Liberate me.

Мне ни к чему одические рати И прелесть элегических затей. По мне, в стихах всё быть должно некстати, Не так, как у людей. Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда, Как жёлтый одуванчик у забора, Как лопухи и лебеда. Сердитый окрик, дёгтя запах свежий, Таинственная плесень на стене… И стих уже звучит, задорен, нежен, На радость вам и мне. А. А. Ахматова.

Джим: «Не нужна мне твоя помощь. Я сам разберусь со своей жизнью и чувствами.» Я вышел на балкон покурить. Я так привык к этому фимиаму. Казалось, сигареты залегли глубоко внутри моих органов. Для кого-то это было причиной ненависти по отношению ко мне, кому-то было всё равно, кто-то находил это крутым и чуть ли не самым важным для образа короля университета, как они сами меня величали. Какой из меня король? Популярность и власть — не синонимы. Ну не хочу я быть королём. Мне и так нормально. Мне тошно от этого ярлыка «Король». Интересно… В 402-й не был потушен свет. Джим: «Хах… Не спит. Или забыла выключить свет? Бред… Бред-бред-бред! Опять за книгами сидит или мне материал подбирает. Она такая… удивительная. Никогда ещё не встречал таких трудолюбивых людей как она. Но только трудолюбивых ли, Джеймс Рут? Кто лжёт, а кто говорит правду? Что ты вообще думаешь о ней?» Досадно потушив сигарету о перила, на которых давно потрескалась и слезла краска, я вернулся в тепло. Недолго думая, выключил свет и лёг на кровать. Конечно, заснуть не получилось, и я поспал лишь 4 часа, но чувствовал себя вполне бодро. Бодро, но всё равно опоздал. Как и в любой день учёбы. Это было больше, чем привычка, или ярлык общества, или образ популярного плохого парня, или совет личного демона на левом плече. Просто я сам так решил, что никогда не буду приходить вовремя, и не буду идти на поводу у других. Я ненавижу утро. Она тоже терпеть не может утро. Вернувшись к себе, я сразу начала перебирать книги для Джеймса, чтобы потом всё разом не свалилось на мои плечи. Хотя чего мне бояться, если так всегда и происходит. Только всё остальное в тяжесть, а для него я делаю в удовольствие. Или… это что-то другое? Он всегда казался недоступным, а сейчас мы чуть ли не лучшие друзья. Пхах, что? Лучшие друзья? Три часа за одним столом и уже лучшие друзья? Ну, ты и фрик, Лонт. — Этого хватит. Он очень сильно устаёт. Нагружать его не вариант, но и давать ему расслабиться — пустота. Решив подышать свежим воздухом перед сном, я накинула куртку и распахнула дверь балкона. Невольно бросив взгляд на балкон Джима, я увидела его: докуривающего очередную сигарету, тушившего её, заходившего обратно и выключившего, в конце концов, свет. Было немного досадно: я хотела растягивать момент наблюдения за парнем. Мне хотелось прибежать к нему, выскочить на этот балкон и вцепиться в Джима крепкими объятиями; аккуратно провести рукой по волосам, завести их за спину, положить свои руки на плечи, прижаться к твоей груди и забыть обо всех страхах. — Спокойной ночи, — прошептала я в темноту ночи. Не задержалась дольше. Утро было холодное. Ещё холоднее, чем ночь. Мелкие растения и трава были в инее. Город всё больше походил на ледышку. Люди стояли кучками, изо рта каждого шёл пар, многие тряслись от холода и пытались спрятать покрасневшие носы в ворот курток как можно глубже. Я закуталась в бесконечные метры тёплого шарфа. Нехотя выйдя из жилого здания и торопясь на занятия, шла я, занятая своими же мыслями. Как заведено. Смогу ли я когда-нибудь измениться? ~~~~~~~ Профессор — Вы ничего не сдадите! Вы все — ленивые тупицы! Вы ни на что не способны! В большом здании было тепло. Деревянные парты и скамьи удерживали человеческое тепло, и от этого сидеть на очередной утренней лекции было в разы приятнее, чем бежать по оледеневшим