Исцеление любовью

– Северус, Темный Лорд хочет поговорить с тобой наедине... Он ждет в Визжащей хижине. Голос Люциуса дрожит. Он старательно избегает смотреть мне в глаза. Бедный Люциус! Одно дело – убивать безоружных магглов, и совсем другое – оглашать смертный приговор одному из тех, кто, так же как и ты, был «удостоен» Метки – особого знака отличия, который в свое время Темный Лорд даровал лишь избранным. – Наверняка он собирается просто дать тебе очередное задание, – лепечет Люциус в беспомощной попытке не становиться соучастником моего убийства. – Да, разумеется, – я никогда не «страдал» мягкосердием, но сейчас почему-то не могу кинуть ему в лицо: «Меня зовут для того, чтобы убить, и ни для чего больше!» – Уверен, у него для меня какое-то поручение. – Может, он надеется, что ты приведешь к нему Поттера? – наивный Люциус попался на приманку и уже сам готов поверить – ничего страшного в Визжащей хижине со мной не случится. – Возможно, – коротко бросаю я, поворачиваясь к нему спиной. Хотя я вовсе не тороплюсь встретиться с собственной смертью, не стоит заставлять Темного Лорда ждать. Уже отойдя от Малфоя на несколько шагов, я различаю едва слышное: – Северус, прости меня... *** Говорят, за мгновение до смерти перед глазами человека пробегает вся его жизнь. Я аппарирую неподалеку от Визжащей хижины, и, пока ноги несут меня к покосившейся, висящей на одной петле двери, за которой ждет Темный Лорд, передо мной проносятся картины из моего собственного прошлого. *** Мне пять лет. Мы с мамой устроились на диване в нашей более чем скромной гостиной. Мама читает мне книжку. Кажется, это «Питер Пэн». На лестнице раздаются нетвердые шаги, и мама тут же напрягается. Ее лицо из спокойного моментально становится испуганным. – Северус, сиди тихо, – умоляюще шепчет она, – не зли его! Я вжимаюсь в потертые диванные подушки, стараясь сделаться незаметным. Дверь с грохотом отворяется. Отец – как всегда пьяный – вваливается в комнату и останавливается у стола. – Где мой ужин? – рычит он вместо приветствия. – Я... я не знала, когда ты вернешься с работы... – еле слышно говорит мама, поднимаясь с дивана и загораживая меня собой. – Я сейчас накрою на стол! – в отчаянии восклицает она. – Жри сама свою отраву, ведьма! Отец молча шарит в полупустом холодильнике, а затем поворачивается к нам. Лицо его дышит злобой. – И пива не купила, дура проклятая! Он коротко размахивается и бьет маму по лицу. Мне хочется вскочить, молотить по нему кулаками, разбить ему нос. Я жажду причинить ему боль – в сто раз хуже той, что он причинил маме. Отец заносит руку для следующего удара, но в этот момент откуда-то из-под стола выскакивает пустая бутылка и летит ему прямо в голову. Раздается звук падающего тела... *** – Мама, я его убил?! Мы в ванной. У мамы из разбитой губы все еще сочится кровь. Меня трясет, точно в сильном ознобе. – Нет, дорогой. Он просто спит. Скоро придет в себя. Я проверила. Не волнуйся! – Я не волнуюсь! – резко отвечаю я. – Жалко, что я его не убил! – Как получилось, что бутылка послушалась меня и ударила его по голове? – спрашиваю я маму, когда она уже укладывает меня в постель. – Что со мной не так? Я ненормальный? – Ты совершенно нормальный, Северус, – она пытается улыбнуться, но кривится от боли, – просто... ты волшебник. Такой же, как и я. Но никому не говори об этом. Вот исполнится тебе одиннадцать лет, и ты уедешь в замечательную школу Хогвартс. Она еще долго рассказывает об удивительной школе, в которой учатся только одни волшебники, а затем я засыпаю, и мне снится, что я умею летать. Совсем как Питер Пэн. *** Мне девять лет. Я возвращаюсь домой из школы. Не той, о которой так часто