Маски // Masks

      Ветер свистел в кронах деревьев. Сакура откинула голову назад, позволяя порыву ветра откинуть волосы с ее лица. Гортанный протест сдвинутых ветвей мало помог унять первобытную ярость, пылающую в ее груди.       Ее лицо исказилось в темноте.       Это... Она позволила этому случиться. Колючая проволока обвилась вокруг пульсирующей, бессмысленной массы в ее груди, и она сделала смехотворно мало, чтобы сдержать ее, решительно позволила ей. Если бы она могла, если бы масса была рудиментарной, она бы сама ее вырвала. Вместо этого она в ярости вцепилась в кору под своими пальцами, проявляя бессмысленное насилие. Она была полна решимости делать это до рассвета. Одинокое дерево, которое она выбрала в качестве места своего отдыха, идеально подходило для этой задачи, насколько она могла оторваться от остальной команды.       Это не удовлетворяет, прорычал Голос, если ты собираешься разорвать наши кулаки еще до того, как они заживут, по крайней мере, сделай это на чьем-нибудь лице...       Голова Сакуры дернулась в сторону. Она ждала, хотя какая-то часть ее уже знала, что она найдет. Прошло несколько мгновений, прежде чем луна пробилась сквозь полог серо-черных облаков, бросив свет на черные перья вороны.       — Шисуи.       — Человек, — ответило оно.       Она спокойно наблюдала за ним, гнев все еще тлел в ее груди, когда он вторгся в ее пространство. Она плавно присела на корточки, держа руку на катане, которую Ямато вернул ей всего час назад.       Он сделал паузу. — Ты смеешь?       — О, я осмелюсь, — сказала она. Ее взгляд был темным, сосредоточенным на существе перед ней. — Так уж получилось, что сегодня вечером у меня на самом деле не хватает терпения на твою бесцельную жестокость.       — И снова тебе удалось все это совершенно неправильно понять, — так же холодно сказала ворона, и шаринган злобно закружился. — Не имеет значения, что ты думаешь или чувствуешь. Все, что имеет значение - это то, чего я требую от тебя, человек, и ты это дашь.       — Зачем мне это делать?       — Потому что это, Сакура, твоя плата.       Она невесело улыбнулась этому. — Это больше не сработает, Шисуи. Я больше не боюсь тебя.       Она уже давно не боялась. И она убивала, убивала и убивала, пока не забыла, каково это —иметь чистые руки— что значило еще одно в ее внутреннем списке? Ее губы сжались, и она начала вытаскивать лезвие. Мягкое, свистящее шипение, которое когда-то беспокоило ее, было не более чем статическим шумом.       Взгляд Шисуи вспыхнул. Он расправил крылья, и перья, казалось, выросли с конца, взлетая в воздух в головокружительном количестве.       — Тогда послушай, — уговаривало оно. — Ради Итачи.       Эти два слова оказали на Сакуру глубокое воздействие, которого она не могла предвидеть. Поток эмоций, ни один из которых не был по-настоящему ее собственным, захлестнул ее: ужас, отчаяние и ярость. Наследие Учихи Шисуи, она с запозданием осознала: воспоминания, которые каким-то образом частично стали ее собственными.       Она ненавидела за это существо, стоявшее перед ней.       Ее рука отпустила рукоять катаны без сознательного разрешения. Она скользнул обратно в ножны с пронзительным звенящим звуком.       — Саске преследует Итачи, — спокойно продолжил Ворон. — И Копирующий ниндзя преследует Саске. Между ними Итачи не выживет.       Сакура выпрямилась, голос был жестким. — Ему удавалось избегать поимки уже почти десять лет.       — Он болен.       У ее сердца не было причин сжиматься от этого, ни одной законной причины. Она не знала Итачи, даже никогда по-настоящему не встречалась с ним.       Тем не менее, Сакура обнаружила, что крадется по всей длине ветки, пока не оказалась перед вороной, прищурив глаза. — Болен?       — Болен обычной человеческой болезнью, которую он мог бы вылечить, но отказался, — стоически передал он. — Он не переживет нападения Копирующего ниндзя, и он не хочет пережить нападение своего брата. Он умрет, если ты не вытащишь его.       — Вытащить его, — безучастно повторила Сакура. Она моргнула, а затем ее взгляд заострился. — Ты хочешь, чтобы я взяла его и ... убежала?       Голова Шисуи склонилась набок.       Губы Сакуры беззвучно шевелились. Это не было ... Но он был ... Она разочарованно зашипела.       — Ладно. — Она пожалела об этом слове, главным образом потому, что знала, что оно означает, что ворона добилась своего.       — Хорошо, — вежливо сказал он. — Твой план?       Она предупреждающе приподняла бровь. Он даже не моргнул.       — Я ускользну на рассвете, — пробормотала она, подбирая кусочек коры, которую она уничтожила. — Новая маскировка...