La fleur

      Вечереет. Небо упорно борется с зарёй, начиная медленно ей проигрывать. Чимин весь день не выходит из своих покоев, смотря в окно и затаив дыхание. Он расположился на своём заправленном атласным покрывалом ложе, руками держась за невесомую ткань, но его томящиеся мысли находятся отнюдь не во дворце. А сердце его так беспощадно разбито на мелкие прозрачные осколки с примесью алого, рассыпаясь легчайшей и столь ломкой крошкой и вихрем развеваясь по ветру, что несёт его к ногам скульптора. Юнги не растопчет его, нарочно не заметив, а соберёт руками ранимые лепестки прямо у подножия своего, придаст тем форму, бережно их касаясь, и нежно дотронется своими мягкими губами. Мужчина вернёт ему утерянное, вдохнёт в него жизнь, шепча его имя так трепетно и сокровенно. Чимин закроет глаза, на секунду представив себе, будто счастлив. Томный вздох неизбежной тоски слышится в комнате. На длинных тёмных ресницах собираются прекрасные алмазы, опадая на горячие щёки так скоро. Чимин касается их, утирая лишнюю влагу манжетом своей белоснежной рубашки. На ткани виднеются влажные пятна от горячих слёз. Юноша чувствует, словно грудная клетка его дала трещину и вся та невыносимая боль мешает дышать. Он кладёт в то место свою небольшую ладошку и шепчет: — Тише, милое сердце, мне плохо, подобно тебе, но я стараюсь держаться и ты держись тоже... В дверях раздаётся стук, Пак опускает голову, не желая взглянуть на того, кто к нему пришёл. До торжественного бала остались считанные часы, однако юноша дрожит и вовсе не от волнения. От страха. Ему так тревожно и хочется убежать куда угодно, лишь бы не оставаться наедине с юной дамой, что обещана ему в качестве супруги. Он знает, что вечер обещает быть полным неловкости, чувствует неизбежные беседы и вальсы, что придётся танцевать до самой полуночи. Однако всё это Чимин бы с такой лёгкостью променял лишь на одно мгновение со скульптором. Он бы смотрел на него, утаивая свою любовь, но не нежность во взгляде. Слушал бы приятный голос и биение молотка по долото, что снимает мрамор слой за слоем. Вдохнул бы тяжёлый аромат корицы и табака вместо воздуха, задыхаясь им. Но Юнги не придёт и ему самому нельзя навестить скульптора. Гости заметят пропажу, глава, вероятно, разочаруется в нём, а будущая его супруга ничего не поймёт. Она ожидает от него хороших манер, доброты и очарования. Первая встреча остаётся в памяти лучше всего, так говорит его отец. Необходимо показать себя с самой лучшей стороны, ведь на бал прибудут и родители юной особы. Они решат, состоится ли венчание и именно от них зависит, окрепнет ли связь между двумя королевствами. Папá поведовал, что это очень важно, а Чимин слишком любит своего родителя, чтобы его разочаровать. Он послушает его во всём, не смея возразить, и забывая о своих мечтах и чувствах. Глава семьи всегда был твёрд в своих намерениях, а значит и сейчас сдержит слово. От этих мыслей становится так горестно, что хочется зарыться с головой под одеяло и не выходить оттуда больше никогда, спрятавшись от всего мира. Рыдать, пока не исчезнут все до последней слёзы. Биться в агонии, терпя боль в сердце и сломанные неправильной любовью рёбра. Но то лишь в голове, не в жизни. Наяву же состоится бал, последний бал его юношества и воли, пока он ещё не связан нитью брака — той, что в кровь сотрёт ему запястья. — Вы потрясающе красивы, мсье, — с мягкой улыбкой произносит Бастиан, вошедший в покои. Он, готовящий