***
— Беги быстрее. Еще один толчок чакры в ноги, всплеск скорости—и мир превратился в статический шум.***
Наруто съел свое тушеное мясо, не почувствовав никакого вкуса. — Добавки? — подсказал кто-то. Он вытянулся по стойке «смирно», напрягшись. Его взгляд скользнул по узкой палатке, которая была сделана так, чтобы вместить два тела, а не три —уж точно не четыре— и обнаружил, что Сай сидит недалеко от него с таким же спокойным, как всегда, выражением лица. Он, конечно, знал, что это неправда. Он провел часы и часы с этим первоначальным, пустым Саем: это было истинное, неумолимое спокойствие. Наруто знал, что каждое моргание, подергивание, микрокосмический сдвиг теперь что-то сообщали. Сай чувствовал себя таким же неуравновешенным, как и он сам; он просто гораздо лучше скрывал это. — Нет, — наконец сказал Наруто, протирая глаза. — Нет, мне достаточно ... Ранее находившаяся без сознания фигура между ними напряглась, затем приняла сидячее положение. Сай поставил сосуд на пол с глухим стуком. — Сними это с меня, — потребовала фигура, поднимая свои кандалы, связывающие чакру. Наруто на мгновение уставился на него. В конце концов, его взгляд вернулся к Саю. — Как я уже говорил, не стесняйся доесть остальное. — Наруто. — Я думаю, что так и сделаю, — спокойно сказал Сай. Он зачерпнул остатки тушеного мяса в свою деревянную миску и начал есть. Наруто поднял свою миску и снова начал есть. — Если ты отвезешь меня в Коноху, — пригрозил Саске, прищурив глаза, — ты не окажешь себе никакой услуги. Я сожгу эту деревню дотла, если это то, что нужно, чтобы вырваться наружу. И Наруто вспыхнул. Не успел он опомниться, как уже стоял, а миска отлетела в сторону палатки, и все, что он мог видеть, было красным. — Веришь или нет, Саске ... — был ли красный из-за кьюби? Он не мог сказать: — Мир не вращается вокруг тебя. Саске наблюдал за ним с неизменным выражением лица. И Наруто захотелось ударить его так сильно, как только мог, прямо в это самодовольное лицо. Он мог бы это сделать, если бы другой мальчик не был беззащитен. Он уставился на него, в ушах у него отдавался грохот военного барабана. И все это выплыло наружу. — Ино, Шикамару, Чоджи: они ужинали друг у друга дома каждый вечер недели. Хината все еще делает мази для Кибы и Шино, прежде чем они отправляются на задания. У нас тоже могло бы быть это, но ты... ты не мог вынести мысли об этом. Почему? Ты все испортил для нас. И для чего? Для этого? Сай молча стоял, не совсем вставая между ними, но близко. — Не бери на себя смелость знать, что я чувствую, — холодно сказал его бывший товарищ по команде. — У тебя никогда не было того, что было у меня, того, что я потерял ... — Ты думаешь, я не могу сказать то же самое? — Наруто зашипел в ответ. — Тебя никогда не подвергали остракизму, не высмеивали и не отвергали, ты никогда не знал, каково это, когда все вокруг смотрят на тебя как на монстра, ты... Мы должны продолжать сравнивать обиды, Саске? Должны ли мы спорить о том, что было хуже? В этом есть какой-нибудь смысл? Рука Сая обхватила его за предплечье, удерживая, прежде чем он бросился вперед. Тело Наруто задрожало. — Как мы можем повторять одни и те же ошибки снова и снова, — выдавил он, уставившись в землю, — и теперь, Сакура... — Где она? — потребовал Саске. Сай вежливо улыбнулся. — Сакура взяла Итачи и убежала. Никто из нас не знает, где и почему. Каждый угол лица Саске ожесточился. — Это невозможно. — И все же это случилось. — Это была не Сакура, — ответил Саске, лицо которого внезапно стало непроницаемым. Но в его глазах было выражение, которое Наруто узнал—темнота, которая была там, на крыше, когда они нацелили расенган и чидори друг на друга. И именно так Наруто понял, даже несмотря на противоположные слова, что Саске знал, что он сражался с Сакурой. — Мы можем снова вырубить его? — спросил Сай.***
