◾◾◾
Минхо с любопытством относится к увлечению книгами, но сам во всю эту ритуальную штуку не лезет. Его роль, как будущего вожака и охотника, не требует чтения духовной литературы, поэтому всё, что связано с духами и предками, достаётся Джисону. У жреца нет осознания того, что жизнь связала его с будущим их кланов. Минхо уже давно не ощущается страшным, он молчаливо заботливый и внимательный, сооружает для книг Хана полки, а все сборы при возможности сортирует по мешочкам. Джисон слушает, как тот возвращается после охоты, измотанный и не перестающий ворчать на молодняк. В такие моменты Хан лишь слушает, позволяет обычно неразговорчивому Ли выплеснуть всё то, что не удалось волку, гладит каштановые локоны и целует мокрые после умывания щёки, обнимает так бережно, как никто обнимать Ли и не догадывался. Минхо не нужны сочувствие или советы, Джисон знает это лучше даже его собственного отца. Но любить Минхо становится естественной потребностью наравне с дыханием. Всего меньше года, а они будто знакомы всю жизнь. Хан встаёт на рассвете, общается с духами, ставшими куда более смирными, и нарочно меняет их рубашки. Джисон всегда считал, что чёрный ему не идёт, но вот Минхо белый подходит прекрасно. Он сразу становится домашним, пахнущим привычным Джисону лесом и цветами. — Я думаю, ты зацвёл, — однажды задумчиво тянет Ли, когда они ужинают в интимной полутьме, погасив весь свет, кроме пары свечей. Джисону такая романтика в новинку, а Минхо негласно соглашается восполнить все пробелы, которые есть у Хана в отношениях с людьми. Ужин при свечах? Парные рубахи? Предбрачные укусы на ключицах? — Я тебе не растение, — смущённо шепчет Джисон, чуть не роняя из дрогнувших ладоней кружку с настоем. Запах трав его должен успокаивать и расслаблять после очередного дня в канун брачного периода, но что-то сейчас это работает в обратную сторону. Минхо смотрит, чуть склонив голову и вскинув брови. Взглядом сверлит не хуже, чем в первую встречу, но Джисону не хочется ронять бедную кружку. Лучше он её поставит и будет нервно перебирать пальцами, не понимая, откуда растёт это....напряжение. Не пугающее. Скорее томное. — Боялся, что ты будешь скучать, если уйдёшь из храма. Но тебе гораздо больше идёт быть волком, чем отшельником. — Мне идёт готовиться к путешествиям наравне с подростками? — Джисон хмыкает, начиная смотреть на Минхо с тем же выражением. Пускай у Хана мало опыта, пускай он уступает Минхо в познаниях — Ли от зеркального эффекта только больше вклинивается в их "игру". Они вечно делят две противоположности, то гуляя по тихим полянам за руки, словно пожилая пара, то дразнясь, будто они едва обратившиеся. Джисон с огромным стыдом вспоминает, как однажды они были настолько увлечены, что не заметили одного из жрецов, заставшего пару на грани поцелуев и поползновений под рубашку. Осталось надеяться, что в своём доме некому будет помешать этому напряжению. Не вечно же Джисону чувствовать, как трава щекочет шею. — Жду летних дней, чтобы увидеть, как на тебе смотрится одеяние разведчиков. Джисон смущается и опускает голову. В едва освещённой комнате не слишком хорошо видно его красное лицо, но первая реакция на все комплименты — спрятаться. Слова Минхо точно попадают по всему, что Джисону важно, а разведчиком он мечтал быть с самого детства. — Скучать же будешь. — Придётся стать хорошим главой, пока ты знакомишься с духами других лесов, — Минхо говорит об этом так спокойно, что Джисон невольно улыбается. Они знают, что разлука будет сложной — волк Хана настолько был против, что даже проявился. А разведчики покидают дом на долгие, молчаливые месяца. Джисон чувствует, что новые земли и духи, дергающие завязки у рубашки, ждут его там, куда дорога была когда-то закрыта. — Тогда не слишком ли жестоко связывать тебя такими узами перед моим уходом? — Мы можем уйти вместе, — вполголоса