Желание

Темнота опустилась на город очень быстро, хотя на часах было всего лишь шесть вечера. Машина Павла двигалась быстро по загруженным дорогам, он уверенно держал путь загород. Маленькие фонарики тускло горели на улицах, но сверху на них смотрело звёздное небо, и луна ярко освещала снежную дорогу, по которой теперь мы в полном молчании ехали. Снегопад усиливался, дворники на лобовом стекле работали без перебоя, и временами казалось, что если в ближайшее время не доехать до места назначения, то можно застрять посередине леса. Мы свернули с проезжей части и уже около пятнадцати минут двигались по колдобинам узкой снежной дороге. Вдоль неё высотой полтора метра голубоватые сугробы. Впереди видно ничего не было. И нет на свете путешествия мучительнее бесконечного преодоления снежной дороги. Высокие деревья были покрыты толстым слоем снега. Все смешалось и осталось одна сплошная белая пелена, перекликающаяся с зелеными елями и голыми деревьями, что сейчас покрывались снежной шубой. Кстати о лесе… Темно. Неуютно. Страшно. На ум сразу же приходят фильмы ужасов. Кажется, так все начинается: парочка едет куда-то в лес, чтобы отдохнуть, начинает бушевать стихия, они решают там остаться, и случается нечто страшное. Нет. Нет. Нет. Не думай об этом, Даша. Ты с Пашей и ты с ним в безопасности и ты знаешь это. Не надо себя накручивать. И куда мы едем? Я не знала. Но спрашивать явно не буду. Слишком уж гордая. Да и что на меня нашло, сама не понимаю. То говорю ему, что ненавижу, то сама пристаю с предложением переспать. Черт возьми! Наверняка со стороны выгляжу как самая настоящая дура. А еще и так неудобно перед Игорем. Наверняка он все понял, ну, конечно, не слепой же, впрочем, как и все остальные. Мы проехали большую вывеску, кажется, это какой-то элитный поселок. За окном стали мелькать огромные дома, в некоторых из них горел свет. Работала снегоуборочная техника, очищая проезжую часть, чтобы машины владельцев особняков могли проехать. Паша остановился перед красным забором. Открыв дверь автомобиля, он вышел на улицу, чтобы отворить врата. В салон прокрался холодный воздух, заставляя меня поежиться. Паша вернулся, и мы въехали на территорию дома. Непогода усиливалась. Открыв дверь с моей стороны, он подал мне руку, чтобы я не упала на льду, но я его проигнорировала, да и выходить не хотела. Но сделала все наоборот. И зачем я только иду за ним? Можно же повернуть назад и держать путь до ближайшей остановки. Неразумно. Тащиться по снегу, в неизвестном месте, так и еще снежная буря надвигалась. Точно неразумно. Вдыхая колкий мороз, меня распирало любопытство, что это за место. Немного оглядевшись, мне жутко захотелось пройтись по улицам, изведать новую территорию, возможно, заглянуть в лес, и, может быть, здесь есть озеро. Однозначно, летом здесь очень хорошо. Открыв входную дверь, мы вошли. В доме было холодно. Судя по всему, хозяева тут не частые гости. Пока Паша включал отопление, я стояла посередине комнаты, сложив руки на груди. Моя разбушевавшаяся фантазия после недавних поцелуев в лифте, знала, чего желает тело, но из-за упертого характера и гордости всячески сопротивлялось. — Что мы тут делаем? — Мы здесь чтобы поговорить. — Ну, да, конечно, — я усмехнулась, вспоминая последнюю встречу, когда готова была его выслушать, а он ушел. — Я хочу тебе все рассказать. — Сейчас хочешь, потом перехочешь, твои хотелки очень быстро меняются, не успеваю следить. Я осмотрелась вокруг и подошла к входной двери, которая, как я и ожидала, была заперта. Посмотрев на замок, а следом на Пашу, ждала, что он откроет ее и я смогу уйти, но этого не случилось, он лишь весело пожал плечами и принялся растапливать камин. Паша не обращал на меня никакого внимания, особенно на мои попытки найти ключ или вскрыть замок подручными