— Раздели теневых клонов. — Я уже сделала десять. — Мне все равно. Каждые полчаса заставляй каждого клона вызывать еще четырех, а затем отправляй их в разные стороны света. Стук. Стук. Стук. Ноги или сердце? Сказать наверняка было невозможно. — Ты что, издеваешься надо мной? Ты хочешь, чтобы я разделила свои запасы чакры по экспоненте ... — Сделай это.***
Он затушил сигарету о землю и был смутно рад, что ее никто не видел. Иногда месяцами не было ни одной, и тогда он думал, что действительно избавился от этой привычки. Потом—был бы такой же день, как этот. Гражданское происхождение, вероятно, избалованное, было первым впечатлением Ямато. Доброжелательная девушка, конечно, но вряд ли полезная. Когда-то за этим последовала отдаленная жалость, зная, как его семпай, должно быть, относился к кому-то подобному. Теперь эта жалость превратилась во что-то более острое и определенно более сложное. Предатели всегда оставляли во рту самый неприятный привкус, не так ли? Эта горько-сладкая смесь отвращения и отрицания. Он слышал доносившийся из палатки гул голосов. Не спокойно, но лучше, чем могло бы быть. Ямато тщательно следил за тем, чтобы выражение его лица было как можно более спокойным перед ними—или настолько правдоподобным, насколько это было возможно при данных обстоятельствах. Здесь, однако, не было необходимости прятаться. Поэтому его пальцы задрожали, и он быстро закурил еще одну сигарету и поднес ее ко рту. Он не был готов к этому заданию, вежливо размышлял он. Он покинул свою команду АНБУ, желая чего-то менее эмоционально напряженного (потому что кто-то умирал у него на глазах слишком много раз, и он хотел знать, каково это-не волноваться так сильно, потому что, конечно, слышать о смерти товарища по команде было лучше, чем быть свидетелем этого). Это была жестокая шутка, что он оказался в центре этой неразберихи. Конечно, у него не было никаких оснований вообще что-либо чувствовать. Седьмая команда была, возможно, в большей степени, чем любая другая команда, в которой он был, глубоко испорчена. Сай сделал Ямато похожим на экстраверта и напомнил ему о временах, которые он предпочел бы забыть. Наруто, решительный и принципиальный, каким бы он ни был, смотрел в первую очередь туннельным зрением, и это было опасно. И Сакура... Он выдохнул дым, наблюдая, как он лениво вьется в воздухе. Менее чем через двадцать четыре часа Харуно Сакура будет мертва. Хуже того, он мог представить... с точностью, как это произойдет. Дыра в груди от чидори или райкири —в зависимости от того, сколько она сопротивлялась— ее тело будет все еще заряжено электричеством в течение нескольких часов после этого. Удушение тоже было возможно; Ямато видел это однажды. Или, возможно, обезглавливание... Ямато сделал еще одну затяжку, а затем затушил сигарету, прежде чем направиться в палатку. ...в конце концов, именно так, как он слышал, был убит Кино.***
— Нам нужно остановиться. И как бы Сакуре ни хотелось не согласиться с Шисуи, она не могла: она шла пешком уже почти шестнадцать часов, ее чакра была истощена небольшой армией клонов, которых она послала, чтобы оставить ложные следы, а потом ... ну, потом был Итачи. Кисло-ржавый запах крови все еще покрывал ее воротник, такой же свежий, как и несколько часов назад. Итачи все еще истекал кровью. Сакура сделала все возможное, учитывая временные рамки с боевыми ранами Итачи—для любого среднего шиноби этого могло быть достаточно. Но состояние Итачи и близко не подходило к тому, что медицинский работник мог бы счесть идеальным состоянием здоровья, и теперь было ясно, что давление Сакуры, бегущей так быстро, как она могла, разрушало большую часть ее исцеления. Сакура не хотела откладывать возвращение в Коноху. С другой стороны, какой смысл разговаривать с Цунаде, если все, что она привезла с собой, - это труп? — Ближайшее прикрытие? — пробормотала Сакура. Шаринган ворона смотрел прямо перед собой. — Мы достигнем гор примерно