целуешь меня. Попов яро вырисовывает своим же языком разнообразные узоры на Шастуновской шее, выбирая разные углы и темпы. То медленно настолько, насколько даже последние капли мёда не текут, то быстро настолько, насколько алкаши за пивом в пол одиннадцатого не бегают. Антон извивается прямо под ним, желая воссоздать какой-то новый узор и чтобы Попов ещё раз провёл языком сбоку шеи, где-то очень близко к скуле, цепляется пальцами за простынь и стонет что-то неразборчивое. Дыхание сбивается к чертям, в комнате становится слишком жарко и надо бы открыть окно, но никому не хочется прерывать эту идиллию и они просто варятся как в аду. Голова кружится, постель явно пропадает и кажется вот вот, но кого-то явно занесёт не на тот свет. - Я люблю тебя, когда ты в плохом настроении. Неаккуратным движением руки Антон опрокидывает кружку с кофе на пол и, о Боже, она не разбивается. - Хоть что-то хорошее, - раздраженно бормочет Антон и оседает на пол, поднимает уцелевшую кружку и несёт её в раковину. День у Антона явно не задался, утром отключили горячую воду и ему пришлось домыться в ледяной, одежда, которую он кинул в стиральную машину, не постиралась из-за того, что дверца не захлопнулась до конца, так ещё и разлитый кофе, а на часах только половина десятого. Арсений берёт ближайшую тряпку на раковине и присаживается у лужицы, измеряет масштабы катастрофы и начинает всё вытирать, тихо посмеиваясь с бубнежа Антона по поводу его дерьмового дня и вселенской рукажопости. Вытерев всё с пола он выжимает тряпку и лёгким движением руки притягивает зеленоглазого к себе, загребает в объятия и не выпускает Антона, даже когда тот всеми силами пытается вырваться, бубнит что-то и будто плюётся кислотой. Арсений долго не ждёт, он вообще, ждать не любит и понимая, что Шастун успокаиваться не собирается берёт всё под свою ответственность, и почему-то сейчас это кажется правильным и объяснений этому нет, да и не надо их тут. Так что ловким движением руки он аккуратно хватает загривок Антона и не сильно оттягивает назад, в этот же момент сам поддаётся вперёд и легко затыкает своего парня. Не проходит и пяти секунд как Шастун останавливается, больше ничего не говорит и не ёрзает на месте, а лишь стоит на негнущихся ногах и понимает, что вообще-то день начался очень даже ничего. И что вообще-то всё не так уж и плохо. - Я люблю тебя, когда ты смеёшься во весь голос. Антон сгибается в три погибели после очередной шутки Арсения и если честно, то иногда кажется, что он смеётся, вообще, с любой шутки Попова. Не важно будет она смешна всем или окажется на любителя. Он резко закидывает голову то назад, то опять опускает вперёд и проделывает этот невеликий ритуал ещё раза три, смеясь на всю улицу и совсем не заботясь о том, что вообще-то люди смотрят. - Я люблю тебя, когда ты философствуешь. Солнце ушло за горизонт и город опять освещают только фонари, множество людей шныряют из стороны в сторону в поисках какого-нибудь заведения, чтобы насладиться прекрасным вечером, в общем-то как и наша парочка, которая не найдя свободного столика на набережной, решила прогуляться до центра Калининграда. И стоя на очередном перекрёстке рядом с домом Советов, где машин больше, чем людей раза в три, на светофоре останавливается старенькая лада из которой песни льются с такой громкостью, что кажется абсолютно каждый пешеход слышит их. - Будь как дома, путник, - начинает тихо подпевать Попов, - Я ни в чём не откажу, - песня совсем не его вкусов, но петь почему-то хочется, - Хей, множество историй коль желаешь, расскажу. Антон на секунду о чём-то задумывается, быстро делает какой-то вывод и с самой тёплой улыбкой в мире поворачивается к Арсению, который уже кажется