***
Сегодня был самый паршивый день в году. Прошёл ещё один год с тех пор, как его мать покинула этот мир. Обычно он не вспоминал об этом, не заострял внимание, но каждый раз, когда ему стоило проснуться в этот день, его, словно холодной водой, окатывало это осознание: сегодня. Это случилось сегодня. Кушель умерла от рака лёгких. Теперь от этой болезни страдала и её дочь. Изабель приняла её, словно наследство. Иногда Леви думал, что лучше бы ему достался этот проклятый недуг. Уж он наделал куда больше нехороших вещей, чтобы сейчас страдать от боли и страха приближающейся смерти. Его же маленькая сестрёнка не сделала ничего, чтобы заслужить все эти страдания. Её жизнь только началась, и тут доктора сообщают этот страшный диагноз. В тот день Леви напился так, что на утро не мог вспомнить ничего, кроме одного страшного слова — рак. Как и всегда бывало в этот день, Леви проснулся рано. Ещё до восхода солнца. Без особого энтузиазма отправился душ, а затем на кухню, чтобы позавтракать. Сегодня решил сварить овсяную кашу на молоке и обязательно крепкий чай. Не думая ни о чём, принялся неспеша есть порцию овсянки. А как с ней было покончено, начал медленно отпивать чай из глубокой кружки. В этот момент солнце медленно стало подниматься над горизонтом, освещая кухонное пространство. Яркие лучики ударили прямо в глаза, и Леви машинально прищурился. Он вспоминал, как в детстве мама ласково поднимала его по утрам. Как упорно он сопротивлялся, стараясь подольше остаться в кровати. А она всё приговаривала, что даже солнце уже встало и будит всех детишек. Сколько бы он отдал за то, чтобы эта женщина осталась жива. Глаза постепенно привыкли к солнечному свету, и Леви перестал щуриться. Как жаль, что его мама больше не увидит этот солнечный свет. Ближе к десяти часам он отправился в больницу. Как всегда, чтобы навестить Изабель. — Сегодня же тот самый день, братик, — печально сказала она, смотря на солнечный свет за окном. — Да, — тихо ответил Леви, понимая, о чём идёт речь. Как будто чувствуя одинаково, они оба молча смотрели на висящее в небе солнце. Изабель лишилась матери очень рано. Ей было всего семь лет, когда она умерла. Тогда они с Леви не отходили друг от друга, пока их дядюшка пил на кухне, приговаривая: «Ну, померла и померла! Невелика потеря!». Тогда Леви впервые осмелился поднять руку на родного дядю. Они дрались прямо на кухне, не пренебрегая подручными предметами. Изабель от страха забилась под стол. Она заткнула пальцами уши, чтобы не слышать крики и звуки ударов. Крепко закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Но лишь иногда слегка приоткрывала их, чтобы убедиться, что брат цел и невредим. В один момент она увидела, как Леви взял табуретку и ударил ею дядюшку со всей силы. Тот, будучи не совсем трезвым, рухнул на пол, а брат, схватив кухонный нож, кинулся на родственника. — Братик, стой! — испугавшись, крикнула Изабель. — Не надо! Леви замер. Он стоял над дядюшкой, крепко держа нож в руках. Тяжело дыша, он не отводил от него взгляд, пока тот, улыбаясь, смотрел на него снизу вверх. — Ну, давай, — ехидно смеялся он, слегка прикрываясь руками, лёжа на спине, — давай, ссыкло! Бей! Леви не отвечал. Он лишь тяжело дышал, буравя дядю глазами. Рука с ножом всё также висела над грудью лежачего. — Братик... — чуть слышно молвила Изабель. И в этот же момент из её глаз хлынули слёзы. Леви беспомощно опустил руки, и нож глухо ударился о линолеум. — Я знал, что ты ссыкло, — усмехнулся дядюшка, пытаясь встать, но Леви пнул его ногой. — Лежать, — его глаза были холодны, как лёд. — Сейчас мы с Изабель соберём вещи и уедем. Ты больше нас не увидишь, — как будто впервые почувствовав свою уверенность перед дядюшкой, сказал Леви. — Какой смелый щенок, — процедил дядя. Он снова сделал попытку встать, но Леви наступил ногой на его