отвечает Ли. Джисон поднимает немного влажные от смущения глаза, и не верит в то, что говорит ему Минхо. Он же вожак, на нём в теории два племени будут держаться, потому что деревням проще объединиться, а у южного вожака детей нет. Связь сына главы северной деревни и жреца из южной стала основой их объединения. — Но ведь ты... — Я не в праве держать тебя, когда мечта может осуществиться. А это наименьшее, что я мог бы для тебя сделать, чтобы показать твою значимость. Волк где-то внутри издаёт предсмертные звуки, пока до Джисона доходит смысл сказанного. Минхо всегда предпочитает действие, но если что-то и говорит, то настолько прямо и честно, что иногда это похоже на шутку. Минхо не шутит. — Ты представляешь, что скажут старшие про твоё чувство ответственности? — с полуулыбкой спрашивает Джисон, маскируя то, как кислород вдруг покидает лёгкие. Ли знает его привычки не меньше, тут же перехватывая дрожащую ладонь Хана своей и глядя в глаза с глушащей тишину нежностью. — Представляешь, что я им отвечу?◾◾◾
У весны находится один существенный минус для почти новообращённого Джисона. Цветение. Чувствительный нюх тут же атакуется всеми возможными ароматами тех растений, которые раньше для человека пахли едва-едва. Джисон задыхается, оказываясь около зарослей черёмухи, потому что для его носа это сравнимо с нырянием в медовую бочку. Возвращаясь в дом, он запрещает себе притаскивать свежие растения в комнаты, оставляя все сборы сушиться где-нибудь во внутреннем дворе. Он просто не вынесет, если даже спальня пропитается этими цветами, ставшими вдруг настолько большой проблемой. Всё, что могло "вкусно" пахнуть для Хана-человека резко стало "ещё пара минут и я упаду в обморок" для Хана-волка. Решение проблемы находится... своеобразно. Джисон вжимается в Минхо по вечерам носом, перебивая любые намёки на цветы запахом собственного жениха. Волк где-то на подсознательном уровне довольно урчит на это, забывает про эту скрипящую на зубах сладостью черёмуху, стараясь не отпускать воротник чужой рубахи. Конечно же, Минхо не против. Он реагирует на подобные странности спокойно, позволяет своей Паре ворчать на волчий нюх, а потом терзать его шею и почему-то уши. Джисон не комментирует свои желания, но порядочность теряет стремительно, уже не просто водя носом по изученной до каждой родинки шее, а прижимаясь к ней губами и неровно дыша на самое ухо. — Ты решил забрать мой запах себе? — с хихиканьем спрашивает Минхо, чувствуя, как Джисон прижимается всё многозначительней, а руками уже норовит потянуться к завязках на рубашке. Хан отстраняется и делает недовольное лицо, потому что ну кто начинает болтать в такой момент? Он хочет, чтобы Джисон тут от смущения сгорел? — Из-за этих цветов я думаю, что у меня отбивает обоняние. Мне нужно быть уверенным, что с остальными рецепторами всё в порядке. — Мне сделать вид, что я тебе поверил? — Лучше помоги мне, а не издевайся, — выдыхает юноша, остраняясь от розовеющей после поцелуев шеи. Минхо всегда веселится с того, как легко Джисон смущается, а потом становится совершенно наглым, прося у Ли нажать вооот тут, а потом прикусить посильнее и... И вдруг оказаться спиной на кровати, удивлённо ойкнув от такой смены положения. Минхо нависает над ним с хитрющей ухмылочкой, которую хочется немедленно сцеловать с его губ. Кто Джисон такой, чтобы отказываться? Про запах трав он больше не думает, всё пространство комнаты занимает только его Минхо, только согревающие кожу ладони и мягкие, любовные поцелуи, которых Хану никогда не бывает достаточно. Только Ли мог настолько тонко чувствовать чужое настроение, бывая то нежным до изнеможения, то заставляя Джисона скулить и забывать про неловкость. Сегодня Хан чувствует, что нуждается в мягкости и поэтому его собственные поцелуи нежные, лёгкие. Почему-то Минхо отстраняется, жрец приоткрывает зажмуренные до этого