даёт караоке всей улице вместе с теми мужиками из Лады напротив. Шастун прекрасно знает вкусы Попова в музыке и что он, вообще то, он ценитель музыки без слов, но когда мы говорим о песнях, то любит он поп, но никак не рок. - Если ты начинаешь подпевать на втором куплете, хотя слышишь эту песню первый раз, то это твоя песня. Арсений замолкает и поворачивается к Антону, который в свою очередь уже устремил взгляд куда-то в даль. Понятно всё, философ - Антон Андреевич проснулся! - Если ты счастливый гуляешь с утра до вечера по какому-то городу, ни капельки не устав, то это твой город. Арсений быстро понимает, что к чему и решает добавить какую-то отсебятину, но вроде как в тему, по крайней мере он на это очень надеется. - Если ты ощущаешь острую необходимость в человеке, с которым знаком второй месяц, то это твой человек. Антон усмехается, переводит свои хитрые зелёные глаза на Попова и утыкается тому в шею. - Если что-то твоё, то ты обязательно почувствуешь это. Ресницы щекочут шею и Арсений еле сдерживается, чтобы не засмеяться от щекотки, но портить такой момент ну просто грех. - Да ржи уже, затрахал дрожать, - чуть обиженно отзывается Шаст, думая что это реакция на его философствования, поднимает голову и не смотря на Попова уходит вперёд. Арсения пробирает до костей, резкий и громкий смех на всю улицу заставляет обернуться сотни людей, но всего на пару секунд, ведь через пару секунд эти совсем чужие люди лишь улыбнуться чьему-то счастью и пойдут дальше своей дорогой. Арсений быстрым шагов нагоняет Антона, хватает того за плечи и чуть запрыгивая на того шепчет на ухо. - Вообще-то затрахать я тебя ещё не успел, это только предстоит, кстати как тебе то кафе? Хочу туда, - Попов показывает куда-то на конец улицы, кусает за мочку уха, быстро регенерирует вперёд, хватая Антона за руку и ведёт вперёд. В то время, как Шастун пытается успокоить все свои мысли и не показать Арсению, который кажется уже всё понял, что данные слово явно застали его врасплох. - Я люблю тебя, когда ты показываешь свои слабости. В кафе остаётся пару пустых столиков и облегченно выдохнув парни направляются за самый прекрасный по их мнению, официант провожает до конца, отдаёт меню, но уходить видимо не собирается. Лишь на секунду отходит за блокнотом и возвращается вновь. Антона немного очень сильно раздражает такое поведение официанта, но решает ничего не говорить. Арсения же ничего не смущает и видя, что официант уходить не собирается решает прервать немного давящую неловкость, по крайне мере для него она была таковой. - Чтож, не посоветуете что-нибудь нам? - уж слишком кокетливо тянет Попов и выжидающе смотрит на официанта. Тот в свою очередь оживляется и кажется ему становится легче, ведь теперь он может спокойно сконцентрироваться на госте, а не стоять под пулями зелёных глаз, которые почему-то после слов своего компаньона ещё с большим усилием прожигают в нём дыру и пытаются силой мысли поднять нож и запульнуть его в него. И ёп твою мою мать! У него это кажется получилось. Ведь у мимо проходящей официантки нож буквально вылетает с подноса и чуть ли не вонзается в ноги официанта, с котором минутой ранее вроде как заигрывал Попов, но благо он быстро реагирует и нож проскальзывает куда-то дальше. Все кроме Антона облегченно выдыхают и продолжают свою деятельность. Арсений отмечает неприязнь Антона и его разочарованный вздох по поводу ножа, чуть посмеиваясь себе в кулак он вновь переводит взгляд на официанта и продолжает диалог. - Ну, наверное я могу посоветовать вам ризотто, пусть это и испанское блюдо, но поверьте готовят в нашем заведении его ни капли не хуже, чем в Валенсии! - с гордостью заверяет их официант. Арсений ещё раз пробегается