Не Саори Мори. Черные волосы, может быть, на этот раз; я никогда не использовала чёрные волосы ...       — Нет, — отрезал Шисуи. — Никакой маскировки.       Сакура не знала, как на это реагировать, кроме как рассмеяться. Альтернатива была слишком нелепой, чтобы ее рассматривать.       — Ты хочешь сделать меня предателем? — язвительно спросила она. — После всего этого времени? Это и есть твой грандиозный план?       — Нет, ты дурак, — ледяным тоном сказала ворона. — Теперь ты завоевала доверие как шиноби Конохи, пусть и благонамеренный, но неумелый. Твоя посредственность, твоя кажущаяся простота, тот факт, что ты протеже Хокаге—Итачи слишком долго был отчужден Конохой, но его двери приоткроются, если вообще откроются, для тебя, а не для незнакомца.       Он уставился на нее с леденящей яростью. — Завтра ты вытащишь Итачи, а затем сделаешь все, что в твоих силах, и моих, чтобы доставить его в Коноху, чтобы он был... в безопасности.       Странная вещь произошла с голосом существа, когда оно произнесло это последнее слово, но у нее не было возможности изучить его. Без предупреждения его крылья расправились. Через несколько секунд он рассеялся в облаке перьев, унесенных ветром.       Оставив Сакуру там одну, ни с чем, кроме ее мыслей. Она задавалась вопросом, показалось ли ей, что на ее языке появился вкус крови, или она действительно прикусила его в какой-то момент и не заметила. (Шисуи намекнул, что спасение Итачи означало бы не только перейти дорогу Саске, но и перейти ее...)       Она оскалила зубы, когда белка уставилась на нее. Та умчалась прочь, встревоженная толчком убийственного намерения, который она послала в воздух. Она прислонилась спиной к толстому стволу дерева. В этот момент с небес мог бы прозвенеть колокол, и она бы дважды не моргнула. Напротив, вероятно, сочли бы это уместным. Завтра должен был быть...конец света в конце концов—или что-то в этом роде.       Она на мгновение задумалась над этим.       Какой тревожно нормальной была эта ночь.       Немного ветра, да, возможно, сильнее, чем обычно. Не слишком ясное и не слишком затемненное небо. Луна застыла где-то между убывающей и растущей. Возможно, привкус дождя, но он был слишком слабым, чтобы сказать наверняка.       Рот Сакуры скривился, когда она переместила свой вес, задаваясь вопросом, как, черт возьми, она собирается скоротать время до тех пор. Когда чирикнула птица, она задумалась, действительно ли она выше того, чтобы бросать кунаи в лесных существ. Этой ночью ей не суждено было уснуть. Все чувства были в состоянии повышенной готовности, упреждающе активированы для того, что произойдет, как только взойдет солнце.       Она заставила свои пальцы расслабиться, скользнула ими вниз с рукояти катаны к коленям. Она остановилась на полпути, ее глаза бесконечно расширились. Склонила голову набок, размышляя.       Что-то заставило ее почувствовать себя безрассудной. Небрежный изгиб появился на ее губах. Ее пальцы скользнули под пояс брюк.       Какая-то часть ее признавала, что это было худшее из времен, самое ужасное из времен, когда она делала это. И тем не менее она это сделала.       Ее тело двигалось, бездумно располагаясь в лучшем положении, под лучшим углом, когда она полностью вошла в себя одним голодным, безжалостным толчком. Ее голова сильно ударилась о кору. Блядь.       Так уж получилось, что это была общая идея. Шквал ощущений и сцен захлестнул ее. Руки, вплетенные в ее волосы, страстный стон —стоны, мужские, женские— пальцы, жадно впивающиеся в ее кожу, грубые, нежные, мягкие, грубые и… Какого хрена?       Она чувствовала, как с нее капает ровным потоком вокруг пальцев—вот насколько она была готова. Она не ожидала, что ее тело будет так готово; она думала, смехотворно, что делает что-то неожиданное, импульсивное — не поддается потребности, чья хитрая хватка полностью ускользнула от нее.       Это промелькнуло у нее в голове в тот самый момент, болезненно ясно и ярко в деталях. Рот, жесткий и жестокий, с тонкой стороны—и все же, с настойчивой чувственностью, безошибочной щедростью. Также небольшой изгиб: эфемерное впечатление высокомерия и снисходительности, непочтительности. Едва заметный пробор и вспышка языка. Видения изменились, и внезапно это был он, и он был между ее ног, его голова лениво покоилась на внутренней стороне ее бедра, как будто ему было скучно, его руки крепко сжимали напряженные мышцы ее бедер, сталь против стали.       Его разные глаза смотрели на нее, там, пока она не почувствовала, как они пульсируют в агонии, и тогда —только тогда— этот взгляд скользил вверх, горячий и вызывающий, пока не нашел ее.       — Пошел ты, шептала она.       И это властное, загадочное лицо, наконец, опустится, без стыда, с диким, хитрым намерением. И, черт возьми, ...наконец-то все будет правильно.       Ее губы беззвучно приоткрылись, яростно подавляя звук, который она хотела издать, прижав кулак ко рту.       Потому что она знала, как все пройдет. В течение нескольких часов, а затем еще несколько часов. Его голова крепко лежала у нее между ног, сводя ее с ума, как будто эта задача требовала всего—его легендарной силы, его безжалостности, его устрашающего интеллекта—именно этой задачи. И как Сакура могла выдержать это?       Она кончила с внезапной яростью, ее зубы впились в кулак, пока не потекла кровь.

***

      Проснувшись утром, она безуспешно пыталась убедить себя, что этого никогда не было. С тех пор лучше не стало.       Почти истеричным было приветствие Ямато, как только она присоединилась к ним.       Честно говоря, на самом деле это была не его вина.       По общему признанию, редко можно было заметить (помимо очевидного факта ухода Саске и присоединения Сая) различия, которые претерпел каждый член Седьмой команды за последние три или около того года. Никто не знал Сая достаточно хорошо, чтобы понять, кем он был до Седьмой команды. Сама Сакура, по сути, была дремлющей клеткой по воле ворона.       И Наруто: ну, были дни, когда вы могли услышать, как он ссал в состязаниях с любым другим горячим шиноби в деревне, и в те дни можно было легко представить, что вообще не прошло времени.       Конечно, Сакура была вынуждена признать сейчас, что время прошло.       Потому что тот факт, что Наруто удалось проскользнуть мимо всех них (конечно, они были разделены: Ямато отправился проверять периметр, Сай-искать растопку, а Сакура только недавно решила покинуть свое изолированное дерево), был бы совершенно невозможен три года назад.       — Какаши-семпай поручил мне присматривать за всеми вами. И, учитывая состояние Наруто, в частности, я один обладаю способностью сдерживать его, не причиняя ему вреда, если он потеряет контроль. — Ямато выглядел так, словно у него сейчас начнется приступ паники.       — Безмозглый ни хрена не может выследить, — рассуждал Сай. — Даже учитывая тот факт, что ему чудом удалось уйти, я сомневаюсь, что он будет иметь какое—либо представление о том, куда идти, чтобы найти Какаши ...       Мощный взрыв сотряс землю под ними. Грибовидное облако дыма было видно на расстоянии нескольких километров, даже над деревьями—оно быстро расширялось.       — Я поправляю себя: он может знать, куда идти, — сказал черноволосый мальчик с пустой улыбкой.       — Мы должны пойти и найти его, — быстро сказала Сакура.       — Я пойду, — коротко заявил Ямато. — Вы двое разворачиваетесь и направляетесь в сторону Конохи.       Сакура немедленно кивнула. Глаза Сая в замешательстве впились в нее сбоку. В конце концов, однако, он промолчал. Если бы у Ямато была такая роскошь, как время, он мог бы допросить их более тщательно. Как бы то ни было, его лицо быстро бледнело по мере того, как проходило больше времени, а шум далекой битвы продолжался.       Он резко склонил к ним голову, прежде чем уйти.       Умиротворяющая улыбка Сакуры исчезла. Она выдохнула, и звук был каким-то оглушительным в тишине между ней и Саем.       Он бесстрастно уставился на нее.       — Ты все еще собираешься, не так ли, — наконец сказал Сай. — И ты собираешься сказать мне, чтобы я остался. И я не верю, что ты имеешь право просить меня об этом.       Сакура обдумала это. — Может быть, и нет. Но было бы лучше, если бы ты послушал.       Его рот изогнулся в широкой улыбке, обнажив зубы. Это выглядело болезненно. — Это не то, чему меня научило пребывание в этой команде.       — Я должна сказать это прямо? — тихо спросила она.       Он медленно сделал шаг вперед. — Ты думаешь, что я попытаюсь остановить тебя.       — Ты должен, — сказала она стоически. — Ты уже на тонком льду из-за Корня.       — Я не собираюсь драться с тобой, — твердо сказал Сай.       Она боролась с тем, чтобы ее голос не смягчился, но держалась твердо. — Ты не можешь мне помочь.       Его взгляд скользнул по ее рукам. Сакура сразу же поняла его действия такими, какими они были. Она была готова использовать гендзюцу, чтобы подчинить его, и он знал это.       Лицо Саи исказилось. — Это то, что для этого потребуется?       — Да, — решительно ответила она. — Не вмешивайся—что бы ни случилось.       — Ладно, — согласился он. — Если ты не позволишь мне стоять рядом с тобой, ты не сможешь помешать мне стоять рядом с Наруто.       Взгляд Сакуры смягчился. — Обещаешь?       