тротуарам, обходя бесконечные потоки людей и пытаясь никого не толкнуть и не оказаться под ногами самому. Джим — Эй, Лиз. Твоя левая рука упирается в парту, ладонью этой же руки ты подпираешь свою голову, что повёрнута в мою сторону. Твои глаза беспорядочно слипаются, а не расчёсанные волосы дают понять, что ты особо и не беспокоишься о своём внешнем виде. Вновь эти приятные ощущения — прикосновения. Не открывая глаз, ты находишь то, что так нужно именно тебе, касаешься своими мизинцем и безымянным пальцем моей холодной руки и сонно улыбаешься, всё также, не поднимая веки. Улыбаюсь в ответ и хочу обнять тебя, зарыться лицом в твоих волосах и просидеть так вечность. Ох уж эти волосы, эти прелестные волосы! Они сводят меня с ума. — Привет. Джим — У тебя такие холодные руки, — он, наконец, открыл глаза, поднял голову и взял мою вторую ладонь в свои горячие и изредка поглаживал их с некой нежностью, — Ты оставила свой альбом в моей квартире. Заберёшь сегодня? Профессор — Полнейшая тишина! — Это подарок. Дарю. Джим — Круто. А ты сегодня придёшь? Профессор — Всем быстро закрыть рты! Я кратко кивнула, погруженная в пелену не самых лучших и добрых мыслей и воспоминаний. И даже если мне хотелось разговаривать вечность с Джимом, то точно не сейчас. Я не готова. Или же просто слишком оберегаю сама себя, наученная провалами и убитым временем. Джим — А… Блять! В голову Руту прилетел мел от старого, противного, трухлявого, озабоченного мужика. На занятиях я вела себя нейтрально, чтобы не привлекать внимания. Я не хотела внимания. Когда время лекций и практических заданий выходило, я спешила покинуть аудиторию в числе первых. Я очень боюсь за свою жизнь. Профессор — Посмотрите-ка на него! Как-как Вы только что выразились, мистер Рут? Осмелитесь ли повторить ещё раз для всех студентов и преподавателей? Ну же, не молчи, несносный мальчишка! Ответа не последовало. Гордый и уверенный в себе Рут не собирался опускаться до такого уровня. До уровня порога. Джеймс лишь аккуратно выпустил мои руки из своей хватки, стряхнул раскрошенный мел со своей головы и достал тетрадь из рюкзака. Кто-то с последних парт начал шуметь, и сумасшедший старик, наконец, отошёл от нас. Джим — Старый пидор… Извращенец… Маразматик… Джеймс придумывал всё больше оскорблений, попутно водя ручкой по листку бумаги, который он вырвал из тетрадки. Его терпение менело. Кинув ручку во врага и попав в цель, он протянул мне листок, ещё раз улыбнулся, когда я посмотрела на него, и торопко удалился, показывая всю дорогу средний палец ненавистному преподавателю. Профессор — Противный мальчишка! Его точно исключат! Я позабочусь об этом! Чтобы не быть такими же идиотами и тупицами, как мистер Рут, нужно закрыть свои поганые рты, не высовываться и слушать старших! Вы ничего не достойны в этой жизни! Вы ничего и никогда не добьётесь! И я больше, чем уверен, что через пару лет ваш любимый Джеймс Рут будет сидеть где-то в съёмной квартире на последние деньги, и будет плакать от того, что родился таким глупым и упрямым! — Позвольте. Профессор — Неужто Элизабет Лонт, отличница и пример для подражания, решилась вступиться за этого сорванца? Интересно, очень интересно! — Вы бы не могли продолжить лекцию? Поправки. В такие моменты меня все резко начинали любить. Многим, естественно, давно было до Луны и обратно что вообще происходит на занятиях, но ведь всегда есть такие, которые не намерены слушать пустые крики с утра пораньше. И я в их числе. Профессор — Ах, узнаю эту прилежную студентку Элиз! Ну что за прелесть! А вы чего рты разинули? Лучше бы учились, а не глазели! В моё время парни на девушек не засматривались на учёбе! Продолжаем обсуждать тему! Время. время… Время! Время. Время… ВРЕМЯ! ? — Идите