Желанная иллюзия

                    В помещении было светло. Даже слишком. Где-то вдалеке слышались тихие разговоры и шаги. Микаса медленно открыла глаза, не понимая, где находится. Мир немного плыл, словно акварельные белые краски. Единственное, что выделялось на фоне, — яркий жёлтый свет над головой. Это была плоская, длинная, больничная лампа.       — Микаса? — голос Эрена доносился как будто издалека.       Действительно ли он её зовёт, или это воображение?       — Микаса? — он окликнул ещё раз. На этот раз голос был ближе.       Картинка перед глазами медленно обретала ясность и чёткость. Теперь Микаса уже видела потолок, выкрашенный белой краской. Местами она пузырилась и трескалась.       — Ты меня слышишь?       — Эрен? — она попыталась привстать, прикладывая ладонь к голове.       — Не вставай, — он остановил её, и Микаса опрокинулась обратно на мягкую подушку.       — Где я? — голос звучал устало, лицо было бледным.       — В больнице. Ты упала в обморок, я перепугался и вызвал скорую. — Эрен сидел на старенькой табуретке возле кровати, облокотившись о колени.       Раньше ей не приходилось падать в обморок. Микаса пыталась вспомнить эти ощущения, но ничего не получалось. Последнее, что помнила, — как встала с кровати.       — Врач сказал, что тебе нужно остаться здесь на какое-то время. Только после этого станет ясно, что с тобой случилось и как это лечить.       Пустыми глазами она смотрела куда-то в потолок. Остаться в больнице? Одной? Ещё и в таком состоянии? От этой мысли становилось жутко. Она повернула голову, чтобы рассмотреть людей на соседних койках. Уставшие, больные. Один кашлял громче другого. А на соседней кровати лежала старая, даже точнее сказать, древняя бабулька. Она странно причмокивала губами, будто пытаясь что-то сказать, и иногда старалась приподнять руку, что у неё вовсе не выходило. Её кожа была покрыта огромным количеством морщинок, а глаза потеряли свой цвет. Возможно, она была слепа. Её грудная клетка едва поднималась, помогая лёгким втягивать воздух. Казалось, эта старая женщина может умереть в любой момент. И находясь с ней по соседству, трудно было не думать о смерти.       Микаса отвернулась, чтобы лишний раз не видеть это перед глазами.       — Знаю, здесь не очень уютно, — Эрен наклонился к ней. — Но по страховке доступны только общие боксы, на одиночный у нас нет денег.       — Я понимаю, — тихо ответила Микаса, зажимая одеяло между коленей. Она скукожилась комочком, будто стараясь приблизиться к Эрену.       — Я буду навещать тебя каждый день, — он чмокнул в щёку, затем встал со стула, помахал на прощание и ушёл.       Она же осталась лежать в одиночестве, стараясь ни о чём не думать. Лишь редкие слёзы катились по щекам. Кто бы мог подумать, что она так легко попадёт в больницу?       В течение дня доктор заходил к ней, чтобы осмотреть. Затем медсёстры направили её в лабораторию, где взяли кровь, а потом в кабинет МРТ, где она пролежала в замкнутом пространстве около двадцати минут.       Очень странное место. С одной стороны, ты в полной безопасности. Никто тебя не режет, не трогает, но ощущение какой-то нарастающей паники. Стены вокруг безудержно давили, мешали свободно дышать. На секунду Микаса подумала, что именно так выглядит семейная жизнь: хоть и в полной безопасности, но в такой тесноте, что даже дышать нечем. Хочется кричать, молить о помощи, биться руками о стены, но даже это нельзя. Всё, что тебе дозволено, — смиренно лежать, ожидая, когда кто-то другой позволит выйти наружу. Будто она не владеет своей жизнью. Не вправе ею распоряжаться. Это делает кто-то другой. Не она.       