Обещание не рассказывать

Тяжелый, похожий на дыхание звук разнесся по миру, его паника говорила так громко, как не могли даже слова. Вдох и выдох, вдох и выдох, они дрожали, чтобы втянуть немного жизни в себя, надеясь, что это добавит немного больше времени к его щелкающим часам. Подождите… нет. Он не дышал. Это было дыхание вентиляторов… мягкие, феммственные вентиляторы. Айронхайд включил оптику, его взгляд скользнул по маленькой фигурке, скрытой среди больших обломков. Огромный мех на мгновение дернулся, его пушки были готовы включиться и забрать из мира существо, которое наблюдало за ним обеспокоенной оптикой. Его ружье заскулило, шипя, как змея, но когда фигура тихонько всхлипнула, ее фигура потянулась в темноту, возможно, надеясь, что таким образом она сможет предотвратить смерть, Айронхайд быстро отпрянул назад со своим собственным скулом. Праймус, о чем он только думал?! Это была бот, которую он должен был защищать. — Извини, Арси, — пробормотал специалист по оружию, наблюдая, как фемма приближается к большому куску здания, к которому она прислонилась, ее вентиляционные отверстия все еще дышали. Айронхайд не мог не нахмуриться, наблюдая, как быстро мигает ее оптика. У него не было ни малейшего сомнения в том, что у нее серьезные внутренние повреждения. Ее вентиляционные отверстия шипели с тех пор, как мех вытащил ее бессознательное тело из того, что раньше было одной из баз автоботов. Очевидно, среди них был шпион, который быстро раскрыл секрет, что в здании находились феммы-автоботы. Они были с теми немногими спарклингами, которые не были жертвами маленького семейного центра под названием Люсион. Это был один из последних настоящих медицинских центров на планете. — Как ты себя чувствуешь? — спросил мех, медленно подтягиваясь вверх, его суставы стонали, требуя большего отдыха. Оптика розовой феммы упала на него, ее вентиляционные отверстия на мгновение задрожали. — Могло быть и лучше. Клянусь, каждый кон на поле стрелял в меня. Раньше меня немного раздражал мой маленький рост. Иногда это вызывало проблемы в отношениях. Теперь я могу только благодарить Праймуса за то, что я такая маленькая; это делает меня сложной мишенью, — прошептала она, прижимаясь головой к металлической стальной плоти своего мира, ее оптика все еще следила за большим мехом. Этот мех, который должен был быть ее нынешним защитником. Несмотря на все это, Айронхайд чувствовал, что смеется сквозь вентиляционные отверстия, его оптика тускнеет и радуется такому упрощенному моменту на поле боя. — Ты знаешь, тебе очень повезло, — сказала фемма, ее оптика мерцала, когда она изо всех сил пыталась не отправиться на подзарядиться, ее битва была готова сдаться мягкому сну, несмотря на звук летающих самолетов над головой. — Почему это? — спросил старший, и его улыбка несколько померкла. — Мы оба в дыре посреди пустоты, покрытые грязью и собственным энергоном. Она молчала, ее пластинки рта двигались, как будто пытаясь уловить какое-то великое слово из вселенной. Затем, почти шепотом, она печально произнесла: — Праймус сделал тебя мехом. Он не успел спросить, что она имеет в виду, потому что в этот момент послышался гул мощных двигателей. Только один зверь издавал такие звуки. Только один монстр мог бросить смерть с неба. И все же, когда он посмотрел вверх, молясь, чтобы это был один из их, свет упал с неба, как нечестивая стрела. У Айронхайда было время только на то, чтобы отключить оптику и почувствовать, как его тело охватывает пламя. Он не был уверен, что произошло. Он почувствовал взрыв, почувствовал, как он обжигает его броню, плавится… Он был уверен что просто не хочет вспоминать… Он не был уверен, что сможет. Айронхайд держал свою оптику выключенной, когда его вырвали из снов прежних дней. В последнее время у него их было много; возможно, ему стоит поговорить об этом с Рэтчетом. Да, он определенно должен рассказать об этом. Но почему он все еще слышит пыхтение запаниковавших вентиляторов? Подождите. Он ведь больше не подзаряжался, не так ли? Завывая двигателем, он сел так быстро, как только мог, думая, что, когда он включит оптику, фемма будет там с протянутой рукой, прося его спасти ее. Его зрение, быстро заполняющееся изображением искусственного освещения, говорило ему об обратном. Он находился в медицинском отсеке, в этом не было никаких сомнений. Боль, пульсирующая от груди к шее, говорила ему об этом, но… это были не его вентиляционные отверстия. Тогда чьи? Стон раздражения вырвался из более крупного меха, когда он повернул голову влево, готовый наброситься на того, кто создал этот сон в его голове с этим надоедливым шумом. И все же, когда цвета перетекли в то, что воспринималось как реальность, мех внезапно вздрогнул, увидев розовую фемму. Он быстро моргнул, его оптика стала болезненно яркой, когда фемма сменилась другим существом. Что… что? То, что он увидел, было молодым желтым существом. Секунду он сидел, дрожа, не зная, что и думать. Почему