Темные глаза Сая вспыхнули. — Обещаю.       Сакура отстранилась, стирая с лица все чувства. Она не могла позволить себе терять больше времени. Она бросилась к деревьям.       Когда она проходила сквозь высокие вечнозеленые деревья, воздух стал густым от дыма и пыли. Листья, ветки и другой мусор летели по воздуху. Она метнулась между ними, сохраняя скорость, хотя найти опору становилось все труднее по мере увеличения урона. Она прошла через последние остатки нескольких деревьев, резко остановившись, когда земля перед ней внезапно стала бесплодной.       Она поняла, что именно здесь начался взрыв; и он уничтожил почти все живое в его окрестностях. Эта часть леса теперь была безжизненной—за исключением рисунков, которые пережили взрыв и все еще покрывали поле. Она сразу же нашла Саске.       Одежда, такая же черная, как и его волосы —действительно, одежда палача— покрывала его с головы до ног, резко контрастируя с крайней бледностью его кожи. Даже со своего места, скрытого деревьями, она могла различить пятна крови на его руках и открытой груди. Его катана тоже была запачкана кровью.       Он взмахнул клинком, и капли крови дождем посыпались с металла на ошпаренные куски травы внизу.       — Я вижу, ты не извлек уроков из наших последних встреч, Наруто, — тихо сказал ее бывший товарищ по команде, шаринган вращался.       Ее губы сжались при виде страдальческого выражения на лице Наруто. Никаких травм, заключила она, осматривая его тело. По крайней мере, никаких физических, поправила она. Рука Ямато легла ему на плечо, выражение его лица было смесью напряжения и дурного предчувствия.       А затем рядом с ними, хотя она могла видеть только мельчайшую часть его профиля, был...       Сакура чуть дальше высунулась из-за ветвей, рискуя подвергнуться более тщательному осмотру. Потому что в этом теле было напряжение, ястребиная настороженность, которую она мгновенно прочла в нем, и это не было направлено на Саске.       Она еще больше вытянула голову, чтобы завершить начатую ею революцию, и обнаружила еще две фигуры. Высокий, мускулистый мужчина с бесцветными глазами и серой кожей, закутанный в характерный черно-красный плащ Акацуки, а рядом с ним Итачи.       Почти неотличимая от его плаща, на этом плече сидела ворона.       Она почувствовала, как Сай достиг поля, его чакра де-факто была сиреной для каждой фигуры, уже находящейся там. Тихий звук шока сорвался с его губ, когда он тоже увидел эту сцену.       Взгляд Какаши потемнел и метнулся к нему, когда он прорвался сквозь деревья на поляну, его намерение убить внезапно разнеслось по полю.       — Тензо, — прорычал Какаши.       Замешательство Ямато рассеялось, когда он увидел Сая; его лицо покраснело, и он выглядел разрывающимся между убийственной яростью и явным ужасом.       — Иди. Сюда, — выдавил Ямато. Сай переместился со своего места прямо рядом с Наруто. Она наблюдала, как его рука поднялась—совсем чуть-чуть, незаметно—чтобы схватить Наруто за руку, поддерживая его. Она стиснула зубы, желая сделать то же самое.       Ямато был более коренастого телосложения, но сейчас, глядя на двух АНБУ, было трудно вспомнить этот факт. Какаши возвышался над пожилым мужчиной, его шаринган светился нечестивым красным. Голова старшего мужчины была опущена.       Ямато, казалось, вернулся к старым привычкам. — Тайчжоу, я должен был ...       — Не сейчас, — прорычал Какаши, его пристальный взгляд сканировал фигуры вокруг них. — Саске первым отправится за Итачи, и я помогу ему. Когда Итачи будет усмирен, я разберусь с Саске. Ты, Наруто и Сай держите Кисаме под контролем; убедитесь, что он не вмешивается.       — Но ... — начал протестовать Наруто. Один взгляд на лицо Какаши заставил его замолчать. — Хорошо, — кисло пробормотал он.       Не говоря больше ни слова, Сай и Наруто повернулись к Кисаме. На лице Наруто была смесь разочарования и смирения, в то время как на лице Сая отразилась тревога . Но Ямато был прямо за ними—и это принесло Сакуре некоторое облегчение.       Она почувствовала, как маленькое, почти незаметное гендзюцу внезапно овладело ею. Она даже не моргнула, потому что уже так привыкла к этому.       — Будь внимательна, — холодно проинструктировал ее разум голос Шисуи.       Она решительно повернулась к битве, в которую неизбежно должна была вступить. Она поняла, почему ворона вмешалась секундой позже. Эта борьба уже началась.       