Liberate me.

Я вновь переставляю ноги и делаю новые шаги. Пару часов назад я лежала в горячей ванне и вдыхала запах шампуня, чтобы забыть себя, своё имя, забыть о своём существовании. В узком коридоре слишком душно и тесно для меня. Для меня душно и тесно в любом месте. И это не клаустрофобия, а принцип жизни, в который я бы предпочла внести поправки, ведь я устала от него, от воздуха, от себя, от людей. Все люди кажутся такими высокими и сильными по сравнению со мной — жалким куском ничего. И им легко дышать: они смеются, резвятся, чувствуют себя хорошо. Хотя бы внешне. Хотя бы внешне они дышат и живут. А я словно мешающий всем камень, который пинает каждый прохожий и не чувствует ни капли сострадания. И действительно ли я — камень? И кто меня пинает? И с какой силой? Ботинком или туфлей? Это интересные вопросы. Я — единственный житель своего воображаемого мирка, где все меня уважают, не осуждают за точки зрения, за внешний вид, за манеру общения, за мои странности. Этот мирок в моей голове, всего лишь. Как иронично, не правда ли? И это нельзя поменять. Я бы хотела, но мне нужен кто-нибудь, но никого нет поблизости. Никого, кто бы заинтересовался всезнайкой, девочкой-паинькой, но стоящей на своём девчонке — Элизабет Лонт. Элизабет Лонт. Та, которая не чувствовала тепла, заботы, любви. Чувствовала лишь холод, выслушивала упрёки, ловила на себе осуждающие взгляды. А что изменилось? Элизабет Лонт. Вот такая девушка. Это я, но я не знаю себя. Иногда меня раздражает моё собственное имя. Всё теряет краски, стоит только услышать это «Элиз Лонт». Что может предотвратить выгорание фотографий, сжигание мостов, разрушение судеб от этого имени и этой фамилии? Я хочу знать ответ. — Привет, Джеймс, — что тянет меня начинать бессмысленные разговоры? Да ещё и с такой настораживающей эмоциональностью? Джим — Называй меня просто Джим, Лиз. Как дела с учёбой? — Да-да, хорошо, извини. Я всё сдала, спасибо. Что насчёт тебя? — да, конечно. Вряд ли кому-то интересно как я. Вряд ли тебе интересно как я. Ты красавчик университета и мечта всех девушек, авторитет среди парней, большая шишка далеко за пределами университета, да и к тому же музыкант. Как здесь вяжусь я? Я вообще нигде, никак и ни с кем не вяжусь. Такой вот персонаж забытого театра теней. Но мы с тобой знакомы почти всю жизнь. Ты ведь помнишь меня, правильно? Джим — У меня есть проблемы. Большие проблемы. Я не понимаю многое из своей темы и у меня есть просьба. — О, конечно, — естественно ты поможешь ему. Ты не можешь отказать потому, что боишься принять новые удары на себя, стать посмешищем ещё разок, оттолкнуть от себя последних, кто решился заговорить с тобой. Ты будешь помогать потому, что обязана. Атмосфера, в которой тебе приходится жить после всех тех событий, никуда не исчезла, дорогая. Тебе суждено падать в бездну. Джим — Ты слишком милая, когда нервничаешь. Всё в норме? — Да. Джим — Ах да, задание… Не могла бы ты мне объяснить пару тем? Без них я вылечу из универа, а ты ведь шаришь во всём этом. Взамен можешь попросить меня о чём угодно. Если ты конечно свободна и хочешь заниматься этим. — А, не волнуйся! Я помогу. Взамен ничего не прошу. «Я милая, когда нервничаю?! Просто дыши. Дыши. Что-то ты гнёшь палку не в ту сторону, Джеймс Рут. Видимо ты уже не тот, кого я знала. А может я никогда и не знала тебя, Джим.» Джим — Подожди, как так? Может, я тоже могу помочь с чем-нибудь? Ну, вот видишь. Твоя доброта никуда не делась. Я узнаю некоторые очертания твоего образа. А если я дотронусь до твоей боли, то что будет? — Я скажу позже. Когда ты хочешь встретиться? — и хочешь ли вообще? Да и с чем ты сможешь мне помочь? А я тебе с чем? Зачем мы друг другу? Вопросы-вопросы-вопросы! Как они надоели мне! Джим — Было бы неплохо сегодня вечером. Ты живёшь в 402 на четвёртом этаже в общаге, правильно? Просто видел тебя на балконе этой квартиры, да и слышал от людей. — Да, — глупый детский кивок. Джим — Моя 209. Не боишься, если приглашу к себе? Идти к тебе, наверное, как-то неприлично, а искать место для встречи — такое себе удовольствие. — Я не против. Джим — Тогда… Сегодня вечером у меня в 18:00? — Хорошо, обязательно буду. Джим — Жду. Парень накинул свой рюкзак поудобнее на правое плечо, дружелюбно кивнул и пошёл к выходу. Его походка была ровной. Ничто не сковывало движений парня, и я в очередной раз засмотрелась на кого-то более привлекательного, чем я. Все вокруг были свободнее меня. Но я буду молчать об этом. Я буду молчать о многом. И только кому-то одному предстоит быть рядом и услышать много нового. Я догадываюсь кто он. Это Джеймс Рут, ему 22, мы из одной группы. В школе были в одном классе, но общались лишь в начале и в конце тех самых «беззаботных дней». А потом нас вдвоём занесло в один университет. На дворе февраль 1994 года, мы оканчиваем четвёртый курс. Я оттянула рукав тёплого свитера, который не снимала уже третий месяц, и смотрела ему вслед. Рут не спешил уходить: всматривался в стены, словно ему было не безразлично, останавливался рядом с каждым и шутил, а затем преодолевал ещё несколько метров, и ситуация повторялась. Словно он хотел, чтобы на него засматривались с открытым ртом и восхваляли его как что-то святое. Тогда бы Рут вновь миловидно улыбался, благодарил и глухо кратко посмеивался. Я бы сохраняла в своей памяти некоторые выражения его лица, как фотографии, а потом наносила бы эти воспоминания на бумагу. Я бы могла смотреть на этого юношу вечность, если бы не время. Это одержимость? ? — Чего встала в проходе? Места больше нет?! Меня кто-то толкнул, и несколько тетрадей оказались на полу. Лишь непонятно вздохнув и подняв свои вещи, я продолжила считать шаги до порога своей обители, где я смогла бы упасть на пол и пролежать несколько часов в одиночестве. Но не в тишине. Абсолютно у каждого были такие соседи, что в любое время суток подавали признаки жизни. Меня это раздражает. Сжечь их. Я никогда не позволяла себе расслабиться и забросить учёбу. Я теряла часы в библиотеках и книжных магазинах, постоянно была в своих мыслях и не замечала как на меня смотрят люди и смотрят ли вообще. А если и смотрят, то зачем? Про меня пускают слухи, отпускают различные шуточки в мой адрес, пугают, внезапно стучатся в двери глубокой ночью, закидывают камни на мой балкон, тушат окурки о мои шарфы. «П-пожалуйста… хв-ватит…» Ха-ха-ха. Ха-ха-ха! ХА-ХА-ХА! АХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХАХ!!! … Смешно. Им смешно. Я смешная для них. Я заменяю им целый цирк. Я подошла в назначенное время к двери квартиры парня с небольшим альбомом и тетрадью. Не могла же я пропустить это грандиозное зрелище. Меня съедало любопытство. — Ну, так это… Кхм. Стучусь, да? Да-да-да… Жутко нервничая и сглатывая противную слюну, я постучалась в дверь. Это не та нервность, при скрытых чувствах к человеку. Это нервность, когда ты начинаешь общаться с человеком и тебе очень хорошо, потому что ни друзей, ни знакомых. Никого. У меня нет никого. И не было. Но будет ли кто-нибудь? Я уже сказала, что чувство присутствия кого-то рядом в скором времени не покидает меня. Джим — И… Твою мать! Иду! — Не успел никого убить? — ох, ну прекрати, Лонт! Хотя… Было бы крайне любопытно посмотреть на безумную ухмылку Рута и его окровавленные руки. О чём это я? Джим — Ох, Лиз, привет. Я пока никого не собираюсь убивать. Прости, проходи. У меня бардак полнейший всегда, так что смотри под ноги. — Тебе крупно повезло, что ты живёшь один, — ненужные примечания. Кому понравится? А если живёт не один? Новый сценарий для фрик-шоу? Джим — Не думаю, что что-нибудь поменялось, жил бы я с кем-то. Возможно. — Куда проходить? Джим — Вон та открытая дверь. — Я забыла тебя спросить какая тема и поэтому не взяла с собой никакого материала, но, я думаю, и так разберёмся, — начала я присев на предложенный Джеймсом стул возле его стола. На самом столе было слишком много вещей, что перечислять каждую — му́ка. Но самое запоминающееся и выделяющееся на фоне бардака — это резинки для волос, которые невозможно было не заметить на запястьях парня, и которыми он так любил кидаться во всех, записки от девочек и чья-то фотография. Я смогла увидеть лишь кусочек картинки. Кто же это? Мы неспешно начали подобие занятия. А с ним спокойно и приятно, и в квартире пахнет подобием ароматических свечек… с запахом апельсина. Да, точно. Я неплохо разбираюсь во