он перепутал этого юнлинга, привязанного к койке рядом с ним, вероятно, паникующего, потому что он был в медицинском отсеке, с той феммой из столь давних времен? Старик просто уставился на него, чувствуя, как сонливое чувство тянет его процессор, когда он изо всех сил пытался вспомнить, почему он так думает о своем Бамблби. — Би… успокойся. Не напрягайся из-за этих ограничений. Если у Топора есть планы на тебя, он тебя не отпустит, — проворчал старший мех, поднимая руку к голове и ложась обратно, пытаясь вспомнить, почему чувствует себя как в Яме. Переодетая фемма заскулила, безуспешно пытаясь освободиться от оков. Как он мог такое сказать? Он был ее опекуном. Он должен был защищать ее. М-может быть, ей не следовало говорить Айронхайду. Может быть, он не такой уж отеческий, как она думала. Сдавленный всхлип вырвался у феммы, когда она отвернулась от старшего меха, скуля своим двигателем. Старший мех лежал, уставившись на своего рыдающего юнлинга. Что он сказал? Праймус, у него болела грудь и голова, но, похоже, у Бамблби наконец-то случился нервный срыв, на который все ставили ворны. Ворча, он медленно помог своему ободранному телу встать с койки, словно полусонный зомби, и подошел к ребенку, чтобы посмотреть, сможет ли он помочь ему в его страданиях. Его мозг все еще работал медленно, поэтому он не был уверен, что сможет чем-то помочь. Но он попытается. Единственное, что ему пришло в голову, — это взять его окоченевшую руку и ободряюще похлопать по предплечью Бамблби. — Эй, эй, успокойся. Это всего лишь проверка, а не конец света. Что ты хочешь сделать… отбиться от Топора? — спросил все еще сонный мех, его процессор неоднократно говорил ему сквозь боль в теле, что тот сон про фемму был важен. Двигатель Бамблби едва не взвизгнул, когда она посмотрела на своего смотрителя, один ее глаз был все еще треснутый из-за удара Айронхайда. У нее был преданный взгляд, дикий взгляд, как будто она должна была уйти и зализать свои раны. Праймус, оптика Бамблби выглядела точно так же, как у Арси, когда он видел ее в последний раз… Одна треснувшая оптика и много, очень много боли. — П-пожалуйста, Айронхайд. Я думала, ты поймешь. Я думала, ты понял. Пожалуйста, не позволяй Рэтчету трогать меня. Пожалуйста, не говори им, что я, — юнлинг почти прошептала следующее слово, — фемма. О да… Разрушение мира через три… два…один… Вскоре Бамблби пожалела о своих словах, поскольку оптика Айронхайда почти обожгла ее дьявольской белизной, и следующее, что она помнила, по той же самой щеке, которую ударил старший мех раньше, была пощечиной. Пощечина?! Фемма не знала, должна ли она быть смущена и благодарна, что это снова не был удар, или оскорблена, что мех ударил ее так вместо того, чтобы ударить, как он ударил, когда думал, что Би была мехом. Не то чтобы это действительно имело значение; более крупный мех теперь почти душил ее, когда он притянул ее в защитное объятие, ограничения упали, как старые камни. — Проклятый ребенок, — прошептало черное существо в аудио Би, когда он сжал плечи юнлинга, желая показать агонию в своей искре. — и как ты могла скрывать от меня что-то подобное, а? Думаешь, мне все равно? Ты думаешь, я бы не стал защищать тебя! А? А? Ответь мне, малыш! Бамблби старалась не съеживаться, когда хватка Айронхайда стала почти болезненной, а его голос медленно превратился в рычание. Он был зол. Он чувствовал облегчение, но, черт возьми, он злился. Не то чтобы она могла винить его; если бы кто-то сбросил на нее такую бомбу после стольких ворнов, Би тоже разозлилась бы. Но это не помешало ей ныть в вокалайзере. Вздох вырвался у старшего меха, когда он медленно прекратил объятия, все еще крепко держа ее за плечи. Айронхайд не хотел, чтобы он убегал, как делал всегда, когда он… эм, она… попадала в ситуацию, которая ей не нравилась. Это было просто что-то, что было у Бамблби. Она задерживалась, когда было светло и радостно, она боролась одним мерзким жалом за свой размер, и она уходила, когда не было цветов. Хм, до этого момента старшему меху никогда не приходило в голову, что, возможно, ребенок выбрал свое человеческое имя для большей значимости, чем из-за своей краски и игривого настроения. Какое-то холодное мгновение он просто смотрел на юнлинга, ища какой-нибудь признак того, что он, должно быть, упустил из виду тот факт, что его маленькая Би была феммой. Зачем… зачем ей так прятаться? Она была бы красивой феммой, и с ее беззаботным отношением, у нее было бы больше, чем несколько молодых мехов… Не то, чтобы он позволил кому-либо из них приблизиться к ней без его согласия. Еще один вздох вырвался из вентиляционных отверстий специалиста по оружию, когда он сжал и отпустил форму феммы. Она смотрела куда угодно, только не в лицо Айронхайда. Специалист по оружию не знал, что сказать. Половина его не верила в это и хотела, чтобы она доказала, что она фемма, но он знал, что в этом нет необходимости. Все эти маленькие кусочки информации