глаза и вопросительно гнёт брови. Выражение у его предначертанного очень странное, улыбающееся и ломающее сердечный ритм. — Что ты смотришь? В последнее время так часто, — шёпотом спрашивает юноша, подозревая, что сейчас от ответа у него снова покраснеет всё от шеи до лба. Минхо не из стеснительных, мог вполне сказануть нечто смущающее. — Любуюсь своей Парой. У нас с ним скоро брачный обряд. — Я думаю, он счастлив быть с тобой, — Джисон притягивает Минхо к себе за завязки на рубашке и дразнит своими недопоцелуями, заставляя волка над ним недовольно ворчать. — А ещё он сегодня будет скулить, пока его не укусят в загривок и он не кончит, не прикасаясь к себе. Знаешь такого? Судя по тому, как Джисон подавился раскаленным воздухом, знает не понаслышке.◾◾◾
В родном доме Минхо всё лежит в аккуратных шкафчиках и коробочках. От вида такой любви к сортировке Джисон с теплотой улыбается. Северный вожак уже знал жреца. В отличие от своей жены, он видел всю историю своего сына от начала и до прихода Минхо в дом вместе с Джисоном. Это было решением самого Хана. Зимой мероприятие знакомства пришлось отложить. После резкого обращения Джисон провёл в лихорадке так много времени, что его Пара отказалась куда-то двигаться. Минхо сторожил так, будто его присутствие могло как-то вернуть силы ослабевшему жрецу. Возможно, это и сработало, потому что спустя долгие, полные вони лекарств, дни Джисон очнулся и обратился снова, перевернув всё в своей комнате вверх дном. Теперь эта история стала известна и матери Минхо. Джисон, глядя на её выразительное лицо, понимает, в кого его волк мог родиться таким невыносимо красивым. Но даже её идеальное выражение ломается, когда она слышит этот рассказ. О том, как они познакомились. О том, что случилось на вольчем празднике. По словам Минхо, именно маме гибель соулмейта сына принесла не меньшую боль, чем ему самому. Она всеми силами старалась вернуть своего ребёнка к жизни, когда тот потерял самое дорогое его сердцу. Примет ли она то, что судьба дала второй шанс? Не скажет ли, что Джисон — замена? На её глазах выступают слезы. Женщина оборачивается к Хану, смотрит долго-долго, отчего Джисон едва сам не начинает плакать от напряжения. — Ты столько натерпелся за свою жизнь, Ханни. Спасибо, что духи стали к тебе справедливы. И они действительно плачут вдвоём. Аккуратно держат ладони друг друга, пока мама Ли рассказывает о том, что рада их встрече. Пока Джисон чувствовал её слезы на своей рубашке. Отец с Минхо стоят поодаль и удивлённо переглядывается с сыном. Ни один не смеет мешать, особенно, когда дело касается настолько духовно тонких волков. Младшие братья Ли снуют вокруг, прилипая к новому для них человеку не хуже, чем приставучие духи. Минхо безуспешно отгоняет младших от своего предначертанного, но те неизменно оказываются рядом, умоляя Джисона рассказать что-нибудь про его деревню, про духов, про обряды и даже про амулеты на его шее. Хан со смехом перебирает тёмные кудряшки мальчишек и терпеливо объясняет, о чём шепчутся деревья, и каким звонким голосом поёт утро, особенно в разгар весны. А завидев на его плечах предбрачные укусы, эта орава и вовсе превращается в сплошной гул из самых неловких вопросов. Тут уж Минхо не выдерживает — утаскивает Джисона пройтись по деревне, а лучше в лес. Новые места означают новых духов, которые звучат крайне заинтересованными в доставании жреца. Пусть способности Джисона и ослабли, но он всё ещё мог чувствовать невидимые ладони на своих щеках, а от звуков его голоса эфемерные существа сгущались и внимательно слушали, ловя интонации в запутанные косы. Пара решает обратиться и пробежать пару десятков километров, чтобы Хан мог получше привыкнуть к своим четырём лапам. Лес тут незнакомый ему, но для Минхо он родной и известный. Это даёт дополнительный азарт, ведь именно за неизвестностью Джисон и гнался всё своё