успел соскучиться

      Он был мёртв.       Лежал передо мной с простреленным шлемом. Пуля прошлась прямо через круглые очки. Между линзами.       Я застыл на месте, думая о том, мог ли как-то уберечь его от этого. Мог ли как-то спасти его.       Не мог.       Меня даже не было рядом, когда его застрелили. В этом и вся проблема — сейчас ты уходишь поссать, а через минуту видишь труп своего лучшего друга с дырой во лбу и, скорее всего, даже с порванной задницей. Отвратительно и страшно. Я никогда не думал, что увижу такое своими глазами.       Я никогда не думал, что такое случится со мной.       Но я понимал, что рано или поздно почувствую это. Почувствую пустоту, от которой нельзя будет избавиться уже никогда. Пустоту в сердце, вызванную потерей самого дорогого, что у тебя осталось.       Потерей его.       Ноги подкосились. Я сел перед ним, снял собственный шлем, чтобы потом не пришлось смывать с него соль (а это было проблематично). Снял и с него. Посмотрел в пустые глаза, крепко сжал его ладонь, и даже если бы на ней не было перчатки, о тепле можно было не думать.       Слёзы покатились по моим щекам. Но я молчал. Не скулил, не подвывал, не всхлипывал — просто плакал. Беззвучно, потому что был научен вести себя тихо этой войной.       Бессмысленной войной.       Что ж, он был единственной причиной, из-за которой я ещё был готов сражаться.       И что же теперь, а? Закаменеть? Замкнуться в себе, ни с кем не говорить, пытаясь пережить это? Продолжать идиотскую борьбу, ведь даже если мы победим, мне будет незачем жить?       А может лучше...       Я поднял взгляд на снайпера наверху. Поднялся на ноги. Раскинул руки в стороны, оставив оба наших шлема лежать около его головы.       Глубоко вздохнул.       Он заметил меня. Прицелился. Ну, всё?       Послушай, Стив. Я иду к тебе. Надеюсь, ты не сильно устал от шуток про хуи.       Я уже успел соскучиться.