медленно вставали на свои места, как головоломка, которая только что нашла свои потерянные кусочки и извлекла их между подушками дивана. Ее нервная юность до ее апгрейта, ее взволнованное отношение, когда кто-либо говорил о интерфейсе, ее нежелание ремонтироваться и ее полное и полное отсутствие каких-либо отношений, которые угрожали переступить границу друзей. В этом было слишком много смысла, чтобы быть совпадением. — Что я сделал не так? Почему я не заслужил знать? — мягко спросил мех, боль ситуации была очевидна. Голова Бамблби взметнулась вверх, ее оптика почти горела. Из ее вокалайзера вырвался скулеж, и она слегка отстранилась от него, прежде чем прошептать: — Ты бы не понял. Затем фемма слегка отпрянула, думая, что сейчас последует еще одна пощечина. Когда она осталась без каких-либо ощущении, кроме его рук на ее плечах, она посмотрела вверх. О, ей совсем не понравился этот взгляд. Неужели Айронхайд сейчас заплачет? Девушка с лязгом упала вперед, ее голова оказалась между плечом и рукой смотрителя. Что она должна была сказать? Она не доверяла ему? Она боялась, что к ней кто-нибудь прикоснется? Боялась его временами? Фемма еще глубже уткнулась головой в шею смотрителя, ее руки обвились вокруг его талии, и она прислушалась к его искре. Ее тело увядало в корпусе, но охлаждающая жидкость поддерживала ее спокойствие. Возможно, это был последний раз, когда она разговаривала со своим опекуном… в связи с этим нужно извлечь из этого максимум пользы. Сегодня вечером она покинет его как и своего дорогого Сэма. Она хотела бы по-настоящему попрощаться, но это долгое объятие и слова правды были всем, что она могла предложить. Затем она отправится к звездам, туда, где не будет мехов, чтобы искушать ее искрой или угрожать ей всепоглощающим жаром или отчаянием. Она возьмет Икс-бота туда, где ее никто не сможет поймать. Они улетят, затерянные в космосе, но сначала немного успокоит своего восхитительного опекуна. — Прости, Айронхайд, — тихо прошептала она ему на ухо с болью в голосе. — но… разве это так плохо — бояться, чувствовать тошноту от этой штуки в груди? По крайней мере ты мог выбрать путь автобота… У меня не было выбора стать феммой. У меня не было выбора, кроме как сделать то, что я должна была сделать. Моя создательница надела на меня эту броню и прошептал в аудио: «Маленькие феммы страдают в это время войны, дитя, лучше быть мехом». — Разве это неправильно, бояться, Айронхайд?! — Бамблби чуть не закричала, ее пальцы впились в его броню, зная, что она может начать вытягивать энергон, если заберется еще глубже в швы. — Разве это неправильно, бояться? Юнлинг понятия не имела, откуда взялась вся эта ненависть, но она бушевала в ее груди, как ураган, который вот-вот сядет на мель. Все разочарование от того, что она такая… вещь, что она не такая, как все, и страдает из-за этого, как второстепенный гражданин. Она не могла ни любить, ни трогать, ни чувствовать. Прятаться было ее миром. Однако сегодня ее гнев не скроется. С ворчанием Би оттолкнула своего опекуна, отчего тот тяжело ударился спиной о спинку койки. Он мог только удивленно смотреть на нее. — Я все время боялась, Айронхайд! Ты ведешь себя так, как будто страдаешь только ты. А как же я и мои страдания? Я не могла даже позволить себе ремонт, не взвесив выбор: свобода или жизнь! Так какое же ты имеешь право меня допрашивать?! — ее голос, казалось, почти оборвался, когда ее гнев начал закипать. — Хотя что ты можешь знать? Что ты можешь знать? Ты не будешь чьей-то сучкой! Ты не будешь брошенным на чью-то койку и позволять кому-то снова и снова врезать свои интерфейсные системы в твои, пока твои внутренности не принесут плоды. Фемма яростно использовала свои руки, чтобы оттолкнуться от себя в воздухе, показывая беременность, ее оптика была полна ненависти, когда она смотрела на удивленного меха перед ней, желая, чтобы у нее были слезы, чтобы пролить их, когда она начала щелкать в рыдающей манере. Как он мог вести себя так, будто это она причинила ему боль? Отвернувшись от своего большого товарища, юнлинг почти кричала себе в колени, когда она подняла их, чтобы подтянуть их к своей груди. Почему все должно быть именно так? Почему Оллспарк так ее ненавидит? Неужели она каким-то образом оскорбила Праймуса, что он создал ее только для того, чтобы она страдала? Что она сделала, чтобы заслужить такое наказание? Айронхайд остался там, куда его толкнули, плечо болело, спина болела, когда он смотрел, как его маленькая фемма кричит в свои руки. Праймус, он не знал, что делать. Он утешал многих мехов, когда они теряли собратьев и товарищей на поле боя, но никогда он не утешал ребенка от самого себя. Что он должен был сказать? Что он должен сказать? Ч-что? Вздохнув, старый мех двинулся вперед, обхватив руками скорбящее существо. Он положил свой шлем поверх ее шлема, слегка потирая ей спину; его сенсоры отметили, насколько холодными были ее системы. Поэтому он продолжал обнимать