Опиа

Хенджин метится и кидает окурок в урну. Десять из десяти, в яблочко, бинго, как хотите. Криво усмехается — опыт не пропьешь. На часах без пятнадцати пять, значит, скоро Сынмин должен выйти из университета, мысленно рассуждает Хван. Все это уже напоминает рутину — в любую свободную минуту он несется сюда, чтобы проследить взглядом за второкурсником. Он выйдет один, или со своим другом — Феликсом — и они пойдут до вон того перекрестка, где после повернут направо и дойдут до торгового центра. Там их пути расходятся, и дальше Сынмин идет до дома один. Хенджин знает, в какую кофейню может зайти по пути Сынмин и какая пекарня ему нравится больше всего. Район, в котором живет Сынмин, нельзя назвать ни плохим, ни хорошим. Скорее даже так: он слишком плохой, чтобы быть хорошим, но достаточно хороший, чтобы быть плохим. Средний, в общем, делает пометку Хенджин, когда провожает Сынмина в первый раз. Нет-нет, он правда не сталкер! Ну, может быть, немножко. Хенджин сам не знает, почему Сынмин ему приглянулся, но теперь Хван держит над ним невидимое покровительство: отгоняет от него всяких упырей и следит за тем, чтобы мальчишка добирался до дома целый и невредимый. Ким, конечно, не знает ни об одном из случаев, когда поздно вечером по дороге домой мог стать жертвой грабежа или еще чего похуже, и также не знает, что не стал ею, потому что Хван Хенджин ловко перехватывал всех, кто зарился на Сынмина и давал им понять, что этого мальчика трогать нельзя. Пушка за поясом, к счастью, достаточно весомый аргумент, чтоб отвалить. О, вот и Сынмин. Хенджин опять ловит себя на странном чувстве спокойствия, видя его. Выходящий из университета Сынмин словно какая-то константа в его жизни, может быть, поэтому. Сегодня он снова с Феликсом, веснушчатым мальчишкой с высветленными волосами. Они о чем-то разговаривают, и Сынмин много смеется. Это хорошо. Хенджин очень не любит, когда он выходит из университета расстроенный. Он медленно и, как всегда, незаметно идет за ними по другой стороне дороги до перекрестка. В кармане ойкает мессенджер. Хан че делаешь Я развлекаюсь. че надо Ответ приходит сразу же. Хан дуй в штаб, босс сказал сопроводить его пиздюка куда-то там Хван цыкает и закатывает глаза. Я я занят, вообще-то Хан похуй мне, у тебя пятнадцать минут Хенджин картинно вздыхает и провожает Сынмина взглядом. Они с Феликсом поворачивают в сторону торгового центра и скрываются за углом. Никакой личной жизни с этой работой. Ян Чонин. Самый новый, самый маленький, самый охуевший в их банде. Чан притащил его хрен пойми откуда и приставил к нему вечную охрану в виде постоянно меняющихся участников. У него, видите ли, великая любовь одновременно с великими делами, из-за чего он не может сопровождать свою малолетку везде, где тот захочет. Любой из них соврет, если скажет, что не испытывает к Яну какой-то неприязни, но при этом ни один из них не посмеет тронуть его и пальцем. И это бесит. Оставлять без присмотра Чонина, конечно, тоже нельзя, ведь у Бана полно врагов, которые бы очень хотели его сломать любыми доступными способами. А Чонин, хоть и в обиду себя не даст, вряд ли сможет что-то сделать против банды каких-нибудь отбитых придурков. Ян Чонин, помимо этого, самый привилегированный из них, если можно так сказать — он единственный поступил в университет. Не без помощи Чана, конечно, и материальной — в том числе. Кажется, он сам настоял на том, чтобы дать своему парню образование, потому что — конечно же — его мальчик не должен ни в чем нуждаться. Хан никогда не признается, но Хенджин на правах лучшего друга знает, что по большей части его злоба на Чонина направлена вовсе не на него, а на несправедливость ситуации. Еще бы, ведь Чонин такой же детдомовский и никому не нужный, но смог, тем не менее, обойти их всех на две, а то и три ступени. — Пиздюк его уязвимое место, — задумчиво говорит Хан, пока Чонин радостно примеряет колечки. — Поэтому хен так с ним носится и защищает, — Хван призрачно понимает, к чему клонит напарник, но молчит. — Представляешь, что будет, если мы его грохнем? — Джисон довольно усмехается, облизываясь. — Бан с ума сойдет от горя. — Не советую тебе проверять, — бросает Хенджин, не сводя с Яна глаз. — Прежде чем сойти с ума от горя, он изощренным способом убьет тебя, твоего драгоценного Минхо, меня и вообще всех, кто не уследил. Сто процентов. — Н-да уж, — недовольно цокает языком Хан. — Умирать из-за капризной малолетки не оч хочется. Чонин, тем временем, проходится по шмоточному ряду в поисках хрен пойми чего, таская за собой своих