грудь. — Изабель, — он обратился к ней, не отрывая глаз от дяди, — пожалуйста, собери наши вещи. Я пока здесь побуду. На трясущихся ножках она аккуратно вылезла из-под стола, боясь сделать лишний шаг. Леви, чувствуя её парализующий страх, на секунду развернулся, посмотрел на неё и улыбнулся: — Не бойся. Иди. Она неуверенно угукнула и побежала в комнату, сваливая в сумку все вещи, до которых могла дотянуться. Леви остался сторожить их неадекватного дядюшку. Его нога всё ещё прижимала Кенни к полу. — Ну, и куда ты собираешься свалить? — издевательски спрашивал Кенни. — Не твоё дело, — стальным голосом отвечал Леви. — И как студентишка театрального ВУЗа собирается жить вместе с малолетней сестрой? — он улыбнулся своей садисткой улыбкой. — Разберусь без тебя. На самом деле, Леви и сам не знал как. Он давно думал уехать из этого дома, но мать и сестра держали его здесь. Только он мог быть барьером между пьяным дядей и беззащитной женщиной с ребёнком. В те годы он не мог позволить себе работать на полную ставку, поэтому он лишь подрабатывал по вечерам, стараясь отложить денег, а затем посещал своих многочисленных подружек, сбрасывая с их помощью стресс. Когда мать умерла, он решил, что вдвоём с сестрой им будет проще. По крайней мере Изабель может рассчитывать хоть на какое-то пособие. И они вдвоём смогут прожить, пока он не окончит учёбу. И был прав. Сначала они сняли комнату в старенькой коммуналке. Много ходили по судам, чтобы опекуном был назначен старший брат, а не дядя. Не без помощи Эрвина эти суды были выиграны. Изабель осталась с ним. Леви успешно окончил учёбу и начал свою карьеру. С каждым годом денег становилось всё больше. Он смог купить себе квартиру. Машину. Но затем... В их маленькую семью пришло новое испытание. И в таком раннем возрасте у Изабель подтвердился страшный диагноз. Сейчас она почти год боролась с этой болезнью, пока брат отчаянно зарабатывал на её лечение. Стоит заметить, что он смог отложить приличную сумму. — Мы сегодня пойдём гулять? — спросила Изабель. — Доктор сказал, что сейчас прогулки тебе будут полезны, — ответил Леви, прогоняя воспоминания давно минувших лет. — Я хочу съездить к ней, — уверенно сказала Изабель, смотря прямо на брата. Леви медленно отвёл взгляд от окна и пристально посмотрел на сестру: — Не думаю, что кладбище – хорошее место для прогулки, — он понял, что Изабель имела в виду могилу матери. — Я. Хочу. Её. Видеть! — членораздельно сказала Изабель, не отрывая взгляд от брата. В этот момент в её глазах навернулись слёзы. Кажется, именно так она смотрела на него тогда из-под стола. Леви правда не считал, что прогулка по кладбищу — хорошая затея, но, когда Изабель чего-то действительно хотела, трудно ей было в чём-то отказать, если на то не было видимых причин. — Ладно, — выдохнул Леви, соглашаясь. — Но после обеда. — Хорошо, — спокойно ответила она. Обычно, когда он ей что-то разрешал, Изабель начинала радоваться как ребёнок. Но сегодня она была сдержана настолько, что даже выглядеть стала взрослее. В глазах не было того ребячества и детскости. Она была серьёзной, рассудительной и глубоко печальной. Она, как и он, не отпустила потерю матери до конца. Сразу после обеда медсестра пришла в палату, чтобы подготовить кислородный концентратор для прогулки, а Леви отправился к доктору, чтобы убедиться, что поездка не навредит состоянию сестры. На её счастье, доктор ответил, что никакого вреда от такой прогулки быть не должно, и спустя ещё полчаса он уже вызывал для них такси. Всю дорогу они ехали молча, деля общее горе на двоих. Машина остановилась у главного входа на кладбище. Леви выбрался из машины, затем вытащил кислородный концентратор, находящийся в небольшой тележке на колёсиках, и помог Изабель выйти. Они подошли к литым металлическим воротам. Здесь стояли бабульки, продающие цветы, и нищие, просящие