ее, чувствуя, как ее искра в панике стучит в его груди, так близко к ее. Старый солдат обнимал ее сотни раз и никогда не думал о искре в груди существа в его руках. Его вентиляционные отверстия выпустили немного воздуха в дрожащей манере. Он хотел сказать тысячу слов своей подопечной, но не знал, осмелится ли. Возможно, он не сможет сдержать ни одного обещания, которое может дать. В конце концов, Айронхайд только что узнал о ее секрете, и он уже думал о ней по-другому. Все, что он знал, это то, что он должен был сделать этот шаг за раз. Шаг за шагом, и первый шаг, он был уверен, не понравится Бамблби. Но первый шаг всегда был самым трудным, не так ли? Медленно, черный мех отстранился, глядя вниз на фемму, которая перестала рыдать, только мягкие дрожащие рыдания вырывались из ее вокалайзера. Он погладил ее по плечам, стараясь не смотреть слишком пристально. Он не мог не задаться вопросом, будет ли он продолжать узнавать Би в этой форме дальше. — Ты достаточно выплеснула свои чувства, малыш? — спросил Айронхайд, его суставы напряглись, когда он приготовился к словам. Тихое сопение вырвалось у юнлинга, когда она придвинулась ближе к своему опекуну, умоляя о большем утешении. — Хорошо. А теперь нам нужно поговорить с Оптимусом Праймом. Он должен… Айронхайд снова дернулся, его тело ужасно дрожало, пытаясь привыкнуть к новым частям в его системах после недавнего ремонта, особенно когда он пытался удержать молодую фемму от повторного бегства, что она теперь пыталась сделать с удвоенной энергией. Она злилась на него за то, что он сказал, в этом не было никаких сомнений, но он должен был что-то сделать. Она попыталась освободиться, но держать ее в его объятиях было просто необходимо. В жизни каждого наступает момент, когда ему приходится смотреть правде в глаза… и сегодня был один из таких дней.

***

Рэтчет старался не улыбаться. Новости на встрече были мрачными, но все равно это были хорошие новости и даже лучшие новости, когда Оптимус попросил Рэтчета и Проула остаться. Похоже, ему все-таки не нужно было искать своего командира. Его признание Оптимусу было взято, чтобы искрить о здоровье Проула, и после некоторого наблюдения из первых рук на поле командир решил, что тактик был слишком напряжен. Поэтому, несмотря на преданный взгляд, который врезался в оптику Второго командира, Оптимус оттолкнул его, сказав Проулу, что лучше всего иметь его в полном рабочем состоянии с такой большой битвой под рукой. — Итак, — сказал Рэтчет, когда они шли по коридору, и медик заметил, что силовик пошел медленнее, чем обычно, — болит? Ты получал какую-нибудь подпитку? Проул, который, как ни странно, старался смотреть в пол, хотел было ответить, что он получил достаточную подпитку, но сказал бы такую ложь вопреки своим принципам. Он не мог найти никакого облегчения с тех пор, как началась боль. На самом деле, он обнаружил, что его тошнит по ночам, его системы насильно удаляли все содержимое его резервуара, поскольку воспоминания заполняли его процессор вместе со страхом перед другим сном. Он знал, что Рэтчет будет с ним всю неделю, так что медику вскоре предстояло узнать о его проблемах с преобразованием энергии, так что он не нашел повода сказать ему об этом. Кроме того, не было никакого смысла говорить что-либо, если Рэтчет знал, что поднимет такой конкретный вопрос. Рэтчет, наконец, поднял руку, пытаясь проявить одну из своих слабых черт как медика, давая утешение своему пациенту. Затем он улыбнулся, когда Проул остановился и бросил на него страдальческий взгляд, его оптика дрожала. И снова медик попытался подбодрить его и изобразить мягкую улыбку; Проул почти умолял его о некотором облегчении в этом взгляде. Это был гордый взгляд, но в то же время и уступающий. — Все в порядке, Проул. Сегодня вечером я дам тебе немного успокоительного, если боль будет слишком сильной, но сначала я хочу, чтобы ты приняла что-нибудь. Отсюда я могу сказать, что твой двигатель напряжен. А потом мы посмотрим на твою искру, хорошо? — сказал Рэтчет, мысленно возвращаясь к другим пациентам. Может быть, он даст Проулу немного успокоительного после кубика и сначала проверит юнлинга. Умные вирусы могут быть неприятными, как только они поймут, что были обнаружены. Проул почувствовал боль в искре и инстинктивно положил руку на грудь, когда они продолжали идти вперед, его оптика засветилась, когда он заметил, что на него падает сканирование. Ему не нужно было оглядываться на Рэтчета, чтобы понять, что медик видел его маленький поступок. Он ничего не мог с собой поделать. Его искра всегда гаснет в своей оболочке, когда в голову приходят мысли о потерянной связи искры. Он так устал. Может быть, ему удастся убедить Рэтчета пропустить осмотр и дать ему отдохнуть. Праймус, даже когда он чуть не зарылся в землю, он никогда не чувствовал такой усталости. — Как тебе будет угодно, — ответил тактик, не зная, что еще сказать. — Мне лучше знать, — проворчал мех, когда они свернули