по меню, изредка посматривая на Антона, который в свою очередь улетел куда-то в дебри. - Тогда давайте его! - заключает Попов и радостно смотрит то на официанта, то на Антона, - мне с тыквой, а моему компаньону… Антон уже давным давно не слушает Арсения, он улетел куда-то ну очень далеко, нет, кончено же ему не обидно, что Попов не знает о его аллергии на крупы, конечно нет, абсурд какой-то. Ну может совсем чуть чуть, он же сказал об этом один раз, наверное. Пока Шаст занимался самобичеванием и преследовал философские мысли о насущном официант уже принёс им выпить и поесть. Выдергиваясь из своих мыслей удручённым вздохом Попова, он понимает, что кажется тот всё это время говорил с ним. Да уж, неловко вышло. Но не концентрируя на этом конфузе внимания Арсений лишь нежно улыбается, желает приятного аппетита и отпивая коктейль приступает к ризотто. Шастун отзеркаливает действие с коктейлем и опускает взгляд на тарелку и, о Боже, там не ризотто! И, о Боже, там не рис вообще! Антона медленно поднимает голову и взглядом полного непонимания смотрит на Попова. - Я, вообще-то, помню, что у тебя аллергия на рис, - самодовольно констатирует Попов и откидывается на спинку стула. На тарелки очередное традиционное Калининградское блюдо, которое сделано на подобии как у бабушки. Шастун прыскает со смеху и тихо тихо добавляет, - Вообще-то на все крупы, но тебе сегодня повезло, не придётся меня откачивать. Арсений немного краснеет то ли от своей невнимательности к словам Антона, толи от того насколько он был уверен, что у него аллергия только на рис, толи от того, что Антон так тепло отзывается о внимательности Попова и совсем без наигранности благодарит его. - Я люблю тебя, когда ты счастлив. Антон быстро спускается по деревянной лестнице и пропуская парочку последних ступенек спрыгивает на горячий песок, зарывая пальцы ног в него. Радующийся такому детскому восторгу Антона о море, Арсений нагоняет его и встаёт рядом, стараясь как можно аккуратней достать бутылку воды из рюкзака доверху забитого вещами. Морской бриз ударяет прямо в нос, а лёгкий ветерок приятно обволакивает всё тело, давая возможность освежиться каждому уголку тела, пронизывая и насыщая каждую клетку морским ароматом. Бескрайнее море, далёкий горизонт, редкие корабли виднеющееся за десятки километров, люди быстро заходящие и выходящие из воды, всё это доставляет такое наслаждение, придаёт такое вдохновение, что кажется, человек ни разу в жизни не бравший кисть нарисует новое произведение искусства, а человек ни разу в жизни не писавший ни один рассказ напишет самый настоящий роман. Всё таки справившись с миссией достать бутылку и никого не убить, Арсений хватает за руку Антона, переплетает их пальцы и уверенно шагает куда-то в сторону, где в будущем они оставят вещи и побегут в море, оставляя все переживания где-то позади, окунаясь в счастье с головой. Я бы покорил весь мир одной рукой, если бы ты держал вторую. - Я люблю тебя, когда ты танцуешь и смотришь на меня. Музыка в каком-то клубе Калининграда бьёт прямо по ушным перепонкам, в крови почти нет алкоголя, только жалкий коктейль, выпитый в самом начале, дабы проникнуться атмосферой клуба на все сто двадцать процентов. Кто-то стоит рядом с барной стойкой и ищет новую жертву для знакомства, кто-то сидит на диванах по бокам и наблюдают за картиной происходящей в клубе, так как его самого притащили сюда друзья, кто-то слишком увлечён в своём партнёре и совсем не замечает всей этой духоты и до одури громкой музыки. Кто-то давит своё горе в новой стопки алкоголя. А кто-то просто отжигает на танцполе, абсолютно позабыв, что он вообще-то не один. И этот кто-то прямо сейчас танцует для кого-то. Антон вытворяет