импровизированных охранников. Дальше идет магазин белья, и Хан с Хенджином делают вид, что очень увлечены растениями у фонтана в центре этажа, лишь бы не видеть то, с какой хитрой улыбочкой этот мелкий крутится вокруг дорогущих кружев. — Ни стыда ни совести, — плюется Хан, чем вызывает смешок Хенджина. — Можно подумать, никто не знает, что вы с Хо закошмарили все поверхности в штабе. — Это вообще другое! — вспыхивает Джисон, краснея щеками. Хенджин, наверное, уже не вспомнит, как оказался здесь. Правду говорят, видимо, что мозг забывает максимально негативную информацию, чтобы уберечь от плохих эмоций. Вот и у него так же. Хенджин всю жизнь один, сколько себя помнит. Он вырос в детском доме, и с Ханом они знакомы давно, оттуда же. Только Джисон хотя бы бабушку свою знал, после смерти которой оказался в детдоме, а Хенджин просто — один. Да и отношений уж, как таковых, у него никогда не было. Пьяный секс и накуренные поцелуи — не считается. Хван всю жизнь убеждает себя в том, что ему это и не надо, и все эти хваленые чувства и любовь — романтизированная до отврата физиология. Ну, или выгода — кому как. Второй вариант Хенджин искренне презирает, уж кому как ни ему знать тяготы жизни, и все же — это не повод отдавать себя за что-то там. Бан Чан — человек неплохой, правда. Не хороший, потому что среди них хороших нет. Хорошие — это там, по другую сторону жизни, не про них. Чан достаточно разумный и гуманный — в меру своей, так называемой, работы. Хенджин, вместе с Ханом, под его крылом уже девять лет, скоро юбилей. Сначала на них, как на самых маленьких и незаметных, спихивали всю мелкую работу, которой никто не хотел заниматься — что-то кому-то отнести, что-то у кого-то забрать, где-то прошмыгнуть, что-то подслушать, поднести, унести, и так далее. Чан денег не давал за это; зато давал крышу над головой, еду и одежду — что еще нужно детдомовским подросткам? Выпуска они так и не дождались, сбежали, когда им было по пятнадцать — ищи свищи, из документов — только записи о рождении где-то в папках у заведующей. Да и кому они нужны, чтобы их искать. У детдомовских часто спрашивают, мол, а если бы мама сейчас нашлась, что бы ты ей сказал? Хенджин давно для себя решил — ничего. Мамы нет, и папы тоже. Что хорошо, а что плохо Хенджин учил сам, исходя из опыта. И мораль у него от этого — серая, плевать, что скажут. Падать в обморок от слова «жопа» и интеллигентно задыхаться от несправедливости будет в следующей жизни, а пока — как Чан сказал делать, такая и правда. Чан сказал смотреть за своим пацаном, а Чонин говорит, что хочет посмотреть книжки в определенном магазине на другом конце города. Удержать на месте взбешенного Хана не так уж сложно. — Твой детсадовец уже совсем обнаглел, хен, — плюется Хан. Хенджин закусывает щеку изнутри: не стоит таким образом злить Бана, но Джисона уже несет. — Дергать нас с других дел только ради того, чтобы— — Ты старше этого детсадовца на год, Хан, — отрезает Чан, и Хван буквально слышит нарастающее раздражение в его голосе. — А по отношению к жизни на все десять, — фыркает Хан, и все замолкают. Хенджин видит, как Чан поджимает губы. — Ты прав, Хан, — негромко начинает Чан, по его лицу ходят желваки. — В том, что этот, как ты выразился, детсадовец — мой, — он поднимается из-за стола и опирается на него ладонями. Находящиеся в кабинете как-то инстинктивно отходят чуть дальше. Все, кроме, конечно, Хана и сидящего на диване Чанбина. — И это значит, что вы все, закрыв рты, оцепите магазин, в котором мой Чонин захочет купить мороженое, — он почти рычит, — или торговый центр, в котором мой Чонин захочет посмотреть кино. Это всем из вас, блять, ясно? Он ведет взглядом по каждому в кабинете, чтобы все молчаливо закивали. — И ты, Хан, в первую очередь, — гавкает Бан. — Еще вопросы ко мне? — Еще такой хуйней я не занимался, — бросает в ответ Хан, и проходит всего секунда, прежде чем раздается оглушительный выстрел, которого пугаются все. Дыра в двери от пули едва заметно дымится, Хан стоит бледный, хлопая круглыми глазами: пуля пролетела в паре сантиметров от его лица. Чан демонстративно спокойно опускает пистолет на стол и садится сам. — Еще раз позволишь себе такой тон, и я не промахнусь. В детстве было проще. Даже в его, каким бы дерьмовым оно не было. Передать кому-то сверток или какое-то послание — ничего сложного, хоть и бывало опасно. И от копов удирать приходилось, и через заборы сигать на полной скорости — и все же. Взрослые занимаются грязной работой — людьми. Хенджин привык говорить словами, и ему очень не нравится, и