за угол, его аудиосистему почти закоротило, когда он услышал крики, доносящиеся из медицинского отсека. Его плечи слегка поникли. Он знал этот визг едва ли не лучше, чем Старскрима. Это был Бамблби. Кто же еще? Схватив теперь уже удивленного Проула за запястье, он побежал вперед с одной целью: схватить Бамблби, прежде чем тот успеет выбраться с базы. Тем не менее, чем ближе он подходил к дверям, тем очевиднее становилось, что юнлинг все еще находится в медицинском отсеке. Сделав короткий поворот в медицинский отсек, Проул чуть не врезался в спину Рэтчета, когда медик внезапно остановился. Главврач просто не мог не моргнуть, когда он стоял неподвижно, Проул смотрел на него, когда он немного отстранился. Рэтчет ничего не мог с собой поделать. Его логический центр почти закоротило. На этот раз Айронхайд действительно помогал ему, удерживая ребенка в медицинском отсеке. По крайней мере, так это выглядело. Айронхайд и сам ненавидел медицинский отсек; он никогда не заставлял юнлинга оставаться даже ради собственного здоровья. И все же сейчас он на самом деле пытался удержать ребенка на койке. Что ж, это было что-то, что следует отметить в психологической оценке Айронхайда. — Не смей отпускать этого юнлинга, — прорычал медик, отводя взгляд от борющегося юнлинга и его смотрителя. Он насмешливо посмотрел на свирепого тактика, у которого на груди появилась небольшая вмятина. Пожав плечами, медик положил руку на плечо страдающего существа и повел его к дальней койке, предназначенной для длительного наблюдения. Проул шел вперед, его двигатель скулил. Рэтчет лично хотел покончить с борющимся юнлингом, но, понаблюдав, насколько напряжен двигатель Проула после этого короткого спринта, он решил иначе. Проулу было гораздо хуже, чем он думал, и даже не прошло так много времени с тех пор, как появилась боль. Праймус, он был рад, что Оптимус сдержал свое слово, иначе мог быть не только открытый слот для Третьего в Команде, но и новый для Второго в команде. — Садись на койку, — сказал взволнованный медик, указывая на койку, находившуюся вне поля зрения других пациентов. Проул сделал, как ему было приказано, его двигатель тяжело вздохнул, когда он освободился от труда. Медик просто кивнул, радуясь, что хоть раз в жизни оказался послушным пациентом, а затем вытащил шнур из подбрюшья медицинской койки. Он слегка наклонил усталую голову меха, и затем мягкий щелчок заполнил комнату. — Я достану для тебя кубик за наносекунду. Пусть компьютеры проведут системный анализ, а я пока проверю нашего паникующего юнлинга, — сказал Рэтчет. Оптика Проула просто потускнела в знак согласия, его тело отодвинулось в сторону, чтобы снять напряжение с крыльев. Затем, со вздохом, хмурый взгляд медика вернулся, когда он направился к юнлингу, который теперь почти царапал своего смотрителя, проклиная его словами, которые юнлингу не следовало знать, и пытаясь убежать, пока старший мех что-то шептал в аудиосистемы юноши. Рэтчет, не теряя ни секунды, толкнул желтое существо обратно на койку и бросил свирепый взгляд на заговорщика. — Возвращайся на свою койку, Айронхайд. Я не хочу, чтобы ты двигался, пока я не проверю твой ремонт, — скомандовал Рэтчет. Затем медик перевел взгляд на маленького меха на койке. Юнлинг смотрел на него с выражением чистого ужаса. Рэтчет лишь изобразил раздражение, глядя на испуганного юношу, и легким толчком заставил его лечь обратно на койку. — А ты… Успокойся, пока я не ввел тебе снотворное. Тебе еще нужно закончить вирусное сканирование, так что не рви провод, а потом я хочу осмотреть твою рану и, возможно, провести полное обследование, пока ты здесь. Я не думаю, что когда-либо проводил тебе полный осмотр, теперь, я думаю об этом. Ты всегда слишком сильно брыкался, и, чтобы ты знал, ты, возможно, единственная причина, по которой я ставлю ограничители на каждую койку. Медик вздохнул, когда этот окаменевший взгляд продолжал заполнять выражение лица желтого существа. Завывая мотором, Рэтчет попытался изобразить ободряющую улыбку, зная, что юнлинг может быть взволнован новостью, которую он собирался сообщить ему, и успокоить: — Я не заглядывал под твое шасси, но мне кажется, что ты, возможно, достиг совершеннолетия за всеми нашими спинами. Ты мог бы попробовать что-нибудь первоклассное. Как это звучит? Медик постарался сохранить ободряющую улыбку, хотя, если это было возможно, юноша выглядел еще более окаменевшим, чем раньше. Что ж, это его разочаровало. Когда он сообщил Виндчарджеру, Клиффджамперу и близнецам, что они достигли совершеннолетия, все они казались взволнованными. Конечно, близнецы были взволнованы тем, что теперь могут пить свой комнатный напиток на публике, но они все еще были взволнованы. Это напомнило ему… Ему придется совершить набег на их тайник, чтобы убедиться, что они не травили себя подобным образом. Тем не менее, он действительно не успел зациклиться на этом, когда юнлинг на столе почти скатился и начал убегать. Рэтчет, более