нахуй! Слёзы. Слёзы, слёзы, слёзы, слёзы, слёзы, слёзы… ЕЁ СЛЁЗЫ! Несуразно закрыв замок сумки, и зажав листок от Джеймса в руке, я выбежала из аудитории, а после и из университета. Рут, по всей видимости, свалил сразу же после утренней неприязни друг к другу. Я хотела!.. Хотела… Я НЕ ЗНАЮ, ЧЕГО Я ХОЧУ! Я бью подушку и матрас. Этаж сверху, этаж снизу — все проживающие там слышат громкие всхлипы и крики. Вот такая сила голоса. — Всё хорошо, Элиз? Какой-то незнакомый голос. Я не отвечу. Я молчу. Почему я плачу? Меня заставили! Я не хотела. Меня заставили «любить», а потом плакать! Это бездушное исчадие… Оно забрало моё время и чувства. Я бесполезная и глупая. Одново я позволила кому-либо играть со мной и моими чувствами в таком ключе. Одново. Джим — Лиз. Ты живёшь ниже. Как услышал? Кто звал? Кто?! Провалиться под землю. — Приходи позже. Джим — Лиз, открой дверь. — Нет. Ты обманываешь! Все лгут! Все! Джим — Пожалуйста, поверь мне. — Резон?! Джим — Я верю тебе. Замок щёлкнул, открылась и закрылась дверь. Смотрю опухшими глазами на встревоженного тебя, ты смотришь на меня и пытаешься сделать первые шаги. Опять, снова, всегда. — Зачем ты пришёл? Джим — Я не позволю тебе умирать в одиночестве. — Умирай вместе со мной. Джим — Я не хочу, чтобы тебе было больно. — Желания переменчивы. Джим — Клянёшься? Оглядываюсь: сломанные карандаши и кисти, разлитая на полу вода, расписанное красками зеркало, разбитое по неосторожности керамическое блюдце, порванный альбом с портретами. — Клянусь, — тихо ответила я, поднимая с пола рамку, к стеклу которой, видимо, приклеилась совместная с прабабушкой и бабушкой фотография. Джим — Ты так и не прочла записку, да? — Извини, я побежала домой. Я опять сорвалась. Извини. Джим — Хэ-э-эй, мы можем поговорить, если хочешь. Он аккуратно изъял фоторамку из моих рук, положил на комод рядом и крепко обнял, медленно покачиваясь из стороны в сторону. Джим — Ты очень тёплая, — разорвал он тишину, поёрзал носом в моих волосах и чуть опустил голову. Своими ладонями он время от времени легонько надавливал на мои рёбра. Это просто превосходно. Ты обращаешься со мной так, будто мы всегда были друзьями. Эта забота больше похожа на тёплые взаимоотношения брата и сестры, чем Красавца и Тихони. — У тебя ещё много дел. Не беспокойся обо мне, — смущение било ключом. Я словно плавилась от присутствия и прикосновений парня. А может из-за обжигающего дыхания Джима чуть выше моего правого уха. Джим — Я лишь этим и занимаюсь, Лиз. Я… не могу оставить тебя. Просто прими это. — Как скажешь. Тебе не в тягость? Джим — В радость. Джим: «Я тебя люб… лю. Словно младшую сестру или самую лучшую подругу на планете. Да? Только не говори это вслух, мистер неловкость. И что опять происходит, когда мы встречаемся? Тебе хватило всего лишь четыре встречи, чтобы потерять голову, Джеймс. Ты словно девятиклассница, что влюбилась в одиннадцати или двенадцатиклассника, Джимми. Как «романтично». Нет. Это другое. Совершенно. Будто я держу высшую награду в своих руках, самое красивое в мире ювелирное украшение, обрамлённое россыпью драгоценных камней, которые единственны в своём роде. Зачем тебе Лонт?» Прошло 4 месяца. Три из них ушло на помощь Джеймсу с дипломом и мне стало намного легче жить. Мы шутили, делились новостями, поддерживали друг друга и просто хорошо проводили время. На мой день рождения Джим даже слушал все лекции в университете и сделал все задания, а потом испёк шоколадный торт, несколько раз подряд извиняясь заранее, если сие кушанье окажется тем ещё отстоем. Готовить он не умел (по его же словами), но мы сразу же забыли про это и разделили выпечку на двоих. Наступил июль. Мы закончили учёбу, успешно выпустились, сбросили один из грузов. «Джим — Синий! Синий! У меня