***
«Победа определяется навыками и уровнем концентрации». Отель. Жарко. «Концентрируйся!» Студия. Спина болит. «Вэй Усянь, ещë одна такая выходка — и я пожалею, что не оставила тебя на улице!» Губы горят после удара. В глазах щипет. «Нельзя показываться вместе». Холодно и сыро. Гудят на фоне автомобили, попавшие в пробку. «Ты ведëшь себя, как потаскуха. Мерзкая бездомная шавка. Правильно папа сказал: ты весь в свою глупую мамашу!» Живот болит. В локте что-то хрустнуло. Земля на вкус, оказывается, солëная. «А я говорил тебе помалкивать!» Топот. «Думаешь, ты один такой особенный?» Вот он, гроза русского балета. Высокий. Красивый. «Тебе нужна помощь психолога». Ноги не двигаются. «Мы не берëм таких детей в основную группу». Рука дрожит, ладонь покрылась горячим потом. Но Джу Гэ еë всë равно не отпускает. «Малыш, мы с папой вернëмся через два дня. Пожалуйста, кушай побольше тофу. Только не забудь погреть. И паприку тоже можешь добавить, только не как в прошлый раз». Кухня. Прихожая. Мама заразительно смеëтся. Тепло. «Вэй Ин!» Два отчаянно округлившихся глаза. Назойливое, неприлично громкое пиликанье. Вэй Усянь резко сел, и спутавшиеся мокрые волосы прилипли к его влажному от холодной испарины лицу. Под одеялом было жарко, поэтому футболка тоже приклеилась к его груди. Противно, конечно, ничего не скажешь. «Хватит мне сниться! — зажмурился Вэй Усянь, подбирая пальцами скомканные простыни. — Господи Иисусе!» Едва набравший силу рассвет встречал его с кровожадными объятьями тоски, разбередившими к чертям всю душу с утра пораньше. «Нужно собираться», — напомнил себе Вэй Усянь и, встав с помятой кровати, прошлëпал к раковине в ванной. Он открыл кран, вывернул ручку влево, набрал в ладони ледяной воды и погрузил в неё своë горевшее лицо. «Сколько ещë мне это терпеть?» — вымученно прошипел про себя Вэй Усянь. За последние две недели это был вот уже десятый сон, граничивший по жестокости и с реальностью, и с кошмаром одновременно, и что с этим делать Вэй Усянь не имел ни малейшего понятия. Он только просыпался, взъерошенный и лохматый, со сбившимся дыханием, и судорожно комкал на себе одежду, пытаясь справиться с накатывавшей волной удушья, сковывавшей грудную клетку плотным коконом. На этом всë. Больше он никак не мог себе помочь. «Боже, может, мне и правда нужно к психологу?» Но было некогда. Подготовка, подготовка, подготовка — Вэй Усянь почти всë своë время убивал на оттачивание движений, он добавлял что-то новое прямо на ходу, морочив этим, правда, голову не одному только Джу Гэ, и всë равно продолжал. Кошмар каждые два, а то и один день? Некогда уж, извольте! Поэтому он дымил как паровоз, часто ещё до наступления рассвета, а потом сразу же отправлялся на пробежку, выбивая из себя морок снов и тем самым оставляя место только ровно скачущему дыханию. Вэй Усянь быстро побросал вещи в спортивную сумку, захлопнул за собой дверь и лëгкой трусцой направился в сторону Зодчего Росси, дорогу к которой он не забыл бы, пожалуй, даже если бы ему отшибло память, потому что местá, в которых ты впервые в жизни обретаешь себя, снимаешь с плеч детство и надеваешь суровое взросление, никогда не стираются. Во всяком случае, не когда ты глубоко ущемлëнный танцор театра в Санкт-Петербурге.***
Вэй Усянь дожал последнее упражнение по прессу, надел наушники и сел на шпагат. В помещении он был один. В ушах прогремела барабанная дробь, и в партию вступила пьянящая Лана Дель Рей, по скромному мнению Вэй Усяня, ещë не ставшая на момент релиза звучавшей песни потухнувшей легендой. «Down on the West Coast, they got a saying» Вэй Усянь вытянулся боком, сложившись и будто даже приклеившись рëбрами последовательно к левым бедру, колену и голени. «If you're not drinking, then you're not playing» Он дотянулся тонкими пальцами до ступни и вцепился в неë, расслабляясь всем телом. «But you've got the music, you've got the music in