рассказывает мне мама, а нашей, коуквортской. С ее обшарпанными коридорами, холодными классами и директором – мистером Баренсом, обожающим наказывать провинившихся учеников розгами. – Эй, нищеброд, опять надел сегодня в школу мамочкину кофту? – из-за угла показывается Билл Баренс – здоровенный тупой одиннадцатилетка, а по совместительству мой одноклассник. Из школы его до сих пор не выгнали лишь благодаря его отцу-директору. – Эй, Снейп, а может, тебе нравится одеваться в женские тряпки? – кричит его приятель Томми Роджерс. – Посмотрите на его патлы! – Билл подходит ко мне вплотную и дергает меня за волосы. – Наверняка он – переодетая парнем девчонка. Давайте, ребята, снимем с него штаны и поглядим... Меня сбивают с ног и валят на землю. Роджерс, сосредоточенно сопя, пытается сдернуть с меня брюки, но тут же отчаянно взвизгивает. – Я обжегся! – верещит он. – С ума сошел? – орет Баренс. – Это же всего-навсего вонючий крысеныш Снейп, а не раскаленный утюг, смотри... Договорить он не успевает. Сумка с книгами, валяющаяся в грязи, взлетает и врезается ему в живот, а затем бьет по голове Роджерса, все еще дующего на руку. – Ты что делаешь, сука?! – оправившийся от удара Баренс пинает меня ногой в лицо. Перед глазами все смазывается. Кажется, я теряю сознание и прихожу в себя, лишь когда они уже убежали. С огромным трудом мне удается подняться и подобрать разодранную в клочья сумку. Все тело ноет – вероятно, меня били уже после того, как я отключился. Дома мне перепадает еще и от отца: и за порванную одежду, и за испорченные сумку и книги. Мама сидит на диване и не вмешивается. Очевидно, ей уже до этого досталось, и теперь она просто боится. Только поздно ночью, когда отец наконец отправляется спать, она тихо проскальзывает в мою спальню. – Прости меня, Северус, – я слышу, как она плачет, и чувствую, что не могу злиться на нее, – потерпи. Осталось всего два года, а потом ты уедешь в Хогвартс. Там с тобой больше никогда такого не произойдет... *** Мне десять лет. Затаившись в кустах, я наблюдаю за удивительной рыжеволосой девочкой, которая на моих глазах делает потрясающие кульбиты на качелях. Я уже знаю, что творить подобные вещи способны только волшебники. Между тем девочка плавно опускается на землю. Ее рыжие волосы вспыхивают на солнце. Я смотрю на нее, не в силах оторвать взгляда. Кажется, я никогда в жизни не видел никого прекраснее! Я набираюсь храбрости, забывая, что на мне надета дурацкая старая мамина кофта с оборочками, и выхожу из своего укрытия. – Я знаю, кто ты, – обращаюсь я к девочке. – В смысле? – она с подозрением глядит на меня, и мне внезапно становится ужасно стыдно за свою нелепую одежду. – Ты… ты колдунья, – шепчу я. Девочка возмущенно топает ногой. – Обзываться нехорошо! Похоже, я обидел ее. – Да нет же! – восклицаю я, стараясь исправить положение. – Ты правда колдунья. Я давно за тобой наблюдаю. Но ничего плохого в этом нет. Моя мама тоже колдунья, а сам я – волшебник. Она смотрит так, точно очень хочет поверить мне, а затем уходит вслед за сестрой. Я столько готовился к этому разговору, но в конце концов все вышло совсем не так, как планировалось. Ладно. Я попытаюсь снова. *** Мне одиннадцать. Мы с Лили сидим на нашем излюбленном местечке. Я рассказываю ей про Хогвартс, про то, что знаю о волшебном мире. Она слушает меня, широко распахнув глаза цвета весенней зелени. Лили – магглорожденная, но мне это совершенно не мешает. Она – мой лучший друг. Мой единственный друг. Совсем скоро, буквально через несколько недель, мы вместе уедем из Коукворта с его унылыми серыми домами, и вокруг нас беспрестанно будет твориться волшебство. Только бы нам с Лили попасть на один