Я ангел твой и твой я грех

      Когда кажется, что всё хуже некуда, наступают ещё более страшные времена, окончательно вышибающие из-под ног землю, а из души – остатки крупиц надежды.       Эрагон достиг верхушки небоскрёба социального статуса. То не было жадным желанием достичь подобных высот, однако не стоит отбрасывать мысль о том, что ангел всегда знал, что способен на бо́льшее, способен на лучшее. Издавна, ещё до вступления на важные должности, ангел просто исполнял свой долг, потому как это было необходимо.       Каждый знал, что у него должно было быть своё место в мире, ячейка в обществе, которую он обязан занять. Не стоило это огромных потугов и усилий – он просто отдавал должное обществу, как это было положено. Однако юный ангел мог сделать ещё больше, ещё лучше, ещё быстрее. Постоянное стремление к чему-то неизвестному толкало вперёд, вызывало больше интереса. Он делал то, что мог, делал, как мог. И, по итогу, как оказалось, делал очень даже хорошо. Им не управляла жажда власти, скорее желание постичь нечто большее, узнать границы своих возможностей, посмотреть, насколько всё зайдёт далеко. И всё больше и больше Эрагон впутывался в эту пучину, пока дорогу назад не отрезало насовсем.       И теперь, достигнув одного из самых высших титулов, обладая огромным багажом знаний и сил за плечами, он потерпел грандиозное поражение. Не то, чтобы Эрагон так сердечно дорожил своим титулом или местом в совете. Куда больше уже давным-давно он хотел быть хорошим мужем и отцом, но знал, что не создан для этого. Отдавая Айви часть своего сердца, Эрагон осознавал всю серьёзность – он никогда бы не принадлежал ей до конца, ведь его сердце, тело и душа…. Всё, чем он обладал, принадлежало смертным и бессмертным. Он, как тот вечный сосуд, из которого можно испивать силу. Он был смотрителем бесконечности.       Но теперь он столкнулся с очередной трудностью. И, увы, на сей раз разрешить ситуацию со скрипом не мог. Всё не зависело даже от собравшихся напротив, взирающих с высоты навеса, бессмертных, во взглядах которых он видел безразличие и страх. Его судьба уже читалась в этих напуганных лицах, просматривалась в истерически резких движениях. Не было больше степенного уважения и раболепия переменчивых в своих мнениях зевак.       Эрагон не винил ни одного из них, безрадостно заключая, что одна единственная ложь могла привести его к такому положению, а ведь она ему даже не принадлежала – он просто оказался втянут в этот круговорот случайно, словно его зацепило мимолётно, но приложило достаточно сильно, чтобы из этого ада уже нельзя было выбраться совсем.       Они могли лишить его статуса и лавров, могли разбить его имя в мелкие дребезги. Но подлые стервятники из совета не хотели довольствоваться малым. Завистливые виновники заговора хотели растоптать в прах не только его имя и древнее тело, но ещё и избавиться от всех следов его присутствия в этом бренном мире, позаботиться об окончательном исчезновении его продолжения.       Не испытывал ни жгучей обиды, ни ненависти – ничего. Мысли Эрагона были устремлены далеко отсюда. Впервые он иронично признавался себе в том, что его не интересует более судьба этого мира, его кончина или продолжение. Куда весомее были мысли о тех, кого он поклялся защищать, но так и не смог сдержать обещание. Он знал, что несмотря на импульсивность, его жена будет более осторожна ради спасения дочери. Она отдаст свою жизнь за этого ребёнка. Такая уж Элмерс. Последняя оставшаяся в живых Элмерс, которая приобрела и вобрала в себя все те качества, что носил в себе этот благородный род. Она не была родной по крови Милонегу, не была выношена под сердцем Гелии, но тем не менее она была их дочерью, пускай и не по крови.       Ах, как же забавно смотреть на всех скопившихся бессмертных. Как они неуверенно топчут землю, переминаясь с ноги на ногу в ожидании предстоящего представления. Неверие сменялось осознанием того, кто перед ними стоит, закованный в магические кандалы, лишающие возможности применить хоть крупицу своих сил. Присутствующие практически все члены совета, кроме Невила, молча осматривали место будущей казни, а главное место у изгороди пустовало в ожидании главного гостя.       На фоне огромной ограждённой площади единственный стоящий посреди неё Эрагон казался с высоты обозрения балконов совсем небольшим, даже хрупким на первый взгляд. И толпа собравшихся жителей города превысила численностью даже то количество, что приходило на всеобщие объявления от верхушки Цитадели. Наверное, бессмертные попросту из неверия пришли убедиться в происходящем. Ведь правильно говорится, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. И они смотрели, смотрели и всё равно до конца не верили глазам. Однако их мнения никто не желал знать, даже если бы толпа бессмертных объявила о протесте – всё было предрешено, и исход этой встречи в том числе.       В глазах Торендо ликование, первородный восторг, смешавшийся с долгожданным осознанием превосходства. Он единственный не стесняется улыбаться. Где-то среди всего этого скопления мелькают силуэты подданных Эрагона, но он их не видит – слишком много бессмертных пришло на казнь верховного серафима. Где-то отдалённо происходят перепалки – столкновение интересов. Ещё не все смирились с тем, как позорно обвинили владыку в том, чего он не делал. Конфликты переливались в скандалы и ссоры, ведущие за собой драки. И от этого глаза Торендо сверкали ярче.       – Схватить всех, кто оказывает сопротивление правосудию. – Громко вскрикнул Торендо, и голоса тут же набирают громкость. Стражники хватают сопротивляющихся бессмертных, валят на землю и скручивают. Причём делается это с отточенным до блеска мастерством – едва ли кто-то пикнуть успевает.       В толпе возникает давка. Эрагон лишь смуро прикрывает глаза, оглушаемый гулом своего народа. Он знает, что это лишь часть представления и Торендо лишний раз пытается продемонстрировать свои власть и силу. Но отчего-то отголоски ответственности за свой народ тревожно звенит колоколом в сердце – он не в силах их спасти.       