непозволительное и раскрепощается с каждой песней всё сильнее и сильнее. Арсений стоит облокотившись о стену и наблюдает за ним, хищные глаза явно прицелены на свою добычу и чётко следят, чтобы кто-то другой не смел даже посмотреть в сторону его человека. Антону нравится эта помешаность на нём, ему нравится когда Попов, пусть и не особо показывая, ревнует его, когда огораживает его ото всех, когда злится на очередную приставучую девушку или парня, ему просто в кайф, это его собственный наркотик. И в данную секунду он совсем не замечает десятки глаз уставленных на него, людей кричащих какие-то восхваляющие слова, девушек, которые умело ластятся рядом и пытаются забрать хоть толинку внимания толпы, которая с явным обожанием и восторгом смотрит на парня в центре танцпола, вытворяющего такие вещи, его длинные и худые ноги двигаются точно в такт музыке, руки изящно очёркивают каждый сантиметр своего тела, как бы выставляя на показ определённые участки, но без особого разврата, в нём нет пошлости, ни капли, лишь изящество, сексуальность, притягательность и ещё туча прилагательных символизирующих высшую степень восхищения. Забываясь в гуле молодежи в ночном клубе, забываясь в громкой музыке, забываясь в танце, Антона совсем не замечает как его взгляд намертво прикрепляется к Попову. Он заглядывает в его голубые глаза и не понимает почему никогда не придавал этому значение ранее. Ему привиделось вечность, вечность в этих ледяных глазах и он уверен, что если влюбится в человека с такими глазами, то это надолго. Попасть в омут этих глаз или большое счастье или большая беда, но что известно наверняка - забыть голубоглазого человека будет сложно. Тебя забыть уж точно будет невозможно. - Я люблю тебя, когда ты пьяный признаешься мне в любви. Арсений одним движением руки подзывает Антона к себе и тот, улыбнувшись своим же мыслям, быстро уходит с танцпола под громкие аплодисменты и направляется прямиком к Попову, не разрывая ни на секунду зрительный контакт. Последнее расстояние сокращает Попов и резко разворачивая и себя, и Антона прижимает того к стене. Он рвано и загнанно дышит, прямо как дикий зверь готовый прямо сейчас наброситься на свою добычу. - Я тебя таааак люблю, - слащаво тянет Шастун и легонько прислоняется к губам напротив, - выпил всего лишь пару коктейлей, а накрыло как будто я выхлебал целую фабрику! Шастун отклоняется назад и теперь уже он удерживает обоих на весу. У Арсения явно перед глазами всё плывёт и в крови явно бьёт не алкоголь. Любовь. Когда любовь не допускается, мы составляем историю. - Я люблю тебя, когда ты стонешь моё имя. Арсений с Антоном быстро заваливаются в лифт и лишь на секунду отстраняются друг от друга, чтобы нажать на нужный этаж, а после как обезумевшие припадают к друг другу вновь. Стёртым губам цвет придаёт лишь кровь, делая их красными. Из-за дикого давления, неразрывного и долгого поцелуя губы приобрели кажется, что почти белый оттенок, быстро восстановив дыхание после марафона от такси до дома, Арсений с ещё большей силой прижимает к себе Антона, хотя кажется, что ближе некуда. Антон шепчет что-то неразборчивое, скорее всего желает выразить своё недовольство о сексе в лифте, но Попов даже не слушает того и явно не намерен заниматься этим в маленькой и душной кабинке, двери лифта распахивается и они быстро вываливаются из него, слава всевышним силам, но никого на лестничной клетке не оказывается, а то лечить психику каким-то незнакомцам не очень то и хочется. С десятой, как минимум, попытки Арсений с помощью Антона открывает дверь в квартиру и не удосужившись закрыть её на ключ, а лишь захлопнув с такой силой, что дай бог она не вылетела в обратную сторону, проходят