синий! — Ты просто чудо! Парень светился от неимоверного счастья. Наконец-то эти пытки для него закончились. Дональд чуть не сбил меня с ног, элегантно придерживая «хрустальную» девушку и смеясь. Он звонко чмокнул меня в щёку. Ох, синий. Джим — Синий, да! Но у тебя-то красный! Покажи ещё раз! Я показала ему двухстороннюю картонку, обклеенную красной искусственной кожей. Джим просиял ещё больше. Джим — Ты просто прелесть! Мы обязаны отметить наш выпуск! — Хорошо-хорошо. Только без алкоголя и всяких сомнительных вечеринок. Джим — Я хотел предложить ночной пикник или что-то вроде того, чтобы сбежать в самый разгар толкучки в общежитии и побыть наедине; вдали от шума и людей. — А… Ну, я тогда… Джим — Ничего не нужно! Я сам зайду за тобой! В семь вечера начинаются сборы на общую сходку. Я зайду минут за 5 до этого. Иначе придётся вылезать через окно. Мы усмехнулись. Я кивнула. Он галантно поклонился и, всё ещё возбуждённый от такого грандиозного события, побежал к себе домой. — Какой он великолепный. Неповторимый. Открываю диплом, смотрю на отметки и легонько улыбаюсь. Всё не напрасно. Времени оставалось много. Я решила вздремнуть, чтобы всю ночь чувствовать себя бодро. Все разговоры за стенами были лишь о вечеринке сегодняшней ночи. Который час? Я вложила блокнот, карандаши, жвачку, косметичку, наклейки, куртку и плед в рюкзак и взглянула на наручные часы. Джим — Готова? — Конечно. Джим — Тогда поторопимся. Возле входа уже толпа какая-то. — А если они остановят тебя? Как мы выкрутимся? Джим — Побежим. Растолкаем всех и побежим. — Ладненько. Попробуем. Джим — Прошу, миледи. — Не называй меня так, Джи-и-им! Джим — Я помню-ю. На удивление выход был пуст, и мы поспешили уйти подальше ото всех. — Ты взял даже гитару? Джим — Смотри, я обещал тебе идеальную ночь отдыха от людей? Я всё продумал на счёт приготовлений. — Ты — ангел. Я не перестану говорить это. Мы дошли до небольшой поляны, растянули плед для пикника (который Джеймс благополучно свистнул у кого-то из общежития ещё на первом курсе и так и не вернул), естественно подурачились. Плед был мягким, тёплым, и рядом сидел самый лучший человек в моей жизни. Джим — Ну давай! Ты обязана спеть со мной! — Я не умею. Джим — Ты не пробовала! Я робко подхватывала некоторые строчки песни, но потом некий барьер пропал, и мы распевали «арии», чуть ли не срывая наши голоса. Джим — Ты очень красиво поёшь! — Не вгоняй меня в краску. Может, уже перекусим? Джим — Да, конечно. На момент забыл, как ты любишь есть. — Иди ты со своим сарказмом! Он заливисто рассмеялся, притягивая ближе к себе рюкзак и «накрывая на стол». Джим — Ты обязана сыграть на гитаре сегодня тоже. Хочу посмотреть на твои достижения в этом деле. Ты же занималась дополнительно, правильно? — А как иначе. Это моё желание, а ты знаешь, что свои желания я исполняю. Джим — Твоя очередь учить меня! Я провела пальцами по струнам. Знакомое чувство. Я к нему привыкла. Как и к тебе. К тебе очень просто привыкать, но это поистине сильная магия. Захотелось удивить парня и сыграть что-то необычное, но сердце приказало играть нашу любимую композицию*, да к тому же ещё и петь. Джим — Это было невероятно! — Теперь точно есть, — упрямо надула щёки я, потянувшись к еде, — Кстати, у меня есть с собой косметичка. Ты знаешь, что я не особо умею краситься, но это довольно забавно. Джим — Я умею только красить ногти лаком и подводить глаза чёрным. Так, ради интереса. — Можешь достать мешочек и что-нибудь придумать. Джим — Можно я потренируюсь на тебе? Как тебе идея? — Да, пожалуйста. Джим — Говорю сразу — я безрукий. Я постараюсь не тыкнуть тебе карандашом в глаз или не размазать лак по пальцам, но я за себя не ручаюсь. — Всё в порядке, Джим. Ты же знаешь. Рут сел напротив