Вечера на хуторе близ Карпат, или Как все на самом деле было в деревеньке

Трансильвания встречает гостей из-за океана ветреной погодой и низко нависшими любопытными тучками. Тучки цепляются за вершины гор, на склонах которых пасутся стада белоснежных овечек и разбросаны тут и там небольшие гостиницы. Впрочем, это лишь перевалочный пункт, и съемочная группа здесь только, чтобы передохнуть после долгого полета. Холланд в полном восторге от природы и даже забывает на какое-то время, что он здесь не как турист, и режиссер уже ищет его, чтобы потребовать сценарий. Сценарист радостной бабочкой перепархивает от одной точки, с которой открывается чудесный вид, к другой, не забывая щелкать затвором фотоаппарата. К его безграничному облегчению, Аманда так и не узнала, что он был дублером Брэда Питта, и Холланд остался жив. Только шею пришлось замотать шарфом (Бартон долго валялся в припадке истерического смеха, наблюдая, как красный от смущения и гнева сценарист пытается задрапировать следы посягательства на его честь). К облегчению съемочной группы, сразу после прилета Бартона взяли в оборот предприимчивые гиды и торговцы сувенирами, и он бросил свою энергию против них, что позволило киношникам разбежаться по территории отеля. Холланд некоторое время терзался угрызениями совести, оставляя друга на растерзание стервятникам от коммерции, но в итоге позорно сбежал. Впрочем, он не сомневался, что Бартон даже из поединка с гидами и цыганами выйдет победителем. Еще и новыми идеями разживется… Холланд как в воду глядел. Не успевает он вернуться в номер, полный радужных впечатлений, и принять душ, как заявляется Бартон, полный пугающего энтузиазма, и топает прямо в ванную, игнорируя явное присутствие там человека. Холланд едва успевает задернуть шторку. Бартон хмыкает: — Что, Аманда тебя еще где-то пощекотала? — Вообще-то, тут занято, — возмущенно отзывается Холланд. Радужные впечатления кажутся чем-то далеким. От Бартона почему-то воняет болотом и перегаром, и Холланд морщит нос. — В общем, так, Стиви, — Бартон не обращает внимания на возмущение и открывает кран. Сочетание ароматов лавандового мыла и болотной тины оказывается сногсшибательным. — Нашел я нам второго протагониста, а еще — злодейку! Она сама ко мне пришла, можно сказать! — Класс, — мрачно откликается Холланд, размышляя, как далеко способен зайти сумасшедший режиссер, если он в душевой в покое не оставляет. Бартон вытирает руки, и как будто только сейчас замечает, что Холланд с мокрыми и взъерошенными волосами стоит, завернувшись в шторку, и смотрит на интервента как-то очень нехорошо. Бартон хмыкает, вытаскивает телефон и делает фото, а затем уходит, оставив Холланда в полном раздрае. Парой минут позже Холланд выясняет две вещи. Во-первых, он забыл взять футболку и штаны. А во-вторых (это он обнаруживает, когда выходит из ванной в одних трусах) — Бартон притащил в номер какую-то девицу, и той почему-то не нравится, когда из ванной выходят в одних трусах. — Какие мы впечатлительные, — удивленно поднимает брови Бартон, провожая взглядом сначала вылетевшую в коридор девицу, а затем спешно прикрывшегося пиджаком Холланда. — Хотя да, я бы на ее месте тоже испугался, ха-ха… Холланд только и может, что издать обреченный стон, и осторожно постучать головой об зеркало, которое показывает ему несчастного, исхудавшего сценариста, которого держит в плену (совсем как Дракула Харкера!) зловредный и абсолютно не считающийся с понятием личного пространства режиссер. — То ли еще будет, — довольно изрекает Бартон, словно читая мысли. — Накинь на себя чего-нибудь, садись и слушай. Будет бомба, отвечаю! Переезд на место съемок, на удивление, проходит без происшествий. Вся съемочная группа (пока еще бодрая и веселая) собирается, никто не потерян по дороге, не оставлен пьяным в отеле и не отправлен домой. Почти все номера в гостинице в горах заняты, и Бартон милостиво объявляет, что первый вечер разрешает провести, как душе угодно. Главное, чтобы к утру были в форме. Сам