коридор. Антон протяжно стонет в поцелуй и Арсений ловит этот до жути возбуждающий стон как самую высшую награду, и ощущает себя так, словно ему прямо сейчас вручили Оскар и давайте не будем думать в какую категорию он попал. По пути в спальню каждый снимает с себя обувь, рубашку и футболку, оставляя лишь нижнюю часть образа и заваливаясь на кровать. Сказать, что каждый из них испытывает безмерное количество эмоций это ничего не сказать и страх одна из основных. У Антона это первый раз, первый раз не только с парнем, но и вообще. Ему страшно настолько, насколько он хочет этого. Хочет этого именно с Арсением. Именно с Арсением Сергеевичем, который прямо сейчас расстёгивает ему ремень и аккуратно, но очень ловко снимает вместе с его штанами белье. И его это настолько отрезвляет, что он быстро выпучивает глаза на Арсения, прикрывается жалким кусочком одеяла и заливается краской с головы до пят, сердце явно пропускает пару ударов. У Арсения это не первый раз, у Арсения Антон не первый. Но ему тоже страшно. Вы когда-нибудь спали с кем-то не хотя этого? Нет? Отлично. Да? Мне жаль, что так вышло. Арсений неестественно хочет Антона, хочет прямо сейчас вытворять с ним такие сцены, какие даже в самых развратных фильмах не снимали. Он хочет делать для него всё, чтобы тот простанывал под ним его имя, чтобы обвивал своими окольцованными пальцами его шею, чтобы смотрел ему прямо в глаза, чтобы был в таком наслаждении в каком не был никогда до этого. - Хочешь быть сверху или снизу? - вполне серьезно спрашивает Арсений видя невообразимое желание и страх одновременно в глазах напротив. Антона прошибает. Пиздец, он спрашивает. Пиздец, обычно это никогда не обговаривается и происходит само собой. Пиздец, что ответить? Шастун начинает метаться ещё больше и его мысли уносятся явно не туда, однако такое затяжное молчание Арсения нисколько не настораживает и он лишь немного сползает с кровати, дабы дотянуться до пакета со смазкой и презервативами. Расчехляя оба продукта он всё же переводит взгляд на Антона, ну и смех подавить тут очень сложно. Антон задумался настолько сильно, что кажется, в своей голове решает вопросы явно на уровне госдумы. - Настолько сложно определиться? - с усмешкой спрашивает Попов и нависает прямо над ним. Антон ещё секунду фокусирует взгляд на реальности и пытается собрать все мысли воедино, чтобы не сморозить очередную хуйню. Но это невозможно. - Нет, не в этом дело, - начинает Шастун, - просто я тут подумал, что ни в каких фильмах никто никогда не спрашивает такого и у меня возник вопрос, где ты такого нахватался? Арсений ничего не отвечает, а лишь продолжает ехидно пожирать того взглядом. Если бы Антон был в одежде, то уверяю вас, он бы раздел его уже сотню раз. Но вот какая нестыковка. Он уже голый. Мысли материальны. - И много ты гейской порнухи посмотрел? - делая и взгляд, и интонацию нечитаемой спрашивает Попов. Антону ответить даже нечего, ну не скажет же он, что просмотрел кучу сайтов со всей информацией, посоветовался уже с каким-то старым другом-геем и реально посмотрел порнуху. Реально гейскую. - Ты сверху. Только и отвечает Антон, явно не настроенный на ранее поставленный вопрос и покраснев ещё больше отводит взгляд в сторону. Арсений победно улыбается и с новым задором припадает к телу Антона, исследуя новые территории и не забывая отмечать их. Губы плотно сжимаются и Арсений максимально тесно, с нажимом касается столь манящих губ напротив. Обхватывает нижнюю губу и начинает посасывать, проникая все глубже в чужой горячий рот, сознание притупляется и реальность катится к чертям. Сердце бьется с дичайшей скоростью и Арсений рычит прямо в поцелуй, ярое возбуждение накрывает обоих и обоим уже не