Цветение розовой сакуры

Конец лета       Этим утром Ханаби собрала мужа в дорогу и нежно попрощалась с ним на два дня.       Коджи в компании Масаши-сана и Такаши отправлялся в соседнюю деревню, чтобы закупить на зиму корма для своих скакунов, тем более, что Узу и еще одна кобылка были жеребые* и нуждались в прекрасном питании.             В маленькой конюшне было пять лошадей: три кобылки и два жеребца. Летом мужчины построили большой навес для хранения сена, занявший почти половину заднего двора. А сейчас в преддверии осени они собирались заполнить его качественным кормом.       По дороге в клан на ежедневные утренние занятия с детьми Хьюга, Ханаби улыбалась, думая о том, что в следующем году в их усадьбе появятся два прелестных жеребёнка. ***       Сегодня она не торопилась, ведь дома ее никто не ждал. Поэтому, отведя занятие, Ханаби пообедала с отцом, бабулей и маленьким Акирой.       Двухлетний племянник иногда присоединялся к беседе, умиляя сладким детским голосом и, как гордо поведала бабушка Хару уже вполне успешно использовал бьякуган. — Сейчас проверим, — пообещал Ханаби отец. — Акира, скажи, где лежат бабушкины пирожные?       Ребенок мгновенно указал пальчиком на дверку шкафа: — Там. — А где дедушка спрятал твою сарубобо?       Малыш чуть помедлил, а потом сморщил нос и указал пальцем на стену немного правее окна.       Хиаши улыбнулся и спросил дочку: — Хочешь тоже проверить? — Сначала я найду сладости и помогу Акире их съесть.       Не включая бьякуган, она подошла к шкафу и, действительно, нашла там тарелочку с дайфуку. Заинтригованная Ханаби активировала бьякуган и увидела сарубобо, прицепленную к маленькому гвоздику на внешней стене дома.       Она выглянула из окна и достала тряпичную обезьянку и, возвращаясь к столу, недоуменно пробормотала: — Кажется, нас нужно поздравить с новым гением бьякугана. Но ведь он просто гримасничал, я не видела на его лице ни одного напряженного канала чакры! Как он это делает?       Хиаши кивнул. — Когда я увидел его впервые, меня посетила странная уверенность в том, что когда-нибудь он станет лидером Хьюга. На тот момент это было очень странно, ведь я не сомневался, что ты останешься главой на долгие годы. Тогда я промолчал, но всякий раз, глядя на него, я вспоминаю то ощущение…       Тут мудрого сына довольно бесцеремонно прервала бабуля: — Просто сила полученная Сакурой от Пятой, удачно соединилась с нашим Кеккей Генкаем, вот и все. И ему не нужно специально тренировать чакру, чтобы включать бьякуган. Да, милый, бабушка права?       И Акира заулыбался любимой старушке, не совсем понимая смысл бабулиных слов, с готовностью кивнул, подтверждая их: — Да! ***       После обеда отец вернулся в кабинет, а она осталась еще немного поиграть с племянником и поболтать с госпожой Хару.       Бабушка доверительно шепнула ей, что Хиаши чувствует себя лучше. Ханаби тоже заметила, что отец стал выглядеть бодрее.       Хару по-доброму усмехнулась: — Видимо, госпожа Эмико не ошибается, говоря, что прогулки на свежем воздухе целительны.       Ханаби заулыбалась и приложила пальчик к губам, чтоб не сглазить, она мечтала, чтобы отец еще порадовался жизни и обрел подругу… — Подожди, бабуля, и ты при желании найдешь себе спутника жизни!       И тут же поспешила постучать по спине, поперхнувшуюся чаем любимую бабушку, зарекаясь отпускать фривольные шутки перед почтенной госпожой. ***       Вернувшись к себе под вечер, она огляделась, придумывая, чем бы заняться в пустом доме.       Девушка решила навести порядок на полках шкафа. Поскольку близилось время смены сезонов, куноичи хотела убрать наверх легкие летние вещи и, наоборот, расположить поближе осеннюю одежду, сшитую из плотных теплых тканей.       Закончив с одеждой Коджи, Ханаби отодвинула створку своей половины шкафа, не забыв поставить рядом небольшую подставку для того, чтобы было удобно доставать до верхних полок.       