даже в каком-то плане раздражает, когда люди слов не понимают. Ну серьезно, какого хрена, он и другие ребята, вроде, достаточно ясно дали понять ему, что не стоит мутить дела на территории Чана — и что? Ничего хорошего. Недавно они снова нашли какой-то хреновый тайник с ящиком наркоты. Чан терпеть не может наркотики. Хенджин тоже. — Предупреждения было достаточно, — Чан говорит так, словно ничего не происходит, и даже не поднимает глаз от своих документов. — Уберите его и эту дрянь с моей территории, — и продолжает заниматься бумагами и что-то делать в своем ноутбуке. Ноги снова приводят туда, где Сынмин. Хенджин помнит, что сегодня у него какие-то там занятия недалеко от университета, и к тому моменту, как Хван оказался рядом, Сынмин должен был как раз закончить. Ах, по этому чудесному мальчику можно сверять часы — ровно в половину десятого открывается дверь, и Ким спрыгивает по ступеньками крыльца вниз. Сегодня он в очередной ветровке — Хенджин заметил, что Сынмин их любит — с рюкзаком на спине и наушниками в ушах. На душе становится спокойно только от одного его вида. Если, конечно, у Хвана есть душа. Он как обычно идет за ним по другой стороне дороге и немного позади, чтобы не заметил. Впрочем, Сынмин и так, наверное, не обращает внимания на людей на улицах. Иногда Хенджин думает, что иди он с ним бок о бок, он бы даже не заметил. Когда Сынмин заходит во дворы, Хенджин привычно останавливается у угла дома, чтобы дальше следить только взглядом. Здесь уж недалеко, и местность открытая — видно даже дверь его подъезда. Хван чиркает зажигалкой и затягивается, следя за фигурой мальчишки. Сынмин вдруг останавливается, не дойдя до дома пару сотен метров, и достает телефон — наверное, кто-то звонит. Он кружит на месте, пока разговаривает, пинает какой-то камушек и просто ходит туда-сюда, запрокидывая голову. Ладно уж, думает Хенджин, сегодня все спокойно. Он уже собирается уходить, когда слышит короткий свист и оклик, отражающиеся эхом от домов. Это еще что такое? Хенджин оборачивается, зажав сигарету зубами. К Сынмину идет небольшая компания парней, человека три-четыре. Они что-то говорят ему, Хенджин не слышит, что, но слышит интонацию, эхом отражающуюся от стен бетонных коробок во дворе — на Сынмина быкуют. Ким стоит, нахмурившись, и смотрит исподлобья. Отвечает что-то тихо, коротко и резко, что, видимо, не очень нравится парням, и один из них выходит вперед, прямо лицом к лицу Сынмина. — Да ебаный ты в рот, — шипит Хван, закатывая глаза и выкидывая окурок, а потом быстро идет в их сторону. Он же их предупреждал. — Как маленькие, блять. Он останавливается на небольшом расстоянии за спинами парней. Его порядком напрягает и раздражает ситуация, где придется столкнуться с Сынмином лицом к лицу, но — что поделать. — Эй, ребят, — его голос звучит скорее расслабленно, чем враждебно. По очереди они все оборачиваются на голос. Ну и рожи. — Проблемы какие-то? — Не твои, — усмехается один из них. — Ты иди, иди. Уже поздно. Мы просто болтаем с другом. — Правда? — Хенджин выгибает бровь, засовывая руки в карманы ветровки, и не спеша подходит к ним. Он проходит аккурат между двумя парнями, проходит к главному и останавливается рядом с Сынмином. Тот, что стоит напротив Кима, зло смотрит, на что Хенджин демонстративно закидывает руку на плечи Сынмина. — Сынмин не рассказывал мне о таких друзьях. Познакомишь, Мин-а? — он улыбается ничего не понимающему Сынмину, а затем переводит жесткий взгляд на хулиганов. — Слышь че, — начинает тот, что ближе всех, но Хенджин встает между ним и Сынмином и слегка наклоняется, подчеркивая преимущества в росте. — Нет, это ты «слышь че», — говорит он, глядя ему в глаза. — Сейчас вы все втроем, вчетвером — или сколько вас там — сваливаете отсюда нахер, и не дай бог, я увижу здесь хоть одного из вас. Видимо, в прошлый раз, я недостаточно ясно дал понять это тебе, или кому-то еще из вашей плешивой шайки. Парень на это только усмехается, а в следующую секунду в лицо летит кулак. Хенджин резко выпрямляется, и он пролетает мимо. Незамедлительно за ним летит второй, и Хенджин успевает заметить, как троица сзади двинулась на него тоже. Он перехватывает руку и жёстким движением тянет ее на себя, заставляя парня оказаться рядом. Так же быстро, заломив ему эту же руку, он разворачивает его спиной к себе, а второй рукой достает пистолет и приставляет ее к виску. Парень в его руках перестает дышать, а трое его друзей резко застывают, боясь даже шевельнуться. — Эй-эй, ты че? — примирительно начинает один из них. — Отпусти его, или