Голоса режут слух всё настойчивее, давка усиливается, но новых приказов не поступает. И лишь когда небо окропляет яркая вспышка, все замолкают и замирают на своих местах. К священному помосту, уготованному и защищённому небесной стражей, является главный гость и судья этого мира. Ангелы и демоны, завидев Шепфа, едва удерживаются на ногах, чтобы не спуститься на колени. Почтительно кланяясь, они не в силах отвести глаз от создателя. Даже толика неверия проскальзывает в этом поклонении. Неужели и впрямь Шепфа самолично спустился в их мир, дабы присутствовать на оглашении участи бывшего верховного серафима?       И лишь некоторые из бессмертных не поддаются на общую волну благолепия. Их раздражённые возгласы пресекают мгновенно, как ударом молнии, не позволив вылиться наружу.       Шепфа проходит по каменной плите к краю ограждения, заглядывая на виновника сего мероприятия. И невозможно понять, о чём думает божество, ведь лицо его, как прежде, покрыто глубоким светлым капюшоном. Он касается золотой решётки, чуть склоняя голову вбок, разглядывая Эрагона внимательней с другого ракурса.       В этот момент серафим чувствовал его взгляд даже кожей. Он пробирал до самого мозга костей, выворачивая грудную клетку наизнанку, словно бы кто-то пожелал увидеть его душу.       – Безусловная власть развращает нутро. - Громогласный, но монотонный голос разразился в атмосфере волной, прокатываясь по толпе так, что любой мог слышать каждое слово. Окружение замерло и застыло, словно забывая, как дышать. Первозданное внедрённое в гены чувство повиновения вынуждает слушать внимательно.       – Всё это время я возлагал на тебя большие надежды, сын мой, но ты горько разочаровал меня. У тебя было всё: могущество, возможности… Всё, о чём бессмертные могут только мечтать. А что же сделал ты, сын мой? Отвернулся от моей милости, растоптал моё доверие. Пытался нанести удар в спину…       Эрагон вскинул уставший взгляд на создателя, не сдержавшись от горькой усмешки.       – Прежде, чем наделять кого-то этим бременем, Вы не думали спросить, а нужно ли это вашему избраннику? Хочет ли он нести груз данной ответственности? – ангел грустно улыбнулся, – Впрочем, это уже не столь важно. Я не желаю более поддерживать мир и того, кто стал глух и слеп к своим детям. Вас более не интересует судьба созданий божьих. Вы заперлись от своего творения за золотыми вратами и не отвечаете на зов молящих и взывающих к Вам. Будь Вы хоть капельку внимательней, смогли бы увидеть, кто именно желал Вам зла и, кто всё это время оберегал Ваш покой.       Эрагон не дрогнул нутром, проговаривая каждую отточенную фразу, хлещущую истиной, как рассекающим хлыстом, ничуть не жалея ни об одном из сказанных слов и впервые позволяя себе подобную наглость и дерзость. Но адресату пришлось не по вкусу услышанное. Ответом стал выброс энергии, мгновенно приглушившей звук мужского голоса. Сбивая с колен и придавливая стальным пластом к земле, она давила с нечеловеческой силой на тело, грозясь попросту расплющить его. Заломленные за спину золотыми цепями руки свело от боли, но Эрагон не проронил ни слова, стерпев наказание за оскорбление.       – Ты безумен, сын мой. Исчерпав моё терпение, ты обрёк себя на мучительную и долгую смерть. И вина твоя омоется лишь кровью. – Шепфа взмахнул рукой и стоящий неподалёку Торендо, словно изнывая от ожидания до этого, тут же сорвался стрелой вниз, обнажая меч. Одно отточенное резкое движение, лишь один манёвр… И золотые крылья Эрагона отсечены, обессиленно опадая за спиной бывшего серафима. На площади воцаряется гробовая тишь и лишь вскрик Эрагона разрезает просторы. Озарившийся маниакальной улыбкой Торендо обходит вокруг него, наслаждаясь страданиями и болью, насыщаясь и напитываясь ими. Он останавливается позади сидящего на коленях мужчины, ногой наступая ему на спину и хватаясь за обрубок, некогда бывший крылом. Резкий злой рывок, подпитанный многовековой ненавистью. И куски мяса тянутся со спины с остатками одного крыла.       Публика замирает, молчит и ужасается зрелищу. В них уже нет того злосчастного предвкушения хлеба и зрелищ – все шокированы. Словно изначально никто до конца не верил в то, что это возможно. Мужчины с каменными лицами взирают на Эрагона, что жмёт кулаки, но не позволяет себе более кричать, а скорее рычит от боли, сдерживаясь. Женщины жмут к подолам детей, закрывая им глаза, а сами глядят с ужасом на то, как стоически выдерживает мучения Эрагон. Воплощение стати и силы, один из могущественных правителей…. Их лидер, их защитник… Закончит вот так? Медленно умирая, как собака? Но никто не смеет даже сдвинуться.       Ребекка, стоящая среди ангельской знати, рефлекторно дёргается в сиюминутном порыве, но более старшее поколение осаждает пылкость, такую нетипичную для бывшей непризнанной. Причём происходит это тихо, почти беззвучно. Они заставляют стоять и смотреть на то, что бывает с теми, кто стал неугоден, кто стал не нужен и кого можно сместить в любой момент, словно в назидание.       – Не мучайте его! – доносится из толпы женский крик, но её словно никто не слышит.       Шепфа тоже игнорирует выкрик, без эмоционально наблюдая за ангелами и застывая подобно статуе. И чёрствости сердца хватает на то, чтобы даже мускул не дрогнул от разыгравшейся внизу трагедии.       Торендо брезгливо отбрасывает свой трофей, вновь закружив вокруг жертвы размеренными самоуверенными шагами. С особым удовольствием и неприкрытым наслаждением он впивается пальцами в затылок Эрагона, приподнимая его лицо за светлые волосы и шепчет с нотками скрытого садизма:       – Ну, что ж, осталось ещё пять. Ведь у тебя было шесть крыльев, да, крысёныш? – Глаза его почти безумны. Они полны такого безудержного веселья, что его принадлежность к ангельской стороне почти абсурдна.       Но то, как смотрит на него Эрагон, по-прежнему выводит ангела из себя. Как и прежде, даже сейчас, когда бывший верховный серафим сидит коленями в грязи с обрубленными крыльями, ничтожеством чувствует себя всё равно Торендо. Даже сейчас Эрагон глядит на него так, словно он до сих пор выше его, сильнее его, мудрее его. И это бесит Торендо ещё сильнее, отчего начинает вскипать кровь.       