Лисьи ночи. Новый этап

«Через трупы врагов Непросто прийти К самому себе». Дэн Шорин

      Безразличная луна всё так же холодно поблескивает в небе, бросая неверные блики серебристого света на землю под ногами. Чёрная лисица бежит сквозь лес, скользя бесшумной тенью в темноте ночи. Остановившись на холме, настороженно принюхивается. В воздухе пахнет весною.       Она знает — лес никогда не спит, в нём всегда идёт еле уловимая в шорохах, перешёптываниях деревьев, скрытая от посторонних глаз жизнь. Снег под деревьями с каждым днём всё больше тает, питая влагою разбухшую тёмную землю, готовую к появлению первых несмелых ростков травы. Лисица этому рада — теперь стало проще не оставлять следов. Днём она прячется от солнечного света, отдыхая, а ночами продолжает свой путь, пытаясь вернуться в смутно знакомые ей места. Воспоминания о них приходят всё реже и реже. Словно искры, взлетающие над костром, они ярко вспыхивают на краткий миг, чтобы затем погаснуть навсегда.       Ночами, когда весь остальной мир засыпает, она слушает голоса леса, ищет новые тропы, учится считывать следы у водопоя, различать тончайшие запахи и звуки. Её ноги всё крепче, каждую ночь она пробегает всё дальше и дальше, привыкая доверять своему телу, полагаться на него.       Она не знает, сколько времени прошло. Время относительное понятие для той, в чьём распоряжении века. Рождённая из пепла и ненависти, ногицунэ обрела силу, но заплатила за это страшную цену, потеряв всё, что было ей когда-то дорого. Перестала ли она быть собою? Или наоборот, стала собой настоящей?       Любви больше нет, красота и свет исчезли из твоего мира. Мечты потеряны, и полночь пришла. Твоей новой реальностью стала темнота.       Чтобы осмотреться, она взбирается на ствол упавшего дерева — быстрая, ловкая, бесшумная. Капли росы блестят на чёрной шерсти, мокрый холодный нос настороженно подёргивается. Но ночной лес вокруг спокоен. Покоя нет лишь в её смятенной душе. Ощущение невосполнимой утраты тревожит, терзает ноющей болью в груди, словно свежая рана, что всё ещё продолжает кровоточить. Прикасаться к этой ране больно, и чёрная лисица старается избегать её бередить, позволяя инстинктам зверя смешиваться с тьмой в её душе, туманя сознание.       Этой ночью, как и всеми предыдущими, она спешит куда-то на запад, ведомая неясным чутьём, мучительно беспокоящим желанием. И с каждой новой ночью она всё меньше понимает — зачем. Воспоминания о тепле и радости неумолимо теряются, выскальзывая сквозь трещины в её заледеневшем сердце. Лишь во сне приходят смутно знакомые образы, лица, улыбки. То и дело в памяти всплывает лицо человека с колючими злыми глазами. Что-то внутри неё держится за это воспоминание, не хочет отпускать. Тоска в сердце не проходит, и необъяснимая тяга влечёт её вперёд каждую ночь. Она знает — где-то там, далеко, осталось то, что ей было дорого, и она должна разобраться, что это, пока ещё может.       Временами накатывает удушающий страх — дорога далека, а ей всё сложнее с каждым днём цепляться за призрачные воспоминания прошлого. Что если она забудет всё раньше, чем доберётся?       Чёрная лисица прижимает уши и вновь несётся вперёд. Быстрый бег разгоняет кровь, заставляет сердце биться чаще. Снова одиночество в темноте ночи… лишь голод стал её постоянным спутником. Несколько раз она пробиралась на окраины людских поселений и разоряла курятники, жадно выпивая найденные яйца. В последнюю такую вылазку хозяин спустил на неё собак, но это не сильно обеспокоило её — ни одна собака не способна была догнать или одолеть ногицунэ. Гораздо больше, почему-то, напугало то, что перед этим она едва справилась с искушением загрызть курицу и напиться свежей, горячей крови, терзая зубами трепещущую живую плоть. Да, она была зверем… но быть им не хотела.       Сверхъестественные существа прячутся от неё. Она чувствует их присутствие повсюду вокруг — в лесу, в горах, в тёмных водах реки. Но они не показываются ей на глаза. Всё живое замирает при её приближении. Лишь один раз юный и неопытный Ко-дама — дух дерева, хранящий эхо — бесстрашно вышел к ней, любопытствуя… и тут же в ужасе скрылся из глаз. За чёрной лисицей по пятам неотступно следовала тьма.       Пора понять — звезды погасли для тебя. И сумрак сгустился там, где раньше сиял своей чистотою свет.       