Через некоторое время после всех обследований доктор вернулся с папкой.       — Так, Аккерман, — он бегал глазами по белому листу. — Воспаление лёгких. Из больницы вам пока выписываться рано.       Сейчас он напоминал ей не врача в белом халате, а судью в чёрной мантии. Диагноз звучал почти как приговор. Конечно, не что-то фатальное, вроде рака или туберкулёза, но от этого было не легче.       — А сколько примерно мне нужно будет здесь лежать? — она боялась услышать ответ. Эта болезнь, увы, не лечится за пару дней.       — Как пойдёт, — врач пожал плечами, — но ориентируйтесь на месяц.       Микаса молча посмотрела куда-то в сторону, и доктор заметил в глазах нотки растерянности.       — Не переживайте, полежите, полечитесь, и всё будет хорошо, — он улыбнулся и покинул палату.       Микаса натянула одеяло до носа и ещё раз прошлась глазами по своим соседям. На противоположной койке женщина лет сорока задыхалась от нескончаемого кашля. На кровати справа лежала девушка её возраста. Она уткнулась в телефон, не обращая внимания ни на что вокруг. Слева неизменно лежала умирающая старушка. А женщина по диагонали тихо спала. Микаса даже позавидовала ей. Сна у неё не было ни в одном глазу, только раздражающая пульсирующая боль в голове.       Не вылезая из-под одеяла, она взяла в руки телефон и написала короткую смс Эрену:       — Я здесь на месяц       А это значило, что она не сможет прийти в дату росписи с Эреном. Микаса не верила в приметы или в знаки судьбы, но сейчас в голове пролетела мысль: «А стоит ли выходить замуж?». Она никогда не была раньше в больницах, никогда не доводилось лежать там. Почему это случилось именно сейчас, перед тем, как она должна была стать его женой? Почему врач назвал именно тот срок, который им необходимо подождать перед тем, как расписаться? Может быть, это всё знак свыше?       Нет.       Это всё смешная случайность. Просто проверка. Насколько сильно она этого хочет.       А как можно не хотеть выйти замуж за такого заботливого, чуткого и внимательного парня, как Эрен? Да, наверное, только глупая не захочет. Микаса глупой себя не считала.       Телефон негромко завибрировал, оповещая о новом смс:              — Всё будет хорошо. Я завтра возьму твои справки о болезни, схожу в ЗАГС и перенесу дату росписи       Почему она хотела, чтобы он сказал, что они могут расписаться как-нибудь потом? В неопределённом будущем. Не сейчас.       Глупости! Они уже столько вместе. Сколько можно уже ждать?       Но тут она снова вспомнила о нём. Его руки, его губы, его прикосновения, его голос — да всё в нём было таким… Словами не описать…       Она взяла телефон, открыла контакты и долистала до его имени. Руки начали трястись от напряжения, а голова запульсировала с новой силой. Хотелось написать ему. Она не знала что. Может, рассказать о том, что она в больнице? Или просто спросить «как дела?». А потом, не отрываясь от телефона, ждать, когда на тусклом экране появится заветное оповещение о том, что от него пришло ответное смс.       Нет!       Она одёрнула себя и спрятала телефон в верхнюю полку тумбочки, чтобы лишний раз не прикасаться к нему. Вновь взяла «веник», прогоняя все мысли о нём прочь.       Это всё ей не нужно. И узнай мама о том, что она себе позволяет, то, как минимум, выпорола бы хорошенько. А как максимум — выгнала бы из дома.       Микаса спрятала голову под одеяло и горько заплакала, стараясь сдерживать вырывающиеся из груди всхлипы.