пожалеешь, — подхватывает второй, хотя по голосу слышно, что он сам в это не верит. Хенджин вздыхает и закатывает глаза. — Уже действительно поздно. Я смертельно устал, и меня немного злит, когда люди не понимают с первого раза. Вот ты, посередине, — обращается он к одному из них. — Скажи, у меня какие-то дефекты речи? — Нет, — быстро отвечает он. — Спасибо, я тоже так думаю, — кивает Хенджин. — Тогда что в моих словах кому-то из вас было непонятно, а? — он наклоняется ближе к своему «заложнику». — Особенно, блять, тебе, — он снова выпрямляется, и его лицо выглядит абсолютно скучающим. — Короче. Не советую вам испытывать мое терпение, а также тратить мое время и время этого молодого человека, — он кивает в сторону Сынмина. — Сейчас я отпущу вот этого, — Хенджин указывает взглядом на парня в руках, — и вы сваливаете. В этот раз все ясно? Его заложник яростно кивает, как и его друзья. Хенджин убирает пистолет и резко толкает парня в спину в сторону его приятелей. Один из них бросает что-то вслед, но Хенджин не обращает внимания и переводит взгляд на Сынмина. Он выглядит спокойным, но ужасно напряженным, смотрит немного исподлобья. Хенджин смотрит на него сверху вниз, несколько лениво. Ситуации, в которой они встречаются лицом к лицу, вообще, по планам Хвана, быть не должно было. — Как тебя зовут? — Хенджин. Сынмин внимательно смотрит, немного прикусив нижнюю губу. Хван готов спорить на что угодно, что мальчишка сейчас так напряжен, что боится даже дышать. — Я Ким Сынмин, — Хван кивает, будто не знал всего этого раньше. — Спасибо, что помог, я правда… — Ладно, все, — отмахивается Хенджин, немного скривившись. — Я бы хотел тебя как-то отблагодарить, но у меня в сумке только кошачий корм, — Сынмин говорит так серьезно, словно готов этот самый корм отдать. Хенджин не сдерживает смешок и разворачивается к нему всем телом. Он немного наклоняется к его лицу, отчего Сынмин сглатывает, но не отходит дальше. Хенджин смотрит прямо в глаза. — Так, как я принимаю благодарности, ты еще не умеешь, — он усмехается, — кошечка. Сынмин непонимающе хлопает глазами, когда Хенджин выпрямляется и насмешливо смотрит, толкая язык за щеку пару раз. Мальчик закатывает глаза и фыркает, разворачиваясь на пятках. Хенджин смеется и окликает его. — Обойдешься без благодарностей, — раздается в ответ, и Сынмин, не оборачиваясь, небрежно машет рукой на прощание. Хенджин усмехается ему вслед — тем лучше. Он расслабленно выдыхает и достает сигарету. Жизнь и правда непредсказуемая штука. Еще пару часов назад он был абсолютно уверен, что никогда не встретится с Сынмином лицом к лицу, по крайней мере, никогда не допустит этого по своей инициативе — и вот, где он сейчас? Хенджин довольно цокает языком и выпускает дым: Сынмин оказался еще лучше, чем он себе мог представлять. Такой маленький и смелый, сам едва ли не дрожит от напряжения, а виду не подает. Еще и язвить может в такой ситуации — Хенджин от своего мальчика в восторге. Одно плохо — теперь Хвану будет стоить гораздо больших усилий держаться от него на расстоянии, да и расстояние придется увеличить — теперь Сынмин при желании легко сможет его заметить. — Все просто, — жмет плечами Чанбин. — Ориентировочно в четверг вечером они пойдут забирать свою коробку, а мы просто будем ждать их там. — Ориентировочно? — щурится Хан. — А если нет? Нам ночевать там, что ли? Плюс к этому, забирать-то пойдет не главный, а его шестерки. А нам надо его, — он показывает пальцем вверх, — убрать. Что на это скажешь, умник? Если обосремся, нам хен головы снесет. — Не снесет, — кряхтит Чанбин, усаживаясь в кресло. — Максимум, скажет, что мы тупые бараны. — И все-таки. Хенджин стоит, прислонившись к дверному косяку, и немного морщится от шума, что развели эти двое. Минхо сидит на диванчике, подперев голову и периодически закатывая глаза, когда они начинают спорить громче. — Заебете, — наконец, негромко говорит он, но этого достаточно, чтобы Джисон и Чанбин тут же убавили звук. — Мы с Чонином на днях стащили эту коробку и утопили. Когда они придут, там ничего не будет. Им придется связаться со своим главным. — Но тогда они, скорее всего, поедут к нему, а не он к ним, разве нет? — Хенджин выгибает бровь. — Будем действовать по ситуации, — Минхо жмет плечами. — Поедем за ними, если что. — На чужую территорию, — недоверчиво кривится Хан. — На чью — чужую? — огрызается Минхо. — В радиусе ста километров здесь все принадлежит Чану. Или у вас есть другие варианты? — Ладно, — вздыхает Хенджин, предотвращая новую перепалку. — С этим разобрались, но