Саске был размытым пятном в воздухе, так быстро, что Сакура могла различить его только по черной полоске его одежды и волос; он владел своим клинком с уверенностью, которая говорила о часах практики и еще многих часах реального использования. И все же, несмотря на экспоненциальный рост, который он явно претерпел под руководством Орочимару, Итачи неизменно встречал его снова и снова. Ибо если Саске достиг мастерства, Итачи сделал свое ремесло таким же естественным для него, как дыхание. Его глаза горели и истекали слезами —Сакура сочувственно поморщилась, так как теперь она знала, каково это— и он без усилий отбился от Саске.       В то время как Саске добился небольшого прогресса, однако, кое-кто еще был.       Какаши с дикой скукой наблюдал, как Саске пытался нанести каждый удар, а затем бросился с диким расчетом более опытного хищника, орудуя своим единственным шаринганом с ужасающей эффективностью. Когда атаковал Какаши, тогда —только тогда— Итачи отступил на несколько метров назад.       Сакура не могла не уставиться на него, сердце бешено колотилось.       Рефлексы Какаши, по общему признанию, были, вероятно, такими же, какие случались в природе так часто, как молния дважды ударяла в одно и то же место. Она знала, что часто подразумевалось, что Копирующий ниндзя был не чем иным, как животным инстинктом, когда он сражался: это было обвинение как в отсутствии самоконтроля, так и в непостижимой физической силе. Но это был поразительный интеллект, который сделал его вундеркиндом, которого боялись даже в его собственной деревне —потенциально за пределами всех ужасных додзюцу и ниндзя-отступников их поколения— и это было открыто продемонстрировано здесь.       Прямо сейчас Какаши был намного больше, чем соперник Саске; и он легко был больше, чем больной, ослабленный Итачи тоже.       Сакура солгала бы себе сейчас, если бы не признала, что копье нервозности пронзило ее где-то в глубине души. Несмотря на это, было также...неоспоримое, определенное аморальное волнение от осознания того, что она никогда по-настоящему не испытывала себя против Какаши, с того момента в другом лесу, и тогда Какаши был не в своем уме... И что она сделает это сейчас.       Она генерировала небольшое количество чакры, чтобы согреть мышцы. Ее лопатки сдвинулись под тяжестью ножен на спине, которые, как правило, скрывали необычный клинок, заключенный внутри.       — Быстрее, — рявкнула ворона.       Черты лица Сакуры изменились, когда она огибала уцелевший подлесок по краям поля. Ее сердитый взгляд усилился, когда Какаши сделал длинный надрез на боку Итачи, заставив последнего сделать шаг назад.       Когда он отступил, старший Учиха кашлянул себе в рукав. Сакура имела достаточную медицинскую подготовку, чтобы знать, что сопровождает кашель, который звучит так, хотя он был замаскирован черным плащом Акацуки.       Ему было очень плохо, и он кашлял кровью. Ворона не солгала.       — Мне не нужна твоя помощь, — ледяным тоном заявил Саске. — Твоё неуместное чувство долга, как моего старого капитана, бессмысленно.       Пренебрежительный тон ее бывшего товарища по команде, а также его довольно необоснованное предположение застали ее врасплох. Именно тогда она поняла, что в последний раз, когда Саске разговаривал с Какаши, Копирующий ниндзя убедительно изображал доброго, непринужденного капитана-джоунина.       Саске был явно плохо подготовлен, подумала она, к тому, что смертоносный взгляд Какаши медленно повернулся от Итачи к нему, сверкая разными глазами. А также за то, что катана явно хищно медленно вращалась в его руке, пока лезвие не указало в другом направлении.       — Ты, — пробормотал Копирующий ниндзя, голосом, полным насмешки, — говоришь громко для щенка.       Он преодолел расстояние между ними быстрее, чем Сакуре потребовалось моргнуть. Когда он замер, волосы и одежда встали на свои места секундой позже, его клинок был в нескольких дюймах от глаза Саске, сдерживаемый только лезвием последнего. Катана Саске встала на место как раз вовремя, поймав лезвие Копирующего у его кончика.       Сакура на мгновение подумала, что Саске справился с этим, пока не заметила второй блеск металла. Вторая рука Какаши свободно держала кунай, который совсем чуть-чуть вдавливался в грудную клетку Саске, именно там, где его можно было вонзить в сердце.       — В отличие от Наруто, ты знаешь, я мог бы переломать тебе все кости, когда ты угрожал уйти. Тогда я дал тебе шанс сделать выбор. Ты сейчас здесь, передо мной, из-за этого выбора. Глаза Саске сузились.       — Твой брат может быть более серьезной угрозой для Конохи, но я не забыл, что ты тоже предатель, Саске, — закончил Какаши с мрачным весельем. — Я служу своей деревне, вне зависимости уничтожаю ли я тебя или его—помни об этом.       