А она взяла и вышила его мечту на полотне

      Предполагается, что младшие дети в большой семье волей неволей становятся объектом всеобщей любви и заботы.       У Изуны Учиха же было всё как раз наоборот.       Он был четвёртым ребёнком Главы клана Учиха, одного из сильнейших в стране Огня. То есть вторым с конца. Ни туда и ни сюда, словом. От того-то взрослые и обращали на него внимание поскольку-постольку, временами, когда не были заняты обучением наследника или ухаживанием за его новорождённым братом.       Объяснялось это тем, что он, Изуна, как уже было сказано, являлся четвёртым ребёнком Главы. Четвёртым сыном, если быть точнее. Даже не замена наследника. И не замена замены тоже.       От него ничего не ожидали, особых надежд не возлагали и соответственно ни к чему не принуждали. Он был волен в своих желаниях и поступках. Живи да радуйся, только честь клана не позорь, и не вздумай помирать смертью недостойной. Под «недостойной смертью» в клане Учиха понималось, разумеется, от старости, на мягком футоне, не от клинка неприятельского, поразившего в сражении славном. Изуна полагал, что лишь по этой причине его вообще начали хоть как-то обучать искусству боя. Да и то наставники с ним особо не усердствовали. Защитить себя сможет и ладно, - на этом закончим.       Не мудрено, что столкнувшийся с подобным отношением мальчик предпочитал общество матушки, которая всегда поймёт, поддержит, похвалит, да ласковое слово скажет. С ней было спокойно, уютно, безопасно, словно и не было никаких сражений, войн, на одной из которых, возможно, прямо сейчас отдавали свои жизни его соклановцы за честь, славу, территории, казавшиеся мальчику такими далёкими. Ему бы постыдиться за такие мысли, но в объятиях матушки все они теряли смысл. Учиха Юкико, даже будучи прикованной к футону, излучала мир и беззаветную любовь.       Чаще него общества матушки искал лишь Мадара.       Изуна мог бы злиться на брата, что тот, будучи и так не обделённым вниманием батюшки, ещё и матушку себе забрать хочет, завидовать и откровенно по-детски ревновать, но… это же был Мадара. Любимый брат, которого Изуна безмерно уважал всей душой и сердцем.       Он был младшим сыном. От него ничего не ждали. Тогда как ожидания от Мадары, как от наследника, достойной смены, были выше гор и небес. Груз, что возложили на плечи его брата, был столь велик и неподъёмен, что Изуне казалось, что мальчик, всего на каких-то несколько лет старше его самого, однажды не выдержит и сломается под натиском всех тех оценивающих взглядов, что бросал на него каждый член клана поголовно, даже не скрываясь.       Но Мадара не ломался.       Становился лишь сильнее, крепче. Склонялся, но никогда не прогибался, и словно стебель бамбука, вновь вставал прямо. За то, украдкой наблюдавший за ним Изуна, проникался к брату всё большей любовью и уважением.       Отчасти именно по этой причине, когда кто-то из его старших братьев, - в том числе и Мадара, конечно, - убегали развеяться куда-то за пределы поместья или – не дай Ками! – клана, он молчал, не выдавал ни няням, ни наставникам, уводя по ложному пути. Однако всё же будучи ребёнком по своей природе любопытным и не обременённым жёстким контролем со стороны взрослых, Изуна не мог не заинтересоваться – куда же всё-таки ходят его братья, раз возвращаются столь посвежевшими и полными сил?       До него доходили слухи – уж больно словоохотливы были служанки в поместье Главы Учиха – о особых домах, домах удовольствий специально для мужчин, но ведь посещение заведений подобного рода – недостойно сыновей Главы! Он был обязан сказать об этом братьям, вернуть их на путь истинный, дабы те не бросали тень на репутацию их батюшки!       В результате, однажды, когда дело уже было ближе к вечеру, он притаился в зелени листвы, идя по следу одного из своих старших братьев. Не Мадары, к слову, а Кенджиро – второго по старшинству. Изуна старался ни шорохом, ни вздохом не выдать себя, чтобы иметь возможность поймать брата с поличным, «на горячем» и пристыдить, а вовсе не потому что ему было страсть как любопытно!       