Настоящие люди

— Стой! Не подходи! Голос Марка звучит панически. В комнате нет ни единого источника света. Дверь за спиной и больше ничего, только ровные стены. Темно, но Андрей чётко различает испуганное выражение лица друга. Их разделяет всего несколько шагов, но в мозгу отчаянно бьётся мысль, что даже это мизерное расстояние нельзя сокращать. Нестерпимо пахнет металлом и сыростью. Вязкий запах обволакивает всё пространство, оседает на языке, душит, мешает мыслить. — Замри! — командует Марк, заставляя сфокусироваться. Он ведёт себя очень странно. И выглядит тоже: грязная рваная белая рубаха, кожаный жилет с кучей ремешков и кармашков. Но… Воспоминание проносится яркой вспышкой: они ехали в машине. Марк хохотал от души, откинув кучерявую голову назад. Яркие голубые глаза слезились и искрились смехом — так по-детски непосредственно. Андрей знал его со школьной скамьи, и эта его обаятельная привычка была с другом с самого начала их знакомства. Однако сейчас на обычно беспечном лице друга был неподдельный страх и напряжение. — Андрюха, братишка, это же я, — с просительными нотками произносит Марк, аккуратно пятясь назад, в защитном жесте поднимая перед собой ладони. — Что?… — голос звучит хуже карканья ворона. — Что происходит? — Слава богу, ты говоришь! Чёрт знает, что происходит! — выдыхает друг, собираясь подойти, но Андрей резким жестом остановил его. Голова пухнет от мыслей, но в ней нет никакого объяснения происходящему. Ещё этот запах… У Андрея никогда не было шестого чувства, но что-то внутри него кричит, что ему нужно быть как можно дальше от Марка. А друг тем временем вернулся к обычному состоянию, начиная болтать: — Всего минуту назад ты набросился на меня, рычал, как зверь какой-то. Я еле на ощупь понял, что это ты, пока ты меня лапал. Ты кем себя возомнил, алкоголик? Когда до потери человеческого обличья допиться успел? Поцарапал вон. Чью-то рубаху порвал, а её наверное, ещё возвращать надо. Что вообще это за маскарад? Не обижайся, братан, но это очень странный розыгрыш. Лучше б что-нибудь с девчонками… — Тише. Это не розыгрыш, и не я придумал. Последнее, что я помню, как мы с тобой ехали на рыбалку. — Так что же, мы в руках маньяка, любящего ролевуху? — Марк демонстративно проводит руками по одежде. Явно нащупав что-то, достаёт из внутреннего кармана нож, вертит его в руках на удивление ловко. Неожиданно обретённое шестое чувство Андрея снова даёт о себе знать. Очень хочется оказаться как можно дальше от Марка. Что-то не так. Андрей чувствует, как голова тяжелеет. Мысли растекаются. Железный привкус на языке. — Порезался, — безэмоционально жалуется Марк, демонстрируя проступившую на пальце кровь. — Настоящий! Может попробуем им дверь открыть? Мистер маньяк не особо о себе заботится, раз… Андрей? От звука своего имени тот приходит в себя. Ясные глаза Марка снова смотрят с испугом. Он комично держит пораненный палец во рту, таращась на Андрея, но тот не находит в себе сил рассмеяться. Что-то снова не так. Дурацкое чувство, будто он сейчас сделает непоправимое, пугает до тошноты. Андрей облизывает пересохшие губы, стараясь успокоиться. Но тут Марк осторожно достаёт палец изо рта. Андрей видит, как на влажной от слюны подушечке проступает тоненький красноватый подтёк. — Выпустите меня! — резко развернувшись и дубася в дверь изо всех сил, во всю глотку орёт Андрей. Ему страшно, как не было никогда в жизни. Конечно, это бесполезно — какой дурак стал бы его тут закрывать, если бы хотел выпустить по первому требованию. Но ему необходимо было цепляться за что-то. Неведомым чудом, он с ужасом чувствует, что сознание его покидает. А после того, как он перестанет мыслить, произойдёт что-то ужасное. Он просто знает это. И оттого всё сильнее старается вышибить тяжелую металлическую дверь. — Андрей! Ты навредишь себе! Перестань! — Марк хватает его за плечо, пытаясь остановить. Андрей рычит и резко дёргает корпусом, отталкивая друга для его же блага. Потому что если тот останется рядом… Звук глухого удара раздаётся в противоположной стороне, сливаясь с болезненным стоном Марка. Андрей оборачивается, замирая. Запах пропитал всю комнату, оседая в ноздрях и на языке. Заставляя слюну выделяться в предвкушении. Андрей теряется в застилающем глаза и разум мареве. Он чётко понимает только две вещи. Первое — от легкого тычка Марк действительно пролетел всю комнату. Второе — он сейчас нападёт на друга. Раздерёт в клочья. Сломает пополам и поднимет над собой, чтобы как из кувшина напиться сочной манящей крови. От представившейся картины в груди разливается удовлетворенное тепло. Радостное предвкушение. — Чувак… — задушенно выдыхает Марк, болезненно морщась под ним. — Твои глаза… Когда он успел?