Темные воды

      Хаширама Сенджу ведёт разных пациентов и не отказывается практически ни от кого. В его практике встречались откровенные психопаты, потенциальные суицидники, жертвы насилия, шизофреники, люди в состоянии гипомании, пациенты с тяжелыми девиациями, и пару особых, которым он уделял больше внимания, нежели остальным. История болезни одного из них стала основой для диссертации, интересный случай с точки зрения психиатрии. Второй же просто был давним знакомым, с которым когда-то давно юный Сенджу сидел за одной партой. Учиха Мадара. Некогда успешный, идущий к цели, получающий звание за званием, трепетно заботящийся о родном человеке. Его хватке завидовали многие, болтали о их связи с братом разное, а он только усмехался и продолжал двигаться вверх, мотивируя тем, что младшему нужно дать больше, чем успели их родители. Так и шёл к мечте, не взирая на трудности, пока не пережил тяжелый жизненный эпизод. Событие, серьёзно его подкосившее, сделавшее зависимым от пустых иллюзий. Удар, после которого он время от времени падает в бездну, название которой– «посттравматический синдром». Хаширама уже не в первый раз после его звонка бросает свои дела и направляется к новостройкам на окраине города. Как и прежде бросает машину во дворе, поднимается на третий этаж по лестнице и замирает у широкой двери. Собирается с мыслями, настраиваясь на сложные манипуляции с больным сознанием. Пусть пациент и не буйный, но никогда не знаешь, чего ждать от прогрессирующей болезни. — Открой. Это я. — Пришел наконец, — заявляет друг детства, показываясь на пороге. Осунувшийся, с синяками под глазами, растрёпанный, и с, к удивлению, живым взглядом. Нервное возбуждение на лицо, это взывает беспокойство, но Хаширама держится спокойно. — Сразу к делу, — говорит он, пройдя по коридору до кухни. — Ты должен был принимать препараты. Два курса, ты помнишь? — Какие препараты еще? — Зашедший следом Мадара грозно смотрит на друга. Даже присесть не предлагает. Присутствие Сенджу почему-то страшно его напрягает. Изуна не показывается, снова прячется где-то в комнатах, а ведь это его идея была. Зачем вообще его звал тогда? Хаширама не подает вида что расстроен. Что достигнутая общими силами ремиссия пошла прахом. Главное, чтобы он не понял. Тогда случится срыв, и пиши пропало. — Это надо принять сейчас же, — психиатр, не торопясь вынимает принесённые с собой блистеры нейролептиков, раскладывает их на столе в том порядке, в котором их следует пить, — это через два часа. Если проснешься. — Ничего я пить не буду пока вы оба мне не объясните! — взрывается Учиха, — Изуна! Какого черта? Иди сюда и расскажи мне, что вы затеяли! — охрипший голос разносится эхом по пустой квартире, в ответ мёртвая тишина, слышно даже как тикают часы на руке старого друга. Мадара выдыхает сквозь зубы, срывается и идет прочь из кухни, но Сенджу преграждает ему дорогу. — Стой! Подожди! — он вскидывает руки, старается выглядеть максимально дружелюбно, чтобы у пациента помимо желания вытряхнуть брата из комнаты, не возникла куда более губительная идея. Тот смотрит в упор, и в глазах его читается бурный коктейль эмоций, чего не было уже давно. Но в случае с Учихой, такой прогресс скорее плохо, чем хорошо. — Ты его напугал. Не надо, — Хаширама делает шаг навстречу, Мадара в свою очередь, не сводя взгляда по инерции пятится назад. — Мальчик и так много пережил, и он очень за тебя боится. — Сенжду не знает к чему приведет игра, но судя по изменившемуся выражению лица, всё делает верно. — Просто прими лекарства и приляг. Ты ведь хочешь чтобы всё было хорошо? — Да. Я хочу, — Учиха подвисает, глядя в одну точку. Что-то похожее уже было с ним, но он не помнит когда. — Мой Изуна меня боится? — задает вопрос не то себе, не то Хашираме. Переводит на него взгляд, в котором плещется сожаление и кажется будто от ответа зависит жизнь. — Нет, что ты. Просто ты в таком состоянии…- Сенджу берет его под руку и ведет на кухню. Мадара подчиняется, безразлично ступая следом. — Не стоит его нервировать лишний раз, не так ли? — Хаширама