чем привыкший к этому, просто схватил юнлинга за локоть, заставив юношу взвизгнуть, когда он отлетел назад к койке. Затем, прежде чем Бамблби успел даже начать кричать и брыкаться, Рэтчет снова уложил его на койку и привязал, как какое-то дикое животное. — Не знаю, что с тобой, малыш. В кои-то веки я сообщаю тебе хорошие новости, а ты ведешь себя так, будто я только что вынес тебе смертный приговор. Я лучше проверю твой процессор, пока буду этим заниматься. А теперь сиди спокойно, пока вирусное сканирование не закончится, — сказал Рэтчет с некоторой долей мести, для пущей убедительности хлопнув парня по шлему. Затем он отошел и направился к распределителю энергонов, все еще думая о Проуле. Кубик быстро оказался в руке медика, но он замер, когда на быстро наполняющийся контейнер упала тень. Он бросил свирепый взгляд на существо через плечо, не в настроении, чтобы его отвлекали от работы. — Кажется, я велел тебе вернуться на койку, — прошипел медик, готовый вытащить гаечный ключ и хорошенько всадить его в череп оружейника. — С этим придется подождать, — сказал Айронхайд, и хмурый взгляд на его лицевых пластинах говорил о том, что все это было делом. — мне нужно поговорить с Оптимусом, и я не хочу, чтобы ты трогал ребенка, пока я не вернусь, ясно? У медика вырвалось рычание, когда он уткнулся лицом в лицо черного солдата, низкое рычание вырвалось у него: — Как ты думаешь, чей это медицинский отсек, Айронхайд? Он. Мой. Я буду делать в нем все, что захочу. Если я захочу, я могу превратить тебя и ребенка в одинаковые холодильники. Теперь я позволю тебе поговорить с Праймом, поскольку ему нужно знать, что случилось со Старскримом, но я хочу, чтобы ты вернулся сюда после того, как закончишь. — поскольку внимание Рэтчета было приковано к чему-то другому, он сказал Айронхайду: — И возьми это с собой! — и указал на что-то на койке Бамблби. Айронхайд услышал писк со стороны парня, и его оптика не могла не проясниться, когда он повернулся, чтобы посмотреть, что это за звук. Как ни странно, это был Сэм, и, похоже, молодой человек пытался ослабить путы на руках Бамблби. Черный кибертронец слегка вздохнул, кивнул и подошел к желтой фемме, не глядя ей в оптику, когда он выхватил дымящегося человеческого подростка от ее спасения. Ему это тоже не нравилось, но она нуждалась в защите. Он собирался защитить свою Бамблби, и единственный способ сделать это — убедиться, что Прайм знает. Айронхайд позаботится о своей подопечной, как и обещал ворны. Ничего в этом не изменилось, просто были обстоятельства защищать юнлинга. Рэтчет просто смотрел, как уходит старший мех, его оптика поднялась, когда существо, не сказав больше ни слова, вышло за дверь. Был ли это он или Айронхайд, казалось, надулся? Фуф, юнлинг, должно быть, сказал что-то действительно обидное со всеми этими криками, которые происходили раньше. Впрочем, в данный момент это не его проблема. Поскольку у него была свободная койка, он вполне мог ее занять. — Уилджек! — позвал медик по комлинку. — Спускай корму в медицинский отсек, мне нужно проверить тебя на вирусы!

***

Несколько минут Сэм боролся, пытаясь вырваться из рук Айронхайда, чтобы попытаться придумать еще один драматический план побега. Ему потребовалась целая вечность, чтобы встать из-за стола с одной здоровой рукой, но когда он узнал, что Айронхайд знает о секрете Би и не лапает ее, ему стало легче. Но мальчик был не прав. На самом деле, хуже и быть не может! Айронхайд отправился в кабинет Прайма. И он ничего не мог с этим поделать. — Как ты мог, — наконец сказал мальчик, его борьба прекратилась, когда он посмотрел вверх на своего пленителя. — она доверилась тебе, и вот как ты с ней поступаешь, предавая ее! Айронхайд некоторое время молчал, его оптика была направлена вперед, пока он продолжал идти по коридорам в мягком темпе. Поток горячего воздуха вырвался из его вентиляционных отверстий, взъерошив волосы человека. — Ты думаешь, я хочу это делать? Пройдет ворны, пока Би простит меня, — сказал мех почти печальным тоном, продолжая идти вперед, тусклые огни над головой время от времени бросали их между оттенками белого и серого. Рычание вырвалось у человека, когда он уставился на него, его кулак внезапно опустился на огромный большой палец, удерживающий его на месте. Воздух быстро наполнился тявканьем, и специалист по оружию невольно остановился, увидев, как человек заскулил и прижал руки к груди. Мех окинул человека взглядом, на мгновение окутав его синим светом. У него не было таких чувствительных сканеров, как у Рэтчета, но он мог сказать, что человек не сильно ушибся, никаких переломов. — Ты должен быть осторожен со своим гипсом, — сказало существо постарше, продолжая двигаться вперед, его разум изо всех сил пытался удержать его от медлительности. Часть его не хотела встретиться с Праймом с этой новостью. Он хотел убедиться, что ничто больше не причинит боль его малышке, эмоциональную или иную, но он должен