Напевая детскую песенку, услышанную утром от своего ученика, в какой-то момент светлоглазая с излишним рвением потянула вещи, так что стоявшая сбоку, наполовину заполненная бутылочка, увлекаемая одеждой, упала с полки, ударяясь о деревянную поверхность подставки. — Ох! — укоряя себя за небрежность, молодая хозяйка покачала головой, отправляясь за веником и тряпкой. — Нужно обязательно сходить к Сакуре за новыми каплями.       Осколки были собраны, остатки снадобья вытерты, шкафы тоже были в порядке, и куноичи прилегла отдохнуть. ***       Но на следующее утро ей было не до того. Спозаранку отпросив у Сая Иоширо, Ханаби постаралась как можно быстрее накормить и напоить лошадей, ведь скоро ей нужно было идти на работу. Десятилетний мальчишка со знанием дела указывал соседке, что делать.       Генин пожалел девушку, лично взявшись за грязную работу, он принялся энергично вычищать денники. Лошади, привыкшие к Иоширо, лишь пофыркивали, а она тем временем насыпала в кормушки зерно и заливала воду в поилки.       После работы в конюшне, Ханаби пригласила юного помощника в дом, где они весело почаевничали с вагаси и дайфуку от бабушки Хару.       Зеленоглазый мальчуган простодушно за пять минут рассказал, как в прошлом году познакомился со старой куноичи во время лечения Рики и про дружбу с Коджи, а также о том, как помогал оклеивать фусума в этом доме. — Спасибо, Иоширо, без тебя я бы не справилась, — Ханаби завязала в мешочек оставшиеся сладости и протянула ему.       Он хотел благородно отказаться, но девушка настояла: — Угостишь сенсея и сестру. — Если господин Коджи задержится, то завтра я снова помогу вам! — пообещал он, принимая сладкое угощение. — Спасибо! — и попросила. — Иоширо, сможешь приглядеть за двором до обеда? — Конечно, мы с Миканом поохраняем ваш дом! *** После полудня       Мужчины вернулись раньше запланированного, им удалось договориться о цене на партию зерна с тамошними крестьянами.       Соскучившийся Коджи встретил молодую супругу на выходе из квартала Хьюга.       Будучи прекрасно воспитанной, она не могла позволить себе нежностей на людях, потому лишь вежливо справилась о его делах. — На будущей неделе нам привезут зерно. А вот сено нужно еще поискать, там оно не очень хорошее, — он тоже крепился, мечтая скорее оказаться наедине с любимой.       Обрадованная встречей Ханаби совершенно забыла, что сегодня ей следовало сходить в госпиталь.       *** Осень       Вечером четырнадцатого сентября его светлоглазая нежность обратилась к нему с просьбой освободить послезавтрашний день от занятий с генинами. — Я хочу провести весь день с тобой.       Он помнил, что шестнадцатого сентября исполнится год с их встречи в Камакуре, поэтому мужчина не прятал улыбки, соглашаясь перенести работу на выходной день. *** 16 сентября       Утром шестнадцатого она объявила, что хочет повторить их прекрасный день, но уже здесь, в Конохе. — Мы погуляем в роще, сходим в храм, пообедаем в Ичираку, покатаемся на лошадях, а потом выпьем чаю в тясицу, — перечисляя запланированные мероприятия, ее лицо светилось от воспоминаний. ***       Роща       Они сидели на той же скамейке в роще, где два года назад у них случился первый разговор наедине.       Ханаби призналась, положив голову ему на плечо: — Тогда я была уверена, что мы больше никогда не встретимся. — Да, — он поцеловал ее волосы. — В тот вечер ты вдребезги разбила мое сердце.       Она негромко засмеялась. — Обманщик, думаешь, я поверю, что ты любил меня тогда?       Коджи мягко развернул ее к себе и тоже признался: — Мне казалось, что я влюблён, но в то время я даже не догадывался, как сильно полюблю тебя. — Я тоже…       Оба пожалели о том, что средь белого дня им нельзя целоваться в людном месте. — А когда у тебя? Ханаби, когда ты…?       Светлоглазая поняла, о чем ее спрашивает муж. — В прошлом январе, — она помялась, но решила сознаться. — После того, как мне здорово досталось от Ино.       