милостыню. Леви бросил пару монет людям в лохмотьях и купил десять гвоздик у бабульки. Передал букет Изабель, и вместе они вошли на территорию, где покоились мёртвые. Могилка их матери находилась в самом конце кладбища, до которой нужно было идти примерно минут пять. Изабель шла мимо крестов, изучая имена и годы жизни похороненных. — Нифа Стоун, — она прочитала имя неизвестной девушки вслух, — родилась в двухтысячном году и умерла в две тысячи семнадцатом, — она дёрнула брата за рукав и ткнула ему пальцем на крест. Леви молча изучил надпись, никак не прокомментировав. Он знал, на что намекает Изабель. Не хотел озвучивать... Она всё озвучила сама. — Мне тоже скоро семнадцать, — грустно сказала Изабель. — Как думаешь, эта Нифа умерла от рака? — Не знаю, — сухо ответил Леви. — У неё, кстати, такие же рыжие волосы, как у меня... — сказала Изабель, а потом добавила, — были, — она тронула ладонью свой лысый череп, где не осталось ни одного из её ярких рыжих волос. — Пошли, — Леви потащил её дальше, — ты поправишься, и твои волосы вновь отрастут. Изабель ничего не ответила. Она не стала говорить брату, что уже давно не верит в своё выздоровление. Наконец они дошли до нужной могилы. Скромный крест, увитый плющом, и табличка на нём:Кушель Аккерман
1973-2012
— Здравствуй, мамочка, — тихо произнесла Изабель и положила букет гвоздик на могилу. Леви молчал. Даже приветствие ему не давалось, поэтому он лишь прикрыл глаза на секунду. Пару минут они стояли в тишине, наблюдая за тем, как ветер колышет цветы и листья плюща. В памяти всплывали обрывки воспоминаний из прошлого, когда мама была жива. Она смотрела на них и улыбалась. — Неужели та женщина, к которой ушёл папа, лучше, чем наша мама? — Изабель вдруг прервала молчание. Леви ещё учился в школе, когда их отец ушёл из семьи. У него закрутился роман с кем-то из коллег на работе. Как оказалось, он изменял маме ни один год. А затем ушёл. Почти ничего не сказав. Оставил их одних. Изабель тогда даже не научилась ходить. — Нет никого лучше, чем наша мама, — без каких-либо эмоций сказал Леви, всматриваясь в почерневшую сталь креста. Изабель одобрительно промолчала, а потом добавила: — Я прочитала в одной психологической книге, что девочки находят себе таких же парней, как их отцы, — она посмотрела на брата, — Сэм был точно таким же! Леви удивлённо посмотрел на сестру: — Ты решила сейчас вспомнить про этого придурка? Изабель печально опустила голову. — Мне кажется, я любила его. По крайней мере мне было очень больно, когда после того, как он меня поцеловал, он отправился ухаживать за другой, — она подняла глаза на крест, представляя, что, как и любая девочка, рассказывает маме про свою первую и такую болезненную любовь. — Этот дебил слёз твоих не стоит, — сухо ответил Леви. Он помнил те дни, когда Изабель не выходила из ванны и постоянно плакала. Тогда он не знал, чем ей помочь, кроме как пойти и набить морду этому мерзавцу, но она, кроме имени, не сказала о нём больше ничего. Изабель качнула головой, соглашаясь с высказыванием брата, а затем посмотрела на него. Из её глаз всё ещё текли слёзы, но губы растянулись в доброй улыбке: — Но главное, что ты не такой, — она уткнулась носом в его плечо. Не такой... — эти слова, словно эхом, раздались в его голове. А действительно ли он не такой? Он вдруг вновь вспомнил Микасу. Её чистые и глубокие глаза, в которых он упорно хотел разжечь пламя страсти. И это ему успешно удавалось. Её хрупкое и трясущееся тело, которое так тянулось к нему, но при этом так упорно отталкивало. То ощущение теплоты, которое было в её присутствии. И её "люблю", адресованное другому... Он постарался выкинуть её из головы, перебарывая искушение написать ей или позвонить. Ещё несколько минут они стояли возле могилы их общей матери, а затем неспеша отправились обратно в больницу.