факультет... *** – Гриффиндор! Лили, с явным облегчением от того, что для нее распределение закончено, отправляется за стол своего факультета. От разочарования мне становится трудно дышать, и я едва не пропускаю момент, когда профессор МакГонагалл называет мое имя. – Слизерин! Разумеется, этого и следовало ожидать. На негнущихся ногах я плетусь в противоположный конец Большого зала, где меня с улыбкой, не менее сияющей, чем его значок старосты, приветствует Люциус Малфой. «Ничего, – успокаиваю я себя, – то, что нас с Лили распределили на разные факультеты, еще не значит, что мы не сможем дружить и дальше…» *** Мне тринадцать. Я лежу в больничном крыле после стычки с Мародерами. Снова. У меня сломаны два ребра и запястье – следствие четырех Экспеллиармусов, выпущенных одновременно. На соседней койке стонет Сириус Блэк. Его лицо покрыто болезненными фурункулами. Возможно, в следующий раз он поостережется связываться со мной. Мадам Помфри подает мне Костерост. Я глотаю мерзкую жидкость, и в голове сразу же начинают крутиться различные комбинации ингредиентов, способных хотя бы слегка улучшить вкус этой гадости. Жаль, что здесь со мной нет старого учебника по Зельеварению, куда я обычно записываю свои идеи. Надо постараться запомнить. Вопреки надеждам моей матери, в Хогвартсе оказывается вовсе не так безопасно... *** Мне пятнадцать. Приближаются СОВ. Я тащу тяжеленные книги из библиотеки, чтобы без помех позаниматься в гостиной Слизерина до поздней ночи. – А... Смотри-ка, Сохатый, вот и наш сторонничек Темных искусств пожаловал. Легок на помине! – раздается сзади ненавистный голос. Я поднимаю глаза и вижу троих Мародеров. Блэк, Поттер и Петтигрю улыбаются мне, точно дорогому другу. Люпина с ними нет, что и неудивительно, ведь сегодня – полнолуние. – Что это у него? Стибрил библиотечные книги? – Джеймс нарочно толкает меня плечом, и фолианты летят на пол. – Давай-ка поглядим, какие дисциплины интересуют нашего Нюнчика... Я пытаюсь сунуть руку в карман мантии за палочкой, но Блэк оказывается проворнее и тут же швыряет в меня Ступефаем, от которого я кулем валюсь наземь, не в силах пошевелиться. Джеймс между тем опускается на корточки и принимается перелистывать пожелтевшие от времени страницы. – Так, так, та-ак... Зелья... Ну, это предсказуемо... Книги по темной магии – тоже вполне понятно. А это что такое? – он вертит в руках небольшую брошюрку «Анимагия – от теории к практике». – Наш Нюнчик, вероятно, решил поупражняться в превращении в животное? Любопытно в какое... Держу пари – в змею. Это ведь так соответствует имиджу твоего обожаемого кумира – Волдеморта! Или в летучую мышь? Хотя ты и так на нее похож, вот только крыльев нет! Представляю, как бы ты хотел взлететь на верхушку гриффиндорской башни и проникнуть в спальню девочек. Небось мечтаешь взглянуть на сиськи Эванс?! А, Нюнчик? Смотрите, он покраснел! Точно. Этот прихвостень Пожирателей смерти, кажется, влюблен... Блэк с Петтигрю разражаются глумливым хохотом. Я по-прежнему лежу без движения, ощущая, как волны гнева на этих троих подонков поднимаются во мне все выше и выше, грозя затопить меня с головой. – Ты что, вздумал за нами следить? Надоело в одиночестве сидеть в библиотеке? Решил немного поразмяться? – Да! – наконец прорывает меня. – Собираюсь разведать, куда это каждое полнолуние направляется ваш друг Люпин. Чем это он заболевает с такой завидной периодичностью? – Так ты желаешь узнать, что не так с Ремусом? – Блэк опускается на пол рядом со мной. – Желаю, – упрямо повторяю я, пытаясь невербально сбросить заклятие. – Бродяга, а может, не надо? – пищит, будто самая настоящая крыса, насмерть перепуганный Петтигрю. Блэк не