вкусах и запахах. И очень хорошо запоминаю много информации об окружающих. Джим показал себя как умный человек. Он и на самом деле очень способный. И вот сейчас я сижу и рисую несколько схем, подробно пытаюсь донести до него смысл, а он лишь дурачится: качается на стуле, распевает песни, тыкает меня в бока. Его действия радуют глаз, голос, словно аксамит: он блокирует здравый рассудок, — а прикосновения разрешают сделать новый вдох, словно вплетая в мои мышцы сотню тончайших серебряных нитей и пропуская через них электрический ток. Джим — А это что? Он взял мой альбом с рисунками и начал листать с большим интересом. Страница за страницей. Портрет за портретом. Заметка за заметкой. Кошмар за кошмаром. Проблема за проблемой. Джим — Рисуешь людей? — Время от времени. Джим — О! Тут даже я есть! — Я рисую с натуры, а на занятиях ты спишь, поэтому мне легче рисовать тебя. Могу отдать портреты тебя. Джим — Серьёзно? Мне очень нравится! — его низковатый голос переходил почти на писк. — Я польщена, но мне нужно идти. Уже ночь, а я ночью предпочитаю спать. Джим — Спасибо огромное за объяснения. Торопясь, я схватила свои вещи, накинула пальто, остановилась на пороге и, не разворачиваясь, изронила: — Научи меня играть на гитаре, — ох, чёрт… А можно поувереннее?! Джим — Это твоя просьба взамен на занятия, да? — Занятия? Хочешь, чтобы я помогла написать тебе итоговую работу? Джим — Вообще — да. Но ведь занятия с гитарой тоже длительные. Я согласен. Ты? — По рукам. Джим — Хэй! Стой! Ты забыла свой аль… Девушка — Привет, Джимми. Юная девушка повисла на шее парня, крепко обнимая его и целуя в щёку. Джеймс поморщился, смотря как высокая, стройная и жутко загадочная для него персона заворачивала за угол, не услышав его воплей. А ему так хотелось провести хотя бы ещё минуту рядом с ней. Она притягивала его к себе необъяснимыми чертами. Наконец-то не один… Джим: «Ладно. Отдам, когда придёт ко мне опять.» Девушка — Как прошёл твой день, Джимми? Джим — Во-первых, я Джеймс, во-вторых, это так важно? Девушка — Не злись, Джеймси. Я же хочу как лучше. Я что, не могу поинтересоваться твоим самочувствием? Зачем тебе Лонт? Девочка на ночь? — она паршиво рассмеялась, — Даже не представляла, что эта тихоня и неудачница такая плохая девочка! Джим — У меня ещё много дел. Доброй ночи. Девушка — Что-то не так, Джеймси? Ты можешь рассказать мне. Я помогу решить проблему. Я во всём помогу тебе. Ты только скажи. Джим — Как же… Девушка — Хэй, Джеймси, подожди! Не уходи! Я целый день дала нашей встречи! Ты не можешь уйти просто так, сорванец, — она пошло ухмыльнулась, оттягивая и без того короткий топик вниз и вновь притягивая Дональда к себе как можно ближе. Мерзко. Она в принципе выглядела мерзко: обтягивающие штаны, тот самый топик, какие-то дорогие кроссовки, распущенные сожжённые краской волосы, словно бумажные белые зубы и это издевательское лицо с выпяченными губами. Ну и кого ты собралась совращать? Холодного, гордого, свободного Джеймса Рута? Джим — Иди к себе. Не трать моё время. Я же сказал «нет». Девушка — Почему нет, малыш? Джим — Руки. Девушка — Джеймс! Ты обнаглел! Водишь Лонт к себе, а со мной даже за порогом не поговоришь! Чем она лучше?! Ни кожи, ни рожи. Она типичный задрот. Тебе не стоит тратить своё время на эту испорченную заучку, Джимми. Я в тысячу раз лучше её, сладкий… Джим — Не подходи ко мне больше. Никогда. Девушка — Нашёл новую игрушку, и теперь красивые успешные девочки тебя не интересуют?! Или эта тварь промыла тебе мозги?! А может ты гей? Джим — Закрой свой рот. Я сказал тебе идти. Чтобы я не видел рядом с моей квартирой. И рядом с её тоже. И только попробуй сделать Лонт больно. Шкуру спущу. Парень скинул её руки с плеч и зашёл в квартиру, хлопая входной дверью, за которой послышались громкие всхлипы. Меня переполняла злость. Обратная сторона известности — все думают, что ты спишь со всеми подряд. Я терпеть не могу секс в таком контексте. «Это всё ваша популярность!» «Зачем тебе Лонт?» Зачем тебе Лонт, зачем тебе Лонт… Зачем она тебе, Рут? Нет, Лиз нужна мне. Я пока не понимаю этого. Но я бы очень хотел понять, почему именно Лиз. Причин много, но настоящие причины совершенно другие.