Он отбрасывает от себя лицо ангела, устремляясь обратно к пыткам. Его трясёт не то от злобы, не то от предвкушения, он негодует. Он делает ещё изощрённей и больнее, вновь подскакивая к жертве и заглядывая ему в глаза. И буквально едва не начинает выть от ненависти и чувства неудовлетворения из-за того, как стойко держится противник, как не позволяет себе даже задуматься о мольбе.       Где-то на фоне всей этой какофонии звуков кого-то тошнит, а кто-то уже не стерпев начинает выкрикивать оскорбления в сторону Торендо. На площадь, где находятся жертва и палач, градом обрушился мусор. Кто что мог кинуть, пытаясь достать до нерадивого палача. Это задевает гордость мужчины и он обдаёт всех и каждого яростным взором. Очередной примитивный приказ всех схватить провоцирует новую волну негодования и народ бунтует. Новое месиво создаётся прямо в самом эпицентре под адский рёв возмущения.       – Ты даже это сделать как следует не в силах. Жалкий, как и прежде. - Шепчет Эрагон, пожалуй, только сейчас позволяя себе толику злорадства, с бледным, как скатерть лицом, но взглядом абсолютно не сломленного бессмертного. На фоне побелевшего лица синие глаза, с залёгшими под ними тенями, светлеют и становятся совсем жуткими, неестественными. Он знает, что правда на его стороне, он обязан выжить и сделать то, что должен. И такая букашка, как Торендо, не несёт ему абсолютно никакой угрозы.       С каждым вырванным из плоти крылом лицо Эрагона становится всё бесцветней - все краски окончательно покидают его. Даже губы бледнеют от отливающей от них крови, а затем начинают постепенно приобретать синюшный оттенок. Адская агония, разливающаяся по всему телу, трубит и орёт о том, что он не выдержит, но, чёрт возьми, это не та боль, которая его убьёт! Он выживет!       А Торендо мало, мало того часа торжества, которого он так жадно желал вот уже не одну сотню лет и который всё же получил. Поэтому решает наступить на горло бедняге окончательно и перекрыть доступ к воздуху.       – А когда я расправлюсь с тобой, тогда-то отыщу твоих грязных метисов и расправлюсь с ними. – Злобный шёпот обжигает ухо и Торендо, наконец, зарабатывает то, на что так рьяно напрашивался. Затылком Эрагон без усилий с отменным хрустом ломает ему нос и серафим отскакивает с воплем в сторону.       – Боюсь, что они с тобой не согласятся. – Сцедил себе под нос Эрагон, слегка улыбаясь и все свои силы направляя на регенерацию. К сожалению, в этих наручах, даже исцеляться оказалось тяжело. Где-то внутри копошится и ворошится страх за Айви и Амелию, но он сбрасывает наваждение, уверенный в том, что подобное не случится. Лишь бы только продержаться до появления Невила.       Взбудораженный ни на шутку Торендо хватает до этого воткнутый в землю меч, желая покончить с этим. Заносит клинок, чтобы завершить начатое.       Неожиданная вспышка света слепит глаза – резь в них заставляет зажмуриться, не позволяя досмотреть, что происходит дальше. И звук, оглушающий звон дезориентирует присутствующих. Все в смятении начинают паниковать, больше всего опасаясь теперь за собственные жизни.       А когда возвращается способность видеть и слышать, толпа издаёт ошеломлённый вздох. Торендо, который был в паре шагов от лишения Эрагона головы, лежит в нескольких метрах от него в глубокой земляной борозде от собственного тела, а рядом заключённым в кандалы ангелом стоит девушка.       Отбрасывая неизвестно откуда прихваченный ледяной щит, она опускается на колени перед обречённым на смерть бывшим советником. И для последнего эти минуты оказываются особенно мучительными. От пережитых истязаний голову сильно кружит, его мутит и мужчина на грани обморока.       Холодными ладонями девушка шлёпает его по лицу. Взволнованно приводит в чувства, цепляясь за ниточки ускользающего мужского сознания.       – Милый, милый, очнись, не отключайся. – Тихо приговаривает она, и это слышно лишь Эрагону. Появление постороннего кажется ему галлюцинацией, игрой воображения, но самообладания и стойкости хватает, чтобы попытаться оклематься и уже более здраво взглянуть на прилетевшую жену. Что-то в ней переменилось, но это была его Айви.       – Почему ты здесь? Амелия…       – В безопасности, Эрагон. – Перебивает на полуслове Элмерс, целуя его в щёку, лихорадочно дёргая наручни, сдерживающие мужа.       Время для внезапности ускользнуло слишком быстро и Айви понимала, что придётся бороться во всю силу. Торендо, стоило ему очнуться, призвал стажу и девушке пришлось отвлечься от освобождения Эрагона. Он до сих пор немного неверующе глядел на супругу, которая раскидывала бессмертных, как тряпичных кукол. Её не должно быть здесь! Не должно! Но тем не менее Айви Элмерс пришла за ним, прилетела на всех порах в отличие от Невила, который слишком задерживался со своим планом.       Торендо первым вступил в схватку с девушкой, разражаясь криком о том, что она была вечной помехой во всём. Одновременно и пугала, и восхищала способность Элмерс драться с ним на равных. Однако так не могло продолжаться, не могло…       Несколькими часами ранее.       Белый слепящий свет не сразу позволил открыть глаза. Миру возвращались краски, пока что приглушённо и несмело. Постепенно они набирали яркость и первозданный контраст, пока вселенная не покачнулась и не опрокинулась с ног на голову, и наоборот.       Стерпев первый рвотный позыв, Айви сглотнула вязкую слюну, приподнимая разражающиеся резью глаза и пытаясь рассмотреть то, что происходило вокруг. Ещё не оправившееся от травматических конвульсий сознание не позволяло додуматься до того, что очертания старинных символов на снегу, были выведены свежей пролитой кровью. Только теперь постепенно ей вернулись все чувства, напоминая о том, как могут болеть затёкшие конечности. Пальцы занемели от устоявшегося кутающего её в своих объятьях холодка. Плотно сжимающие за спиной путы прилипли намертво из-за растёртых в кровь запястий.       