Небольшое, почти незаметное движение привлекло ее внимание краем глаза; ее голова повернулась к источнику звука. Выражение лица Итачи было таким же неумолимым, как и всегда, но она увидела это. В эту долю секунды он наклонился вперед при словах Какаши—к Саске. Вмешаться, даже когда кровь от кашля все еще была на его рукаве. Сакура нахмурилась еще сильнее.       — Сделай это, — прошептал Шисуи. Она повернулась и обнаружила его у своего плеча. — Сегодня Копирующий ниндзя будет недооценивать тебя. У тебя никогда больше не будет такого преимущества, пока ты жива. Сегодня каждая маскировка, которую ты носила, каждый обман, который я заставил тебя разыграть, принесет свою естественную награду—все это было ради этого преимущества в этот критический момент.       Она смотрела на него, казалось, целую вечность. Наконец, однако, она выдохнула и сделала знаки рукой. Потому что, да, даже она хотела спасти Итачи—даже она знала, что какой бы конец он ни заслужил, это не должно быть так.       Когда она снова открыла глаза, один из них был заменен шаринганом ворона. Впервые за пределами гендзюцу Сакура принудительно перешла на Мангеке шаринган. Она не была готова к боли, которая последовала за этим. Каким-то образом, когда она практиковала это в гендзюцу Шисуи, оно было подавлено, сохраняя то странное, похожее на сон качество, которым каким-то образом обладали даже самые кошмарные иллюзии. Теперь, однако, боль была жестокой и реальной. Ее колени слегка подогнулись. Сакура в ответ оскалила зубы.       Когти ворона впились ей в плечо, крыло с перьями задело затылок.       — Выполняй, человек, — прошипело создание. — Не для меня, а для себя—потому что это тот исход, который ты жаждала.       Это была, пожалуй, лучшая мотивационная речь, которую ворона могла произнести в тот момент. Мышцы Сакуры напряглись в остром предвкушении.       Итачи все еще пристально наблюдал за парой напротив него, выжидая подходящего момента. Ее взгляд скользнул влево. Саске все еще висел между двумя лезвиями, одно из которых вдавливалось ему в ребра. И Какаши...       Голова Какаши была запрокинута назад. Он заметил необычное поведение Итачи и теперь наблюдал за ним с хищным любопытством, изогнув бровь. Сакура догадалась, что он еще не собрал все воедино. Возможно, признала она, потому что ему не передали недостающие части, которые ей предоставил Шисуи.       Сакура покачала головой, пока несколько прядей волос не упали вперед, чтобы скрыть шаринган. Она ступила на поле, ноги опустились на землю между ними.       Медленно —почти лениво— угольно-красные глаза переместились со своего первоначального предмета на нее. Челюсть Сакуры напряглась, готовясь.       — Зачем выходить сейчас, — сказал он томно, — когда ты так хорошо пряталась?       Ноздри Сакуры раздулись. Заметил ли он ее, хотя она подавляла свою чакру? Или он просто теоретизировал, основываясь на своем впечатлении о ней как о трусихе?       Сдерживая свой гнев, она повернулась, чтобы коротко взглянуть на Итачи. Его лицо ничего не выражало при ее внезапном появлении. Она сердито посмотрела на ворону, которая теперь сидела на земле между ними. Разве Шисуи не сказал Итачи, зачем она здесь?       Вероятно, нет, мрачно подумала она. Судя по отчаянию вороны, старший Учиха не хотел выживать и, возможно, не приветствовал бы ее помощь.       Взгляд Какаши теперь был насмешливым. — Возвращайся туда, где ты пряталась.       Сакура смотрела в ответ, не двигаясь.       Черты его лица слегка изменились, заострились.       — Не гендзюцу—он бы не выбрал тебя, — лаконично оценил ее Копирующий ниндзя. Его голос понизился до насмешливого хрипа. — Так что, возможно, ты действительно настолько глупа.       Ее веки наполовину опустились. — Нет, тайчжоу.       — Тогда что же ты делаешь? — И на этот раз в его словах не было насмешливого веселья: только обычное, безошибочное отвращение и, возможно, под этим скрывалось предупреждение.       Она едва могла смотреть на него, поэтому смотрела вокруг него, в пространство между его волосами и плечом, в промежуток между его рукой и боком...       Сделай это, голос Шисуи эхом отозвался в ее голове.       Сакура вскинула голову, ее глаза сузились.       Его глаза слегка сузились, когда она подняла голову, убирая волосы, закрывавшие ей глаза. А потом, внезапно, верхнюю половину его лица было страшно видеть, как оно исказилось, тем более что оно каким-то образом сохранило невыразимую, гневную красоту. И это чувствовалось—это чувствовалось.       Блаженство, эйфория —как оправдание— видеть, как ему больно, этому человеку, который был капитаном Седьмой команды, который стер ее из поля его зрения, как будто она была никем, который оставил бы ее слабой и во власти других на всю оставшуюся жизнь.       