следит за эмоциями вдруг притихшего пациента. Тот впадает в подобие ступора, но больше не сопротивляется попытке накачать себя лекарствами. — Скоро тебя отрубит, слышишь меня? — психиатр щелкает пальцами перед его лицом. — Лучше бы тебе прилечь. — Да. Учиха чувствует, как тяжелеет его тело, становятся ватными ноги, но от помощи отказывается и сам доходит до спальни, держась рукой за стену. Закрывает за собой дверь, и качнувшись, чуть не падает на пол. В глазах темнеет, пляшут цветные круги, и ему особых усилий стоит добраться до кровати. — Изу? — зовет братишку, обводя взглядом комнату, не представляя где в этот раз искать. — Иди сюда, мне что-то совсем… ну где ты? — начинает нервничать, но заметив его силуэт сквозь мутную пелену удовлетворенно выдыхает. — Я здесь. Бедный мой братик. Ну ничего, тебе станет легче. — Изуна нависает над ним, бережно гладит по колючей щеке, наклоняется ниже едва касаясь губ. Мадара улыбается ему, смотрит в черные наполненные нежностью глаза, любуется чертами его хорошенького личика, тянет руку, но кисть обессилено приземляется на одеяло. Хочет что-то сказать, но язык заплетается, а сознание понемногу уплывает от него. Но это не важно. Младший братик, самый чудесный мальчик на свете, бесценное сокровище, такой родной и до дрожи любимый сейчас рядом. Ложится ему на грудь, щекочет выбившимися прядками подбородок, тепло дышит, и водит подушечками пальцев по коже, отчего по телу бегут мурашки. Целует ямочку меж ключиц, закидывает на него ногу, собственнически обнимая дорого старшего брата, будто кто-то в состоянии его отнять. — Будь… со мной…—произносит непослушными губами старший Учиха, закрывает глаза, опуская ладонь Изуне на спину. — будь со мной… когда я проснусь. — Я всегда с тобой. — Шепчет младший в ответ, прижимаясь всем телом, — всегда здесь, всегда рядом. — Обещаешь? — то ли в слух, то ли про себя говорит Мадара, но Изуна его слышит. — Обещаю. Люблю тебя. Прости за всё… — улавливает он краем сознания, прежде чем окончательно провалиться во тьму. — И я тебя простил. «Проснись…» Пробуждение оказывается тяжёлым, голова будто налита свинцом, за окном давно стемнело. Мадара жмурится, садится на кровати, и сжимает пальцами болезненно пульсирующие виски. Косится на постель рядом и сердце противно сжимается. Простынь не смята, под сбитым одеялом никого. — Изу? Младшего нет. Нет даже следов присутствия, запаха, вещей. Будто его и не существовало вовсе. Учиха чувствует, как ужас от осознания этого факта сковывает тело. Он с трудом поднимается на ноги, высовывается в коридор, и с облегчением выдыхает, когда слышит возню на кухне. До него долетает аромат кофе и каких-то пряностей, видимо младший решил приготовить что-то на десерт. — Изу, а что… — Мадара замирает в дверях, когда вместо брата обнаруживает сидящего за столом Хашираму. — Что…- ему будто воздуха не хватает. Мучительная, невыносимая боль пронзает насквозь, внутри снова, как и тогда, разгорается адское пламя. — Где мой Изуна? — Учиха покачивается и оседает на пол. Душу разрывает на части от разом свалившихся воспоминаний. — нет… — Что ж, вижу, подействовало. — Сенджу вздыхает и садится рядом. Обеспокоенно смотрит на пациента, который судя по бегающим глазам ловит флешбеки. — Послушай, у тебя был бред. Долгий, затяжной… — Где мой брат? — Мадара вскидывается, не веря в происходящее. Нет, это был не бред, бред то, что происходит сейчас. — Где он?! Хаширама не знает что случится в следующую минуту, и может надеяться только на вещества в крови старшего Учихи. Собирается с силами, и ровным тоном рушит последние надежды Мадары услышать что-то иное: — Он мёртв. Мёртв. Слово как приговор, как топор палача опускается сверху, расшибая все иллюзии в щепки. Изнутри рвется крик, дикий, нечеловеческий, но затихает так и не вырвавшись наружу. Мёртв. Малыш с милыми ямочками на щёчках. Бегущий на встречу брату и виснущий ему на шею. Просящий опустить тяжёлую ветку, чтобы собрать с нее сливу, и измазаться в ней по уши. Мальчик, сверкающий босыми пятками по горячему песку у сияющего бирюзой