детство. Магия обращения в волков всегда казалась ему особенной. Пахнущая древностью и силой, на собственной шкуре она ощущалась странной и непривычной. Джисон открывает глаза, замечая изменённое восприятие и то, что запахи стали в разы ярче. Не удержавшись, он смачно чихает и пугает этим ближайшую белку на дереве. Минхо, уже успевший обратиться и наблюдавший за Парой, лающе смеётся, а потом расставляет лапы, пригибаясь. Зовёт играть в охоту, но не учитывает, что Джисон лес чувствует всеми своими рецепторами. Даже несуществующими. Так что северный волк едва успевает моргнуть, а его Пара уже вовсю несётся в глубь леса. Слышит восторженный вой за спиной и ускоряется, подгоняемый перспективой удрать от будущего вожака. Их догонялки могут длиться очень и очень долго, пока у кого-нибудь не закончатся силы, а лапы не отнимутся, роняя хозяина где-нибудь в тени. Джисон чувствует свободу на вкус. Перекатывает её на языке освежающим шариком и проглатывает, не насытившись. Ветер бьёт в морду, а трава под тяжёлыми лапами продавливается, оставляя явные следы. Из Хана никудышный охотник, он слишком щадящий и любящий мир. Зато исследователь будет первоклассный. Пусть он не знает дороги, духи летят за ним говорливым шлейфом, путаются в чёрном мехе и веселятся, чувствуя, насколько счастлив в это мгновение Джисон. Он не выдерживает и выдаёт своё присутствие радостным рявком, от которого закладывает собственные чувствительные уши. А потом он чует нечто чужеродное. Это не запах леса, не запах другого волка. Что-то, щекотящее нос и влекущее за собой на солнечную поляну посреди деревьев. Хан тормозит так резко, что чуть не сдирает с подушечек кожу. Духи трепетно молчат. Осторожно ступая среди хорошо знакомых цветов, оборотень подозрительно принюхивается, пытаясь понять источник этого запаха. Оно было и чужим, и знакомым. Неуловимым, будто несуществующим на самом деле. На поляне он видит волка. Серебристо-серого, очень высокого и статного. Такие обычно становятся вожаками или близкими к старостам деревень. Джисон поджимает уши, не желая нарваться на чужой гнев. Вдруг это чужая территория, а они так опрометчиво забежали сюда? Стоит ли ему вернуться? Или дождаться Минхо? Волк оборачивается и приветливо машет хвостом, не выглядя напряжённым. У Хана плоховато с пониманием языка тела, но он словно чувствует, что бояться не нужно. Серебряный незнакомец выглядит так красиво, что дух захватывает, но Джисон позволяет себе робко ступить на саму поляну, чтобы приблизиться. Они рассматривают друг друга довольно долго, волк напротив словно оценивает то, как себя ведёт новообращённый, а ведёт он себя пугливо и неуверенно. Что не мешает восхитительному незнакомцу подойти к нему самостоятельно. Джисон поднимает нос, но не может учуять — запах настолько тонкий, что похож на наваждение. Их взгляды встречаются и тут вдруг всё встаёт на свои места. Хан вскидывает уши и хвост, едва пасть не раскрывает, глядя на духа перед собой. Он такой детальный и такой правдоподобный, что если бы не яркое солнце и отсутствие запаха, ни за что не догадаться, что волк не настоящий. В его глазах плещется потусторонняя печаль вперемешку с чем-то таким, что заставляет Джисона с сожалением скулить. Серебряный волк аккуратно наклоняется и прижимается к Хану шеей, демонстрируя вольчье объятие. Джисон не дышит. Ты лучшее, что случилось с ним. Спасибо Дух растворяется в солнечных лучах, уносясь вверх невидимым дымом. Хан стоит на месте до тех пор, пока его не догоняет запыхавшийся Минхо, толкающий тёмный бок с радостью победителя. Лишь спустя несколько мгновений Джисон отвечает на его приставания и легонько кусает за обросший хвост. В глубине души он знал, что получил не только родительское благословение.◾◾◾