you» Костяшки хрустнули. «Don't you?» Поясница хрустнула. «Down on the West Coast, I get this feeling like» Локти щëлкнули. «It all could happen» В колене тоже щëлкнуло. «That's why I'm leaving you for the moment…» Вэй Усянь крутнул шею, разминая еë по второму кругу. И там щëлкнуло. «It's getting harder to show» Вэй Усянь припал к правой ноге и положил голову прямо на кость. «О, да-а, » — подумал он, поглаживая спину. Глаза сонно слипались. «I'm feeling hot to the touch» «Надо будет прогуляться, я же загнусь так скоро». «You say you miss me and I always say I miss you so much» «Твои руки ещë кого-нибудь так обнимали?» «But something keeps me really quiet…» «А обнимешь ли ты меня так когда-нибудь ещë?» «I'm alive, I'm a lush» «Я же сожалею, правда». «Your love, your love, your love…» «А, — нахмурившись, усмехнулся Вэй Усянь себе в плечо. — Я же всë просрал». Через двадцать минут он закончил тренировку и покинул здание. «До Невы что ли пройтись?» Вэй Усянь поправил сумку и побрëл в сторону площади Островского⁵. Повсюду, куда ни глянь, скрючившись на скамейках или сутулясь от усталости, но уже стоя, рисовались уличные артисты: одни зазывали запечатлеть двухминутную карикатуру, другие стирали кончики пальцев о гитарные струны, лишь бы их было лучше слышно на фоне остальных и просили подкинуть мятых купюр в подставленную вперëд кепку. Всë это, по правде сказать, совершенно не впечатлило Вэй Усяня, потому как все эти песни он уже слышал десять лет назад — тогда, собственно, будучи мальчишкой, и удивлялся. Тем не менее, заслышав хорошо знакомую строку «Ночью гроза, а на утро туман» в исполнении целого трио где-то совсем рядом, он всë же остановился и обернулся на звук. «Солнце остыло совсем…» У киоска с газировкой собралась толпа людей, и за их не менее заинтересованными затылками было видно нескольких молодых людей. Один с увесистым аккордеоном на коленях, другой с синтезатором, перекинутым через локоть, оставшиеся трое мальчишек — за микрофонами. Выстроились прямо-таки по образцово пионерской струнке. «Давние боли идут чередой» «Пусть собираются все..!» «Ну-ка», — усмехнувшись, подумал Вэй Усянь, заинтригованно выжидая бурный припев. И трое юношей, как по его команде, затянулись плавным, обескураживающим фальцетом, так и оставив замершую толпу глазеть на них с открывшимися ртами. Такое выверенное, такое слаженное, такое синхронное пение! И никто, причëм, даже не фальшивил — всë трио тянуло чëртов фальцет, ничем не уступая оригиналу*. «Ну и ну, — хохотнул про себя Вэй Усянь, приподняв бровь. — Вот уж действительно, такое только в Петербурге и увидишь». Он развернулся на носках своих старых добрых кед, повидавших больше любого экскурсовода, и потопал в сторону набережной. Вскоре, он дошëл до пункта назначения, даже не прибегнув к помощи навигатора, ведь дорогу до любимого места мог без труда найти по памяти. И когда он облокотился о витой парапет, почувствовал, как завибрировал в кармане мобильный. «Цзян Чэн» — отобразилось на экране. Вэй Усянь смотрел какое-то время на звонивший телефон, потом всë же заправил выбившуюся из-за ветра прядь волос за ухо и взял трубку: — Да? — Манда, — бесцеремонно оборвали его на другой стороне провода. — Ты со всеми так здороваешься теперь? Вэй Усянь довольно улыбнулся, узнавая нрав своего братца. — А тебе, я смотрю, только со мной теперь можно так переговариваться, да, А-Чэн? — Вэй Усянь состроил язвительную моську. — А то, наверное, командир отделения больше не разрешает нашему малышу так безвкусно браниться? — Я тебе дам «малышу»… — весьма недружелюбно рыкнул Цзян Чэн. — Да ладно-ладно! Чего звонишь-то? Цзян Чэн что-то неразборчиво буркнул, но затем убрал колючки и ответил: — Мама разбирала вещи в старой квартире и нашла ещë одну кассету, — вздохнул он примирительно. — Вообще-то там целая коробка с какими-то доисторическими кассетами, — добавил он, — но только одна