Чанбин, — он смотрит на напарника, — почему именно в четверг? — Есть информация. Лаконично. Хван фыркает, но возразить на это нечего. В четверг вечером так в четверг вечером. О том, что в четверг вечером Сынмин идет этой дорогой до дома, он вспоминает, уже сидя на месте и незаметно следя за каждым прохожим. Черт, и как он мог забыть? А вдруг Сынмин и весь этот кошмар пересекутся? Он ведь тоже заканчивает довольно поздно. Вот сколько раз Хенджин мысленно матерился, когда провожал мальчика по этой плохо освещенной и малолюдной дороге — и вот, пожалуйста. Любитель сокращать дорогу, блин, совсем ничего не боится. Хенджин нервно кусает губу в раздумьях, когда Джисон незаметно появляется рядом. Если бы Хенджин не привык к нему настолько, то, возможно, даже испугался бы, но нет. Есть у Хан Джисона такая способность — быть незаметным. Хорошая способность, если ты промышляешь карманными кражами, надо сказать. Хан обдурит, кого хочешь, не оставив после себя и следа. Потрясающе охреневший и наглый мальчишка; гений, в своем роде. Сынмина нужно перехватить прямо сейчас, поэтому Хенджин быстро строит схему своих действий, чтобы суметь усидеть на двух стульях, под испуганный мат Хана, когда он сообщает ему, что ему нужно будет уйти на некоторое время. Пока Джисон возмущенно шипит, Хенджин замечает за его спиной одного из нужных ему людей и подает сигнал Минхо. Его работа здесь отчасти выполнена. Он мягко спрыгивает с места, на котором сидел, и шмыгает в темноту. Черт, Сынмин должен быть уже где-то рядом. Вспомнишь солнце — вот и лучик, мрачно думает Хенджин, замечая, как из-за поворота появляется Ким. Он останавливается, увидев сомнительную компанию далеко впереди себя, и в это время Хенджин перехватывает его и тянет обратно за угол. — Хенджин! — Тихо, блин, — шипит он, пытаясь незаметно заглянуть за угол, чтобы понять, заметили их или нет. С такими вещами лучше не шутить — не дай бог кто-то из чужаков может следить за ними прямо сейчас. Сынмин и так, возможно, слишком засветился. — Что там происходит? Я видел толпу людей. Хенджин игнорирует его, параллельно доставая телефон и набирая сообщение Хану. — Там что-то противозаконное? — Не задавай лишних вопросов и веди себя тихо, — отвечает Хенджин, даже не отрываясь от телефона. — Я звоню в полицию. Хван в следующую же секунду отбирает его телефон и закрывает рот Сынмина ладонью. Глаза парня округляются от неожиданности. — Здесь мы играем по моим правилам, радость моя, — сладко говорит Хенджин и усмехается. — И хоть я готов — и сделаю, если понадобится — убить здесь каждого, кто тебя коснется, тебе придётся быть послушным, — в глазах Кима вполне ожидаемый страх. — Ты меня понял, детка? Сынмин только мелко кивает, и Хван, довольный ответом, убирает ладонь. Хенджин, наконец, убирает телефон и берет Сынмина за запястье, тянет за собой. — Идем. — К-куда? — он озирается по сторонам, но не сопротивляется и послушно идет. Хенджин ничего не отвечает. Они идут быстро и, в основном, по темноте. Сынмин пару раз спотыкается, но Хенджин крепко держит его и ведет за собой. В конце концов, они оказываются в обычном жилом дворе. Хван останавливается на мгновение, что-то ищет взглядом, а потом снова ведет за собой. Они подходят к машине с шашечками такси. — Первый подъезд, пятый этаж, квартира сто двадцать семь, — говорит он, укладывая в ладонь Сынмина ключи. Тот непонимающе хлопает глазами. — Ты понял меня? Повтори. — Первый подъезд, п-пятый… что все это значит? — Сынмин, — почти рычит Хенджин. — Пятый этаж, квартира сто двадцать семь. Будь там. Вот же дотошный. Хенджин просто надеется, что за ними не следили, и что лицо Сынмина было достаточно плохо освещено. Он возвращается в тот момент, когда Чанбин украшает синяками чье-то лицо, в то время, как к нему со спины идет кто-то из чужих с бутылкой в руках. Хван ускоряет шаг, парень это слышит и оборачивается, но какая разница: длинная нога Хенджина уже приземляется ему куда-то в грудь, заставляя попятиться назад и в итоге упасть. Хенджин криво усмехается и пинает еще раз — уже в живот. Парень под ним кряхтит и пытается сгруппироваться, а сам Хенджин почти получает чем-то по голове — хорошо, что рефлексы работают быстрее, и он вовремя приседает. — Ну и воспитание, — фыркает Хван между делом, — нападать со спины. Рядом оказывается Минхо, вытирающий тыльной стороной ладони кровь с разбитой губы. Он сплевывает на асфальт и шипит. — А что случилось в итоге? — интересуется Хенджин, перед этим разбив бутылку о голову летящего на него бугая. — Мерзость, — кривится он, выкидывая