Vita Nostra

Отчаяние. Тягучее и липкое, как холодный бульон, наполнило сознание Анны. Она уже ни о чем не думала, безвольной куклой развалившись на кровати. Ничто уже не могло вернуть ее к жизни. Такое же всепоглощающее чувство объяло и Хао. Обессиленный, он был вынужден наблюдать за тем, как глаза любимой закрываются, а холодный скальпель угрожающе поблескивает в свете ламп. Секунды тянулись медленно, словно время застыло. Но отчего-то Фауст медлил. Он то присматривался к своей «пациентке», то принимался перебирать скальпели и препараты, разложенные рядом на столике из хирургической стали. Медсестра тоже не торопилась, словно ожидая немого приказа. Первым терпение потерял Нихром: - Немедленно, начинай! – крикнул он не своим голосом. И в тот же миг все переменилось. Молодой врач резко развернулся, одним точным движением бросая скальпель. Сталь просвистела в миллиметре от уха Нихрома, который отклонился в последний момент. Один из охранников поймал руку медсестры, заломил ее за спину, заставив девушку опуститься на колени. Дуло пистолета второго телохранителя было направлено в лоб Фаусту. Повисло секундное молчание, которое прервалось громким звуком распахнувшейся двери. Анна, словно очнувшись от забытья, открыла глаза и повернула голову на бок. В комнату вбежали еще четверо. Возглавлял процессию высокий парень в строгом английском костюме и зеленой клетчатой накидке. Следом за ним зашел Матамуне, замыкали процессию Йо и Рен. Все с пистолетами наперевес. Благо, противников хватало. - Не двигаться! – гаркнул Нихром, рывком заставляя Хао встать на ноги. Одной рукой он держал его за шею, используя тело Асакуры, как щит, а вторую, с пистолетом, приставил к его виску: - Одно лишнее движение и я пристрелю его! Телохранители последовали примеру хозяина, закрываясь телами пленников. Про Анну все будто забыли. Она медленно села, стараясь не делать резких движений. Матамуне и Йо рванулись было к девушке, но их остановил предупредительный щелчок курка. - Я сказал не двигаться, - уже спокойнее произнес скорпион. - Фауст, закончи работу, - прошипел он, кивая на Анну. Охранник отпустил врача, все еще держа его на прицеле, но Фауст не сдвинулся с места. - Ничего я не буду делать, - ответил он, гордо вскинув голову. Красивое лицо Нихрома исказила гримаса ярости. Он едва уловимо кивнул и в следующую секунду раздался выстрел. Элайза истошно закричала от боли: по ее ноге заструилась кровь. - Ты же не хочешь, чтобы твоя жена погибла? – проговорил Нихром приторно-сладким голосом, глядя прямо в глаза потомственного врача. В относительной тишине, прерываемой лишь тихими стонами пострадавшей Элайзы, смех Хао показался оглушительным. Все сразу замолчали, глядя на него. А старший Асакура продолжал исторически смеяться: - Ты так далеко готов зайти из-за своего брата? – спросил он, внезапно становясь серьезным. - Дальше, чем ты думаешь, - прошипел ему в ухо парень. - Ты жалок. Тебе понадобилось столько лет, а ведь нужно было просто спросить, - Хао вскинул голову, твердо вставая на ноги. Даже изможденный, он казался куда решительнее взбешенного Нихрома. - Хрома убил я. Он мешал мне. Доволен? – он проговорил это громко и отчетливо, так, чтобы слышали все присутствовавшие. - Нет, Хао! Это не так! – воскликнула Анна, резко подаваясь вперед. Руками она вцепилась в простыни так, что побелели костяшки пальцев. Но блондинка, по сравнению с Нихромом, осталась спокойной и безучастной. Глаза парня налились кровью. - Врешь, сука! – взревел он и с силой толкнул Хао вперед, на Матамуне. - Нет! – только и успела закричать Анна. Низ живота прорезала боль такая сильная, что она без сознания повалилась на кровать. Последнее, что она слышала – выстрел. *** Анна с трудом открыла глаза, и навстречу ей устремился белый потолок. В голове все плыло, память словно заволокло густым туманом. Блондинка медленно повернула голову и обнаружила, что лежит в небольшой белоснежной комнате. Справа и слева от нее стоят какие-то приборы и провода от них тянутся к ее телу. В вену воткнута игла капельницы. Она все никак не могла понять, что делает здесь. Вдруг дверь, такая же белая, как и все помещение, распахнулась и вошла молодая девушка с копной серебристых волос. Заметив, что пациентка очнулась, она кинулась к кровати: - Анна, слава Богу! – прошептала она, походу смахивая слезы облегчения. Она нажала на кнопку в изголовье кровати. В комнату мгновенно вбежала девушка в форме медсестры и принялась суетиться вокруг Анны, проверяя систему и снимая показания с приборов. Жанна села рядом с кроватью и сжала руку подруги: - Как ты? – шепотом спросила она. Блондинка только покачала головой. Она не могла понять, как себя чувствует. Но ей казалось, что она забыла что-то важное. Жанна понимающе кивнула и замолчала. Взгляд Анны упал на округлый живот подруги и сразу, словно вспышка света, в голове пронеслась мысль - «ребенок». Рука сама собой легла на живот, и тогда у Анны началась паника. Она подскочила на кровати, от чего голова сильно закружилась, но девушка не обратила на это внимание: - Мой ребенок! – закричала она, порываясь встать, но медсестра и Жанна сумели уложить ее обратно. - Все хорошо, дорогая. С ним все хорошо. Он здесь, рядом. После родов у тебя частичная амнезия. Сильный