был отпустить и позволить всему идти своим чередом. В любом случае прятаться так нездорово. Он знал, что феммы были практически идентичны мехам, только с небольшим добавлением, как только фемма была введена в ее молодое обновление. Именно это добавленное дополнение дало визуальную ссылку кибертронцам на то, кто был мехом, а кто феммой. Поскольку Би скрывалась, ее молодое обновление сделало ее похожим на меха. Впрочем, это было неважно. Важно то, что Айронхайд знал, что искра феммы нуждается в особом уходе, когда они достигают совершеннолетия. Время не могло быть более безупречным. Если Рэтчет прав, она, возможно, только что достигла совершеннолетия, и теперь Би получит необходимый ей уход. Он ненавидел думать о том, как поведет себя ребенок, когда Рэтчет наконец поднимет ее шасси, ее искра, вероятно, впервые поприветствует своим светом еще одного кибертронца. Скорее всего, она будет кричать и брыкаться все это время. Он не ждал этого с нетерпением. Она хранила эту тайну в течение долгого времени, и это должно было быть больно, когда струп, покрывающий эту рану, был, наконец, удален, но он должен был заживать должным образом. Не было никакого способа, чтобы сохранение тайны, как эта было хорошо для юнлинга. Он не сомневался, что Рэтчет сосредоточится на ее мыслях так же сильно, как и на ее теле после того, как свет будет пролит. Ух, сегодня будет тяжелый день. — Ты слушаешь меня? — печально спросил человек, его коричневые глаза зарылись в меха. — Бамблби этого не хочет этого. Ее крики должны были тебе об этом сказать. — Она сама не знает, чего хочет. Я знаю, что для нее лучше, — сказал старший мех, подходя все ближе и ближе к коридору, ведущему в кабинет Оптимуса. Рычание вырвалось из плоти, и он прошипел: — Лучше для нее? Нет, не знаешь! Она не хочет быть феммой. Она не хочет ни с кем интерфейс! Она счастлива именно такой, какая есть, скрытой. Почему ты этого не видишь? При слове «интерфейс» оптика Айронхайда прояснилась. Казалось, что юнлинг много рассказывала человеку. До такой степени, что он почувствовал себя немного оскорбленным тем, что она делится такими интимными разговорами с существом, с которым едва знакома, а не с кем-то, кого она знала ворны; с кем-то вроде него. — Каждый юнлинг нервничает перед своим первым интерфейсом. Это нормально, — ответил старший, слегка вспомнив, как нервничал в первый раз. Это было что-то, что никогда не забывается. — Что? Может и нервничает, но окаменевать?! — завопил человек, удерживаясь от того, чтобы еще раз ударить кулаком по металлу. — Это нормально, бояться нового опыта, — проворчал специалист по оружию. — ты не боялся во время своего первого опыта интерфейса? Человек пискнул, отпрянув, когда румянец покрыл его лицо. Микаэла хотела, чтобы это было что-то особенное, поэтому он тоже согласился подождать. Не то чтобы Айронхайду нужно было это знать. Поэтому человек просто молчал. — Хах, ни разу не было интерфейса, не так ли? Что ж, тогда твое мнение не имеет силы, — проворчал мех, остановившись перед раздвижной дверью. Человек даже не успел вернуться с остроумным ответом, когда дверь скользнула в сторону, открывая ее содержимое двум путешественникам. Оптимус сидел за своим столом, опустив оптику, и читал файл, который держал в руках. Лидер поднял голову с почти удивленной энергией, и на его лице появилась улыбка. — Рад видеть тебя здоровым так скоро, мой друг, — сказал сине-красный мех, жестом приглашая Айронхайда сесть. Старший так и сделал, заметив, что кресло не такое удобное, как у Хаунда. — Мне нужно поговорить с тобой, Прайм. Это очень деликатный вопрос, — сказал специалист по оружию, не особо заботясь о том, что человек в его руке только и делал, что метал в него кинжалы. Черный мех просто положил хлюпика на стол Прайма, как будто тот был не более чем мелкой контрабандой. Первой реакцией Прайма было потускнение оптики, прежде чем он наклонился вперед и положил руки на стол. Он знал, о чем идет речь. Это было трудно не заметить. Кроме того, от этого зависела и предстоящая битва. — Значит, ты тоже заметил? — спросил командир, и оптика поднялся, когда он заметил, насколько ошеломленным показался Айронхайд его ответом. Что? Неужели так трудно было не заметить? Это было так, как если бы существо, о котором идет речь, было открыто в течение последних нескольких дней. Это было довольно трудно не заметить. Специалист по оружию пошевелил губами, но ни один звук не оказался подходящим, чтобы украсить воздух своим присутствием. Неужели это так легко заметил его командир, в то время как мысль о том, что Бамблби фемма, даже не приходила ему в голову как логическая мысль? Она скрывала это так хорошо, почти безупречно, но вот его командир с ответом на своей глоссе без малейшего колебания. Больше сказать было нечего, мех перешел к делу. — Так что же мы будем делать? — спросил старший мех, почти боясь услышать ответ. Айронхайд не хотел причинять боль Бамблби, и он не хотел, чтобы она