остатки бутылки в сторону и пиная парня без сознания рядом. — Ничего хорошего, — раздраженно бросает Минхо. — Все пошло не так. Их главный хер пойми где. — Отстой, — цыкает, кивая, Хван. — Да, правда? — Минхо язвит со своей фирменной улыбочкой, но тут же шипит из-за губы и бесится еще больше. — Огребать всем селом от Бана будем. Когда все заканчивается, Хван тоже не остается без травм. Кто-то зарядил ему достаточно тяжело по ребрам и рассек губу и бровь. Чанбин говорит, что брать кого-то в заложники нет смысла, так как все здесь — шестерки, и нужной информацией вряд ли снабжены. Приходится растаскивать всех по углам, чтобы не оставлять после себя мусор. Это одна из самых нелюбимых Хенджином частей в этой работе — возиться с телами. Мертвыми, полумертвыми, бессознательными — любыми. Это во всех смыслах тяжело, а еще частенько бывает грязно, но никому из них выбирать участь не приходилось. Надо, значит, надо. Куда делся Хан — непонятно, опять этот прощелыга избежал самой грязи. Они расходятся, махнув друг другу руками. Огребать действительно будет, мягко говоря, не очень приятно, Хенджин ненавидит подводить Чана. Он не боится ни за себя, ни за свою жизнь, но к Чану испытывает безграничное уважение вкупе с благодарностью за то, что не оставил доживать в детдоме, откуда просвета явно было не дождаться. Много лет назад он пообещал себе, что отплатит Чану своей верностью и работой, потому что денег у него никогда не будет, и потому что сам Чан в деньгах от него абсолютно не заинтересован. Хенджин прикусывает фильтр сигареты, когда поджигает ее. — Неудачники, блять, — шипит себе под нос и ускоряет шаг. В квартире должен быть Сынмин. Хенджин намеренно не называет это место домом, потому что оно не ощущается таковым. Как чувствуется дом Хенджин не знает, но точно не так. Холодная, необжитая и неуютная однушка на кварталах — явно не оно. Он надеется, что Сынмин добрался без проблем, и что за ним никто не увязался — тогда не было времени все проверить. Меньше всего Хвану хотелось втягивать мальчика в эту грязь, а он и так уже увидел слишком много. Ким Сынмин, наверное, из тех, кто каждый вечер маме отзванивается, что все хорошо и он дома, живой и невредимый. Хенджин для такой традиции потенциальная угроза. Ну и что. Хенджин выкидывает окурок и вдруг улыбается. Ну и что? Главное, что сейчас Ким Сынмин, этот хороший мальчик, у него в квартире, и он может хотя бы сегодня поговорить с ним. Коснуться той, нормальной жизни, узнать, как оно. Хенджин ускоряет шаг, а затем и вовсе срывается на бег, и бежит до самого дома. Сигает на красный и срезает везде, где только можно, лишь бы быстрее. Набирает код домофона, чтобы открыть дверь, и влетает на пятый этаж, перешагивая через одну, две, а иногда и три ступени. Запыхавшись, но со счастливой улыбкой, он стучится в дверь. У Сынмина перепуганное лицо, когда он открывает, а у Хенджина что-то щелкает в голове при виде этого. Как будто дежавю. Как будто Сынмин должен был быть в его квартире всегда, и Сынмин, открывающий ему дверь, — это привычная картина. В голове пролетает что-то похожее на «дом», но быстро исчезает, и Хенджин вваливается в квартиру, продолжая улыбаться. — Не имей привычки так быстро открывать, кошечка, — кряхтит он. — Я посмотрел в глазок. Ну, конечно. Сынмин же хороший послушный мальчик, он знает, как надо делать правильно. Потрясающе. Хенджин тихо смеется. — И вообще, что с твоим лицом? — в голосе Сынмина недовольство, когда он хватает пальцами за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Прикосновения Сынмина приятные, хоть и ужасно непривычные, но Хенджин изворачивается и проходит в единственную комнату, чтобы там упасть на диван. — У тебя есть аптечка? Это надо обработать. Хенджин сидит, задрав голову и закрыв глаза, руки раскинуты на спинке дивана. Весьма забавно звучит в этой пустой квартире вопрос про аптечку. Хенджин даже не может вспомнить или представить, когда он последний раз стоял в очереди в аптеке за каким-нибудь йодом или пластырем. Роль заботливой мамочки у них играл Хвиюн, по собственной же инициативе. Хрен уж его знает, чем он там у Бана занимается, однако в штабе торчит безвылазно, картинно ахает, увидев очередную разбитую рожу, и тут же бросается с бинтами и ватой. — Нет, — расслабленно мурчит он. — Тогда я схожу, — Сынмин такой серьезный, что Хвана это умиляет и веселит одновременно. — Куда ты сходишь, кошечка, успокойся. Заживет как на собаке. — Шрамы останутся. — Не останутся. Сынмин поджимает губы и проходит в комнату. Он не знает, куда себя деть, поэтому