Она уже привыкла к одиночеству, но голод вновь мучает её нещадно, сводя внутренности, лишая сил. Лисица замедляет свой стремительный бег, всё чаще поглядывая в сторону поселения, раскинувшегося неподалёку, у самой кромки леса. Огни человеческих жилищ пугают и манят одновременно, соблазняя надеждою чем-нибудь поживиться. Немного поколебавшись, чёрная лисица меняет направление, и, ведомая инстинктами, начинает опасливо подбираться к поселению.       Чем ближе к человеческому жилью, тем осторожнее поступь мягких лап. Чуткие лисьи уши подёргиваются, слыша малейшие шорохи, а нос улавливает далёкие запахи. Но есть и что-то ещё… Что-то ещё, что тянет её в сторону одного из ветхих домов на окраине поселения.       Она будто бы слышит тихий прерывистый шёпот, перемежающийся всхлипами и рыданиями. И этот шёпот зовёт её, взывая к тьме, дремлющей в глубине её души. А тьма настойчиво требует откликнуться и ведёт, ведёт её, вынуждая следовать на голос.       Припав к земле, ногицунэ крадётся, прячась в зарослях, подбирается всё ближе и ближе, неслышная и невидимая в ночи. И, наконец, видит маленький огонёк среди деревьев. Лампадка! Она горит у наспех сложенного из камней маленького алтаря. А перед ним, на коленях — девушка в слезах.       Её одежда ветхая и изорванная, грязные и неопрятные волосы взлохмачены, а прижатые к груди руки покрыты мозолями. Внимательно приглядевшись, чёрная лисица замечает синяки на её запястьях. По щекам девушки катятся слезы, с дрожащих губ срывается шёпот страстной молитвы. Подняв к небу полные муки глаза, она молит… молит об отмщении.       — Духи леса, добрые или злые… если вы слышите меня, прошу, отомстите… мне не у кого больше искать справедливости… — Доносится до лисьих ушей.       Вслушиваясь дальше, ногицунэ узнаёт, что несколько дней назад над девушкой грязно надругался богатый торговец, в чьём доме она была служанкою. Он слыл уважаемым человеком в селении, девушка же была бедна и не имела ни отца, ни брата, который вступился бы за неё. Она пыталась искать справедливости у старосты деревни, но тот лишь отмахнулся раздражённо. Никто не желал слушать, никто не хотел знать. Все отворачивались от неё, морщась, будто бы она была лишь досадной проблемой. Но она была человеком, и, как и все люди, способна была страдать.       И она страдала. Безнадёжно металась, в поисках справедливости, натыкаясь на захлопнутые перед её носом двери. Рыдала ночами в подушку, мучаясь от боли в душе и в истерзанном теле. Богатый торговец же, воспользовавшись ею, просто выкинул девушку из своего дома, швырнув вслед пару грошей. И, не найдя справедливости среди людей, доведённая до отчаяния, она решилась искать её у духов.       Стоя на коленях перед алтарём, она молит о мести, и слёзы текут по её бледным щекам. Торопливый шёпот перемежается рыданиями, а мольбы — обещаниями. Она ещё не знает, что её молитвы услышаны.       Ногицунэ, наблюдающая за нею из-за деревьев, молча обнажает клыки и в глазах её начинает разгораться красное пламя. Тёмная, жгучая ненависть поднимается со дна души, с каждой минутой пылая всё ярче, пожирая изнутри, заполоняя всё её существо. Разум мутнеет, обрывки мыслей бесследно сгорают в пламенеющей ярости. Она вдруг понимает что знает, каково это — быть слабой, беспомощной, быть всего лишь игрушкою в чужих беспощадных руках. Знает, как бывает, когда некому защитить тебя и некому отомстить.       Чёрная лисица припадает к земле и в глубине её горла зарождается низкий, клокочущий рык. Нет! Эта девушка не останется неотмщённой. Она, ногицунэ, не допустит этого.       Тем временем та, утирая слёзы, поспешно достает из своей котомки еду, которую следовало принести в жертву духам или ёкаям как награду за исполнение просьбы. Лисица вся подобралась, стараясь не выдать своего присутствия — когда в нос ударил запах пищи, сдерживать себя стало невероятно трудно.       — Это всё, что у меня есть, — шепчет девушка, выкладывая перед алтарём пару рисовых лепёшек, немного мяса и сморщенное яблоко. — Я осталась без средств к существованию… Но мне всё равно! Я отдам что угодно, лишь бы вы покарали моего обидчика. Прошу, услышьте мою мольбу…       Её руки дрожат, а слезы вновь льются из покрасневших глаз. Разложив подношения, она уже собирается подняться, но вдруг до её слуха доносится тихое, полное ярости и мстительной жажды рычание. Вскинув голову, девушка встречается с немигающим взором поблескивающих краснотою глаз, глядящих на неё из непроглядной темноты, будто бы клубящейся вокруг.       — О Ками… — шепчет она едва слышно. — Неужели…       Рык становится громче. Девушка, тихо вскрикнув, вскакивает на ноги. Не смотря ни на что, она слишком боится увидеть то, что явилось на её зов. Подхватив пустую котомку, она поспешно пятится, не отрывая взгляда от пылающих в темноте глаз. А затем и вовсе, развернувшись, кидается бежать прочь, к ветхому домику на окраине поселения. Она бежит, задыхаясь от страха, но в груди её ужас смешивается с отчаянной надеждою.       Как только девушка скрывается из глаз, чёрная, похожая на сгусток колеблющегося мрака лисица выступает из темноты. Шершавый язык быстро облизывает острую мордочку. Торопливо приблизившись, она принимается жадно глотать оставленную еду, хищно поблескивая глазами. Скрутивший внутренности голод понемногу отступает. А вот бушующая внутри ненависть — нет.       Покончив с едою, ногицунэ оглядывается вокруг, принюхивается. Лампадка у алтаря тихо тлеет, распространяя вокруг запах благовоний. Но есть здесь и другие запахи. И эти запахи приносят с собою странные видения.       Вот дородный седовласый торговец смотрит сальными глазами на молоденькую кроткую девушку, что склоняется перед ним в поклоне. Наивная невинность светится на её личике, а распахнутые глаза смотрят открыто и искренне. Её пока ещё не коснулась жестокость этого мира, но ей уж недолго осталось хранить свою чистоту, ведь взгляд этого хорошо одетого господина не сулит ничего хорошего. Ногицунэ знаком этот взгляд. В нем стоит похоть и жадное желание. Это взгляд хищника, что подбирается к своей жертве. Она уже видела такой взгляд. Изображая недовольство, торговец просит девушку тщательнее убраться в его покоях, и, когда они остаются одни, набрасывается на неё. Его не трогают её мольбы, ему безразлична её боль. Он берет своё, грубо и беспощадно — потому что может. Потому что думает, что ему всё сойдет с рук.       Рыкнув, чёрная лисица срывается с места, переходя на бег. Он ошибается. Негодяй, обесчестивший беззащитную девушку не останется безнаказанным. Там, где правосудие оказывается бессильно, вступают в дело первобытные законы мести — кровь за кровь, боль за боль. Крики девушки стоят у неё в ушах. Но теперь ногицунэ знает, где искать — она почувствовала его гнусный запах на ней. Ничто не остановит её, ничто не собьёт с пути. Законы людей не смогли защитить эту девушку, не защитят они и его.       Ты уже шла дорогою мести прежде. Тебя не остановила кровь на твоих руках. Тебе всё равно, что ты играешь с огнём… ведь ты знаешь, что сердце твоё покрылось коркой льда.       Жажда отмщения ведёт её, придавая сил. Сверхъестественное чутьё подсказывает направление. Большой, богатый дом торговца находился на другом краю поселения. Осталось только обогнуть его, и чёрная лисица доберётся до негодяя. Доберётся, чего бы ей это ни стоило. Даже если придётся сжечь его дом дотла, даже если придётся сжечь дотла всё это поселение…       Вдалеке раздаётся пение петуха. Лисица останавливается, с неудовольствием взглянув на небо. Неужели скоро утро? Небо на востоке едва заметно сереет. Туман висит косматыми прядями на деревьях, цепляется за мох и кустарник, пытаясь изо всех сил удержаться, не желая уходить следом за ночью. С сомнением ногицунэ обращает взгляд в сторону поселения. Нет, не успеть сегодня, не пробраться к его дому. Днём там будет слишком людно, слишком шумно. Что ж, проживи ещё один день, мерзавец. Ты уже мёртв, ты просто ещё не знаешь об этом.       Эта мысль доставляет ей злое удовольствие. Смакуя её, точно лакомый кусочек недавно съеденной пищи, лиса сворачивает вглубь леса. Нужно поспешить найти укрытие, пока благословенная ночь ещё в силах сдержать пробуждающийся рассвет.       Неподалёку слышится журчание ручья. Да, напиться сейчас было бы очень неплохо. После чёрствых рисовых лепёшек её мучает жажда. В предрассветных сумерках она подбегает к воде и жадно пьёт, настороженно озираясь вокруг. И вдруг вздрагивает, заметив в грязи у ручья почти незаметный глазу человеческий след. Лисица опасливо принюхивается и замирает.       Её ноздри щекочет едва различимый горький запах осенних листьев.