Странный багровый круг ширился и полнился. На приличном расстоянии от себя Элмерс увидела знакомую фигуру. Мужчина сидел на коленях, сгорбившись и едва не утыкаясь лицом в снег. Светлые спутанные волосы, покрытые снегом, свешивались грузно с плеч небрежными патлами, а обычно безупречно белые одеяния знали лучшие времена. Местами порванная и пропитанная багровыми пятнами одежда походила теперь больше на лохмотья. Как-то интуитивно Айви брыкнулась в его сторону, но напрасные потуги лишь разворошили весь спектр болевой палитры во всём теле, распуская его контрастным цветком. Не послушавшиеся ноги ничтожно вздрогнули, когда Элмерс глухо застонала от резкой неизбежной встречи с промёрзшей землёй, царапающей кожу.       Когда в воздухе раздался приглушённый звук, изданный девушкой, неподвижная фигура вдруг ожила и зашевелилась. Сонно и устало, приподнимая покрывшиеся инеем ресницы, мужчина взглянул на источник шума. Ему прибавилось ещё тысячелетие к возрасту из-за внешней разбитости, а также неспособности нормально шелохнуться.       – Элиан, что они сделали с тобой? – Хрипло проронили обмёрзшие потрескавшиеся губы, а голос словно ей и не принадлежал вовсе. Горло сдавило спазмом, и Элмерс уткнулась лицом в наст, мгновенно распространивший по коже онемение. Голова болела так, что даже практически не чувствовалась боль от холода - она просто притуплялась. Не ощущая ничего, что происходило ниже грудной клетки, на мгновение показалось, что её парализовало.       Сидящий на коленях старец с запечатанными за спиной руками слабо улыбнулся, всё также сонно и медленно моргая. Казалось, что пошевелись он сейчас ещё немного и весь его лик тут же рассыплется на множество частиц. Покрытые инеем волосы и брови делали его истинным воплощением живого изваяния.       «Ничего, что ты бы могла предотвратить, дорогая». – Раздалось в голове Элмерс его голосом, смешанным с туманной трелью мигрени.       Не совсем понимая, как это работает, Айви постаралась сконцентрироваться на этом голосе, наивно мысленно потянувшись к нему ослабевшим сознанием, и аналогичным образом пытаясь задать вопрос.       «Почему ты не отвечал на зов? Я пыталась несколько раз, но…»       «Некуда бежать, Айви. – Грустно прошелестел его голос, после чего он направил взор по правое плечо от себя, - Некуда бежать, Айви».       Элмерс подняла лицо и проследила за ним, отводя взгляд в сторону, куда глядел старец. И отчего-то сразу все сомнения отлетели прочь, являя ей долгожданное прозрение. Она помнила свадьбу, помнила того, кто предстал перед ними в качестве хозяина гор.       «Не может быть». – Сокрушённо шепнула девушка, раздосадовано разглядывая искалеченного бессмертного. Вид его соответствовал соседу по дьявольскому кругу. Как и Элиан, выглядел мужчина весьма паршиво. И ещё более мертвенно бледно, нежели старец, чья кожа практически обесцветилась. Только теперь Айви смогла понять, откуда здесь лёд и снег. Мелкие ничтожные всплески энергии исходили от связанного бессмертного, падая на землю и прорастая в ней разноцветными кристаллами, что расползались по земле, накрывая её белым зимним налётом.       «Если Клеон здесь… Тогда…» - Айви не решилась спросить, но встрепенулась нутром, встречаясь взором с повелителем острова вечной мерзлоты. Огромное творение, которое Клеон не позволял никому найти... Лишь чистые душой и помыслами могли наткнуться на снежный остров случайно. Но что же происходило сейчас? Как его смогли найти и поймать?       Открытые от белоснежных одеяний участки кожи бессмертного покрывали перламутровые чешуйки, которые загадочно мерцали на свету. Повелитель гор с нерушимой волей и стремлениями, теперь сломлено сидел на коленях с опущенной головой. И от этого стало страшно… Гелия, Элеонора… Все жители мест бескрайней мерзлоты. Что теперь с ними будет, когда Клеон так ослабел?       Теряя всякую надежду, Элмерс глубоко задумалась. Уставшее сознание даже не пыталось подкинуть ни единой мысли о том, как можно было решить ситуацию, как можно было помочь тем, кто в этом нуждался. Да что уж там… Айви не знала даже как помочь себе в сложившейся бесповоротной заднице, в которую угодила так планомерно и чётко выверено. Что уж теперь говорить об окружающих…       Сколько она так пролежала – неизвестно. Лишь постепенно отмирая и заставляя конечности слушаться, девушка осмотрелась вокруг себя. Широкий круг был исполосован разнообразием странных символов, которые Элмерс ранее не видела. И судя по расположению пленных, пустовало ещё два места.       «Это для Отто и Неры. Но боюсь представить, что произойдёт, когда её темница будет открыта». – Прошептал Клеон, отчего-то этот тихий шелест голоса отчётливо пролился в голове девушки.       – Элиан, у них моя дочь… - Обратилась к старцу особа, но смотрела она вовсе не на него. Их диалог был нарушен, когда перед собой Айви увидела носки массивных сапог. Приподнимая взор, девушка как можно выше задрала лицо, уже без особых затруднений узнавая родственника, каких не пожелаешь даже заклятым врагам.       – Очнулась. – Сухо констатировал очевидное старик, распростирая руки и демонстрируя плоды своей работы. Элмерс исподлобья посмотрела на виновника происходящего. – Вижу, ты уже знакома с моими гостями.       Пленники находились в чётко отведённых им местах. Не заходя в круг, со всех сторон толпились мужчины в балахонах. И главный их предводитель стоял напротив Элмерс, сияя настолько счастливой улыбкой, что сложно было предположить явную опасность, исходящую от этого ангела. Кто бы мог подумать, что столь добрый и приятный бессмертный окажется с гнильцой внутри.       – Где Амелия? – Спросила она, хоть до конца и не надеялась на ответ.       – Это не так важно. Ведь когда дитя откроет печать, ты уже будешь мертва. – Баюкающий тон старца при другой ситуации бы напугал Айви. Но не сейчас, когда мир раскололся на «до» и «после».       «Как только печать сойдёт, Нера убьёт раскрывшего врата в темницу». – Элиан с печалью взирал на безмолвную собеседницу. И сказанного хватило, чтобы понять, почему поблизости нет её ребёнка. Это осознание было подобно отрезвляющему удару, от которого Элмерс ожила.       