средствами. Поняв, что ничего не выйдет, я села на диван и внимательно наблюдала за ним. — Значит, следишь за мной? — Паша подал голос, улыбался, медленно подходя ко мне, ему явно льстило, что я интересуюсь им. Этой своей улыбкой он еще больше выводил меня из себя. — Вот еще! — я фыркнула и отвернулась от него. — Я хочу домой. — Я отвезу тебя домой, только мы сначала поговорим, — он сел рядом. — Пожалуйста, выслушай меня и постарайся не делать поспешных выводов. — Хорошо. — Моей тете нужна была финансовая помощь и она решила обратиться к Романову. Взамен он потребовал не только вернуть ему одолженные деньги, но и сделать так, чтобы она уговорила меня соблазнить тебя. Она не знала, зачем это ему и для чего. Мне она не собиралась говорить о их сделке, была уверена, что я и без ее науськиванием захочу быть с тобой. Когда они заключили контракт, мы с тобой уже были знакомы, она видела, что ты мне понравилась, и просто со стороны наблюдала за всем, ждала, когда я… когда мы с тобой переступим черту. Спустя время я узнал о тайном вкладчике и узнал, что это Романов. Потребовал, чтобы она разорвала с ним все связи, и тогда она рассказала мне об их договоренности и попросила меня подыграть. На тот момент я думал, что у нас с тобой ничего серьезного не будет, но сильно ошибся. Не сразу понял, как сильно привязался к тебе, боялся себе в этом признаться. А потом для меня стало все серьезно, я начал думать, как уговорить тебя сбежать о Романова и потребовал у тети снова разорвать с ним все контракты. Я рассказал ей о тебе, о наших отношениях, о чувствах, что испытываю к тебе. Она попросила дать ей время все исправить, но ничего не вышло. Романов поставил нам ультиматум, сказал, если я тебя брошу, то он закроет на долг глаза, либо обратиться в полицию. Все должно было выглядеть правдоподобно. Я знал, что он нанял детектива, знал, что он следит за нами. Я думал, что ты получила мою записку, думал, ты знаешь об обмане… Те слова, что я сказал — это все неправда. Я думал, ты знаешь… но когда мы с тобой встретились взглядом, я понял, что ошибся. Я не мог пойти сразу за тобой, ведь детектив наблюдал за нами, нужно было выждать время, я думал, что успею тебе все объяснить, а потом узнал, что ты попала в аварию. — Ты хотя бы понимаешь, что я пережила? А? Ты даже не представляешь, что я чувствовала в тот момент! — ярость закипала во мне и сдерживаться больше я не была намерена. — Даш, мне очень жаль, прошу, прости меня, — он взял меня за руку, хотел обнять, еще чего! — Не трогай! — я встала с места, входная дверь была заперта, я начала дергать за ручку, но замок никак не поддавался. — Открой эту чертову дверь! — закричала. — Успокойся, пожалуйста. — Нет, я сказала — не трогай меня! — Паша потянул руки ко мне, но я его оттолкнула. Гнев, злость, обида, боль, ненависть, любовь — все перемешалось во мне, я уже ничего не чувствовала, слова просто лились из меня. — Я для всех вас была обычной тряпичной куклой, которую можно дергать за веревочки! Никого никогда не волновала я, НИКОГО, вы все думали только о себе, помыкали мной, как хотели! Какая же я дура, о боже, и я ведь сама позволяла это делать. Идиотка, — начинался истерический смех, медленно переходящий в слезы. — Когда мы с тобой встретились и начались типа «отношения», я думала, что ты другой, не такой, как все эти лживые и лицемерные люди, что окружали меня, но все оказалось так банально… Ты думал только о себе. — Мне очень жаль… не передать слова, то, как я раскаиваюсь… — Раскаиваешься? Раскаиваешься?! Ты хотя бы понимаешь, я потеряла ребенка, нашего ребенка, — я рухнула на пол, слезы потекли из глаз, сил их сдерживать больше не было. Паша сел рядом со мной. Он пытался унять мою истерику, но ничего не получалось. Я видела, как он тоже страдает, видела, что при упоминании слов о потерянном