встает у окна, прислонившись к подоконнику, и скрещивает руки на груди. Хенджин все так же сидит, откинувшись на подушки дивана и закрыв глаза. Его лицо кажется расслабленным и умиротворенным, несмотря на разбитые губу и бровь. — Умойся хотя бы, — Хенджин игнорирует. Сынмину некомфортно. Он мнется с ноги на ногу и перебирает пальцы. — И часто ты так? — Да. — Что ты делал тогда у моего дома? Твой дом находится вообще в другом районе. — Мой дом… — задумчиво хмыкает Хенджин и поднимает голову, глядя на Сынмина с интересом. — К другу заходил. — Чем ты занимаешься? — Это допрос, детка? — Хенджин издает смешок. — Извини меня, — Сынмин возмущенно фыркает. — Я не попал домой сегодня, потому что какой-то бешеный перехватил меня по дороге и, всунув ключи, отправил к себе домой. Я не имею права на допрос? Хенджин искренне смеется, чем вызывает еще большее недоумение Сынмина. Что в этом смешного? Почему он так себя ведёт? Ах, Сынмин просто очаровательный, думает Хенджин. И действительно очень особенный. Хван достает телефон и открывает все приложения с доставкой еды. — Ты мог схлопотать пулю или еще чего похуже, душа моя, — говорит он наконец повседневным голосом, словно объясняет дорогу до магазина за хлебом. У Сынмина округляются глаза. — Ты абсолютно ненормальный, — ошарашено шипит он. — Зато ты абсолютно нормальный, — тут же лениво кроет Хенджин, не отрываясь от телефона. Сынмин хмурится, не понимая, к чему тот клонит, и Хенджин, вздыхая, объясняет. — Противоположности притягиваются, слышал о таком, душа моя? Щеки Сынмина розовеют, но он только презрительно фыркает. — Я заказал нам поесть, — Хенджин хлопает ладонью по сиденью дивана. — Садись, в ногах правды нет. Я не кусаюсь, — и улыбается. — Да кто тебя боится, — бросает Сынмин, хотя Хенджин прекрасно видит, что ему не по себе. Ну какая прекрасная строптивая кошечка, просто восторг. Хенджин смешливо тянет «ооо» и сгибает руки в локтях, поднимая вверх и как бы сдаваясь в ответ на это заявление. Сынмин все же садится на диван. — И вообще, я хотел сказать, что мне пора домой. Спасибо за еду, конечно, — он снова встает. — Сядь. Хенджин выглядит расслабленно и говорит тоже расслабленно, и улыбается при этом, но что-то есть в его интонации такое, что Сынмин решает все же послушаться и садится обратно. Оказавшись дома у психа, лучше не выводить его из себя, вспоминается ему из когда-то давно прочитанных уроков из учебника по ОБЖ. Ну, может главным злодеем там был не псих, но смысл примерно такой же. — Останься до утра. Я оплачу тебе такси до универа. — Зачем? — Сынмин хмурится. — Затем, что будет лучше сегодня не палить, где ты живешь. Я все еще не знаю, видели тебя или нет. — Ты несешь какой-то бред. С чего бы кому-то меня выслеживать? Я просто шел мимо. Хенджин вздыхает. Что за упрямый мальчишка. Другой бы в такой ситуации сидел, боясь лишнее слово сказать, а он тут еще свои правила наводит. Хенджин точно в нем не ошибся, это потрясающе. Скоро приезжает доставка, и они устраиваются на диване с картонными коробками китайской лапши в руках. Хенджин ловит себя на странном непонятном чувстве. Здесь никого никогда не было, кроме него самого. Даже Хан не заходил: не было у них такой традиции — по гостям ходить. Слышать чей-то еще голос в этой квартире, есть не в одиночестве — все это ужасно непривычно, но вместе с этим Хенджину как будто даже нравится. Это ново и интересно, и он даже ловит себя на том, что не хочет, чтобы Сынмин уходил. Он исподтишка оглядывает его. Видеть этого парнишку так близко все еще странно. Можно ведь даже руку протянуть и коснуться. Потрепать по волосам. Видно даже его родинки. Вау. — Что? — вдруг говорит Сынмин, прекращая есть, и поднимает взгляд. Хенджин дергается. — Что ты смотришь? — Расскажи о себе. — Почему я должен? — Ну, хватит быть такой сучкой, — канючит Хван. — Я просто спросил. Сынмин вздыхает. — Меня зовут Ким Сынмин, мне двадцать лет, учусь в… — Не-не-не, — Хенджин спешно глотает еду и машет ладонью. Это все он и так прекрасно знает. — Это херня неинтересная. Сынмин удивленно хмыкает. — Что же ты тогда хочешь услышать? — Расскажи о.. ну, — Хенджин почти запинается. — Семье там… друзьях, — он неопределенно машет ладонью, — что делаешь в свободное время. — А вдруг ты используешь информацию против меня? Это личное, знаешь ли. Хенджин цокает языком и закатывает глаза. Не то чтобы Сынмин совсем не прав, конечно. Хван для него буквально какой-то незнакомый и непонятный маргинального типа парень, который очевидно связан с какой-то нелегальщиной и носит с собой