Люди и гномы

Сидя в пустой, продуваемой всеми ветрами сторожке, Двалин сжимает рукоять топора и вспоминает, вспоминает то, что режет по сердцу вернее стали. Привалы, где спал вполглаза, чутко сторожа сон Торина. Битвы, где не отходил от него дальше шага, в десять глаз следя за опасностью. Праздники, где, разгоряченный хмелем, изо всех сил сдерживался, чтобы не смотреть, не думать, не желать… Жизнь, потраченную на то, чтобы быть всегда рядом и ни словом, ни взглядом не выдать, кто он для тебя на самом деле. Чья-то тень мелькает в дверях. — Он зовет тебя, — говорит Бильбо, и закаменевший от горя Двалин поднимается. Он не может не откликнуться на призыв своего короля. Торин бледен до синевы, черты заострились, губы еле двигаются. — Подойди… Наклонись, — в его голосе нет прежней силы, он почти шепчет. — Ниже… Двалин склоняется над умирающим так низко, что видит запекшуюся в волосах кровь. Взгляд Торина странно свободен, словно вместе с жизнью он оставляет любые запреты. Его ладонь с трудом ложится на шею Двалина — совсем слабая. Двалин сглатывает комок, застрявший в горле, и смиряется с неизбежным. Поцелуй сух и горек, первый, единственный. — Все кончено… — хрипит Торин. — Это вопрос? — Это ответ. — Нет, — ревет Двалин в отчаяньи. — Нет! Нет! Как может кончиться то, что еще не начиналось?