Слушая рассказ о ее подозрениях из-за его поразительно вовремя подаренном сэнсу и золочённом снегирьке из Фукуоки, он качал головой. — Получается, если бы не госпожа Ино, ты бы… — … считала тебя ловким соблазнителем или даже хитрым врагом, — закончила за него Ханаби. — Дорогая, напомни мне помолиться за нашу милую цветочницу, когда мы будем в храме! ***       Храм       Пройдя через тории, они совершили ритуал очищения, помолились, а затем Коджи получил для них две дощечки эма*.       Они договорились запомнить, но не рассказывать пока друг другу записанные на эма желания, и проверить в следующем году, сбылись ли они? ***       Светлоглазая улыбалась, сидя за столиком в Ичираку — это было не самое изысканное и романтичное место в Конохе, но ведь и их первый обед состоялся в обычной забегаловке!       Выйдя из Ичираку, супруги ненадолго вернулись домой, и пока Ханаби сменила хоумонги на удобное кэйкоги, Коджи снарядил для них двух лошадей для прогулки.       Выехав за окраину деревни, они помчались, позволяя скакунам свободно резвиться на просторе. Коджи видел, что Ханаби наслаждается ездой, и когда она, смеясь, обернулась на мгновение, празднуя успешную попытку опередить его, он нагнулся к коню и, погладив роскошную гриву, прошептал: — Не обижайся, Каэн, мне известно, что ты быстрее всех, — дождавшись фырканья от придерживаемого им лучшего коня в стране, Накагава пробормотал. — Зато я слышу ее смех. ***       После прогулки они отвели коней в денники и передали их Такаши, войдя в дом, оба умылись: по плану Ханаби им следовало подготовиться к посещению чайного домика — вновь переодеться и аккуратно уложить волосы. Конечно же, ведь они пойдут в их «Ивовую ветвь»! Накануне она выгладила красивую выходную одежду для себя и Коджи и уже собиралась зайти за ширму, когда муж остановил ее. — Ханаби, пожалуйста.       Она вгляделась в лицо супруга — тот был напряжен, словно у него что-то болело. — Что-то случилось? — урожденная Хьюга быстро включила бьякуган, не понимая его замешательства. — О!       Тут же выключила Кеккей Генкай и отвернулась, сдерживая смех. Небеса, она ведь испугалась, что он заболел или поранился на прогулке, а на деле оказалось, что все это из-за его буйной нижней чакры!       Он подошел сзади и обнял, запустив правую руку под ее кэйкоги, принялся оглаживать грудь, наклоняясь к шее, вдыхая и еще больше распаляясь от запаха разгоряченной кожи и волос возлюбленной. — Коджи, давай хотя бы сначала примем о фуро? Я вспотела, — без особой надежды урезонить его попросила она, уже понимая, к чему все идет. — И волосы пыльные. — Всё потом, — он развязал пояс кэйкоги и нетерпеливо развернул жену к себе лицом, сбрасывая с нее верхнюю часть тренировочной одежды. — Сама виновата, не надо было так соблазнительно скакать передо мной.       Вот это новость! Пока Коджи целовал ее грудь, Ханаби попыталась сформулировать вопрос, перемежая слова стонами в моменты, когда горячие губы мужа то втягивали ее соски, то отпускали их, чтобы поцеловать шею. — Твоя чакра… просыпается, … когда я езжу верхом? — она наконец-то спросила.       Накагава не ответил, вместо этого он уложил возлюбленную на постель. Как объяснить, что один ее вид: эти ритмичные покачивания взад и вперед, разведенные ноги, плотно сжимающие бока лошади, будит в нём животные желания? Подобное нередко возникало на совместных прогулках, и он привык умело скрывать это от Ханаби, но сегодня оно было особенно сильным.       Во-первых, он вспомнил, как Ханаби каталась на Узу в Камакуре и, как тогда он тратил уйму сил, чтобы она, еще недоступная, не заметила его возбуждения.       Во-вторых, сегодня был их первый семейный праздник.       Но последней каплей, переполнившей его терпение, стал момент, когда всадница игриво поддразнила его, обгоняя: слишком уж изящно любимая приподнималась над седлом, а потом опускалась, иногда прижимаясь корпусом к спине лошади, слишком призывным казался ему ее негромкий счастливый смех… Эти беспечные подпрыгивания… — Коджи?       