меня, взял меня за подбородок и начал что-то старательно наносить мне на лицо. Я прикрыла глаза и просто наслаждалась тишиной и спокойствием. Я не знаю… Мне с ним спокойно и хорошо. Он просто прелесть. От него не хочется отходить, с ним не хочется расставаться. А про отдачу своего друга кому-то другому я вообще не хочу думать. Это мой друг! Джим — О чём думаешь? — Я? Джим — Ты. — Я… Да ни о чём. Не могу заставить себя думать. Устала от людей вокруг. Джим — Тебя больше никто не обижал? — Нет, — тихо ответила я. Джим — Тебе лучше не врать мне. — Я не лгунья. Джим — Ты слишком напряжена. — Как ты определяешь это? Джим — Видно. Ты нервничаешь. Тело напряжено. — Есть немного. Мы вновь оборвали диалог. Я и правда нервничала. Но почему? Интересно будет узнать ответ. Джим — Сейчас не разговаривай и не двигайся. Парень наносил подводку. Он обращался со мной так нежно, так заботливо. Пару минут я витала в облаках: вспоминала наши первые дни дружбы. К тому времени Джим уже закончил с чёрной водостойкой жидкостью. В глазах загорелись звёзды, и я проморгалась: Рут звонко поцеловал меня в левую щеку. Джим — Прости, не смог удержаться. Ты такая милая, — он глухо посмеивался, убирая элемент декоративной косметики в косметичку и скрывая свой взгляд в волосах. — Ты моей смерти хочешь?! Чего так пугаешь-то? Джим — Прости ещё раз. Правда, не удержался. Больше не буду, — он примирительно поднял руки вверх. — Очень надеюсь, — буркнула я, скрещивая руки на груди и делая вид, будто я дуюсь на него. Джим — Я же знаю, что ты не обиделась. — А вдруг. Его улыбка стала ещё шире. Уже темнело. Джеймс достал тёплый плед из своего рюкзака, а после заглянул и в мой. Джим — Наклейки! — по-детски воскликнул он, — Ну всё… Теперь я точно знаю как тебе поднять настроение. Юноша подсел ближе, содрал яркий стикер с основы и налепил мне на нос. Джим — Тебе идёт! В ответ я залезла пальцем в незакрытую палетку теней и сделала Руту «боевую раскраску». Джим — Теперь у меня повылезают прыщи! — От курения! Джим — Не правда. — Правда. Джим — Нет. — Да. Джим — Нет. — Курильщика ответ. Джим — Заучки аргумент. — Кого ты заучкой назвал?! Надавать по щам парню не удалось: он ловко перехватил мои руки и прижал к себе, накрывая нас обоих своим пледом. Джим — Тебя. Кого же ещё. Я прижалась сильнее. Страшно. Очень страшно оставаться одной. Меня ранят! Я так к тебе привязалась… Так привязалась! — Ладно. Но только ради тебя. Джим — Ты всё лишь ради меня делаешь? Ты что, на словах меня ловишь?! — Я… Нет, не правда. Он еле слышно усмехнулся. Моё сердце пропустило пару ударов. Что ты делаешь?! — Не правда, Джим. Джим — Сделаю вид, что поверил. Я по-детски ударила его в плечо. Джим — Я тоже делаю всё ради тебя. — Что? Я активно начала шевелить плечами, чтобы выбраться из объятий Рута и взглянуть ему в глаза. Эти бесстыжие глаза, радужка которых отливает тёмным зелёным. Джим — Ты всё правильно расслышала, — он улыбнулся, глядя мне строго в глаза. — Сделаю вид, что не поверила. Джим — Не веришь мне? — лёгкая усмешка. — Верю, но ты смущаешь меня. Джим — Да ну? — он наклонился и упёрся в мой лоб своим, придерживая меня за талию, чтобы я не отклонялась назад, — Правда что ли? — его горящие глаза исследовали очертания моего лица. — Правда… Джим — Точно? — Мгм… Зачем ты делаешь это? Джим — Делаю что? — Ты меня смущаешь. Я уже сказала об этом. Джим — Сделаю вид, что не услышал. — Тогда отпусти меня… — шепчу. Джим — Ни за что, — шепчет он в ответ. — Ну что ты делаешь, Джим? — в моём голосе уже проскальзывали нотки наивности. Джим — Я?.. Я… Я… Он чуть отстранился и начал медленно спускаться к моей шее. Зрачки сразу же сузились, сердцебиение участилось. Вот же святой чёрт! Знает ведь про мою слабость в виде шеи! И