обращает на его скулеж никакого внимания. Они с Поттером вообще не привыкли церемониться со своим прихвостнем. – Тогда тебе нужно лишь отыскать на стволе Гремучей ивы небольшой нарост и ткнуть в него посильнее палкой. Дальше – сообразительности хватит. Но ты ведь это не всерьез, а, Нюнчик? Спорим, в последний момент ты струсишь и ничего не сделаешь! Блэк ухмыляется мне в лицо, не больно, а скорее для того чтобы унизить, пинает в бок, и вся троица удаляется по коридору. Четверть часа спустя мне удается освободиться от заклятия. Бросив книги на кровать в своей спальне, я мчусь по направлению к Гремучей иве, грозно шелестящей скрученными, словно плети, ветвями. – Люмос! – шепчу я, освещая шершавый ствол, и буквально через пару секунд у самых корней вижу нарост, о котором упоминал Блэк. Дерево шумит и беснуется, не давая мне ни малейшей возможности приблизиться к нему. – Ты зря надеешься, что заставишь меня уйти, тупая деревяшка, –бормочу я сквозь зубы и оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь, чем можно было бы ткнуть в нарост, не опасаясь ветвей сумасшедшего дерева. На глаза мне попадается небольшой сучок. – Это именно то, что мне нужно, – усмехаюсь я. – Вингардиум Левиоса! Сучок плавно взмывает в воздух и бьет точно в выступ на стволе. Ива замирает так резко, будто на нее наложили Ступефай. Внимательно осмотрев нижнюю часть дерева, я обнаруживаю лаз. Не раздумывая дважды, я ныряю в зловещий провал возле корней и оказываюсь в длинном темном тоннеле. Подсвечивая себе волшебной палочкой, я медленно продвигаюсь вперед. Внезапно в конце коридора раздается душераздирающий вой, и в неясном свете Люмоса мелькают очертания какого-то жуткого животного. – Нюниус, сейчас же уходи отсюда! – слышится позади меня крик Поттера. – Уходи, если тебе дорога жизнь! От ужаса я не способен пошевелиться и лишь наблюдаю, как ко мне с низким утробным рычанием неотвратимо приближается кошмарное чудовище. Мне даже кажется, что я уже вижу отблеск желтых, горящих ненавистью глаз. – Беги! – истошно орет Джеймс, дергая меня за мантию. – Не то будет поздно! Я обращаюсь в бегство, а затем, уже в спасительной тишине спальни, еще долго не могу унять бешено бьющееся сердце. Оборотень! Я давно это подозревал. Но одно дело догадываться, и совсем иное – узреть воочию. Надеюсь только, что монстр не загрыз оставшегося в тоннеле Поттера. Я думаю о том, что бросил его наедине с чудовищем, и меня душит стыд. Я с содроганием представляю себе страшные картины того, что, возможно, происходит в эти минуты в тоннеле. Когда наутро я обнаруживаю живого и здорового Поттера, как ни в чем не бывало восседающего между Блэком и бледным как смерть Люпином, лицо которого украшают свежие царапины, я испытываю облегчение, а еще – ненависть к этим безмозглым идиотам, едва не погубившим меня. *** Тем же вечером мы с Лили в очередной раз ссоримся. Ей не нравится компания слизеринцев, с которыми я вожу – нет, не дружбу, конечно, все эти отпрыски древних родов боятся замарать себя дружбой с полукровкой! – но, по крайней мере, приятельские отношения. Я тоже далеко не в восторге от того, что вокруг Лили постоянно вьется этот хлыщ Поттер. Звезда гриффиндорской команды по квиддичу, любимчик декана МакГонагалл и директора Дамблдора, а на мой взгляд – так обычный чванливый придурок! Я не могу сдержаться и говорю Лили все, что думаю по его поводу. – По-моему, ты просто завидуешь Джеймсу, – бросает она. – Я не гонюсь за дешевой популярностью, как Поттер! – вспыхиваю я, точно порох. – Кроме того, не такой уж он и замечательный, твой Джеймс! – Во-первых, он вовсе не «мой»! – теперь уже ее очередь вспыхнуть до корней волос. – Во-вторых, он не