Упуская из виду старика, она лишь почувствовала его присутствие разверзающей запястья болью. Что-то с лёгкостью расчертило в багровые полосы девичьи руки. Наземь капнули первые капли крови, от её пропитки символы взыграли ярким свечением. Боль насыщала тело импульсами, бьющими во всеуслышание о том, что она ещё способна шевелиться.       Элмерс попыталась отдёрнуть от маниакального серафима руки, что сильно не понравилось старику. Он грубо схватил внучку за волосы, наматывая светлые локоны на кулак и удерживая пленницу без былого терпения.       – Сделай милость – не дёргайся. И позволь уже закончить этот ритуал. Торендо доставит сюда Эрагона после прилюдной казни. Мне нужна лишь его кровь – не обязательно, чтобы он был жив. Самого присутствия будет достаточно.       Подставляя под стекающую с запястий родственницы кровь позолоченный кубок, Кодей что-то промычал себе под нос. От очередного рывка Элмерс мужчина едва не выронил свою драгоценную ношу. Зашипев от гнева, он посильней натянул волосы на затылке, отчего последняя болезненно поморщилась.       – Ты отправил родную правнучку в лапы чудовища. Кто ты после этого?! – шипела не хуже змеи Айви, искоса уничтожая негодяя испепеляющим взором. – Шепфа всё видит…       – Шепфа ни черта не видит! – резко и грубо перебил мужчина, а натяжение волос терпеть стало практически невозможно. – Иначе почему твой муж сейчас медленно умирает, а ты истекаешь кровью здесь подобно жертвенному животному, м? Айви не ответила, закусывая до боли щеку изнутри, в неприязни озираясь на старца.       – Посмотри на них, Айви. Посмотри. – Словно подбадривающе заголосил вновь последний, подкрепляя слова повторным дёрганьем за волосы. И Элмерс не по своей воле воззрилась, куда направлял ненавистный родственник.       – Эти создания, эти божественные создания… Они были сильны настолько, что Шепфа хотел навсегда избавиться от них. Потому что боялся. Как видишь, они передо мной на коленях, поверженные и униженные. Так что у тебя не остаётся другого выбора кроме как смириться со своей участью и поддаться. Стать жертвой во имя великих свершений.       «Великие свершения? Да этот старик и впрямь обезумел, раз несёт нечто подобное». – Подумала Айви, сконфузившись.       – А Амелия? Она тоже должна пожертвовать собой ради безумца Кодея?       – Для этого вы и были рождены. Но если твоя никчёмная мамаша была безнадёжна, то от тебя хоть какая-то польза всё же была – своевременно раздвинула ноги перед потомком Отто! Благодаря тебе, дорогуша, мне не пришлось сильно заморачиваться. Темницу Неры может открыть только носитель крови Отто. Малышка Амелия справится с этим, пускай и ценой своей юной жизни. Ради великих дел, что я свершу, получив силу, превышающую все разумные рамки всего нам известного.       Не оставалось сомнений, что Кодей сошел с ума, окончательно обезумел со своими маниакальными идеями. Власть и жажда большего настолько сильно ослепили его, что он уже ничего не видел кроме себя и своего «великого будущего». С каждым новым словом, небрежно брошенной фразой Айви начинала вскипать. Да что он знал о страданиях её матери? О страданиях Эрагона, что знал о её трудностях, жизненном пути? Бесчеловечность правила в этом мире всегда, но этот бессмертный крутил и вертел другими с такой холодной расчётливостью, что это убивало остатки надежды на то, что он мог бы оправиться ото всего, очнуться от своей бредовой неисполнимой эйфории.       Желая получить недостижимое, он готов был пожертвовать да хоть целым миром. Но Элмерс не позволит всему пройти так гладко! Если она и умрёт, то прежде, до момента своей кончины, обязательно подпортит ему его «идеальный план».       Время утекало. Элмерс взглянула на Элиана, мысленно задавая вопрос:       «Ты знаешь, где находится темница Неры?»       Элиан бесцветно и осторожно кивнул, уже примерно догадываясь о намерениях девушки. И этот план ему явно не понравился. Он прошептал вслух, и Элмерс видела лишь движения его губ: «Не делай этого».       «Я сделаю это». – В противовес его просьбам, как всегда, наперекор пошла Элмерс, взывая к своим дремлющим силам. Она не брыкалась, позволяя Кодею закончить начатое – кубок почти наполнился. Но по мере того, как каждая капля падала в золочённый сосуд, в душе Элмерс поднималась настоящая буря.       То, чего она никогда не хотела, то, чего не признавала и отгоняла прочь. Бушующее безумство, сводящее извечно с ума. Сейчас, как никогда, она желала увидеть Жанетт. Это бы означало, что камень откликнулся. Но этого не происходило.       Тогда Айви прикрыла глаза, концентрируясь на дыхании. Ни на жгутах, истязающих кровоточащие запястья, ни на силе натяжения волос, от которой вставали слёзы в глазах, ни о мёрзлой земле по вине хозяина гор… Только на дыхании, только на нём. Тыльную сторону шеи как будто ошпарило кипятком. Элмерс вскрикнула, желая прикоснуться к очагу боли, но путы не дали ей желанного.       Тело пронзило дрожью, а ощущение разности температур беспощадно окунало нутро то в леденящий холод, то в опаляющее пламя. Нутро полыхало, а затем резко остывало. И от этих резких перепадов Айви сходила с ума. Внутри разрасталось нечто непомерное, неугомонное, опасное, сметающее всё на своём пути. И единожды испытав это столкновение противоречий, она что есть силы ухватилась за эту нить, ведущую к разрушению. Камень откликнулся на её зов, зашевелился наперекор устоявшемуся убеждению, что теперь это лишь ненужная безделушка.       Кодей наполнил сосуд, небрежно толкая её обратно на землю, а сам прошествовал к своим сообщникам с победоносным видом. Мужчины перешёптывались, подготавливаясь к самой ответственной части ритуала и ожидая последних его участников. Айви смотрела на недругов исподлобья, словно пытаясь запечатлеть последние мгновения пред окончательным забвением. От неё начали исходить слабые импульсы, которые не сразу стали заметны остальным.       Элиан, заметив сие явление первым, несколько раз пытался окликнуть девушку, но она словно впала в транс. Он до нелепости неловко едва не рухнул, подавшись всем корпусом к ней в стремлении достучаться.       – Айви, остановись! Айви, ты не сможешь совладать с этой силой! Айви! Айви, не делай этого! – отдалённые встревоженные слова утопали в глубинах помутнения.       