своего господина к празденству ещё с самого утра, подходит ближе к юноше, младший приподнимается со своего места, — позвольте мне внести последнюю деталь. Чимин стоит и смотрит на прислужника, однако его взгляд словно направлен сквозь мужчину. Принц смиренно склоняет голову, позволяя надеть на себя головной убор. Бастиан делает это очень осторожно, едва касаясь своего молодого господина. Юноша возвращается в своё положение. В его шёлковые волосы, по бокам, заправлены тончайшие серебряные веточки, разветвлённые так красиво и обрамлённые лунными камушками, словно капельками утренней росы. Украшение слегка изогнуто, выглядя плавным и изящным, аккуратным и сдержанным, однако очень невинным в своей простоте. Совсем как будущий правитель. На нём белоснежный костюм. Рубашка с широкими манжетами, заправленная в такого же оттенка штаны, а на ногах роскошные туфли. Всё чиминово обличие говорит о торжестве во дворце, но его лицо кажется совершенно уставшим. Глаза пустые, а некогда розовые губы побледнели. — Господин, Ваша семья нашла Вам такую красивую невесту. Я слышал, что принцы со всего мира не могут добиться её расположения, а к Вам она согласилась приехать. — Я очень почтён, — отвечает юноша холодным тоном. Он бы хотел звучать более счастливым, однако у него не выходит. Через четверть часа его зовут вниз, ведь гости постепенно съезжаются во дворец на своих каретах. Юный господин стоит со своей семьёй, как подобает приличию. Он кланяется, приветствуя, иногда у него выходит едва заметно улыбнуться, отнюдь щёки сковывает напряжение. Пак тяжело вздыхает, слыша от придворной стражи о том, что в скором времени прибудет и карета принцессы Северного Королевства. К нему волной движется неизбежность, которая грозится погубить. Убранство кареты почтеннейших гостей лишь в один миг даёт понять, насколько отличается от остальных. Король и королева, их чудо-дочь, что и впрямь столь красива, что озаряет своей улыбкой всё вокруг. Длинные светлые волосы кудрями спадают на её хрупкие плечи, в них красуются миниатюрные гипсофиловые бутоны. А лицо её напоминает детское, черты её милы и утончённы. Глаза голубые, под стать ясному небу, длинные ресницы отбрасывают тени на щёки и небольшой нос. Губы оттенком своим напоминают вишню, руки её придерживают белоснежное платье в пол, что пышнотой своей и роскошью затмит любую даму. А талия её столь стройна и кажется, будто на ней можно сомкнуть ладони. Пак восторженно рассматривает гостью, ловя её смущённый взгляд на себе. Она красива, но скульптор намного красивее. — Мы благодарим Вас за Ваш визит, — произносит отец Чимина. — Это большая честь для нас, — отвечает родитель девушки. Они плавно идут в зал, ведь бал вот-вот начнётся. Пышные платья дам слегка покачиваются, а каблуки стучат по выложенной каменной плиткой дорожке. Взрослые отходят чуть вперёд и Чимин остаётся с девушкой наедине. Они молчат неловко, смотря вперёд, то случайно сталкиваясь взглядом. — Спасибо, что приняли наше приглашение, — негромко говорит юноша, опуская глаза себе под ноги, а после всё же переводя взгляд на свою спутницу. — Как Ваше имя? — Адели, — выдыхает девушка, — а Ваше? — Чимин. Вы позволите пригласить Вас на танец? — Разумеется, — кивает особа. В большом зале собралось так много гостей и все они о чём-то переговариваются. Отец Чимина ещё раз благодарит их за то, что пришли. Объявляет первый танец и присутствующие вдруг разбиваются по парам.