применяет темную магию налево и направо, как твои слизеринские друзья, и, наконец, в-третьих... – Лили понижает голос до шепота, – разве не он спас тебя сегодня ночью от... чудовища, живущего в тоннеле под Гремучей ивой? – Он? Спас?! – меня уже трясет от гнева. – Да если Поттер кого-то и спасал, то только себя и шкуры своих друзей, особенно Люпина, который с такой завидной регулярностью заболевает каждое полнолуние! *** Если бы я мог выбирать, какие воспоминания всплывут в моем сознании на пути к собственной гибели, я бы выбросил тот день из своей памяти. К сожалению, это не в моей власти. Мне приходится смотреть, как Джеймс подвешивает меня с помощью недавно придуманного мной же заклинания Левикорпус. Заклинания, изобретением которого я на днях поделился с Лили. – Давайте снимем с Нюнчика штаны! – ухмыляется Поттер, наставляя на меня палочку. – Оставьте его в покое! – кричит Лили, но мне от этого не легче. Унижение и боль от ее явного предательства затмевают мой разум. – Грязнокровка! – выплевываю я, тщетно пытаясь освободиться от своего же заклинания. *** Мне шестнадцать. На сдвоенной Трансфигурации Поттер и Эванс (теперь и навсегда Лили для меня – просто Эванс) демонстративно садятся перед самым моим носом. Солнечные блики играют в туго заплетенной рыжей косе. Я вижу руку Поттера, невесомо скользящую по прямой спине Эванс все ниже и ниже, и мне хочется отсечь эту руку Сектумсемпрой. Вот было бы кровищи! Интересно, смогла бы она любить его одноруким или переметнулась бы в объятия красавчика Блэка? Эванс вполоборота что-то едва слышно шепчет Поттеру (я разбираю только: «В девять возле статуи Бориса Бестолкового») и улыбается. Так, как совсем недавно улыбалась лишь мне одному. Я знаю, что мне не стоит быть в девять вечера возле этой проклятой статуи, но ноги сами несут меня туда. Скрытый Дезиллюминационными чарами, я наблюдаю, как они целуются в нише. Как Поттер беззастенчиво лапает ее, и она позволяет ему это. Поттер тихо смеется и говорит: – Жду не дождусь, когда ты станешь моей по-настоящему. – Я тоже этого хочу, – отвечает Эванс. В моей душе поднимается тьма, и я еле сдерживаюсь, чтобы не выплеснуть ее на обжимающихся в нише Поттера и Эванс. Ночью, лежа в постели, я закрываю глаза и представляю их вместе. Ненависть, ревность, возбуждение смешиваются в адском коктейле. Моя рука тянется к члену, и я дрочу, глотая злые слезы. Мечтая причинить боль им обоим. *** Мне семнадцать. Вместе с Мальсибером, Эйвери и Регулусом Блэком я удостоен чести быть приглашенным в поместье Малфоев. Мы сидим в гостиной, какие, наверное, бывают только во дворцах, но я не обращаю ни малейшего внимания на великолепные интерьеры. Все мое внимание приковано к человеку, стоящему прямо перед нами и рассказывающему о неограниченных возможностях темной магии. Я впитываю каждое его слово, точно губка. Мне кажется, он обращается исключительно ко мне. Он знает такие вещи, каким никогда не учили нас в Хогвартсе, и готов поделиться этими сокровенными знаниями. И цена за это – всего ничего. Поставить на руку Темную метку. Знак ОСОБОГО расположения ОСОБЕННОГО мага. *** Мне восемнадцать. Только что проступившая на коже Темная метка горит так, словно я сунул руку в крутой кипяток. Эйвери стоит рядом со мной на коленях и негромко поскуливает от боли. У Мальсибера по щекам текут слезы. – А ты гораздо сильнее, чем кажешься на первый взгляд, – слышу я тихий, вкрадчивый голос своего кумира. Я поднимаю глаза, стараясь ни единым вздохом не выдать своих истинных ощущений. – Я вижу в тебе задатки сильного темного мага, – продолжает он. – Будешь верен мне – и я возвышу тебя так, как и не снилось иным отпрыскам чистокровных родов!