терпится перейти к чему-то новому, однако каждый из них чего-то боится, почему-то медлит. Попов выцеловывает каждый миллиметр кожи Антона, спускаясь ото лба до ключиц и кажется идёт дальше, Антон явно ничего не соображает и полностью отдаётся ощущением. Таким новым, таким желанным. Страх куда-то пропадает и на его место приходит дикая волна желания, желания зайти куда-то дальше, чем поцелуи, поскорее попробовать что-то новое, что-то без чего потом явно не захочется жить. Попов, разгоряченный своими же действиями, обхватывает член Антона, проводит большим пальцем по головке и ловит столь манящий и громкий стон, он медленно двигает от головки до основания и наоборот, с каждым разом всё ускоряя и ускоряя темп, Шастун под ним уже извивается от наслаждения и громко громко стонет от мысли, что прямо сейчас ему надрачивает Арсений, Арсений на которого он между прочим всё это время дрочил сам. Его движения быстрые, порывистые, полные экспрессии. - А а Ааарс, - медленно стонет Шастун и прогибается в спине ещё больше, - п пожалуйста, давай да а альше, - слова проглатываются в немом стоне и Антон извивается прямо под ним стоня его имя. Попов быстро и ловко сдирает с себя остатки одежды и с явным азартом садится между ног Антона, раздвигая их как можно шире и закидывая одну из них на плечо. Как в каком-то фильме открывает с помощью рта презерватив и что-то рыча быстро натягивает его на свой член. Антон уже не дышит, он вообще-то уже давненько затаил дыхание и просто наблюдает за разгоряченным Поповым. В комнате стало жарче градусов на десять, пусть и преувеличено, но ощущается это именно так, окна запотели, пусть и виднеется одно приоткрытое на проветривание, но оно явно не спасает. В голове нет ни единой мысли и кажется Арсений вновь навис над ним. Чтож, пора опять возвращаться в реальность. Тем более в такую желанную реальность. Пропуская через себя ещё один отход Антона в свою реальность, Попов выдавливает немного смазки на руку и обтирает ей всё что угодно, проводит по разгоряченной плоти вверх вниз, затем нежно смазывает Антона, ведь знает, что будет больно, вот и ненадолго тянет момент. Оттягивать уже дальше некуда, Арсений закусил губу, закрыл глаза, быстро собрался с мыслями и облегченно выдохнул наклонившись к Антону, облизнул его мочку уха и чуть хрипловато шепнул. - Если будет хоть немного больно, говори, я остановлюсь. И он говорит это настолько чувственно, настолько беспокойно, что Антон верит и понимает, что даже если будет больно - он потерпит. Уж слишком сильно он хочет почувствовать его в себе, уж слишком сильно он хочет его. Арсений медленно пересаживается в удобную позицию и обведя указательным пальцем дырочку сжавшихся мышц Антона раза два, проникает внутрь. Сначала лишь самую малость, но Антон уже стонет, выгибается так пошло, как не выгибался до него никто. Арсения определённо чувствует, когда Антон привыкает и когда надо добавлять длину или всовывать ещё один палец. Когда уже три пальца явно хорошо уживались в нём и Шастун уже был готов зайти дальше, Попов вытащил их и медленно медленно начал водить своим членом и входя в Антона лишь на миллиметр, боясь того, что тому будет больно. Антону видимо на это было радужно похуй. - Бляя аа ть, - уже рыча начинает Антон, - прошу, войди в меня уже, умоляю Арс, я больше не могу, - простанывает и уже сам насаживается на член Шастун. Буквально на секунду Арсений теряется, но тут же беря инициативу в свои руки и входит в Антона, в нём оказывается лишь головка, но тот уже стонет так громко, как никогда ранее, Арсений быстро выходит и обеспокоено смотрит на парня под ним. Антон недовольно мычит и на ощупь пытается вновь заполнить пустоту внутри него. - Не ее т, прошу, не