озера. Напуганный ребенок, залезающий вечером под одеяло и просящий полистать с ним не по возрасту детскую книжку. — Мёртв… — повторяет Мадара одними губами. К горлу подкатывает комок, из пустых глаз дорожками стекают слезы. — Как жить? — задает бессмысленный вопрос, скорее себе. Как жить без родного человека, надёжной поддержки, весёлого и взбалмошного младшего брата, лучшего друга и единственного возлюбленного. Как жить без искренних признаний, его поцелуев по утрам, внезапных объятий и совместных вечеров, наполненных нежностью. Как забыть их близость, робкие прикосновения изящного юноши, мягкий голос, тихие просьбы «не сегодня» сменившиеся на «останься со мной этой ночью». — Так он… не сбегал… — Нет, — Хаширама потирает переносицу. Эту идею с побегом младшего, его возвращением и наказанием друг вбил себе в голову сразу после похорон. Первое время спасало, но после переросло в бред, сложно поддающийся лечению. — Он не сбегал, в те дни, когда Изуна пропал, якобы отключив телефон, его убили. Ты помнишь? «Помнишь?» Мадара сжимает руки в кулаки до боли, костяшки белеют, зрачки расширяются. Вспышка. Темный канал, стоячая вода, осыпанная прелыми листьями. Изувеченное тело, мучительное выражение, навеки застывшее на покрытом ссадинами лице. Синяя полоса на шее, остеклевшие безжизненные глаза. Мокрая одежда, покрытая пятнами крови. — Нет… нет! Вспышка. Мадара сидит у холодного камня, истерично царапает ногтями надпись, не веря глазам. «Учиха Изуна. 26.08…». Невозможно и нестерпимо. Это он умер, а младший жив. Каменщик просто ошибся, когда делал надгробье. Вспышка. Вещи летят из шкафа на кровать. Учиха падает в ворох одежды, зарывается носом, с ужасом осознавая, что любимый запах не останется на них вечно. Бессмысленно смотрит в потолок прижимая к себе худи, который сам ему и подарил. Вспышка. — Смотри на меня, — Хаширама садится ближе. Состояние пациента ни к черту, благо препараты корректируют восприятие, что не позволяет ему окунуться глубже. Но этого недостаточно. — Ты должен принять транквилизатор. Слышишь? — Кто? — память возвращается к Мадаре постепенно. Самый жуткий кошмар уже предстал перед глазами, но он знает- было еще что-то. — Кто сделал с ним такое?! Сенджу отводит взгляд. Пока приятель не выпытает все, не успокоится. Опять, как и тогда, после трагедии. — Его не нашли. Точнее…— он замолкает. Учиха терпеливо ждет, выжигая взглядом. — Точнее все улики вели к одному человеку, знакомому Изуны. Но он исчез около полугода назад. — Хаширама старается уловить изменения в лице друга, но видит только, что он снова впадает в ступор. — Ты сам вёл это дело, но тебя отстранили. Была версия… что ты причастен к исчезновению возможного убийцы, но… — врач поджимает губы. Когда-то он лично проводил экспертизу. Результаты его смутили, но он просто не мог поверить в то, что Мадара дошел до такого. С его утверждения дело и закрыли так и не начав. — Ты плотно сидел на нейролептиках, вряд ли ты мог что-то сотворить… Вспышка. Хрипящий, корчащийся в муках ублюдок. Клинок охотничьего ножа, вошедший в глазницу, отдача от рукояти и текущая по руке вязкая черная жидкость. Вспышка. Всплеск воды, гул пламени, металлический привкус на губах, стянутая подсохшей кровью кожа. Последний взгляд на пепелище, шум мотора и провал во мглу. Вспышка. — Уже не важно. — Вдруг совершенно серьезно заявляет Учиха. Роняет голову в ладони, сидит молча какое-то время, не реагируя ни на что вокруг. Хаширама качает головой, и снова протягивает ему таблетки. Никакого улучшения, в этот раз даже хуже, чем в прошлый. — Выпей. И приди завтра на приём. — Он старается выдавить улыбку. Настроение паршивое, а сам Сенджу чувствует себя соучастником преступления. Всё что он делает здесь с самого начала противоречит профессиональной этике. Но он хочет верить, что у сложного пациента есть шанс. — Скоро комиссия, тебя могут восстановить, — пытается пустить в ход аргумент, и когда понимает, что это не помогло, переходит к запрещенным приемам: — послушай и сделай как я прошу. Изуна не хотел бы, чтобы ты страдал.