через десять километров или около того. Продолжай двигаться на север. Для нее было невозможно увидеть какие-либо горы сквозь гущу деревьев, но Сакура поверила Шисуи на слово. Она сжала челюсти и послала толчок чакры к ногам, увеличивая скорость. Она добралась до пещеры в склоне горы как раз в тот момент, когда с неба начали падать первые капли легкого моросящего дождя. Обломки —щебень, ветки, которые сдуло ветром, и многое другое— усеивали землю. Она быстро расчистила место, чтобы Итачи мог лечь. С некоторыми осторожными маневрами она переместила его со спины на землю, осторожно опустив его голову последней. — Тридцать минут, — коротко сказала она. — Это все. — Все ли твои клоны все еще целы? — Да, никто из них еще не вернулся. Она остановилась, чтобы посмотреть на Итачи сверху вниз. Его глазные яблоки закатились под веки, а тело начало сильно дрожать. Она сбросила свой бронежилет, чтобы прикрыть его. — Ему нужен огонь, — сообщил ей Шисуи. Он поселился в самых глубоких частях пещеры, бдительно наблюдая за своим человеком. Сакура искоса взглянула на ворону, скривив рот. И снова ей хотелось бы не согласиться. Вместо этого она повернулась и сошла с края пещеры, снова упав на лесную подстилку—и быстро обнаружила, что дождь уже промочил землю у подножия гор. Зная, что у нее будет больше шансов найти сухую растопку там, где листва гуще, она сделала круг в узком радиусе от гор. Но вскоре стало ясно, что фундаментальная задача прочесывания земли в поисках чего-то столь простого, как сухая растопка, каким-то образом стала бесконечно трудной; не раз она запоздало осознавала, что смотрела вниз и не видела абсолютно ничего. Она была... в беспорядке, кисло размышляла она—все еще такая же скованная, напряженная и встревоженная, какой была, когда плела это гендзюцу; ее разум не мог сосредоточиться теперь, когда вес тела Итачи был снят с ее спины. После минутного раздумья она зачерпнула немного упавшей воды и потерла ее о отпечатки крови, которые Итачи оставил на ней, надеясь, что это поможет. Это, конечно, не было немедленным средством. Медленно, но все же она почувствовала, как ее тело начинает реагировать. Постепенно ее плечи начали немного расслабляться, дыхание стало немного легче, и она больше не чувствовала себя так, как будто балансировала на краю куная. Она заметила большой клен в километре к югу, его ствол был более светлого коричневого цвета, чем у его меньших соседей, - и направилась к нему, пока не остановилась под его толстыми ветвями. Она быстро провела пальцами по смеси опавших листьев и ветвей внизу. Она с удовлетворением обнаружила, что они в основном сухие, так как были защищены густыми клубами оставшейся листвы дерева. К сожалению, дерево, которое она нашла, было большим, с соответственно большими ветвями. Она начала раскалывать дрова на четвертинки, чтобы легко было засунуть их под мышку. Позади нее раздался треск. Она повернулась, предупреждающе оскалив зубы, и... Вся кровь отхлынула от ее лица. (Это было невозможно. Как? Как? Каждый теневой клон раскололся, а потом и те раскололись, и так далее, и тому подобное, как сказал ворон, и все же.) Он был прямо там. Как-то, каким-то образом, вопреки всем вероятностным шансам, что он должен быть за много миль отсюда с теневым клоном в Суне, или в Стране Чая, или посреди океана, он был прямо там, глаза темные и горящие, как будто он наблюдал за ней в течение некоторого времени. Как будто, действительно, он издал этот звук намеренно. Откуда-то донесся сдавленный звук. По случайному совпадению, она не могла найти воздуха, чтобы вдохнуть. Ее рука заскребла по дереву в поисках точки опоры. Она наклонила голову, заставляя свои выдохи замедлиться, замедлить все это, чтобы ее грёбаный мозг мог думать. Но было слишком поздно, потому что теперь лицо Какаши было прямо над ней, и она не могла этого отрицать—каждая линия, угол и черта были