оружие. Ладно, наверное, он и правда не внушает доверия. — Я просто хочу узнать тебя получше, — вздыхает он. — Ладно, возможно, семья и друзья — это и правда что-то личное. Но уж твои хобби и интересы я явно не смогу использовать в каких-то преступных целях, верно, детка? — Хватит меня так называть. — М, — Хенджин жует, — кошечка тебе больше нравится? Хорошо, кошечка. Сынмин фыркает, но кончики его ушей краснеют. Очаровательно. Хенджин улыбается, глядя на это, и уминает свой вок до конца. — Я… — он замолкает на секунду, словно не решаясь продолжить, — учусь играть на гитаре. Он бурчит это почти в самую коробку с воком, но Хенджин все равно слышит. — Прелесть, — не удерживается он. — Радость моя, ты просто очарователен. Мин-а, — Хенджин становится серьезным. — Ты же останешься, верно? — А у меня есть выбор? — хмыкает парень. Хенджин довольно усмехается. — Хороший мальчик. Не бойся, я тебя не трону, — заверяет Хван, а после хитро смотрит. — Если, конечно, ты сам не попросишь. Сынмин тактично игнорирует последнюю фразу, поэтому Хенджин вздыхает и, хлопнув по бедрам, встает с дивана, а потом идет выкидывать коробки из-под еды. — Диван у меня один, — оповещает он, закончив с уборкой. — И на полу я спать не буду, и тебя тем более не положу. Ну ладно, что ты так смотришь, — веселится он, поймав взгляд Сынмина. — Диван раскладывается, так что, увы и ах, тебе не придется прижиматься ко мне во сне, от чего я, конечно, не отказался бы, — Ким кидает на него убийственный взгляд, Хенджин открыто хохочет. — Ладно-ладно, кошечка, я уже пообещал, что не буду трогать тебя. Хотя ты меня можешь, — он подмигивает. Хван пихает в руки Сынмину подушку с одеялом и принимается раскладывать старый диван. Раньше в этом не было необходимости, поэтому сейчас Хенджин просто надеется, что это старье не развалится в нужный момент. Он вытягивает вперед ящик и раскладывает то, что раньше было сиденьем. Если постараться, можно сделать вид, что поднявшейся в воздух пыли не существует. Сынмин с любопытством наблюдает, пытаясь не уронить подушку. Он вдруг тихонечко прыскает со смеху, что заставляет Хенджина выпрямиться и, сдув со лба вылезшие пряди, посмотреть на него. Он взглядом будто спрашивает, из-за чего Сынмин засмеялся, но тот только пытается помахать руками, мол, ничего, но потом снова начинает смеяться. Хенджин тоже немного улыбается, глядя на это, потому что Сынмин смеется так искренне и счастливо, что это не может не заразить и его тоже. Черт знает, почему этот абсолютно рандомно появившийся в его жизни мальчишка одним своим присутствием делает атмосферу какой-то — как же сказать?.. — спокойной? Уютной? Необычно. — Ладно, — черт, Хван и правда смутился сейчас из-за этого? — давай сюда подушки и одеяла. Сынмин послушно отдает и скромно присаживается на самый край дивана. Хенджин хочет сказать что-то еще, но в кармане начинает вибрировать телефон, и он, бросив подушку в нужное место, немного хмурится, увидев, кто звонит. — Че надо? — Ты должен приехать прямо сейчас, — Хан сбивчиво шепчет в трубке. — Хван, прямо сейчас! — Зачем? — Я нашел его, — все так же шипит Джисон. Кажется, он очень волнуется. Хенджин хмурится сильнее. — Их главного. Я нашел его, но я не пойду один. Хотя я вроде проверил, но… — он вдруг затихает, Хенджин какое-то время слушает тишину. — Но не может быть, чтобы он был совсем один, понимаешь? — Адрес. — Смской, — и отключается. Хенджин тихо матерится себе под нос, расправляя одеяло, и настроение мгновенно падает. Хан, безусловно, молодец, что решил не забить, а попробовать его найти и убрать, дабы спасти свою и остальные жопы от гнева Чана — вопросов нет. Но как же хочется остаться здесь, с Сынмином. На его негромкое «все в порядке?» он только хмуро кивает и просит остаться здесь до утра — еще раз — а утром закрыть квартиру и поехать на учебу. В последний момент Хенджин едва не поддается непонятно откуда взявшемуся порыву поцеловать Сынмина в лоб на прощание, но вовремя останавливается и, неловко махнув рукой, уходит в коридор, где накидывает кроссовки и вылетает из квартиры. Что это было? Тело так среагировало, словно это был привычный жест — целовать Сынмина на прощание. Вот уж смех — Хенджин настолько привык к нему за время всей этой так называемой слежки, что теперь, когда он рядом, мозг окончательно свихнулся, кажется. Не стоит забывать, что если Хенджин знает его давно, то Сынмин видел его всего два раза в жизни и не доверяет ему совсем, что, конечно, очень правильно с его стороны. Но поцеловать Кима на прощание хочется — хотя бы один раз.