Элмерс тяжело дышала, стараясь сохранить в себе остатки благоразумия, но давящее со всех сторон чувство несправедливости одерживало верх. Она уже уцепилась за эту нить, и она благородно вплела её в эпицентр творящейся внутри бури.       – Верните мою дочь! – обратилась она к Кодею, что стоял в эпицентре событий, облачённый в тёмные балахоны. Заметив, как бледнеет лицо Элмерс, он лишь снисходительно улыбнулся, сощуривая глаза.       – Твоё время вышло, Айви. Твоя мать ослушалась моих указаний, тебя постигнет та же участь, что и её, коль будешь непослушной.       – Верни. Мою. Дочь! – белёсость кожи можно было сравнить с оттенком свежеопустившегося наземь снега. Пухлые губы дрогнули, затем застыв намертво в болезненной гримасе. Айви смотрела на него абсолютно озверевшим взглядом, в котором умирали отблески человечности. Дыхание участилось, грудная клетка лихорадочно сокращалась в рваных вздохах.       Элиан, не способный совладать с отчаянием подруги, подался вперёд, но верёвки лишь сильнее оцепили кожу, впиваясь в плоть и оттаскивая назад.       – Ты не справишься, ты умрёшь… - пустынно сорвалось с его губ, когда остатки отречённых фраз долетели до обездвиженной поверженной Айви Элмерс. Она посмотрела на него с почти смирной покорностью, замечая впервые его несдержанность, когда глаза наполнились кровавыми густыми слезами, проложившими себе путь вниз по крутым скулам и впалым щекам.       – Когда этот мир падёт, молю тебя лишь об одном. Спаси Амелию. Мне большего и не нужно…       Элиан замер, вгрызаясь испуганным взглядом в собеседницу, которая теряла всё человеческое, всё, что удерживало её в этой бренной оболочке. Она улыбалась и плакала, плакала и улыбалась, но в глазах, теряющих живость души, блек свет, моля лишь об одном… лишь об одном.       – Остановите её! Не позвольте сдвинуться! – Гаркнул Кодей, понимая, что всё идёт не по плану. Путы натянулись до предела, когда Айви почти распяли в стягивающем положении посреди злосчастного круга. А она всё теряла слёзы, которые, скатываясь по коже, испускали шипучий парок, разъедая плоть. От истоков светло-пшеничных волос, вниз по коже миазмами расползались стигматы, образовывая сетки бордовых плавных шрамов. Заходясь в приступе ошеломляющего крика, переходящего в вопль, Айви сжала пальцы в кулаки.       «В последний раз я прибегну к этой силе… Обещаю, в последний». – И от неё изошла настоящая волна энергии, которая смела всех в стороны, как картонных кукол. Путы оборвались, пленные были свободны. А сама Элмерс рухнула наземь – послышался хруст костей.       Прислужники серафима едва могли опомниться от сильного удара. Сам же Кодей почувствовал, что обошёлся меньшими увечьями, поднимая голову и осматриваясь. Пленённые были без сознания, а лежащая в центре воронки девушка вовсе не двигалась.       – Идиотка, ты же всё загубила! – Зарычал старик, замечая опрокинутый кубок. Кровь уже впиталась в почву без возможности вернуться обратно в сосуд.       Слабо шевелясь и с трудом поднимаясь на ноги, прихрамывая, он побрёл в сторону, как предполагал, мёртвой девушки. Небрежно пнув её в хрупкое плечо, поддевая носком сапога, развернул. И сокрушённо скруглил глаза, когда заметил на себе осознанный взгляд неживых глаз. Один выпад – одно чётко отточенное движение – рука впилась в старческое горло, сжимая костлявые пальцы, обтянутые кожей в мёртвую удушающую цепь. Она смотрела на него почерневшими белками с вкраплениями золотых зрачков как будто без осознания ситуации, но задыхающееся тело понимало причину.       Один стальной палец за другим смыкались плотнее, тесня и без того обездвиженное горло, не позволяя частицам воздуха даже на мгновение пробраться в организм, насытить его кислородом для дальнейшей жизнедеятельности. И Кодей готов был поклясться, что тепло эти руки не несли, не было даже ощущения того, что его держит бессмертное создание с текущей по венам кровью.       Взгляд пустой, безжизненный, но полный ярости и желания к отмщению. Пальцы сжались сильней, а лиловые губы дрогнули, открывая взор на сжатые зубы с удлинёнными клыками.       – Кх-кх… - Попытка крикнуть, позвать на помощь, да хотя бы что-нибудь вообще не увенчались ничем кроме сдавленного хрипения. Лицо старца багровело, когда девушка, в два раза меньше его в комплекции и росте, начала подниматься со степенным спокойствием. Ужасало и то, что, когда она сумела оказаться ровно стоящей цельнометаллической скалой на собственных ногах, серафим почву из-под ног вовсе потерял. Она вознесла руку повыше с поразительной лёгкостью, посильней сдавливая ничтожный мостик между головой и телом. Казалось бы, такая ничтожная, абсолютно ненужная деталь в жизни каждого, однако какой грандиозный смысл она несёт своим существованием.       Кодей трепыхался, как беззащитный птенец, хватаясь в женскую руку, царапая и распарывая на удивление податливую кожу и пытаясь отбить это на поверку стальное прикосновение смерти, действующей конечностями обычной хрупкой девушки.       – Что такое? Испытываешь дискомфорт? – Сдвоенное нечеловеческое за утробное рычание вырвалось наружу, стоило девушке раскрыть рот, - А когда ты убивал моего отца и обрекал на мучительную гибель мать… тогда не испытывал неприятного ожидания последствий? Когда уничтожал своими собственными руками семью Элмерс, окуная их в пучину позора и забвения, тоже не боялся возмездия? Когда похищал моё дитя, губил моего мужа…. Когда уничтожал жизни окружающих, тогда тебе не было больно?       С каждым новым пролитым жутким словом мертвенно бледное лицо всё больше заострялось, а взор свирепел – от лица прежней Айви оставалось не так уж много.       – Кха-кхааа… - Прохрипел старик, как будто оскорблённый подобным кощунством в отношении его «благих дел».       – Понимаю… Ты ведь считал, что всегда прав. А твоя правда может не считаться лживой или порочной даже если окроплена кровью, не так ли? – Айви кивнула на затянувшиеся запястья, на которых остались крестовые шрамы от порезов.       – Кхаааааа… кха… - Когда лицо его окончательно побагровело, а сознание готово было покинуть тело, в тело Айви впёрлось что-то странно острое. Оглянувшись, Элмерс заметила рукоять ножа, торчащего в её боку. Это уже интересно. Не доброта взгляда опустилась на стоящих неподалёку ангелов в балахонах.       – Вряд ли этим можно меня сейчас пронять… - Умозаключила девушка, разжимая пальцы и выпуская бессознательное тело серафима – последний рухнул замертво на землю. Всё ещё не уверенная в том, болит ли у неё ранение или нет, девушка для надобности пару раз стукнула по рукояти пальцем – вибрация боли не заставила скукожиться. Потому, уверенно вцепившись в кончик орудия она вынула его с ювелирной точностью. Рана закровоточила, но боли, как и прежде не было.       «Я умру от кровопотери даже не почувствовав этого». – Подумала Айви, окончательно разворачиваясь к сообщникам предка.       – Где моя дочь? – На полном серьёзе осведомилась она, замечая признаки жизни со стороны, куда был отброшен Элиан с остальными.       Если хоть волос упадёт с головы Амелии, она всех разотрёт в порошок.

***

      Приземление удалось, ведь опускавшуюся на твёрдую почву девушку страховали встречные потоки ветра. Они буквально подхватили её подобно пушинке, опуская плавно на холодный пол. Ледяная дорожка, выложенная инеем, вела гостью к месту, куда так тщательно не пускал никого Эрагон. Но порой не всё, что пытаешься скрыть, остаётся тайной для остальных.       Элмерс огляделась. Пустынные коридоры выли сквозняками, неприветливо зазывая и сбивая с намеченного пути. Однако хозяйка печальной пещеры как следует позаботилась о том, чтобы путь к ней остался безошибочен. Девушка подошла к разорванной в клочья двери, обросшей обширной шубой намёрзшего льда и снега. Холод исходил изнутри, как свежее дыхание чего-то сверхчеловеческого. Он протягивал свои ледяные клешни к свободе, цепляясь за границы, очерченные магическими символами, которые уже не имели первозданной силы ограничений.       У самого входа лежало несколько обмороженных тел взрослых мужчин. И Айви заметила на их лицах практически спокойное выражение лица. Словно они и не успели осознать того факта, что вот-вот смерть накроет их своим беспощадным куполом.       Изнутри било яркое свечение, на которое девушка и шла. Не стоило догадываться о мере приближающейся опасности – всё буквально пульсировало чужеродной силой. И она была столь же нестабильна, как и то, как не могла контролировать свои силы в детстве Айви. В этом было что-то отдалённо знакомое или… даже родное?       Не поддаваясь на обманчивые мысли, Элмерс шагнула вперёд, пересекая очерченную линию, разделяя этот путь на «до» и «после». Было бы глупо сказать, что ей не было страшно. Но за последнее время Айви Элмерс столько боялась, что вся эта жуткая совокупность как будто приучила её к себе, дала что-то вроде временного анестезирующего эффекта. Как только Амелия будет спасена – кто знает, что вытворит искалеченное сознание…       Внутри «темницы» всё было гораздо иначе. Кристально прозрачный пол, словно сотканный из льдистых кристальных нитей, загадочно блестел и переливался, отдавая своим нутром всевозможные оттенки тени гостьи. Местами всё было усыпано белоснежными барханами. С потолка отовсюду громоздился ледяной сталактит, который при свете необычного пламени переливался такими же замысловатыми цветами. Даже огонь здесь обжигал холодом, так к чему же удивляться остальному?       Непонятно откуда, но на вычищенный до блеска пол тихо и спокойно опускался одинокими хлопьями снег. В самом центре просторного помещения посреди снежных изваяний сидела неимоверной красоты девушка в светлых пышных одеяниях. Воплощение Снежной королевы сошло с книжных страниц смертных, реализовываясь вполне реальным прообразом. И взгляд девы был столь же холодным, как и всё, что окружало сейчас непрошенную гостью.       Безумие, которое теребило душу Айви во время пытки приспешников Кодея, немного поумерило свой пыл. И сейчас она могла наиболее здраво даже рассуждать. Но сердце, до этого взволнованно трепещущее в груди, одним разом ухнуло вниз, когда Элмерс увидела спящую Амелию на коленях у девушки. Девочка выглядела совсем крошечной на фоне столь властной и большой хозяйки комнаты, слишком бледной и смертельно уставшей. Свернувшись в комок, она прикорнула на коленях у девушки, сложив вместе свои маленькие милые ручонки. От зоркого взора матери не ушла перебинтованная рука дочери. И не нужно было обладать особым логическим складом ума, чтобы осознать, что ткань перевязки очень походила оттенком на платье хозяйки снежной темницы.       Вторжение не было незамеченным – зоркий взор хозяйки скользнул по блондинке, после чего вновь был направлен в никуда. Но Айви не поступала опрометчиво, аккуратно двигаясь вперёд, оставляя за собой последствия спонтанных действий – кровавая дорожка скупо тянулась за ней весьма послушно. Время бессмертной было на исходе, как и истекающие силы.       – Здравствуй… Прости, что потревожила твой покой, но я пришла за дочерью. - Шепнула Элмерс, глядя на девушку, которая ответила лишь равнодушием и абсолютным игнорированием. Словно никого и не было, кроме единственной гостьи, прикорнувшей с боку.       Снег посыпался на плечи и голову Айви, слегка припорошив макушку. И лишь в этот момент Элмерс ощутила, как смертельно сильно она устала. Но страх за дочь превышал всё остальное, лишая девушку других потребностей.       – Я её и не удерживаю. – Совершенно спокойно раздалось отовсюду, когда Айви уже обречённо не надеялась услышать ответа, хотя Нера и не шелохнулась. – Она сама пришла ко мне. Какая ирония, Эрагон так хотел спрятать меня от мира, а его дочь с лёгкостью сняла печать. Это дитя такое одарённое.       Айви не знала, чего ей ожидать от своей новой знакомой, ведь братья предупредили о весьма непредсказуемом характере сестрицы. Не зря её заточили именно здесь, в этой пещере. Эрагон, рассказывая историю Бога-Шута, упоминал, что Нера обратилась чудовищем. Но сейчас перед ней сидела совершенно прекрасная леди, пожалуй, самая красивая из тех, кого Элмерс приходилось видеть за всю свою жизнь. Однако не нужно обладать особым чутьём, чтобы понять, насколько мощной энергетикой веяло от создания нетипичного в своих манерах и талантах божества.       