***

      Захлопнув за собой дверь квартиры, Леви облегчённо выдохнул. Он редко ходил в «Крылья», но каждый раз находил там новые приключения на свою голову. Он многое мог ожидать от вчерашнего похода, но то, что произошло, превзошло любые ожидания. Кто бы мог подумать, что он всё-таки даст этой очкастой трахнуть себя?!       С другой стороны, чего он ожидал? Леви был слишком ленив, чтобы искать себе девочку на ночь. Был слишком уставшим, чтобы держать перед представительницами прекрасного пола лицо. Ему не хотелось слушать ничьи обиды, а особенно Петры или той же Хистории. Он не хотел на утро случайно получить смс от незнакомки из клуба с мольбами перезвонить. Он ничего этого не хотел. Ему просто нужен был животный секс. Грубый, в чём-то грязный секс. Он не хотел как-то ухаживать или флиртовать. Он лишь хотел с помощью секса выкинуть эту чёрную бестию из головы. И поэтому вчера у него были максимально простые требования к партнёрше: даёт без вопросов, ничего не просит и не брюнетка. Всё.       Как ни странно, именно очкастая подошла на эту роль лучше всего.       Да и чёрт бы с ней. Плюсы этой полоумной в том, что она не будет названивать, задавать лишних вопросов, выпрашивать что-то или как-то докучать. Ей абсолютно всё равно на его планы и чувства. Собственно, как и ему на её.       Вчера он надеялся, что утром он даже и не вспомнит о той ведьме. Но стоило зайти под тёплые струи воды в душе, как перед глазами вновь всплыло её лицо. Её предательски чёрные глубокие глаза. Её нежные, слегка приоткрытые губы.       Дьявол!       Он стукнул кулаком о стену.       Почему она не хотела выходить из его головы? Почему он вспоминал о ней снова и снова? Даже вчерашний секс оказался не просто бесполезным, но даже губительным. После этого Леви ещё больше осознал, что не может, не хочет, не способен спать с кем-то ещё, кроме неё. Чувство нужды в ней стало ещё острее. И оно становилось невыносимее с каждым днём.       Говорят, с глаз долой — из сердца вон. Но, кажется, эта поговорка с ним не работала. Он не думал о ней лишь тогда, когда был занят чем-то. Но стоило остаться дома наедине со своими мыслями, как буквально хотелось волком выть на луну.       Он пообещал себе, пообещал ей, что больше не сделает и шага навстречу. Не напишет, не позвонит, не придёт домой. И он выполнит своё обещание, как бы тяжело ему ни было.       Бред. Неужели он докатился до такого?! Он, Леви Аккерман, любимец женщин, лучший актёр знаменитого театра «Парадиз», будет стоять под душем и страдать от того, что какая-то девчонка выбрала другого? Может быть, он попал в какую-то сказку? Или слишком сильно вжился в роль виконта де Вальмонта, которого вскоре предстоит сыграть? Ведь в реальности такого просто не может быть!       Он ещё раз ударил кулаком по стене, но уже слабее. Этот удар отражал внутреннее отчаяние и бессилие. Он всегда получал то, что хотел. Всегда. Женщины, главные роли, слава, деньги, — он всего добился. Сам. Без чьей либо помощи. Единственное, что было ему неподвластно, — здоровье своей сестрёнки. С трудом Леви принял эту боль. Тогда он признал своё бессилие, хоть и смог пристроить её в лучшую клинику и оплатить дорогостоящие лекарства. Неужели после такого он ещё способен чувствовать боль? Да ещё и по такой ерундовой причине! Какая-то девка! Нет в ней ничего особенного, ничего необычного, но как она смогла его так околдовать?       Ведьма… Черноволосая ведьма.       А ему просто хотелось, чтобы она была рядом. Чтобы дома была та, с кем ему было тепло.              Он вышел из душа, не вытираясь. Накинул халат, отправился на кухню. Из яиц и овощей сделал завтрак и запил его крепким чаем, сводящим скулы. Оделся в свежую одежду, накинул лёгкую куртку и хотел было схватить ключи от машины, но вспомнил, что та в ремонте.       Недовольно цокнул про себя и достал телефон, чтобы вызвать такси до больницы. На его счастье, машина приехала быстро. Водитель был тих и опрятен, дороги свободные, без пробок, и через каких-то двадцать минут он уже был в палате сестры.       — Серьёзно?! — Изабель от радости вскочила с постели. — Ты и твои друзья придут в нашу больницу?! — её глаза буквально светились от счастья и радости.       Леви хотел было сказать, что они вовсе не его друзья, а коллеги. И это совершенно разные вещи. Но промолчал. Не хотел рушить её розовый прекрасный мир, где люди любят и ценят друг друга, а пони писают исключительно радугой.       — Да, я серьёзно.       Изабель обняла его, и Леви прижал её к себе.       — Значит, я наконец-таки познакомлюсь с твоими друзьями? — она как будто хотела подтвердить свои весьма логичные выводы.       — Ну, чего ты спрашиваешь одно и то же? — с наигранным раздражением спросил Леви, не разрывая объятия.       — Просто хочу убедиться, что это всё не сон. — Изабель чмокнула его в щёку и уселась обратно на кровать.       — Нет, не сон, а самая настоящая явь. — Леви взял стул и присел рядом. — Расскажи лучше, как себя чувствуешь.       Она призадумалась, прикладывая указательный палец к губам и косясь куда-то в потолок.       — Хм, ну, доктора вообще мало что говорят…       — С докторами я и сам пообщаюсь, — перебил он, — ты сама как себя чувствуешь?       — А, ты об этом? — она посмотрела на него и весело улыбнулась. — Вот тут болит иногда, — ткнула пальцем себе в грудь. — Кашляю. Даже сильно иногда, — сделала паузу, — даже с кровью… — последнюю фразу Изабель сказала печально.       В этот момент всё внутри Леви сжалось. Он был готов отдать любые деньги, лишь бы спасти её. И врачи делали всё возможное, однако точных прогнозов никто так и не дал. Леви собрал все свои силы, чтобы не показать страха. Приблизился к Изабель и, приложив свой лоб к её лбу, ласково положил руку на затылок.       — Всё будет хорошо, — он говорил это настолько уверенно, насколько мог.       Она молча смотрела на него своими большими зелёными глазами.       — Ты мне веришь?       Она вновь улыбнулась, будто забыла про все печали, и громко угукнула.       — Вот и умничка, — Леви чмокнул её в лоб и подошёл к окну, чтобы приоткрыть его. Солнце светило прямо в палату, нагревая воздух. Становилось душно.       — Ты, кстати, помирился со своей невестой? — она опять вспомнила её.       Палата сестры была единственным местом, где Леви чувствовал более сильную привязанность, ощущал более глубокую боль, но Изабель умудрялась переключить его внимание куда не нужно.       Он сжал ручку окна, крепко закрыл глаза, стараясь не выдать раздражение, и сдержанно ответил:       — Нет.       — Жа-а-а-алко, — раздалось протяжное за спиной. — Постарайся всё же помириться с ней. Хотя бы ради меня, — она опрокинулась на подушку и скрестила руки на груди.       — А ты маленькая манипуляторша, — он развернулся, улыбаясь, скрывая свои истинные эмоции.       — Неправда! — от обиды Изабель надула губки и показательно отвернулась.       — Правда-правда, — Леви подошёл ближе. — Почти семнадцать лет, а ведёшь себя… — он по-доброму дал ей щелбан.       — Ай! — она с усердием потёрла лоб, отчаянно пытаясь вызвать слёзы. Ей было не больно, но Изабель была не меньшей актрисой, чем брат. Если обижаться, то театрально.       — Ну, давай-давай, ещё немного и потечёт! — он наблюдал за тем, как она старается заплакать, по-братски подтрунивая.       — Ой, всё, — заплакать не получилось, поэтому она недовольно отвернулась.       — В следующий раз у тебя обязательно получится, — он обнял её сзади, не обращая внимания на обиду. Знал, что она только этого и ждёт.       Конечно, после таких объятий обижаться было невозможно, и Изабель, поддавшись своей безграничной любви к брату, развернулась и обняла его в ответ. Положила голову ему на плечо и тихо шепнула на ушко:       — Но ты всё равно постарайся.       Сестра была настоящей садисткой. И даже не подозревала этого.       Он не отвечал, и Изабель это не устраивало.       — Обещаешь? — прозвучало достаточно настойчиво.       — Угу, — едва слышно пробубнил Леви.       — Не слышу! — она слегка от него отстранилась и посмотрела прямо в глаза.       — Да, хорошо! Хорошо! — он был вынужден сдаться перед её натиском.       — Вот и умничка! — она повторила его слова и чмокнула в лоб.       Они посидели вместе ещё немного, пока солнце не начало медленно закатываться за горизонт. Время близилось к девяти вечера. В палату заглянула медсестра, сообщая о том, что часы приёма закончены, и Леви был вынужден уйти.       Выйдя за территорию больницы, он вызвал такси и закурил, пока ждал машину.       Изабель поставила его в безвыходное положение. Микасе он обещал, что больше никогда не напишет, не позвонит и не будет искать встречи. А родной сестре обещал, что непременно помирится с ней.       Кажется, в такой ситуации просто невозможно оставаться честным. Так или иначе, какое-то из этих обещаний всё-таки придётся нарушить.       Какое из — Леви и сам не мог для себя определить.       Через пару минут такси прибыло на место. Леви затушил сигарету о металлическую урну, выкинул бычок и сел в салон.