Он очнулся и увидел ее ожидающее ответа лицо. — Да… мне это очень нравится… Очень.       Коджи припал к ее рту — их губы ласкали друг друга, руки и ноги переплетались…       Теряя контроль, мужчина мысленно попросил у Ханаби прощения, надеясь, что не разочарует ее. Коджи понимал, что в любимой головке жены еще много больших и маленьких запретов, связанных с неопытностью и стыдливостью. Это одновременно и умиляло, и возбуждало его: так, он гордился тем, что был ее единственным любовником и мужем, но в то же самое время он был вынужден щадить ее чистоту, не вываливая на Ханаби разом все способы и формы получения наслаждения, не желая марать ее непорочный разум излишней похотью. Но не сегодня…       ***       Раз за разом проникая глубже, вырывая вскрики, он дождался ее ответа: отдаваясь страсти, Ханаби пылко приглашала его продолжать, в такт приподнимая бедра навстречу. Коджи, упёршись коленями, одной рукой ухватил разгоряченную супругу под ягодицы, другой поддерживая ее под поясницей, прижался к ней и услышал томный стон. Плавно, не разрывая их связь, шиноби перекатился на спину.       Той ночью в Камакуре она подарила ему девичье целомудрие и тоже лежала сверху, правда, в короткий момент передышки. Сейчас же никакого освобождения не было и в помине: она, наполненная и жаждущая, в какой-то миг перестала ощущать удары плоти и удивленно открыла глаза: Коджи обнимал ее, но не двигался. Распластавшись на груди мужа, светлоглазая ждала продолжения. — Коджи? — Любовь моя, попробуй сама, — Накагава слегка приподнял ее бедра, подталкивая их и задавая плавное движение чуть вверх и вперед, а затем назад и вниз.       Светлоглазая пошевелилась и сразу же охнула — непривычные ощущения. — Ты слишком… — девушка сморщилась, не знала, как продолжить — в этом положении он сильно давил, почти до боли распирая ее. — Не надо опускаться низко, — Коджи помог ей приподняться, так чтобы внутри нее оставалась лишь головка. — Можно вот так.       Она чуть-чуть опустилась, принимая его орган лишь наполовину и выдохнула, пытаясь расслабиться. — Тебе неприятно, — Накагава решил отступить от задуманного и хотел сменить позу на более привычную, но неожиданно Ханаби остановила его. — Я попробую еще раз.       Она потихоньку приспособилась, поудобнее расставила колени на футоне, словно оседлав мужа, и, как будто почувствовав его нерешительность, сама перестала волноваться. Возможно, поэтому ее женская часть начала реагировать иначе — она горела и растягивалось, с каждым разом впуская его глубже.       В момент, когда ей удалось медленно сесть, полностью вобрав его член, таинственная точка женской чакры соприкоснулась с телом возлюбленного. От чего затрепетали ее влажные внутренние стеночки и застонал уже Коджи.       От интенсивности переживаний Ханаби прикрыла глаза, ловя воздух ртом и попыталась снова покачнуться вперед и назад, сначала приподнимаясь, а затем плавно опускаясь, заполняя себя его жаром, вновь потираясь нежным лобком о его.       Коджи отпустил бёдра Ханаби, понимая, что она больше не нуждается в подсказках, ладони потянулись к милым грудкам, чьи округлые формы, маленькие розовые соски и шелковистая кожа манили его. Пока обожаемая супруга раз за разом медленно скользила вверх и вниз на его мужском естестве, он любовался ею: проступающим нежным румянцем на щеках, белой шеей, распущенными длинными волосами, Коджи спускался взглядом ниже, дойдя до того места, где их тела дарили наслаждение друг другу.       