подписана, как «Цансэ Саньжэнь». Вэй Усянь, замерев, какое-то время не дышал. Затем он моргнул пару раз и сказал чуть охрипшим от неожиданности голосом: — …Отвезëте домой? — Да уже. Мама даже пыль не решилась с них сдувать, всë тебе останется. «Так и знал, что было что-то ещë», — с горьким возбуждением подумал Вэй Усянь и глубоко вдохнул холодного воздуха. — Я тебя там, кстати, как, не отвлекаю? — вернул его обратно на землю голос брата. — Ты же, поди, сейчас готовишься? — Ну да, готовлюсь, — Вэй Усянь постучал по карманам джинс и нашарил пачку сигарет. — Последний номер ведь? — Последний, — кивнул сам себе Вэй Усянь и зажал губами фильтр. Поджëг кончик и посильнее вдохнул тяжëлого табачного дыма. — Когда домой? — Недели через две, — выдохнул небольшое облако Вэй Усянь. — Мне же ещë придется таскаться по куче бестолковых мероприятий. — Хочешь сказать, что ты там желанный гость? — прыснул Цзян Чэн, довольный весьма справедливой подколкой. — Да сам не верю, — усмехнулся на это Вэй Усянь, рассматривая сигарету между бледными пальцами. — Кстати говоря, — Цзян Чэн перестал вдруг смеяться и, прочистив горло, вернул на место свою угрожающе-серьëзную интонацию. — А-Ли нам заявила, что отказывается закатывать праздник⁶ без тебя, так что шевели булками давай, чтоб к двадцатому точно был. А то у меня отпуск всего месяц, а собраться всем вместе из-за кое-кого, — выразительно хмыкнул он, — может, ещë и не получится. — Да понял я. Приеду так скоро, как смогу. — А, знаешь ещë чего? — М? — Цзинь Лин сегодня пошëл. — Ха! Да ладно! — хохотнул Вэй Усянь, сильнее прижавшись ухом к телефону. — Ага. Только пошëл — это, конечно, громко сказано. Он, как раненый боец, проковылял шагов семь и свалился обратно на пол. Цзысюань говорит, запутался в собственных ногах. — Весь в отца, — ухмыльнулся Вэй Усянь, памятуя о давнишнем случае, когда два года тому назад бедный Цзинь Цзысюань, с цветами в руках, на нервах феерично упал прямо на пороге дома Цзянов, символично растянувшись перед самыми ногами возлюбленной, что стало своего рода байкой в их семье. — Вот и родители то же говорят, — тепло вздохнул Цзян Чэн. — Ага… Разговор стал сходить на нет, но не успел Вэй Усянь придумать, что сказать, как в трубке вдруг послышался тяжëлый вздох. — Вэй Усянь, если тебе тяжело… — Нет, со мной всë в порядке, — сказал Вэй Усянь быстрее, чем следовало, и неловко прокашлялся, подавившись дымом. — Во всяком случае, не хуже, чем обычно, — уже ровнее соврал он. Честно признаться, никогда в жизни ему ещë не было так тяжело справляться с грузом своей личности. — Я серьёзно. Звони, Вэй Ин. Хоть ночью звони. Я же всë понимаю. — Хорошо, — Вэй Усянь натянул на лицо меланхоличное подобие улыбки. — Спасибо, А-Чэн, — сладко пропел он, торопясь разрядить обстановку. В ответ ничего ему не последовало, но Вэй Усянь и так прекрасно понял, что братец закатил глаза. Поэтому просто отнял телефон от уха и завершил звонок. Он поднял свои серые глаза на Неву. Отражение холодной реки разливалось в них тяжëлым металлом. Вэй Усянь, опустив веки, сильно, почти до крови закусил губу. Всë было просто. Теперь он постоянно чувствовал сомнения во всех своих многолетних убеждениях. Ни дня не обходилось без того, чтобы он не возвращался мыслями к своим прошлым ошибкам. Не было больше ни вдохновения, ни воодушевления — только суровая действительность и тяжкий, изматывавший до зуда в костях труд. Он устал. Нет, больше, чем устал. Но обострилось и ещë кое-что. Он безучастно смотрел на местных и случайных прохожих вокруг и чувствовал себя иностранцем. Но не потому, что не был русским или в Италии не был итальянцем, или ещë где, а потому, что ощущалось ему, будто бы он был совсем с другой планеты. И что можно ему было больше других, и что он был выше других, и что он был больше других. И что людей, в действительности ему равных, он повстречал совсем не много. И Вэй Усянь