Patrick Doyle — La Valse de L'Amour

Принц и принцесса стоят рядом. Они неспешно кланяются друг другу, опуская голову вниз, юная особа двумя руками придерживает своё пышное платье, а Чимин кладёт правую ладонь на собственное сердце, выражая крайнюю признательность даме. Он постарается не показывать своих истинных чувств, ведь эта встреча важна не только для него, а потому Пак старается быть галантным. Юноша подаёт ей руку, а та, в свою очередь, кладёт свою сверху так грациозно. Он придерживает её за талию, ладонь девушки устраивается на его плече, незаметно касаясь шёлковой ткани. На их руки надеты белоснежные перчатки, но никакого тепла от этого прикосновения совершенно не ощущается. Отнюдь, те кажутся Чимину холоднее северного ветра, а он под ними словно замерзает. Они начинают танцевать, юноша шагает правой ногой вперёд, заставив даму сделать шаг назад. Он смотрит своей спутнице в глаза, но не чувствует ничего. Ощущение, будто та сделана из мрамора. Безусловно, красива, но словно нежива. Возможно, отныне Чимину обычные люди кажутся статуями, а статуи — настоящими живыми людьми, ведь он так много времени проводит в мастерской скульптора, что сам стал её частью, и быть окружённым белоснежными скульптурами ему намного проще и привычнее, нежели на балу, среди гостей. Музыка звучит столь нежно и тонко, словно дотрагиваешься хрустальных колокольчиков, однако мысли Чимина отнюдь не светлые, а печальные, на душе его тягостное чувство. Он старается утаить сие настроение от юной особы. Они кружатся в танце с присущей обоим лёгкостью, прекрасное платье девушки невесомо покачивается, совсем немного приподнимается над паркетным полом, а оркестр словно постепенно затихает, однако вместо прекрасной мелодии Пак слышит собственное сердце. То болезненно сжимается, бьётся о грудную клетку, словно маленькая птичка в оконную раму ранним утром, ведь юноше нужен совсем другой человек рядом с собой. Они переходят с места на место, танцуя неторопливый вальс, разливающийся по залу словно родник с кристально-прозрачной водой. Чимин совершенно выполняет каждый элемент танца, ведь у него были лучшие учителя во Франции. Те научили его всему тому, что должен уметь принц, а изящество, несомненно, — его природный дар. Он смотрит на юную особу, возможно, будущую супругу, с которой придётся провести всю свою жизнь. Не любуется ей, а пытается ухватиться за что-то, лишь бы не погрузиться во тьму. Если бы можно было оказаться в другом месте, хотя бы представить, что находишься сейчас не на балу, а далеко отсюда. Там, где не отыскал бы никто и никогда. Юноша не рассказал бы никому, куда бежал, и возможно лишь одному человеку было бы позволено узнать, где спрятан неправильный принц. Но примет ли такой прекрасный и столь же непорочный скульптор его, Чимина, чей рассудок давно канул в небытие, окончательно его покинув. Иначе объяснить любовь к творцу, почти святому, невозможно. Тот бескорыстно дарит людям часть своей души, делясь искусством, словно последним куском хлеба, изо дня в день. Но как же Пак посмел осквернить то имя, что нежно срывается с его собственных губ, так отчаянно полюбив? Разве он достоин любить такого, как Юнги? Чимин осознаёт, что нет, но сердце, ломкое, просит молчать и не произносить те слова вслух. Таким безнадёжным казалось думать, что всего этого можно было избежать. Оттого делается так больно, что Пак судорожно вдыхает, боясь не устоять на собственных ногах. Вот бы и его полюбили в ответ так же сильно. Это всё, чего хотел бы юноша. Но даже надеяться на это кажется вздором. Признаться в своих чувствах ему не суметь никогда, ведь если он услышит отказ, произнесённый прекрасными губами молодого мужчины, его сердце не выдержит. Ему не позволено надеяться, а быть