он, конечно же, намерен мучить Холланда изложением идей и требованиями записывать их. Холланду удается вытребовать себе бутылку лимонада, и теперь, когда особенно сильно хочется взвыть, он спешно делает глоток. Помогает: у лимонада странный вяжущий вкус, сводящий скулы. Крис Редфилд, как сообщает Бартон, уже в пути, и должен прибыть завтра утром. В этот раз режиссер намерен держать узды правления процессом в своих руках, не позволяя никому диктовать капризы. Холланд привычно уже сомневается, что это возможно, но свое мнение держит при себе. Второй антагонист приходит в гости вечером. Это худощавый, бледный парень, на лице у которого выделяются густые брови и яркие глаза. Он представляется Итаном Уинтерсом и протягивает руку. Холланд пожимает ее, пытаясь понять, какое впечатление у него создалось от нового знакомого. Пока неясно. И будет ли у Криса с Итаном конфликт или дружба, тоже пока под вопросом. Бартон заявляет, что вентилирует данный вопрос, и многое будет зависеть от того, найдет ли он свою злодейку, о которой столько говорил. Злодейка умопомрачительно (по словам режиссера) красива — и по-злодейски упорхнула из бара, где Бартон ее и встретил. По описаниям Холланд заключает, что дамочка похожа на Монику Белуччи, Еву Грин и Мерил Стрип (и немало изумляется такому набору), только чуть повыше и пофигуристее. — Так мы будем с ней драться? — подытоживает Итан. Бартон горестно вздыхает: — Если найдем ее… Стиви, не отлынивай! Где твой блокнот? Холланд с ворчанием плетется доставать блокнот из сумки, а когда возвращается, обнаруживает в номере ту самую девицу, которой не понравилась расцветка его трусов. Она сидит на диване рядом с Бартоном и отчего-то враждебно смотрит на Итана. Так же враждебно она смотрит и на Холланда (тот автоматически прикрывается блокнотом), и фыркает, скрестив руки на груди: — По-вашему, это зарплата, мистер Бартон? — В ее голосе звенит презрение и местный акцент. — Да за такие деньги я отказалась бы играть и на сцене Будапештского театра! — Ну и хорошо, что отказались, — жизнерадостно говорит Бартон, — потому что теперь вы будете играть в будущем блокбастере, мисс… ээ, как вас там? Девица кидает на него взгляд дракона, которого рыцарь обманом заставил вылезти из пещеры: — Мия Уинтерс я! — Опачки! — Бартон с удивлением смотрит то на Мию, то на Итана. — Однофамильцы? — Односемейники… пока еще, — цедит Итан неохотно. — Развод застопорился. Но она права: это не деньги. — А что тогда, по-вашему? — натурально изумляется Бартон, вытаскивая из кармана помятый доллар и показывая возмущенным Уинтерсам. — Вашингтон не даст соврать, деньги! — И сколько Вашингтонов вы готовы нам заплатить? — интересуется Мия. Бартон расплывается в доброжелательной (как у бультерьера) улыбке: — Как молодой семье, сделаю скидку! Сто президентов в день! Это если полный съемочный день, конечно! Уинтерсы единодушны в своем возмущении. Бартон щелкает пальцами: — И надбавка за ночные смены! — Еще и ночью играть? — ворчит Итан. Бартон снова удивляется: — Ну, а когда еще по вампирским замкам шариться-то? При упоминании вампиров пока-еще-семья быстро переглядывается. Это не ускользает от цепкого взгляда Бартона, и он расплывается в ухмылке: — Надо же, прошло столько времени, а тема до сих пор жива! — Неубиваема, — бурчит Итан и кивает. — Хорошо, мистер Бартон, я согласен. Только деньги каждый день. — А я ночью играть не буду, — выставляет условие Мия. Бартон с самой доброй улыбкой кивает обоим и жмет им руки: — Все-все-все, дорогие мои, заметано! Любой каприз — еще и за мои деньги! Выпроводив недоразведенных актеров, Бартон закрывает дверь и возвращается к Холланду уже с другим выражением лица: Холланд называет это «преддверием апокалипсиса». — Записывай, Стиви! — Бартон плюхается в кресло, щедро наливает себе лимонада и пьет залпом. Мгновением позже у него сводит скулы, и он минуту пытается прийти в себя. Холланд, хихикая, зарисовывает режиссера. — Писазывай, Втиси! — приказывает Бартон, еще не вполне сумевший развязать