знал, что был в состоянии сделать то, что было даже близко не под силу остальным. И он знал, что так и будет, что он, как и всегда, покажет себя на высоте. Но сколько продлится его триумф? Первые два дня? Неделю? А стоит ли вообще вся подготовка этих нескольких дней безоговорочной славы? Конечно, Вэй Усянь знал, что стоит. Внутри у него доселе неизведанным, опасным огнëм пылало звериное возбуждение, почти паническое предвкушение своего будущего номера. Но, пока в нëм всë ещë оставалось хоть какое-то моральное чувство, ему было по-детски жалко отдавать столько себя. Потому что… Потому что он сгорал как человек. Вэй Усянь встряхнул плечами, приводя себя в чувство. Он как будто бессознательно потянулся рукой за наушниками, вставил амбушюры и открыл на экране мобильного радио. Помехи противно зашуршали, казалось, прямо внутри самой головы, и Вэй Усянь принялся листать пальцем российские станции. Вскоре он пришëл к выводу, что ему ничего не нравилось, но стоило ему только захотеть свернуть приложение, как он заслышал пронзëнное шумами: «Зачем вернулся в мои сны?» Какой-то треск на фоне царапал слух, но Вэй Усянь решил остановить свой выбор именно на этой радиоволне. Было в этом низком голосе что-то, что цеплялось о его внутренне состояние. «Как глупо, как мелко, как жаль было…» Девушка ритмично обволакивала голосом нехитрые слова. «Как глупо, как мелко, как жаль было упустить» Фортепиано отбивало довольно стильный ритм, и Вэй Усяню нравилось то, что он слышал. «Упустить, упустить меня» Просто, но со вкусом. «Отпусти» Он вздохнул и до искр в глазах зажмурился от своей беспомощности. Как вообще можно было не думать о Лань Ванцзи всë свободное время? «Упустить, упустить меня, м?» И как сердце могло не оплакивать то, что между ними было? «Упустить, упустить меня» Как можно было не мучить себя угрызениями совести за сделанное? Как не наказывать себя за то, как пошло и грубо он обесчестил Лань Ванцзи, как мужчину? «Отпусти» «Сделай уже что-нибудь, прошу… — взмолился Вэй Усянь. — Либо при ко мне напролом, либо… Действительно отпусти». «Упустить, упустить меня, м?»** «А-а! — Вэй Усянь стал беспощадно тереть глаза. — Да как ты вообще мог ничего не сделать?! Тебе совсем плевать?» Вэй Усянь вдруг понял, что на улице уже вот несколько минут как настойчиво моросило, а он даже не заметил этого. «Как ты… — он откинул голову кверху, подставляя своë искривлëнное в муках лицо под дождь. — Как ты посмел упустить меня..?» — подумал он, чуть ли не плача от досады. …Смотря на него сейчас, можно было, пожалуй, сказать, что он даже болел от своей уязвлённой гордости. И симптомы были прескверными. Хотелось бы Вэй Усяню думать, что Лань Ванцзи не стоил всех его переживаний, но ему было слишком хорошо известно, что, вообще-то, он их в самом деле стоил. Вэй Усянь медленно открыл раскрасневшиеся глаза и уставился пустым взглядом на мутную серую тучу над собой. Большая такая туча была. Он равнодушно вздохнул. До финала всей проделанной им работы оставался лишь один день. И завтра вечером он покажет то, чего мир ещë не видывал.Примечания 0.5:
*«Опера №2» — Витас. Эта песня также есть в плейлисте. **«Как глупо» — Эрика Лундмоен. Эта песня тоже есть в плейлисте. ¹Интроскоп — своего рода рентген для просмотра содержимого чемоданов и ручной клади. Картинка: https://bit.ly/3jrzak7 ²Аэропорт Санкт-Петербурга. ³Довольно значимая для петербуржцев улица в центральном районе города, также известная, как «Театральная улица». Одна из главных достопримечательностей еë территории — Александринский театр. Также, что более важно, — здесь располагается знаменитая Академия русского балета имени А. Я. Вагановой. ⁴Национальный драматический театр России. ⁵Площадь исторического значения, культура которой так и хлещет, как из рога изобилия; соседствует с Зодчего Росси. ⁶2-е мая — день рождения Цзян Яньли. На момент разговора было уже шестое число.