всё равно любит дотрагиваться до этой части тела, но всех людей посылает на три буквы, если вдруг кто-то решит сблизиться со мной. Джим — Я тебя так люблю… Я с ума схожу… Он уткнулся в мою шею и поджал губы. Видимо, чтобы не сорваться и не натворить «преступлений». Рут прижимался так сильно, что время от времени мне казалось, что кости одна за другой ломались. — Я тебя тоже люблю. Чего теперь ты нервничаешь? Джим — Теперь я смущаюсь… — Ну-ну всё… Всё хорошо. Я рядом. Я деликатно начала перебирать длинные пряди парня, легонько массируя кожу головы. — Расслабься, Персик. Джим — Хорошо. И вновь лишь ветер и шуршание волос являлись единственными источниками звука. Джеймс тихо посапывал, засыпая на моём плече, но всё также крепко держась за футболку из хлопка. Гори-гори, маленькая звёздочка. Джим — Моя мама говорила, что я должен жениться на умной и чуткой девушке. Она искала мне пару. Она настаивала на отношениях. Она водила меня по своим подругам и представляла в лучшем свете. Она всегда говорила обо мне как о семьянине и статном мужчине, опоре семьи. А кто я, Лиз? Я ведь всего-то маленький мальчик в теле юноши, который многого боится. Я боюсь потерять тебя, как единственную надежду на светлую полосу жизни. Я так боюсь нашего разрыва. Люди всегда говорят обо мне как о ком-то, приближенном к Богу. А я… — У всех есть страхи и сомнения. Каждому свойственно чувствовать себя подавленно и потерянно. Я тебя не брошу. Ты спрашиваешь меня о том, кто ты, так вот: ты — пшеничные косы бескрайних полей, ты — полная Луна в ночи, ты — нежный молочный шоколад, который любят многие. Джим, ты — моя новая религия. Вытри слёзы. Не время плакать. Джим — Хорошо, я понял. И больше ни слова. Парень убрал свои руки и голову и безразлично улёгся спать. Он не вытер солёные дорожки, как бы показывая стрелу в своей груди. Ни слова больше. Не разговаривай со мной. А ведь несколько минут назад хотел меня поцеловать. Но что это в кармане твоей куртки? Письмо из больницы? Я не буду читать чужие письма. Я не смею изменять ему. Я тебя не брошу. Или ты не хочешь связывать себя с религией? Мы странные. Пусть ночь длиться вечно, и мы больше никогда не вернёмся к этому разговору. Людям свойственно нарушать обещания и клятвы.» ~ Сыграй мне на пианино, Джои. Сыграй здесь и сейчас. Для меня, Мой друг. Играй, пока твои пальцы не замёрзнут окончательно. Играй, пока твои глаза могут видеть в темноте. Играй, пока в груди что-то есть. Играй, пока мы вместе. Играй, когда ты один. « — Сыграй моё любимое произведение, пожалуйста. |Ты обещала тренироваться. — Я хочу услышать, как ты играешь для меня. Возможно в последний раз. Короткие пальчики быстро забегали по клавишам. Мелодия возвращала все воспоминания. Сосредоточенное лицо парня усиливало действие кинжала в печени. Кончилась игра. Проиграла шарманка. |Почему в последний раз? — Я вынуждена уехать. |Нет. Скажи, что это неправда. — Я вернусь. Даже если умру — вернусь. |Но… Почему так рано? — Джои… Он подбежал, не в силах больше сдерживать все накопленные эмоции за последние годы. |Я запомню тебя, Лиз. Я запомню твой запах навсегда. Я его запомню.» … «|Я запомню твой запах навсегда.» ~ Джим — Ты издеваешься?! — догнал он меня на улице и развернул лицом к себе за плечо, затомошившись. — Обычно издеваются надо мной. Джим — Ты молчала… Все молчали о том, что та тварь бросила тебя и растоптала твои чувства, так ещё при этом и сама заставила тебя встречаться с ним! И я узнаю это спустя столько времени! Ты могла бы хотя бы намекнуть или рассказать в общих чертах! — Джим… Джим — Сей час же идёшь ко мне в квартиру и ждёшь меня там! — Пошёл драться? Джим — Да, пошёл! И ты не остановишь меня. — Ты!.. Бретёр! Зачем тебе это? Я не хочу возвращаться к этому!