Сакура радовалась бы от всего сердца, возможно, даже поддалась бы желанию рассмеяться...Если бы только это было так.       Потому что было что-то еще. Была та меньшая, отвратительная часть ее, которая выжила, безразличная к тому факту, что она пыталась подавить ее. Та вспомнила, что этот мужчина трахал ее жестко, великолепно, но целовал с невыносимой нежностью и смотрел на нее, как...       — Он разрушает его, — прогремел ворон.       Глаза Сакуры расширились. Ее лицо резко побледнело, когда она перевела взгляд на мужчину, о котором шла речь. Тело Какаши должно было уже рухнуть; он должен был постепенно терять контроль над своими конечностями, поскольку он все больше поддавался ее гендзюцу. Он твердо стоял на ногах.       Хуже того, его шаринган, словно в инстинктивной реакции, сместился и превратился в такой же дизайн колесика, как и у нее. Она не знала, что он это сделал. Она посмотрела на ворона с горячим обвинением.       — Я не знал, что у него был Мангекю, — кисло заявил Шисуи. — Симуляции простой физической боли будет недостаточно для кого-то вроде него. Найди что-нибудь другое.       Ногти Сакуры впились в ее ладони. Насколько, блядь, он был силен?       — Ты наблюдала за ним много лет, девочка, — резко обвинило существо.       Ее пальцы тщетно тянулись к клинку, желая заставить его замолчать. Как это случилось, ее разум только передал отчаяние, когда она обдумывала проблему.       Если бы она хотела угадать самые сокровенные мысли Какаши…Если бы она догадалась, что действительно сделало бы его уязвимым… Она должна была помнить о трещинах на его маске, холодно заключила она. Это пришло к ней, как капля воды в пустой сосуд, и набухло, как приливная волна, набирая силу и топливо, гендзюцу, которое она должна была вызвать.       Ее желудок скрутило. Сакура посмотрела на него с отрешенным шркомн.       Ее глаза метнулись к Итачи, чей рукав снова прикрыл рот, хотя он был совершенно безмолвен.       А затем украденный Сакурой шаринган яростно завертелся, когда она сотворила новое гендзюцу, создавая свои воспоминания с безупречными деталями: листья, упавшие с тех деревьев, запах травы и грязи, который сохранился всего через несколько часов после свежего дождя, жар солнца, когда оно обрушилось на них. То, как лицо Хаку сморщилось от боли и облегчения; отчаяние, которое рисовало каждую черту на лице Кайдо, даже до его последних мгновений. Она нарисовала их смерть с отвратительной, непочтительной ясностью. Она наслаивалась, деталь за деталью, пока ей самой не стало трудно отделиться от того, что она создала, так же вынужденная этим, как и ясной реальностью. (Ее затошнило.)       У нее не было возможности самой убедиться, сработало ли это. В тот момент, когда она применила гендзюцу, Саске вырвался из рук Какаши и поплыл по воздуху. Его катана поймала солнечный свет, отразив болезненно яркий свет, когда она безошибочно направилась к Итачи.       Что, как она безучастно отметила, было также и по отношению к ней. Потому что она стояла между ними, и ее вид ни в малейшей степени не мог его остановить.       Он собирался пронзить ее насквозь, чтобы достать Итачи.       И ей было все равно; ни одна ее частичка ничего не чувствовала по этому поводу. Потому что после того, что она сделала...       Все, что имело значение, было вот что: ее конечности были свободны и готовы. И как раз в тот момент, когда клинок Саске собирался вонзиться ей в грудь, ее рука ударила с усиленной чакрой силой, отвлекая его. Она увидела неустойчивость в его правой ноге, когда его рука дернулась вверх от удара. Она выхватила свой собственный клинок и с хирургической точностью вонзила его в бедро чуть выше колена одним непрерывным движением. Саске зашипел и метнулся назад.       Его лицо исказилось в уродливом выражении. — Кто ты?       Сакура чувствовала себя бездушной. Она увернулась от его правого хука и нанесла ему звонкий удар в лицо. Его голова дернулась в сторону.       — Прости, — сказала она вкрадчиво, — это причинило тебе боль, Саске-кун?       — Ты не можешь быть Сакурой, — холодно ответил он, когда его руки быстро соткали серию знакомых знаков. Секунду спустя он взревел, и из его рта вырвался огонь, а не дыхание.       Она бросилась над пламенем и в том же движении встретила огонь огнем; объединенный жар угрожал ошпарить ее брови.       — Действительно? — она злобно ухмыльнулась. — Почему нет?       