малыше, внутри него что-то надломилось и рухнуло, он тоже не сдерживал чувств, он тоже страдал, он винил себя, он плакал вместе со мной. Я плакала очень долго. Мне нужно было выплеснуть все и не просто где-то в одиночестве, а вместе с ним. Мне нужно было все ему рассказать. — Моя мать продала меня за деньги. — Паша не ожидал таких слов, смотрел удивленно и недоверчиво, но все также крепко обнимал за плечи. — Да, — как само собой разумеющееся я говорила, ведь для меня это уже не было чем-то неординарным, это стало частью моей жизни, — она подстроила мое замужество с Петром. Начиная все с самой первой встречи и заканчивая бракоразводным процессом. Вся моя жизнь была обманом. Я думала, что меня любят, заботятся, а все оказалось ложью, просто выгодной сделкой. Она мне прямо так и сказала: «я не собиралась отказываться от жизни в достатке, лишь из-за моих глупых мечтаний! Я настолько удобная и послушная, что Романов с радостью согласился на сделку: хорошая, примерная жена в обмен на деньги!». Паша молчал, он не знал, что нужно сказать. Я его понимаю, у самой до сих пор слов нет. — Ты с ней потом говорила? — Да, на суде, когда разводилась с Петром, она, кстати, была на его стороне. Все это время она была рядом с ним, она отказалась ехать с нами в Москву, она всячески пыталась давить на меня, пыталась убедить, что я делаю неправильный выбор, что я загнусь и буду жалеть, а позже так вообще приползу к НИМ на коленях просить прощения. Я была в таком состоянии, что, возможно, у нее что-нибудь и получилось, если бы не папа. Он буквально вытащил меня из депрессии. Не знаю, как он выдержал, все, что на нас вылилось и от матери, и от Романова. — Боже… — Вот такая у меня мама… — Она пыталась выйти с тобой на связь? — Не знаю, возможно. Но с отцом они раз в неделю созваниваются. Мне кажется, он до сих пор ее любит, несмотря ни на что, какая-то больная любовь получается. — Может она сожалеет… — Нет, не сожалеет… деньги — она любит больше, чем меня. — Ты все-таки развелась с ним? — Да. Было трудно. Очень трудно. Он устроил самый настоящий ад, до сих пор плоды пожимаем. — Что ты имеешь в виду? — На суде Петр такой скандал закатил… Представляешь, он притащил фотографии, наши с тобой фотографии, где мы были… в спальне, на море, в кафе, везде… Всем показывал — матери, отцу, судье, юристу, всем. Говорил, какая я изменщица, предательница, неблагодарная женщина, — я усмехнулась, — совал их всем под нос. Перед отцом так неудобно было… Хотя это ведь правда. От всех переживаний за меня, у папы случился сердечный приступ. Врачи его ели-ели откачали. — А сейчас? — Сейчас лучше, но все равно, как прежде уже не будет. Он работает на стройке, там большие нагрузки, сильно устает и все скрывает от меня, но я-то вижу, как ему тяжело. — я повернулась лицом к Паше, из глаз снова потекли слезы, — и сделать ничего не могу. Не могу сказать: бросай работу и сиди дома, лечись. Потому что… потому что… всю работу, что я находила, меня выгоняли от туда после трех рабочих дней и так на протяжении пары месяцев, я не понимала ничего. Сложного дела в работе не было. И один раз мне сказали, что кто-то очень влиятельный не хочет, чтобы у меня была работа. Тогда отцу пришлось идти на стройку. — Паша стер с моих глаз дорожки слез, продолжая все также внимательно слушать. — Этот ресторан единственный, где я так долго продержалась, либо Петру надоело издеваться надо мной, что маловероятно, либо он просто не знает. Боже, я так устала, я больше не могу… — Шшш, — я прильнула к нему всем телом и уткнулась носиком в шею. Он гладил меня по волосам, целовал в макушку. — Он так глумился надо мной, над тем, что я… что я потеряла ребенка, — слеза скатилась по щеке, — он знал, как это было важно для меня, но делал все, чтобы еще больше унизить, причинить боль… Фух, — выдохнув, резко