вместе им суждено лишь в его мечтах. И Чимин до сей поры танцует, прикрывая глаза украдкой, чтобы сердце его вновь затрепетало от любви, а не от боли. И каждый раз в его сознании возникает образ потрясающего скульптора, что не сводит с него своих красивых тёмных глаз и размеренно дышит. Пак смог бы представить его руки у себя на талии, что лишь едва-едва его касаются, словно боясь позволить себе большее. От этой мысли сердце ускоряет своё биение, а израненные бабочки в животе оживают, пархают и щекочат своими невесомыми и шёлковыми крылышками. С каждым оборотом ему всё больше кажется, словно они в самом деле танцуют вдвоём. И у Чимина кружится голова и пылают щёки. Как же он посмел представить себе такое? Неужели неясно, что мужчины не могут танцевать вальс вдвоём, так быть не должно. У воспитанных людей с хорошими манерами сии мысли в голову не закрадываются. — Адели, не хотели ли бы Вы выйти на воздух? — на выдохе шепчет юноша, прерывая танец. Он, несмотря на свой возраст, никогда не позволял себе баловства, а сейчас вдруг поддался его очарованию. Добровольно разрешил тому окутать себя с головы до ног тёплым одеялом, а то отказывалось выпускать из своих объятий. Они неспешно идут по розовому саду, прогуливаясь и наслаждаясь тишиной, стоящей в сумерках. Чимин не может произнести ни слова, смотря на белоснежные цветы и вздыхая столь тоскливо. Адели скромна по своей натуре и начать разговор ей крайне непросто. А юноша, открыв рот, застывает, ведь сказать ему нечего. И каждая минута перевёрнутых песочных часов на балу длится вечность, столь медленно проходит время. Хотелось бы заснуть и очутиться в своей кровати завтрашним утром. Но мысль об этом лишь твердит о том, насколько юн своей наивностью её хозяин. — Я хотел поблагодарить Вас за танец, — на выдохе произносит Чимин, опуская голову вниз и останавливаясь. — Вы задумались о чём-то во время вальса... — так же тихо получается у дамы. — Увы, — кивает Пак, — как Вам понравилось в нашем дворце? — Совершенно прекрасно, — юная девушка улыбается, — Ваши родители добры, им понравился мой наряд. — Я, к слову, не способен делать комплименты. Но это правда, Вы чудесно выглядите. — Благодарю Вас. Они снова молчат, шагая по дорожке. Как больно, что юноша предаёт свою любовь, находясь с другой. Но сердце его отдано уже давно и навечно. Пусть скульптор бережёт его, никому больше не показывая. Чимин готов любить его всю жизнь и даже безответно. В саду виднеются прекрасные цветы. Один из них он подарил мужчине. Скульптор же нарисовал ему картину, что до сих пор спрятана в его покоях. Он смотрит на неё каждый день. «— Я бы очень хотел, чтобы она служила Вам напоминанием обо мне. » Лишь от одного воспоминания сердце снова ускоряет своё биение. Что делает сейчас Юнги и чувствует ли он, как медленно ломается его муза? Думает ли он о нём и помнит ли последнюю их встречу? Чимин вздыхает, пожалуй, чересчур громко. — Скажите мне, Вам страшно? — обеспокоенно спрашивает девушка. — Я слышала разговор наших отцов и те хотят венчать нас через месяц. — Простите? — Чимин вдруг останавливается и хмурится, начиная учащённо дышать. — Поверьте, я тоже испытываю волнение, однако наша женитьба необходима. — Я осведомлён о том, что происходит, — кивает Пак, — но всё же... К чему такая спешка? Разве нам не стоит узнать друг друга? — Я не могу ответить. Она совсем другая, словно в ней нет чувств, и ей ничего не стоит обвенчаться с незнакомым человеком. Чимин же не такой. Он любит. Так почему же им нельзя венчаться? Весь вечер юноша не может перестать думать о том, как прекрасно было бы, окажись скульптор на месте его спутницы. В его душе расцветали бы совершенно иные чувства, вроде нежности и совсем ещё детского обожания, сладкого трепета от