стресс. Пожалуйста, успокойся, - бормотала девушка с белоснежными волосами. - Я хочу его видеть, сейчас же! – не желала успокаиваться блондинка. - Хорошо, - Жанна встала и вышла в коридор. Вернулась она через пару минут не одна. Следом за ней, неся на руках миниатюрный сверток, шел Йо. Он тепло, но слегка натянуто улыбался. Приблизившись, он протянул Анне сверток, аккуратно передавая его в дрожащие руки девушки. Она внимательно вглядывалась в лицо младенца, будто бы оно могло поведать о чем-то скрытом. Не удержавшись, она расплакалась. Йо сел на кровать и крепко обнял ее за плечи, прижимая к своей груди. - Все будет хорошо, - шептал он, - теперь все будет хорошо. *5 лет спустя* - Хана, ну где же ты был? Вот опять весь грязный. Нам ведь уже пора уезжать. - Прости, мама, - пробормотал мальчик, виновато опустив голову и неуютно переступая с ноги на ногу. - Ну-ну, Анна, не ругай его, - на плечо молодой женщины легла широкая, теплая ладонь. Мужчина откинул назад прядь волос и протянул мальчику вторую руку: - Идем, Хана, переоденемся, - он примирительно улыбался. Мальчик кивнул, взял его за руку и вместе они убежали наверх, чтобы вернуться уже через пять минут. Мужчина нес мальчика на плечах, а тот болтал ногами покрикивая: - Быстрее-быстрее! - Хана, папа - не лошадка, - женщина сделала суровое лицо, но почти сразу рассмеялась, -идем. Матамуне заждался. - Дядя-кот заждался! Быстрее, папа! – весело закричал малыш. Матамуне вежливо открыл дверь, помогая Анне первой сесть в машину. Когда все семейство заняло свои места, машина тронулась. Как всегда, женщина уставилась в окно. Проплывающий за ним пейзаж был таким знакомым, что даже болезненно щемило в груди. Все казалось, что с этими местами связано что-то важное. Но уже пять лет она не могла вспомнить, что именно. Оставалось только рассматривать его полупустыми глазами. Автоматически она нащупала руку сына, беспокойно вертевшегося справа от нее и требовавшего, чтобы ему немедленно сказали, куда они едут и приехали ли уже. Но прошло немало времени, прежде чем машина остановилась, и Матамуне вышел, чтобы открыть дверь. Он подал Анне руку со словами: - Мы на месте, госпожа. Следом за матерью на улицу выскочил неугомонный Хана. Он осмотрелся и неприятно скривился: - Папа, что это за место? Мне тут не нравится! – но на этот раз ему никто не ответил. Блондинка уверенным шагом шла вперед, а спутникам лишь оставалось молча следовать за ней. Гравий под ногами шуршал, и ничего, кроме этого звука, не нарушало мертвой тишины. Незачем тревожить мертвых. Анна остановилась у богатого надгробия и замерла, словно статуя. - Папа, а почему дядя на фотографии выглядит совсем, как ты? – тихонько спросил Хана. - Потому что мы - близнецы, сынок. Это твой дядя Хао, - медленно, тихо и с болью ответил Йо, стараясь, чтобы голос не дрожал. На глаза сами собой навернулись слезы, но он заставил себя стереть их. - А что с ним случилось? – не унимался малыш. - Он умер, сынок, - неожиданно ответила Анна. Холодно, словно сама она находилась очень далеко. - А… - Хана, давай прогуляемся? – Йо поднял мальчика и снова усадил его к себе на плечи. Вдвоем они пошли по дорожке. - А мама не с нами? - Маме нужно побыть одной, - Йо не оборачивался, уверенно шагая вперед. Анна же осталась стоять. Она, как зачарованная, вглядывалась в фотографию. Каждый день она видела это лицо. Но они неуловимо отличались. Сердце болезненно щемило, когда она пыталась понять, чем же они так разительно отличаются. Она всматривалась в глубокие карие глаза, даже на фотографии казавшиеся живыми. Но ничего не могла понять. В памяти больше не оставалось провалов, родные помогли все вспомнить. Но Хао никак не шел из головы. Они даже никогда толком не общались, ведь он всю жизнь прожил заграницей, но почему же тогда так болит сердце? Почему хочется кричать и плакать навзрыд? Этого Анна не могла себе объяснить уже пять долгих лет. Подойдя ближе, она коснулась рукой холодного камня и прошептала: - Расскажи мне, прошу, - но камень оказался глух к ее мольбе. *** - Она все еще ничего не помнит? - Нет, - Йо отрицательно покачал головой, краем глаза следя за непоседливыми детьми. - Расскажешь? – Рен положил руку на плечо друга. - Нет. Пусть все остается, как есть, - мужчина тяжело вздохнул и отвернулся. В груди все противно сжималось. Но он пронесет с собой эту боль до гробовой доски. У него остался долг, который еще нужно выплатить. Но на это потребуется целая жизнь. Он поднял голову к голубому спокойному небу. Небу было все равно, его не волновали мирские заботы. И это спокойствие передавалось Йо. Он вспоминал наставления брата и успокаивался. «Не позволяй другим видеть свою боль», - Йо навсегда запомнил эти слова. Хотя тогда, в далеком детстве, не придал им значения. - Она возвращается, - сухо прокомментировал Рен. И правда, Анна медленно шла по дорожке, глядя прямо перед собой. Поднимаясь на холм, к машине, она остановилась и обернулась, легко находя взглядом могилу Хао. «Прощай», - мысленно прошептала она. Налетел ветер, срывая лепестки сакуры, которые сразу же закружились в прекрасном, одним им понятном, танце. Деревья зашуршали, зашептались. И на секунду Анне показалось, что она слышит голос. Знакомый и как будто родной, но одновременно совершенно незнакомый ей: - Прощай, любимая!