е останавливайся, - тянет Антон и Арсений входит вновь. Он снова стонет, но стонет он отнюдь не от боли, хотя она тоже присутствует, а от наслаждения. Боль дикая, такая что хочется прямо сейчас разреветься, уйти в другую комнату и больше никогда и ни с кем не заниматься сексом, но блять, она вообще никак не вяжется с тем наслаждением, желанием, которое ты испытываешь в этот же момент. И боль ты готов уже перетерпеть, да и она почему-то такая желанная. Антон ощущал физический страх и за себя, и за Арсения, но стоило его тазовым костям потяжелеть и бёдрам раздвинуться, как у него снесло крышу, мысли полетели к чертям, а в глазах залетали разноцветные пятна. Арсений решает, что пора и входит почти до основания, Антон громко вскрикивает, всё тело передёргивает от избытка ощущений. Он тотчас вцепился в его волосы, слегка оттянул Антона за загривок назад и жадно впился тому в губы, ловя каждый стон, неразборчивое признание в чём-то и ещё какие-то звуки. Арсений начинает двигаться и Антон явно в жутком восторге от всего происходящего, он чувствует его горячие движения туда и обратно, и почему-то они ощущается совсем не как вторжение, а скорее как что-то естественное, будто они одно целое. У него не возникало желание прекратить всё это, чтобы Арсений побыстрее кончил и всё закончилось, наоборот, чтобы почувствовать ещё больше он начал двигаться ему навстречу. Темп нарастал с каждой секундой, ни Антон ни Арсений не сдерживали громких стонов, капли пота скатываются с каждого миллиметра кожи, оба загнанно дышат. Антон блаженно улыбается и стонет как последняя шлюха, хотя пожалуй, даже они так не стонут, и всё сильнее насаживается на член. Все действия Антона заводят Арсения и он всё более агрессивно вдалбливается в Антона, вжимая того в кровать настолько сильно, насколько это возможно. И кажется вот та самая точка невозврата, та самая точка после которой все эмоции улетают за орбиту, в глазах взрываются салюты, а в голове наступает звенящая тишина при которой притупляются все звуки, но обостряются все чувства. Член бьёт по простате и Антон кричит изо всех сил, выгибается куда-то в сторону, на глазах лопается лёгкая пленка и слёзы льются из каждого уголка глаз, он громко громко выкрикивает имя Попова и насаживается ещё сильнее, он хочет повторить, то чувство, что сейчас испытал. Желание, похоть зашкаливает, он ощущает плоть в себе и желает ощутить её ещё дальше. Арсений быстро понимает, что к чему и с особым блаженством толкается в Антона, задевая простату снова и снова. Слыша уже дичайшие стоны, будто кого-то убивают, но он знает, что это не от боли, он знает, что это от наслаждения. И этому способствует улыбка Антона и выкрики его же имени в самых разных интонациях и позах. Шастуну хочется больше, хочется попробовать больше, хочется чтобы Арс вошёл в него во всех позах и чёрт возьми, рыча от возбуждения он жёстко притягивает Арсения к себе, облизывает его губы и наклоняя как можно ближе к себе, обхватывает губами небольшой участок шеи и несильно всасывает в себя, в этот же момент его бьёт по простате и неконтролируемое действие выливается на свободу, Антон рвано прикусывает кусочек шеи и Арсений громко стонет, кажется это первый раз, когда он настолько громко стонет. Антон отпадает и пытается сфокусироваться на ледниковых глазах напротив. - Всё замечательно, продолжай, можешь искусать мне всю шею, - уж слишком серьёзно шепчет Попов и вновь наклоняется к Антону. Чувства ушли далеко за пределы этого измерения, звон в ушах оглушает каждого, концентрироваться на чём-то одном просто невозможно. Арсений чертовски заворожен Антоном, Антоном лежащим прямо под ним. Его блядской красотой, вы когда-нибудь понимали, что перед