Саске кружил вокруг нее, его шаринганы прозрачно сканировали ее на предмет любых признаков слабости. Она покачнулась на каблуках, а затем бросилась вперед с огромной скоростью. Он увернулся от ее куная, но это было нормально, потому что она уже делала знаки руками для более сложного дзюцу. Вода поднялась с кажущейся бесплодной земли, чтобы создать извивающегося водяного зверя. Он пронесся по воздуху в сторону Саске.       Гигантская гуманоидная фигура появилась перед телом черноволосого мальчика, защищая его от взрыва. Вода обрушилась на него, не причинив вреда. Его длинные черные волосы прилипли к голове, когда он поднял глаза, сжав рот от ярости.       — Сакура никогда не смогла бы этого сделать. Кто ты?       Сакура могла бы закричать или рассмеяться с равным энтузиазмом. Она медленно выпрямилась, опустившись на корточки, ее лицо было скрыто непослушными волосами. Раздраженная, она откинула волосы назад.       Покалывающее осознание чего-то позади нее пробилось сквозь ее мгновенное раздражение. Сакура заставила себя расслабить плечи.       — Я не собираюсь делать ему больно, — сухо сообщила она фигуре позади нее. Секунду спустя она исправилась: — Не серьезно.       Зная, насколько неубедительно это, вероятно, прозвучало, она не дала Итачи времени обсудить этот вопрос. Она избегала личного пространства Саске. Он отреагировал мгновенно, кунай в его руке уже вращался, нацеливаясь на ее жизненно важные точки. Но Сакура была сильнее его; она скользнула кончиками пальцев по его руке и почувствовала, как переломилась кость под ней. Его стратегия немедленно переключилась с отклонение на избегание.       Пронзительный звук пронзил воздух: чидори, притом одной рукой, Сакура признала с отстраненным, неохотным восхищением. Его кулак был размытым пятном, и она повернулась как раз вовремя. Электричество коснулось ее волос вместо головы; опаленные пряди упали на землю.       Но он отступил недостаточно быстро. Сакура схватила его за запястье, удерживая на месте.       — Я видела и побольше, — усмехнулась она. Она боднула его головой, и он мгновенно упал. Она быстро последовала за ним, обхватив его за талию. Она должна была чувствовать себя победительницей. Но она чувствовала себя опустошенной.       Когда Сакура подняла глаза, она увидела —как и ожидала— Итачи прямо перед собой.       — Харуно Сакура, — медленно произнес он. В прошлый раз он не знал ее имени.       Вблизи она могла видеть кровь на его рукаве, тяжесть раны, которую Какаши нанес в боку, и то, как он слегка покачивался на ногах.       Дуновение воздуха коснулось ее руки, прервав осмотр. Она встревоженно посмотрела вниз на бесчувственное тело в своих руках. Она не совсем понимала, почему вообще поймала Саске. Сакура резко отпустила его.       Когда она наконец открыла рот, чтобы ответить Итачи, в ее мозг пронзила острая боль. В висках у нее пульсировала жажда мести.       — О-он снова ломает его, — прошипела она, запинаясь, Шисуи. — Я чувствую это. Я не думаю —блядь— что смогу его долго удерживать.       Ворона сердито переместила свой вес на плечо Учихи. Глаза Итачи расширились.       Сакура слабо рассмеялась. — Ты знал, что у Шисуи был другой человек? — Она не стала дожидаться его ответа. — Не бери в голову. Важно то, что Какаши собирается выследить нас, когда он сломает это гендзюцу, и у нас осталось не так много гребаного времени.       Мужчина, покачивающийся напротив нее, воспринял эту информацию с поразительным спокойствием, лишь слегка сжав губы. Однако он быстро бледнел, так что Сакура догадалась, что в любом случае он недолго будет принадлежать миру сознания.       Возможно, именно воспоминания Шисуи —постоянное воспоминание об этом замечательном уме, стойкости и мягком самоанализе— заставили Сакуру сопротивляться самой мысли о том, чтобы заставить его. Хотя сейчас это было бы легко, учитывая его болезнь и раны.       — Как ты можешь видеть, Шисуи придумал объективно ужасный план, — грубо сказала она. — И я могу быть идиоткой по причинам, которые ты пока не можешь понять, чтобы согласиться с этим, но я хотела бы напомнить тебе, что ты слишком слаб, чтобы бороться со мной прямо сейчас.       Он спокойно посмотрел на нее. Она задавалась вопросом, мог ли он все еще видеть ее, или он уже видел черное из-за большой потери крови       Еще одно копье боли пронзило ее. Паника заставила ее сердцебиение забиться еще быстрее, а зрачки расширились еще немного. Она не знала, дал бы Итачи согласие или нет. Он отключился первым. Сакура издала длинное, страстное проклятие, перекинув его через плечо, но в то же время была эгоистично благодарна за это.       Технически она не заставляла его, заверила она себя. Она бросила последний взгляд назад, а затем побежала.