свой язык. — Значит, так. Мия Уинтерс не хочет сниматься ночью? Значит, мы ее убьем! — Как — убьем?! — Холланд роняет карандаш. Бартон злодейски смеется и хлопает в ладоши: — Вот так! — У нас что, в сценарии будут злобные великаны? — недоуменно морщит лоб сценарист. Бартон фыркает: — Включи фантазию, Стиви! Мы хоррор тут приехали снимать, или романтическую драму? Допустим, Мию Уинтерс покусали… мм, ну да — вампир и покусал! — На четвертую жену она не тянет, — изрекает Холланд, почесывая нос. Бартон тоже чешет нос. — Ага, фактурой не вышла. Тогда просто прихлопнем ее. Допустим… — он задумывается, устремив взгляд в потолок. Прищуривается, глядя на назойливую муху, нарезающую круги вокруг люстры: — Она бегает кругами от противника, визжит, просит пощадить ее, но вампир неумолим! Он настигает ее, и раз! — Бартон хлопает ладонью по столу, прихлопывая неосторожную муху, отчего Холланд вздрагивает. — Кусает… ээ, нет, она не кажется вкусной, буэ… Он просто хватает ее за горло, усмехается и вырывает сердце! — Брр, — Холланд морщится, записывая идеи режиссера. Убитую Мию ему совсем не жалко, но что-то не дает покоя, жужжит, совсем как муха. — А Реннер даст добро на рейтинг? — Да кто его будет спрашивать, — небрежно отзывается Бартон, стряхивая труп мухи на пол. — Пиши дальше, Стиви. Итан Уинтерс у нас второй протагонист, так что мы будем его мучить подольше и поизобретательнее. Значит, приезжает он в деревню искать свою жену, и понимает, что попал в очень странное место. Крестьяне смотрят на него волком и не желают ничего говорить по делу, собаки — и те лишний раз гавкнуть ленятся. А рядом — темный лес, а за ним — замок! — Замок — это тема, — откликается Холланд, вспоминая увиденный днем готический замок. К сожалению, рассказать обязательную легенду ему никто не захотел. Даже собаки. — И вот идет он, значит, через лес к замку, думает — может, там король какой сидит, и ему в поисках поможет? А по дороге встречает собаку, и та его кусает. — Он будет очень рад, — со смешком сообщает Холланд. — И что дальше? Он становится оборотнем? — Э, ну где ты видел, чтобы на зрителя все сюжетные твисты в первом акте вываливали? Пора тебя на повышение квалификации отправить. Нет, обычная собака. Злая. — А чей замок-то? — Вампирский, ясен кол! Бродит Итан, значит, по комнатам, зовет хоть кого-нибудь, и тут на него в коридоре нападают! — Снова собака? — Черный дым! — В глазах Бартона пляшут огоньки, но Холланд не уверен, виновато ли в этом освещение, или это воображение через край прет. — Он атакует Итана, тот получает ранения, бежит к выходу… и тут открывается дверь, и появляется Она! Последнее слово Бартон выдыхает с таким жаром, что Холланд удивленно смотрит на друга. Режиссер мечтательно щурится: — Леди в шляпе и с фигурой! — Хм, — откликается Холланд, глядя, как Бартон вдохновленно рисует сцену появления Леди. — А чего это она такая высокая? — Ракурс? — вопросительно отвечает Бартон и продолжает. — Она хватает Итана за горло… — Фетиш у тебя какой, что ли… — И душит! Потом выпускает когти! — Сам себя плагиатишь? — Холланд вспоминает сцену из «Вендетты», где антагонист точно так же хватал героя за горло и выпускал когти. Бартон отмахивается: — Прием всех злодеев! — Ну ладно. И что, Итан умирает? — Конечно! — без колебаний отзывается режиссер. — А потом воскресает. — Значит, он тоже вампир? И подчиняется Леди? — Нет, так не получится трехстороннего конфликта, — Бартон задумчиво постукивает себя по подбородку. — Лучше так: Итан воскресает, но по какой-то причине не подчиняется Леди. Он сбегает из замка и продолжает поиски жены. — Байки из склепа мертвецов какие-то, — не сдерживается Холланд. — А Крис? — А я еще не придумал его линию, — признается Бартон и зевает. — Зависит от того, в каком настроении я буду после встречи с ним. Холланд вспоминает недавние съемки, незабываемый колорит напряженности между режиссером и ведущим актером, и хмыкает. Есть у него предчувствие, что «Деревня» недалеко уйдет от «Вендетты» в плане конфликтности…