вами человек, который красив всегда? Если да, то поздравляю, вы как и Попов до боли под рёбрами любите этого человека. Сакура между рёбер, хоть медленно, но растёт. - Чёрт побери, ты такой обворожительный, я тебя так люблю. Слова слетают с языка Антона намного раньше, чем он успевает понять их значение. А Арсений впитывает. Он просто впитывает каждое слово, каждое прикосновение Антона к нему. Ему больше и не надо, лишь бы это чудо было рядом, сверкало своими изумрудами и смущённо заливалось краской при каждом комплименте. Попов снова наклоняется к Антону и запечатывает новый поцелуй на губах, поцелуй влажный, горячий, немного смазанный и размазанный до шеи, где кадык уже давным давно ходит ходуном и не дай бог кто-то задохнётся. Антон покрывает на теле Попова почти каждую родинку, оставляет рубиновые отметины, которые на утро обязательно напомнят о реальности этой ночи. Обязательно. Дыхание становится тяжёлым, кровь в висках кипит, свёртывается как при сорока пяти градусов и волна желания захлестывает обоих. Каждый толчок заставляет Антона прогибаться с новой силой, запрокидывать голову то вбок, то назад, поскуливать и горячо горячо припадать к губам и телу напротив. - Если бы мне было подвластно время, то я бы остался в этом моменте навечно. И это вырывает все остатки сознания к чертям, реальность уходит настолько далеко, что чтобы вернуться в неё потребуется приличное количество времени. Финальный громкий стон заполняет пространство, рвёт ушные перепонки и заставляет сердце упасть куда-то вниз. Мурашки одной волной покрывают всё тело, захлестывая их обладателей новыми ощущениями с головой, не давая и шанса на свободу, утопают внизу живота и связываются тугим узлом. После взрыва, кажется целой вселенной, наступает затишье. Приятное чувство усталости и удовлетворённости почти что идеально описывают состояние. Попов опрокидывается рядом с Антоном, поднимает голову чуть выше и теперь уже он устало щекочет шею Антона своими ресницами. В воздухе витает жар, разгоряченный воздух обволакивает комнату и абсолютно каждая поверхность покрыта капельками воды. Пахнет телом, тмином, сыростью, жаром, близостью и можно ещё долго философствовать на тему, чем пахнет секс, но зачем? - Я люблю тебя, когда ты после секса лежишь мокрый на матрасе и говоришь какую-то несуразицу. Спать хочется до одури, мысли не складываются, а в голове явно хлопает мартышка. - Я вот думаю, - хрипловато начинает Антон, - почти во всех фильмах герои после секса всегда о чём-то разговаривают, ну или занимаются ещё какой-то фигнёй. Говорить не хочется совсем, даже больше не получается. Дыхание постоянно сбивается и каждое сказанное слово отдаётся вибрацией в голове. Так что набравшись сил Антон решает досказать всё разом, чтобы дальше можно было спокойно лежать и ничего не делать. - А единственное на что горазд сейчас я, так это сон. Немой ответ. Вау, Арсений Сергеевич, как вы многословны сегодня. Однако, Шастун даже не возмущается, хотя ответ конечно же хотел бы получить, но он слишком устал для этого. Спустя ещё минуты три тишины Арсений всё таки соизволил ответить. - Если после секса хочется болтать до утра, то, возможно, секс был не очень. Попов, да ты либо гений либо безумец. И я почему-то знаю, что подойдёт тебе лучше. Антон слащаво улыбается и хочет что-то сказать, но сил совсем нет и ответ Попова завершает всё их ночное приключение. Ночник выключается, уборка откладывается до утра и двое людей в одной из тысячи квартир Калининграда следуют примеру остальных и засыпают. Вместе. - Я люблю тебя всегда. «А ведь раньше это был просто парень из кафе, который заставлял улыбаться», напоследок произносит у себя в голове Попов и проваливается в сон.