Если у Ли Минхо в этот день горели уши, то это всё ругательства Джисона. И ему не жаль. Волка спасало только то, что все проклятия Джисон зажевал в себе, не произнося вслух. Иначе кружащие вокруг духи могли принять это и за призыв к действиям, а накладывать заговор на понос на своего жениха в день брачного обряда как-то рановато. Волнение внутри ощущалось физически. Джисон столько раз проводил свадьбы сородичей, что никак не мог принять то, что сегодня именно Он будет виновником праздника. Свяжет себя узами, желанными им столько лет. Поклянется в верности, будто мог бы когда-то разлюбить. Его семья выглядит такой радостной, кружась вокруг сидящего на стуле парня. Приготовления начались утром, и это первый раз, когда арку у священных родников досталось украшать не ему. Внутри всё трепещет и завязывается в узлы, Джисону непривычно такое внимание. Незнакомо, когда члены семьи причёсывают непослушные локоны и одевают на него праздничную рубаху. Прикосновения матери для Хана всегда были эталоном нежности. Уже немолодая женщина улыбается и заправляет ему пряди за ухо, целует в щечки и говорит, что Джисон заслужил всех благ в своей жизни. Она гордится им каждую секунду. Отец поправляет воротник рубашки и передаёт ему один из своих амулетов. Хан чуть опускает голову, принимая подарок, символизирующий частицу его родной семьи. Сегодня он официально создаст свою, хотя даже духи уже знают, что его душа вручена в ладони со сбитыми костяшками и без всяких обрядов. Уже на выходе из дома Джисон останавливается перед столом с венком. Необязательное, но красивое украшение для новобрачных. Хан обычно сам собирал для молодых венки, выбирая особенно символичные цветы с самыми красивыми и добрыми значениями. Его венок цветёт белой сиренью и пахнет, как та осенняя ночь. Когда-то ненавистная, напоминающая о его боли и пролитых слезах. Сейчас сирень распускается в его собственном саду, навсегда оставшись в памяти личным предзнаменованием перемен. Когда в детстве ему рассказывали про необратимых оборотней, Джисон всегда тайно боялся, что однажды узнает, каково это — быть одному. Сейчас, шагая к священным родникам, украшенным для его собственной свадьбы, он думает, что все годы тоски стоили одной встречи с хмурым волком. У Минхо сияет лицо при взгляде на своего предначертанного. Такого настоящего, стоящего босиком на траве. И немного хромающего. Заслужил Влюблён, влюблён Правильно Для тебя, тебя Предначертанный — Они говорят, что ты в меня влюблён, — смеётся Джисон, придерживая венок руками. Украшение то и дело пытались украсть прозрачные негодники, надеясь внести бардак в такой важный момент. Благо, у Джисона богатый опыт в общении с этими существами. — Неужели? — Минхо хитро гнёт бровь и сам держит свой венок из ирисов, так идеально подходящих под его светлую одежду, — придётся нам что-то сделать с моими чувствами. Как насчёт клятвы на веки вечные? — Духи — свидетели. Клянусь быть верным волком, оберегающим тебя от болезней и грозы. — Клянусь быть волком, который всегда будет на твоей стороне. И приготовит столько чизкейков, сколько тебе захочется. Они смеются вдвоём, к серьёзным обещаниям добавляя очевидные слабости друг друга. Минхо может быть мощным волком, но однажды он так испугался грозы, что с воем побежал за Джисоном, который в это время собирал травы в поле. А Хан настолько бредил сладостями, что заставил Ли продиктовать ему рецепт чизкейка и записал его в исторический источник их деревни. Вертлявые духи тормошат широкие рубахи, а их возгласы оглушают даже самых труднодоступных эфемерных существ. Лес шумит, гудит и перебирает ветром волчьи локоны, норовя унести венки прямо в теплеющую от радости реку. Душа, отданная богам с рождения, нашла своё пристанище в бережных ладонях. Пусть одна треснутая ваза не починит другую, но из них двоих создастся нечто новое, уникальное. Достойное жизни и всех благословений. — Клянусь, — повторяет Джисон, сжимая ладони Минхо в своих, — пока дышу. Люблю. И верю.