Однако ни в какие «дома удовольствий» они так и не попали. Брат углублялся всё глубже в леса, удаляясь от границ клановых территорий, к глубочайшему огорчению Изуны – Вовсе нет!       Оказалось, тот встречался с девочкой, вернее девушкой.       Ну, разумеется, его брат встречался с девушкой! Куда ещё его обычно серьёзный братец мог направляться со столь не обременённым глубиной мысли лицом и глуповатой улыбочкой?       Изуна чуть не взвыл от досады, вовремя зажав рот рукой. Он совсем не хотел наблюдать, как милуются голубки, не имея возможности по-тихому убраться, не рискуя выдать себя!       А девушка была красивой. Изуна до сих пор помнит её лицо: юное, округлое с мелкими веснушками на аккуратном носике, не удивительно, что брат повёлся. Не из клана. Один из младших сыновей Главы не сразу понял, что именно в ней его насторожило – взгляд из-под полуопущенных ресниц, руки, что не видно за спиною или же нечто ещё. Что-то царапалось о подсознание, но не обличалось в цельную мысль.       Осознание пришло тотчас, когда незнакомка плавным, лёгким движением перерезала брату горло.       Хлынула красная жидкость. Юное девичье лицо исказила улыбка.       Мгновение, и мальчик наблюдал, как тело родного ему человека падает наземь. Бездыханное, бездушное, безжизненное. Другое, и наступает темнота. Третье, и руки Изуны в крови, а убийца брата так же бездыханна, бездушна и безжизненна, как и Кенджиро. Исполосованная его клинками до неузнаваемости, - видно не зря наставники ели свой хлеб, умудрившись даже его чему-то да обучить, - а в глазах горит огнём проклятый шаринган.       В нём словно бы что-то умерло и вновь воскресло в алом пламени шарингана.       В тот день Изуне открылась истина - любить можно лишь членов семьи, они не предадут, не ударят в спину и всегда будут на твоей стороне. И он посвятил себя своей семье целиком и полностью, душой и телом. Без остатка.       Однако годы шли. Его семья редела на глазах. Сначала мама тихо ушла от болезни, потом один за другим в след за ней покинули оставшихся братья, а после и отец, погиб сражаясь, как того и хотел. Остались лишь он да Мадара.       Изуна поддерживал брата, на которого свалились все тяготы правления кланом, сразу же, едва отпели бывшего Главу. Всё правильно, клан Учиха не должен показывать слабости. Даже взял на себя частичное управление кланом, добровольно приняв роль правой рукой Главы. Он старался, вновь и вновь, отдавая всего себя брату, клану, семье. Но казалось, что всё, что он делал, было абсолютно не тем, в чём нуждался Мадара. Все приложенные Изуной усилия уходили, словно в никуда. Брат замыкался, отдалялся от него, холодел не только внешне, но и сердцем, пугая младшего брата до нередких ночных кошмаров, в которых Мадару поглощала непроглядная тьма, утягивая всё дальше и дальше, туда, докуда Изуне не дотянуться.       И вот, однажды в его жизни появляется она.       Чиё Сенджу, девушка-лекарь из вражеского клана, вытащившая его, Изуну, буквально с того света.       Эта особа подобно весеннему ручейку, стремящемуся к реке, проложила путь к сердцу старшего брата столь тихо и незаметно, что когда Изуна заметил, было уже поздно. Он понял это, куда раньше самого Мадары, неискушённого в делах любовных, – словно Изуна в них так уж искушён? – трудно не подметить, как брат то и дело отводит взгляд в сторону девицы, думая, что та того не замечает, как следует за ней по пятам, словно тень, опять же полагая, что та и этого не замечает.       Изуна доверчивым не был, научен горьким опытом прошлого, но губы сами собой растягивались в улыбке, глядя на подобное представление из первых рядов. Едва с его губ сорвался первый смешок, как он с удивлением осознал – в беспокойстве более нет нужды.       И как бы ни было горько признавать - дышать стало легче.