Нера обратила на неё свой взор, только теперь проявляя малейшую крупицу интереса. И в ту же секунду подле Элмерс оказалась её совершенная копия, прикладывая к груди девушки ладонь. Айви вздрогнула, но устояла в прежнем положении. Прохладные касания вытягивали из тела усталость и боль, словно она забирала их, тихонько улыбаясь.       – Я рассказала Амелии сказку. – Услышала в своей голове женский голос Элмерс, - Она ей так понравилась, что дитя очень быстро послушно уснуло. Эта сказка была про Бога Имира и его четверых детей, которых он создал по своему образу и подобию. Всё началось очень-очень давно. По секрету небес, что хранил ваш «непредвзятый» Шепфа, было два бога, что создали этот мир. Однако это лишь часть правды. Существовала ещё одна богиня, которая очень любила обоих братьев. Ненамеренно, но она стала одной из причин раздора великих созданий. Чтобы немного сгладить раздор меж богами, она не стала принимать ухаживаний ни с одной из сторон. Но это не облегчило ситуацию. И тогда милосердная богиня пожертвовала собой. Из последней скатившейся по её щеке слезы она создала дитя по образу и подобию Шепфа и Шепфамалума. Но это лишь усилило конфликт. Дитя, созданное богиней, не примирило братьев, ведь ни один из них не готов был уступить. Имир и его творения изначально были обречены на смерть, но ирония в том, что они сумели выжить. И натворить других бед.       – Зачем ты рассказываешь мне это? – Спросила Айви, с непониманием рассматривая плавные девичьи черты лица в то время, как последняя тоже занималась изучением своей гостьи.       – Потому что тем, кто может хоть как-то навредить одному из братьев, не суждено жить под лучами солнца, как остальным. Он боится нас, Айви. А теперь, когда дверь моей темницы открыта, я могу, наконец, нанести ответный удар.       Элмерс улавливала мотивы возрождающегося возмездия, но не понимала, почему Нера так усердно пытается убедить её в своей правоте.       – Эрагон служил миру так самозабвенно, что порой забывал о собственной жене и дочери. Отдавал себя полностью служению Шепфа. Однако, когда оказалось, что его супруга – метис, его мгновенно признали врагом, нарушающим правила. А тебя и твою дочь, как только схватят, ждёт не самая прельщающая участь.       Внутри Элмерс закопошился глубинный страх, и она искренне понимала, что всё сказанное – истина. Всё это время, всё время, что она жила в этом мире, всё это время балансировала на тонкой грани жизни и смерти. И теперь, когда вскрылась скрываемая отцом истина, ей больше нет места среди бессмертных… Муж, что забывал о собственном отдыхе и благополучии близких, с головой зарылся в работе. И ради чего?       – Я настолько эгоистична, что готова пожертвовать даже целым миром, лишь бы она была невредима… - Единственное, что сорвалось с уст Айви, были эти слова. И Нера согласно кивнула, полностью удовлетворённая её решением.       – Если я выйду за границы этого помещения - не упущу возможности отомстить своему давнему врагу. Но ты должна знать, что тот, кто освободил меня, тоже умрёт. Да, Отто был не прост, зная, что я не пожертвую его жизнью ради своей свободы. Однако жизнь любого другого существа мне безразлична. Такова уж моя участь – жить с ледяным сердцем.       – Возьми мою жизнь! – Сразу же выдала Элмерс, хватая девушку за руки. – Даже с ледяным сердцем убить ребёнка было бы чудовищным поступком!       Черты лица Неры разгладились, и она мягко улыбнулась, прикрывая глаза. Лёгкий кивок был подтверждением. Самопожертвование ради ребёнка ей было известно, но искренне непонятно.       – Договорились. В свою очередь я даю слово, что Амелия не пострадает.       Не успела сорваться с её уст последняя фраза, как ладонь Элмерс грубо и цепко была перехвачена. Нера вынудила девушку взглянуть на себя. Вокруг них образовался снежный столп, захлопывающийся над ними ледяным куполом.       – Видишь ли, моё тело нестабильно, оно слишком хрупкое, так что я позаимствую твоё. – Сухо констатировала девушка, явно демонстрируя, что ей это крайне безразлично. - Пускай ты и балансируешь на грани жизни и смерти, я успею сделать задуманное. Но для начала исцелим тебя. У тебя будет несколько часов до того момента, как я полностью возьму контроль над твоим телом.       Элмерс сжала губы, чуть сощуривая глаза. В голове закрутился новый план – возможно она успеет к Эрагону.       Нера приблизилась к ней, хватаясь холодными ладонями за девичье лицо и высекая из неё остатки связных мыслей. Стоило их взглядам пересечься, как Айви ощутила внешнее вторжение. Нера овладевала её волей, сковывала тело, не позволяя отступить. По коже пробежала лёгкая волна мурашек от прохладного ветерка. Айви понимала, что это сомнительная авантюра. И, пожалуй, последняя из тех, в каких она могла быть замешана.       – Пообещай, что не тронешь их, - Прошептала Айви, когда начали неметь кончики пальцев.       – Я всегда держу своё слово, потомок серафима! – Абсолютно без каких-либо эмоций произнесла девушка, протягивая к ней ладонь. И по мере приближения бледной руки, Элмерс всё больше и больше ощущала холод, кутающий её в своих объятьях. За немением пришла едва уловимая боль, проявляемая лёгкими покалываниями. Кожа, что до этого так сияла огненными вспышками, приобретала привычный взору обыкновенный вид. После чего бледнела, покрываясь светло-жемчужными чешуйками. От кончиков пальцев неведомая магия протягивалась к запястью, словно сжав его, как будто бы Айви попыталась вырваться.       И вот, этот ледяной яд протягивался по всем пульсирующим точкам, пока не достиг самого жизненно важного органа, моментально проникая в него. Как будто сотни иголок раскрылись в грудной клетке. Элмерс сложило пополам, но она не проронила ни звука, рвано глотая воздух ртом.       Бриллиантовая слеза на бледной щеке загадочно замерцала. И когда её свет разразился настолько, что невозможно было смотреть, Элмерс окончательно потеряла себя. В следующие несколько секунд со всем было покончено.       Сквозь остатки обрывков сознания она услышала игривый голосок в голове:       – Ну что, повеселимся?