Видя, как сокровенный женский бутон, покоренный и полностью принадлежащий ему, раскрывается под напором его мужественности, любовно заключая его в тесные объятия, он, исполненный радостью от того, что юная прелестница самозабвенно отдается ему, жалел лишь о том, что это не может длиться вечно. Коджи воскресил в памяти картину с прекрасной длинноволосой всадницей, что взбудоражила и воспалила его по время недавней прогулки…       Наконец, Ханаби приоткрыла глаза и увидела куда с таким вожделением направлен взгляд ее мужчины. — Коджи, — она прерывисто вдохнула и проследовала за ним, опуская глаза и, увидев место соединения их тел, простонала, заливаясь смесью смущения и возбуждения, и попыталась ладонью прикрыть это бесстыдство.       Но прекрасный супруг отодвинул женскую ручку и вместо этого принялся любовно поглаживать пальцами ее пульсирующую точку удовольствия, отчего она застонала еще слаще, тогда он усилил нажим и сам обезумел от ее отклика. Так резко и плотно она сжала его там…       Готовясь взорваться восторгом удовольствия, Накагава ощущал уже не поддающийся контролю напор требующего немедленного выхода семени, жгущего его нещадным колючим огнем, Накагава взревел, и не давая Ханаби ни единого шанса ускользнуть, удерживая одной рукой за талию, начал часто долбить ее снизу вверх, притом, что другая рука прекратила нежные поглаживания и теперь жадно ощупывала ее заветное местечко.       Безжалостные вторжения внутрь и трение пальцев снаружи стали нестерпимыми, Ханаби закричала и дёрнулась, успев принять его разрядку, но будучи уже не в состоянии осознавать происходящее. Руки, едва пришедшего в себя Коджи инстинктивно подхватили обессиленную, задыхающуюся жену, не давая упасть, он приподнял ее и, выйдя из судорожно сжимающегося, истекающего их смешавшимися соками влагалища, заботливо уложил Ханаби на спину, нежно оглаживая ее. — Милая, прости, — бормотал он виновато, посчитав, что последняя ласка была слишком грубой. — Прости, сокровище мое.       Но его юная красавица ничего не слышала: наслаждение, вспышкой пронесшееся по всему телу, полностью оглушило ее на несколько секунд. ***       Конец сентября       Старик уже несколько дней следил за дочерью. Это получилось негаданно: однажды вечером он увидел ее в компании другой девушки. Рика шла по улице и весело переговаривалась с какой-то шатенкой. Окада стоял как вкопанный, мозг подкидывал ему какие-то воспоминания. Откуда он знает ее имя? Наконец, ему удалось вспомнить кто она! Это же его дочка! Но тогда почему она не дома, как подобает честной скромной девице?! Вот, значит, где ее носит вместо того, чтобы заботиться о своем почтенном отце?       Негодница еще и смеется!       Он был очень пьян и потому не сумел догнать дочь, но запомнил, по какой дороге она шла.       Спустя несколько дней по случайности, оказавшись на том же месте, он припомнил, что где-то поблизости видел Рику. Сегодня он выпил меньше саке, вернее, еще не успел, глиняный кувшинчик в левой руке был на три четверти полным. Окада затаился, желая выследить лентяйку, пристыдить и отправить домой.       В этот день она снова была не одна — ее подруга весело щебетала с каким-то парнем, которого, как он услышал, звали Такаши. Седой мужчина правой рукой нащупал в кармане кунай, но рослый молодой человек показался ему сильным, и это удержало его от прямого нападения на довольно людной улице. Зато ему удалось проследить за ними до калитки, в которую вошла его непутевая дочь.       Он чуть не взвыл от отцовского негодования и отчаяния, когда выяснил, с кем она встречается в этом доме! О ками! Куда смотрит его бестолковая жена?! Его девочка, нежный светлый цветочек и какой-то парень — бледный, как поганый гриб! Позор! Позор на его седины!       Окада понял, что пока стоит этот дом, его глупая испорченная дочь так и будет бесстыдно бегать на сторону. В его голове зрел план. Нужно уничтожить это гнездо прелюбодейства и спасти дочь!       Его воспаленный мозг, потребовал саке, руки дрожали, поэтому горлышко застучало о его зубы. Спустя час, разозлившись на уже опустевший кувшин, он швырнул его в дерево и увидел разлетающиеся в разные стороны осколки. *** Примечания Жеребые* — беременные лошади. Эма* — в храмах деревянные дощечки для загадывания желания.