***

      Ветер поднимает жухлые листья, накрапывает мелкий дождь, прохожие спешат скрыться под зонтами, перейти на ту часть улицы, где растущие вдоль дороги деревья еще не сбросили свои кроны. На дворе ранняя осень, погода меняется внезапно, как и настроение людей, познавших в жизни больше боли, чем были способны вынести. Несчастных, нырнувших в самую пучину безумия и вернувшихся назад из персонального ада. Таких как Учиха Мадара. Для него перепады эмоций обычное дело, но привыкнуть к нему невозможно. Еще вчера его беспокоило неясное гадостное ощущение, часто накрывающее в межсезонье. Мадара уже разнервничался, почти завалил первый этап прохождения комиссии, но всё-таки, собравшись в последний момент справился. А потому ,сегодня на душе у него легко, на уставшем лице улыбка, в голосе абсолютное спокойствие. — Знаешь думал хуже будет, — говорит он другу, придерживая плечом телефон. — Но не такие уж они и звери. Все заслуживают шанс. Да и что я сделал? — Ничего. — Вздыхает Хаширама в трубку, — просто как мы и договаривались. О брате не говоришь, спокойно проходишь тесты… — К слову о брате, — перебивает его Учиха, — думаешь наша связь действительно способна повлиять на решение о моем восстановлении? Какое кому дело, а? — возмущенно хмыкает, нашаривая ключ в кармане. Вторая рука занята пакетами, телефон скользит и норовит упасть. — Ладно, мне неудобно говорить. Перезвоню. Сенджу слышит гудки и кладет трубку. Хмурит брови на минуту задумываясь об услышанном. Что-то не так в этих словах. Почему он упомянул о связи, а не о смерти? Хаширама нервно покусывает губу, в точности вспоминая выданный рецепт. При такой терапии проблем с восприятием не должно было возникнуть. Странно. — Надо бы лампочку вкрутить, — Мадара закрывает за собой дверь, оказываясь в темном коридоре. Не разуваясь идет на кухню, водружает бумажные пакеты на стол, чуть не смахивая не начатые блистеры нейролептических препаратов. Смотрит на груду лекарств и пожимает плечами. Кто и зачем их назначил он не помнит. Погода снова меняется, ветер разгоняет тучи, нежное осеннее солнце пробивается сквозь начищенные стёкла наполняя квартиру мягким светом. Учиха бережно выкладывает переспелые сливы на плоское блюдо, любуется получившимся натюрмортом, и не спеша идет к комнатам, не желая раньше времени будить виновника торжества. Дома тихо, слышно как скрепят половицы под ногами, как дёргается стрелка на сломанных настенных часах. Никто не выходит навстречу, не вешается на шею, не расспрашивает как день прошёл. Будто в квартире в самом деле больше ни души. Тем лучше, значит он еще не понял, что старший уже вернулся. — Чёрт…— Мадара вздрагивает от неожиданности. Сердце ёкает в груди, когда он слышит напев, доносящийся со стороны спален. Мелодичный, тихий, заунывный. Похожий на колыбельную из их далекого детства. Мотив знакомый, но слов не разобрать. Непонятные образы мелькают перед глазами, заставляя ненадолго зажмуриться. Почему-то становится тоскливо. — Да что это со мной? — спрашивает себя, останавливаясь у двери. Рука потянувшаяся открыть её, замирает. Пульс стучит в глотке, а на глазах отчего-то выступают слезы. Всего-то услышал родной голос, всего-то обнимет самого любимого человека. Учиха глубоко вдыхает, и измученно улыбнувшись всё же опускает дверную ручку. — Изу, я дома.