сидела в клетке, но… но что еще им оставалось делать? Позволить подростку лгать о том, какой у нее пол? Правда может ранить его маленькую фемму на некоторое время, но иногда, как смотритель, это просто то, что ты должен принять, воспитывая юнлингов. Иногда приходилось заставлять их делать то, чего они делать не хотели. Если это означало, что она больше не может быть наедине с Сэмом, то это было просто то, что она должна была принять. Айронхайд смирился со многими вещами в своей жизни, которые ему не нравились, но Вселенная — не добрая хозяйка. Она дает и берет от всех; никто не избавлен от ее взгляда или ее гнева. Прайм откинулся назад, как будто быстро обдумывая это, прежде чем просто сказать: — В основном Рэтчет позаботится об этом ночью и все такое, но я уверен, что он также захочет нашей помощи в наблюдении. Оптику Айронхайда чуть не закоротило, когда он мысленно вернулся в Яму, образ Рэтчета над задыхающейся Би заполнил его голову. Руки медика бегали вверх и вниз по ее ногам, когда она хныкала, что еще не готова, но слишком ошеломлена ожиданием своей искры, позволив ему опустошить ее во время первого интерфейса. Не помня себя, старший мех оказался на ногах и ударил кулаком по столу, его зубы обнажились, когда рычание вырвалось из его вокала. Командир только слегка отстранился от удивления, глядя на испуганного человека на своем столе и вмятины, которые теперь были новым украшением его обычно нетронутого рабочего места. — Я не могу позволить тебе сделать это, — прошипел специалист по оружию, когда его кулаки затряслись, вызвав металлический скрежет по столу. Прайм фыркнул, когда он выпрямился во весь рост, прекрасно понимая, что в случае необходимости может одолеть старшего. Затем командным тоном, который с холодным вызовом разнесся по комнате, лидер заявил: — Здоровье Проула важнее твоего личного мнения о зажигательных блоках, Айронхайд. Я знаю, что ты все еще надеешься на Хромию, так как ее тело так и не нашли, но тело Джаза лежит в запасном подвесе. Не позволяй своим личным проблемам навредить всей команде. Ты можешь занять позицию тактика, если здоровье Проула не улучшится. Ладно… У них было два важных разговора, не так ли? Он не знал, радоваться ему или волноваться. В конце концов, он вернулся к первому шагу и чертовски запутался, зачем им понадобился тактик, чтобы захватить только Старскрима. Не то чтобы он мог выразить свое замешательство, когда человек вмешался и воспользовался ситуацией. Люди могут быть такими подлыми маленькими ублюдками. Увидев одну слабость, они пользуются ею во что бы то ни стало. — Точно, Проул! Вот о ком мы пришли сюда поговорить. Айронхайд чувствовал себя неуверенно. Теперь я могу вернуться в медицинский отсек? У меня… э-э… болит рука. Ай-ай! — воскликнул человек, указывая здоровой рукой на дверь. — Вот это было бы просто замечательно. На самом деле, я думаю, ты должен заставить нас обоих вернуться. Рэтчет сказал, что хочет проверить Хайда, но Айронхайд убежал со словами «ни за что, док бот». Так что не обижайся, Оптимус, просто у Айронхайда что-то не так с головой. Прайм уставился на человека, растерянность угрожала овладеть его лицом. Он ненавидел, когда человек так бессвязно бормотал. Трудно было разобрать, о чем на самом деле пытался просить индивид. Но одно было точно: человеческий язык никогда не перестанет быть красочным. — Хорошо, Сэм. Я поверю тебе на слово. Айронхайд всегда вел себя как спарклинг, когда дело касалось медицинской помощи, — сказал предводитель, бросив на черного солдата раздраженный взгляд. — пошли, Айронхайд. Я провожу вас обратно. — Что. Нет, Прайм, мне нужно сказать тебе кое-что важное, — сказал Айронхайд, когда его командир поднялся со стула, почти выталкивая меньшего меха за дверь. — Расскажешь по дороге в медицинский отсек, Айронхайд. Ты знаешь, что беспокоишь меня чем-то ужасным, когда игнорируешь свои медицинские потребности, и удивляешься, почему Бамблби такой взбалмошный; он получил это от тебя, — сказал Оптимус, и легкая улыбка появилась на его губах. Это возвращало воспоминания о временах, когда он чувствовал себя под контролем, и вселенная не рушилась вокруг него. Правда, это было воспоминание, которое могло родиться только во время войны, но оно всегда было под его контролем. Он всегда мог втереться в присутствие Айронхайда, а затем одновременно затащить его в медицинский отсек. Это была контролируемая правда в его постоянно меняющейся жизни, и он был рад, что она у него есть. Оптимус в последнее время много страдал, больше, чем показывал. Джаз. Кибертрон. Феммы. Оллспарк. Его брат. Они все исчезли, и часть его задавалась вопросом, должен ли он быть с этими вещами такой же, потерянный для Вселенной и каждой ее ткацкой паутины. Но сегодня, казалось, будет легкий день, спокойный день, в котором нуждалась его искра, несмотря на все плохие новости, которые скоро обрушатся на него. Ему нужно было отдышаться, прежде чем он снова окажется под водой.