встала, — здесь есть вода? Не дожидаясь ответа, пошла на кухню. Пить не хотелось, просто тяжело было вспоминать, снова погружаться в те чувства и снова их проживать. Смотря в окно, я видела, как от свирепой метели не осталось ни следа, только небольшими круговоротами мелкий снег падает на деревья, на заснеженные крыши, дорожки. Появились чьи-то следы, то ли собаки, то ли дикого зверя, понять трудно было. В стеклянном отражении, за мной, появился Паша. Он аккуратно касался моих плеч, слегка сжимая, явно хотел обнять. Я не была против. Как никогда мне нужен он и больше никто. Повернувшись лицом, я вжалась в его тело. Мы стояли так очень долго, и оставалось последнее, что я должна была от него услышать. — Паша, — смотрела ему в глаза, — скажи мне, скажи… — Я люблю тебя, — сердце бешено стучало в груди. — Я. Тебя. Люблю. Больше знать мне ничего не надо было. Я ему верила. Верила всему, что он рассказал, верила, что он не знал, верила, что он пытался все исправить, верила, что он хотел быть со мной, хотел забрать из чудовищных лап бывшего мужа. Верила. Верила не только его словам о любви не, потому что слышала из уст, а потому что чувствовала это. Я всегда знала, что в конце нас ждет happy end. Невозможно влюбиться так сильно, и потерять все, просто невозможно. Теперь уж точно. Мы целовались как будто впервые — так нежно, робко, трепетно. Все движения были пропитаны мелодичностью, чувственностью, осторожностью, словно боялись, что наваждение испарится, и мы снова расстанемся. Стальные объятия сомкнулись на талии, он задирал платье все выше и выше, чтобы снять его. Легкими касаниями он вызывал пожар во всем моем податливом теле. По обнаженной коже оставлял тысячи мелких поцелуев. Чего стоил один сводящий с ума пылкий поцелуй, от которого ноги подкашивались. Ему пришлось взять меня на руки и отнести на диван перед камином. Жгучее огненное пламя от очага было маленькой искоркой по сравнению с горячим ураганом, взрывом вулкана между нами. Я застонала, когда его губы коснулись шеи. Прикосновения горячей волной разлились по телу, незнакомые ранее ощущения уносили нас далеко из этого мира. С каждым новым касанием мы заново изучали наши тела, с каждым новым толчком мы познавали новые чувства от интимной близости, абсолютная безграничная нежность делала нас еще ближе. Любящий взгляд, горячие поцелуи, тихий шепот, крепкие объятия — это все мы. С самого начала между нами присутствовала только страсть, любая близость была переисполнена ложными чувствами — утолить голод, иметь власть друг над другом и ничего больше. Но сейчас мы по-настоящему свободны, мы открыли наши сердца, мы любили друг друга. Не как два страстных голодных любовника, а как мужчина и женщина, разделяющих одно большое светлое искреннее чувство. Мы любим друг друга. Был уже глубокий вечер, даже ночь, еле поблёскивали крошечные огоньки звёзд, сквозь пустые пространства медленно двигающихся облаков — было почти полнолуние, и луна со всей своей величавостью освещала в темноте заледенелую снежную дорогу. За окном небо стало чистым, снег, наконец, кончился, и по пустому двору, по крышам, по земле, уходя в бесконечность, тянулась голубая снежная дорога. Я лежала на груди у Паши, так как раньше, слушала его сердцебиение. Рядом с камином было тепло, а в объятиях любимого еще лучше. Паша давно спал и мне выпала прекрасная возможность смотреть на него. Ресницы чуть подрагивали, лицо оставалось таким легким умиротворенным. Я аккуратно провела пальцами по его лбу, скуле, очертила контур губ. Он чуть улыбнулся, прикоснувшись к губам легким поцелуем, я положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Сейчас мне хорошо и хорошо по особенному, так хорошо, потому что он рядом со мной, потому что он любит меня, и я люблю его. Мы это знаем. Мы это чувствуем.