… — Засунь палец в рот! — кричит Андрей, не узнавая собственный голос: раскатистый, утробный. Марк слушается, не моргая глядя на него. Быстро зажимая нос и отпрыгивая к двери, Андрей чувствует адскую боль в боку. Нож? Когда?… Титаническим усилием воли, цепляясь за боль, Андрей возвращает способность мыслить. Мерзкий запах! Это всё он! Андрей стягивает с себя пиджак как можно аккуратнее — нож прошил рубашку и вошёл между рёбрами с правой стороны тела — и наматывает на лицо, оставив только глаза. Одежда явно дорогая и пахнет лёгким мужским парфюмом. Легчает. Андрей устало стекает по двери на пол, чувствуя, как силы покидают его. Марк смотрит на него расширившимися глазами, в ужасе глядя на торчащую из бока рукоять. Резко подскочив, он с оханьем падает, но поморщившись, собирается ползти. — Не подходи, — тихо говорит Андрей. — Друг! Нет, боже, нет! Я… это не я, — он смотрит с отчаянием. — Прошу… Дверь распахивается. Веет кучей запахов от еды до духов, и теплом. Рядом с Андреем встаёт красивая брюнетка в блестящем вечернем платье. Она явно в ярости. Черты лица кажутся знакомыми, но рана не даёт мыслить здраво. — Что? Это не ты? Нет? — женщина грозно смотрит на Марка и играючи выдёргивает из бока кричащего от боли Андрея нож. — Не ты? — Бога ради, — умоляет Марк, пытаясь всё же подползти к другу, — ему нужна помощь! Судя по тому как он движется, повреждены, как минимум, рука и нога. У Андрея всё сжимается в груди. В таком состоянии ни один из них не может защитить другого. Что с ними будет? От раненого пальца Марка, цепляющегося за пол, снова исходит одуряющий запах, но сейчас это в разы проще переносить из-за того, что он растворяется в других. Хоть это радует. — Замолкни! — яростно кричит женщина, переводя тёмный взгляд на Андрея и срывая с его лица пиджак. — Что это за убожество? Что ты можешь сказать в своё оправдание? Дал этому червю зарезать тебя. Отравить. Что он ещё должен сделать, чтобы ты наконец дал отпор? Ты бесполезен! Никчёмный! Ни на что не способный, слабохарактерный! Ты позор своего рода! — шипя выкрикивает женщина, не сводя с него горящего взгляда. — Мадам, я умоляю вас! — просит Марк, его яркие глаза блестят отчаянием. Женщина смеривает его холодным взглядом. — Ты на это ведёшься? — строго спрашивает она Андрея. — На плохую игру в доброту? У того всё холодеет в груди. Шестое чувство, будь оно неладно, говорит ему, что эта эмоциональная ненормальная особа может в два счёта разделаться с Марком. — Не трогайте его. Клянусь, я этого никому не прощу, — как можно твёрже говорит он, даже не представляя, чем возможно угрожать в его положении. Судя по ощущениям, он скоро сам умрёт. — Глупее тебя в целом свете никого нет, — фыркает женщина, щелкая пальцами. Мужчины в строгих костюмах бесшумно подходят и лёгко поднимают Андрея, вынося из помещения. — Подождите, а как же мой друг? — понимая, что дверь за ним закрывают, кричит он. — Что вы собираетесь с ним сделать?! — Ещё раз назовёшь его другом, и я оторву его голову прямо сейчас, понял? — наклонившись к самому лицу шипит женщина. Она впервые так близко, и Андрей понимает, кого она ему напоминает: — Мама? — Да, сын? — раздражённо откликается та, к его удивлению. Женщина перед ним выглядит едва ли не ровесницей самого Андрея: ни намёка на морщины, привычную приятную полноту и доброту, сквозящую в каждом размеренном движении. Вдобавок маме никогда в ум не придёт так одеться: платье обтягивает стройную фигуру, откровенные вырезы демонстрируют и ноги, и грудь. И высокие каблуки мама бы и в принципе надеть не смогла — у неё были проблемы с суставами. Вместо привычного, полного любви и понимания взгляда с родного лица на него смотрит пара взбешённых, ярко накрашенных, абсолютно незнакомых глаз. Он не знает, кто эта женщина, но точно не его самая добрая на свете мама. Любому было бы понятно, что задавать ей вопросы прямо сейчас — плохая идея. Но вряд ли у Андрея будут ещё возможности что-то спросить. Смысл лечить пленников? Его самого, конечно, убьют, но может, получится как-то вымолить снисхождение Марку? — Мне очень жаль, что всё так обернулось… — как можно более мягко говорит Андрей, игнорируя слабость и нестерпимую боль. — А мне-то как жаль! За что мне такой позор? — с чувством перебивает его собеседница. — Уймись, ничего я не сделаю с твоим зверьком. Не порти мне остаток вечера. — Спасибо, — от всей души благодарит Андрей, понимая, что может умереть спокойным. — Да уберите же его с моих глаз! — истерично взвизгивает женщина. — И сделайте уже что-то с этим, он же все ковры заляпает! Держащие его по обе руки мужчины ускоряют ход, поднимая по лестнице вверх без какого-либо напряга. — Братик? — хорошенькая блондинка, которую Андрей точно ни разу не видел в жизни, ударяется в слёзы. — Отнесите его ко мне, это ближе. Неужели ты настолько его любишь? — тихо спрашивает она, всхлипывая, как раз когда сознание Андрея погружается в полную темноту.