crying alone at night

юта плачет каждую ночь, после того, как его снова избили родители, потому что он не так дыхнул. юта плачет в подушку, задыхается от сдерживает стоны, всхлипы и, почти что, возрождается с утра. с утра он обычно бодрый, только чуть опухший, но в универе он все равно ни с кем не общается. юта обычно отсиживает пары на последнем ряду, утыкаясь носом в сложенные на потрёпанной ткани черного портфеля руки. а после окончания пар он спешит быстрее убраться из стен этого здания, зная, чем будет заниматься ближайшую, кажется, вечность. родители ждут от него больших свершений и карьерного роста, чтобы в их доме всегда был дорогой алкоголь (и много тёлочек, но маме не слово). универ ждёт от него зачётов и отличных оценок, как это было раньше. а юта ждёт от себя ещё одного нервного срыва, чтобы навсегда уже, а не просто вдоль. когда его избиение продолжалось больше чем в прошлый раз, а держаться уже не было сил, юта начал плакать прямо перед родителями. осел на пол, съехал спиной по стене, чем разозлил родственников ещё больше. до такой степени, что его выгнали, предварительно сказав пару ласковых в спину. а, знаете, у накомото нет друзей, чтобы ходить к кому-то переночевать на время. хотя совсем нахуй не на время, потому что денег брать неоткуда. ну, есть один.. друг. но тот вряд ли согласится вообще его принять к себе за порог квартиры. попытаться стоит. стоит ведь? юта стоит заплаканный, опухший, с расцветающим синяком на острой, из-за сильной худобы, скуле и шмыгает носом, поднимая скормно взгляд на хозяина квартиры, пиная сумку с вещами носком рваных, в некоторых местах, кед. его затаскивают в квартиру силком, усаживая на мягкий диван и убегая за аптечкой. — за что..? спрашивает тэён, поглаживая большим пальцем правой руки, с нанесенным на него мазью, которая холодит кожу. но больше расслабляют круговые движения пальца ли и то, как он ласково прикасается к его коже. накамото пожимает плечами и тут же морщится, за что получает обеспокоенный взгляд и просьбу снять одежду. нежные поглаживания уходят от него и это заставляет юту винить себя в том, что он вообще двигается. — прошел мимо стула отца и задел его рукой... говорит хрипло юта, снимая помятую белую футболку с тела и тут же морщась. тэён ужасается худобе японца, а ещё жутким синякам и гемотомам на его рёбрах, грудине, да, блять, везде. но не спрашивает больше ничего, просто продолжая заниматься тем, что оглаживает все его тело этой мазью. и юта бы сказал, что помогает только то, что это именно ли его лечит, но промолчит. промолчит и закроет устало глаза, потому что спал он в последний раз нормально давно. очень давно. пиздецкий давно, наверное в самом детстве, в японии, когда родители ещё не пили и не пришли к кризису среднего возраста или к чему они там блять могут прийти. … — тэён-а... тянет накамото и кореец чуть ли не летит из кухни на зов друга(?), смотря обеспокоенным взглядом. юта, спящий на диване мирным сном, совсем забыл о том, что у него сегодня какая-то важная пара в универе, но ли строго отрезал его на полу слове, не дав сказать про плохие отметки. — лежи и отдыхай, прошу.. юта не вставал бы с этого дивана, целую вечность валялся бы, но быть отстранённым от работы для него.. стыдно? стыдно, что он заявился на порог в дом старшего, не сказав и не предупредив, заставил заботиться о себе, доставив дополнительных проблем, которых у старшего наверное полным полно и без накамот всяких, а тут- — прекрати. иди и отдохни, юта, пожалуйста. я приготовлю ужин, мы поедим и- — я съеду отсюда. найду деньги, подожди только.. несколько дней.. я правда- ли конечно терпеливый, но у всех людей оно заканчивается. поэтому старший затыкает юту рукой, легко прикасаясь к раненной синим пятном скуле и смотрит. смотрит чуть ли не в душу, перебирает все воспоминания, всю боль от ударов и понимает без слов. — ты остаёшься. точка. конец предложения. юта понял его. и поэтому лишь кивнул. они поели в спокойной обстановке. тэён был бы не тэёном, если бы не всунул юте свою любимую мягкую игрушку и уложил у себя в спальне, сказав, что не вежливо и ему стыдно. хотя стыдно тут только накамото. где-то среди ночи юта, лежащий с закрытыми глазами, открывает их, слыша шорохи в комнате. — блять.. тихий, сдавленный шепот тэёна в полной тишине звучит слишком сюрреалистически, а ещё очень смешно и юта даже смеётся тихо, а потом хватается за худые ребра, кашляя, потому что сдерживать смех, пытаясь не выдать себя очень трудно. — ты не спишь? — встречный вопрос. молчание.. долгое, пять минут, юта считал. край кровати проминается под телом старшего. — почему.. — ч-что почему? немного не понимает накамото и привстает на кровати, тут же падая на подушки, больно ударяясь головой о спинку кровати. хватается за затылок и трёт его, шипя, как настоящая ползучая. — почему ты оборвал все связи со мной.. звучит обречённо. юта молчит. молчит не потому что не хочет говорить, потому что.. — родители сказали не.. не общаться с тобой.. — юта.. тэён, вроде как с облегчением, хотя какое тут может быть облегчение, падает около японца, сгребая его в аккуратные объятия, сжимая. в таком тепле и уюте накамото ещё не был. — я так испугался.. я думал тебе что-то не понравилось, думал, что я разонравился тебе. я думал, что сделал что-то не так. ты даже на звонки не отвечал.. кажется.. тэён пролил много слез из-за него. и много думал. додумался. — прости.. выдавливает из себя юта, сглатывая. руки трясутся. он поднимает их и кладет на плечи тэёна, несильно сжимая. — прости меня.. я люблю тебя.. шепчет накамото в ухо ли, сглатывая последние слоги фразы и шмыгая холодным носом. — и я.. не покидай меня больше.. прошу..