выписаны с едва сдерживаемой яростью. Его рука обхватила ее за горло, в то время как другая дернула ее за волосы, заставляя поднять голову. Не было другого объяснения тому, как этот темный взгляд задержался на ее переносице, линии челюсти— каждой черте, которая соответствовала ее двойнику АНБУ, которую он никогда раньше не замечал. Он знал. Он знал. Сакура вздрогнула, пытаясь вдохнуть, и почувствовала, как его грудь расширилась вместе с ее —потому что они были так близко, потому что его взгляд был таким безжалостно пристальным— и его дыхание, когда оно омыло ее лицо, казалось, могло ошпарить ее. Ее голова дернулась в сторону, зубы впились в угол рта от неожиданной силы кулака. Сакура покачнулась на ногах, выплевывая кровь. Его веки были почти полностью закрыты, когда он посмотрел на нее сверху вниз. Это, возможно, было бы немного справедливо, подумала она без юмора. Она пристально посмотрела на него, медленно вытирая оставшуюся кровь изо рта. Ожидание было настоящей пыткой, решила она. Она знала, что ей придется встретиться с ним лицом к лицу; она просто не знала, что это произойдет так скоро. — Кто научил тебя, — сказал он глубоким, надменным голосом, почти беззвучным, когда он заставил ее повернуть голову в сторону, — предавать? Ее губы сжались. Он отвернул ее голову от себя так, чтобы она не могла его видеть, даже когда его пристальный взгляд свободно изучал ее, собирая информацию, о которой она ничего не знала. К счастью, ей не нужно было видеть его, чтобы ударить локтем в солнечное сплетение или пригнуться, когда его рука замахнулась кунаем. — Все еще так боишься отдать мне должное? — бесцветно заметила она. Ее ноги автоматически переместились, поворачиваясь, чтобы уклониться от его следующей атаки. Его левая нога, скрытая от ее взгляда из-за того, как он держал свое тело, вылетела с ослепительной скоростью, набирая силу от жестокой силы, с которой он скручивал свое собственное тело. Она крепко сжала руки, чтобы выдержать удар его ноги, и отлетела на несколько метров назад, врезавшись в ствол другого дерева. Она на мгновение выдохнула, Затем она бросилась обратно, снова пролетев по воздуху прямо в твердые мышцы. Они боролись какое-то мгновение, и, может быть, она на мгновение забылась, возможно, ее сердце дрогнуло, когда его пальцы коснулись ее волос, может быть, ее лицо стало немного горячим, и... Он толкнул ее за горло обратно в дерево, и она почувствовала, как ствол рушится у нее под плечами. Включилась мышечная память. Сакура последовала за движением назад, разорвав его хватку и перевернув его. Медленно она снова подняла кулаки, плечи напряглись. Несмотря на жестокость на его лице, он двигался со смертельным спокойствием. Он сделал шаг влево, и она постепенно сдвинулась. Он следан еще один, и она поняла, что он кружит вокруг нее. Он еще не использовал ни одного дзюцу. Это открытие на мгновение нарушило ее холодное спокойствие. Было ли это высокомерием? горькая, кипящая часть ее подсказала. Ее лицо еще больше напряглось, когда она уклонилась от ударов Копирующего. Его кулаки летели с ослепительной скоростью, но она была настроена на то, как двигалось его тело теперь после долгих часов наблюдения, и она уклонялась, пока не увидела возможность. Кунай погрузился в мышцу ее плеча (как поцелуй), и Сакура выдержала его с рычанием. Она отклонила его жестокий верхний разрез, и ее рука метнулась вперед, едва взглянув на ткань—ровно настолько, чтобы сорвать маску с его лица. Лицо, смотревшее на нее сверху вниз, было таким, каким она его никогда раньше не видела, ужасным, пораженным нечеловеческой гневной красотой. Сакура держала в руке черную хлопковую маску. — Это не колокольчики, — объявила она, холодно глядя на него сверху вниз. — Но этого достаточно, чтобы ты воспринял меня всерьез? Ее взгляд метнулся вверх, лицо исказилось в усмешке. И тогда она произнесла роковое слово. (Сен-сей.)