каждой проведённой рядом секунды. Хотелось стыдливо переплести с ним пальцы, слыша в груди своё взволнованное сердце и, задержав дыхание, ощутить тепло мягких рук на своей коже, почувствовать, будто во всём мире есть только они одни. — Адели... — выдыхает юноша, — любили ли Вы когда-нибудь? — Мой отец говорит, что любовь приходит после замужества. Так было у них с моей мамой. Чимин понимает, что не любила, а потому они слишком разные. Он обречённо прикрывает глаза, а после отвечает: — Вы не хотели бы вернуться обратно во дворец? Здесь становится холодно. Они танцуют ещё пару вальсов, а душа Чимина совершенно не на месте. Она изнывает от боли и становится совершенно невыносимо. Пока юноша рос во дворце, не наведываясь в город, всё было так просто. Он никогда в своей жизни не задумывался о том, что он другой. Его отец неустанно баловал его, лелеял, оберегал от всего плохого, что могло бы произойти с ним в мире. Он лишь желал благополучия и счастья своей семье, пусть для этого и полностью оградил её от собственного народа. Ему казалось, что так будет лучше, совершенно не думая о простых горожанах. И пускай его сын иногда спрашивает себя, за что те должны бесконечно страдать, всё же он знает, что глава может быть мягок. Юноша несомненно осознаёт, что женитьба состоится в любом случае, но он не готов к ней, не может согласиться на собственную погибель, а потому остаётся лишь одно — пойти к отцу и попросить его отсрочить этот день. Чимин бесконечно боится, что из этого выйдет, но это — единственный его шанс. Будь, что будет, нужно хотя бы попытаться. Он идёт к отцу, испытывая внутреннюю дрожь, ведь ещё никогда ему не доводилось ослушаться родителя. Мужчина в большом зале играет в шахматы со своим оппонентом, а сын его на выдохе произносит: — Папá, у меня к Вам неотложный разговор. — Я весь внимание, — отвечает тот, переставляя «Коня» и делая им ход. — Это не терпит лишних ушей. Нас не должны услышать, — шепчет младший. — Полно, ни слова больше, — отвечает мужчина. — Я вернусь и мы обязательно доиграем эту партию, — предупреждает он оппонента и тот согласно кивает. Снаружи музыка слышится лишь приглушённо. Чимин опускает очи в пол, рассматривая каменную плитку и едва дыша от страха. — Сын мой, что за срочность? — спрашивает глава обеспокоенно. — Могли бы Вы отсрочить свадьбу? Прошу Вас, — Чимин сглатывает, — я ещё не готов. Мне бы так хотелось насладиться последними нектарами моей юности. — Отсрочить? Женитьба — дело весьма ответственное, — начинает отец, — очевидно, ты боишься стать плохим мужем, но поверь мне, это пройдёт. К тому же, мы воспитали тебя очень хорошим человеком и уверены, что ты оправдаешь все наши ожидания. Ты — наша гордость. Такого короля заслуживает Франция. Юноша поджимает губы, стараясь не заплакать. Отец не слушает его, не слышит. Не позволяет сделать собственный выбор. Ведь мужчина даже не знает, что он чувствует, а потому принимает всё это иначе. — Я умоляю Вас... — шепчет Чимин, вставая на колени и складывая вместе свои небольшие ладони, — пожалуйста... Юноша выглядит таким разбитым, а слёзы, что он сдерживал весь день, в миг скатываются по его алым щекам. Мужчина удивлённо смотрит на него, хмурясь. Он долго ничего не говорит, а сын его не дышит, дожидаясь ответа, словно приговора. — Ты сломан донельзя, — вдруг произносит глава. Чимин же лишь всхлипывает, не в силах больше сдерживаться. Отец, несмотря на свой статус, присаживается напротив него и смотрит прямо ему в глаза. — Поднимайся, пожалуйста, с колен. Что же ты, сын мой, — шепчет он, — я подумаю об этом. После мужчина встаёт и уходит прочь, а Пак остаётся на месте, и слегка заметно, сквозь слёзы, приподнимает уголки губ. Кажется у него в душе появилось кое-что светлое. Надежда.