Желанная иллюзия

      Он проснулся от звука входящего смс. Хотел было развернуться на бок, но не смог: она тихо сопела, лёжа у него на груди. Белое одеяло едва прикрывало плечо, соблазнительно оголяя белоснежную кожу. Леви пару минут смотрел на неё, любуясь. Пытался вспомнить, когда в последний раз ему было так хорошо просыпаться рядом с кем-то. До неё в этой постели была Петра, и единственное, что Леви хотел с утра, так это того, чтобы она без вопросов свалила по-тихому. Что она и сделала. А сейчас было по-другому. Иначе. Ему было уютно, тепло. Её присутствие усыпляло глубокое чувство одиночества, с которым он уже давно сроднился. Было даже как-то необычно просыпаться без него. Как-то странно. Вчера было так безумно хорошо. Так безмерно счастливо. Она была его не только телом, но и душой. И её последние слова перед сном... Он всё ещё слышал, как она своим бархатным голосом говорит эти слова. Эти искренние и глубокие слова, которые он не слышал ни от одной женщины, не считая матери и сестры. Что ему ответить на это? Сказать, что он не знает, что такое любовь? Или солгать и сказать то, что она наверняка хочет слышать?       Ни то, ни другое его не устраивало. Уж лучше молчать.       Трус.       Именно трус. Когда он чувствовал себя так в последний раз? Он не мог вспомнить.       И чем он заслужил, чтобы рядом с ним лежала она?       Он ещё взглянул на её умиротворённое лицо: тушь небрежно размазалась вокруг глаз, несколько непослушных чёрных прядей спускались к губам, между которыми была тоненькая щель, пропускающая белую полоску зубов.       Он опустил взгляд, где одеяло наискосок прикрывало её талию, изящно оголяя верхнюю часть бедра.       Она была красива. И она была рядом с ним.       Он не любил подолгу лежать после того, как проснулся. И несмотря на всю сладость момента, решил в этом остаться верным себе, поэтому аккуратно придержал её голову, кладя на подушку. Она что-то простонала, но не проснулась, а лишь крепче прижала к себе кусок одеяла, зарывая в него нос.       Взяв телефон, он встал с кровати в чём мать родила, почти на цыпочках вышел из комнаты и максимально тихо прикрыл дверь, чтобы не разбудить её. Как и каждое утро, принял душ, надел домашние штаны и отправился на кухню, чтобы заварить чай и сделать завтрак. Открыл холодильник, вместо двух яиц, как он делал обычно, взял четыре и отправил на плиту. Пока будущая яичница тихонько шкварчала в сковороде, достал овощи и, как профессиональный повар, начал их шинковать.       В это время Микаса ещё лежала в кровати. Тоненький лучик солнца пробивался через узкую щёлку между двумя шторами и ярко светил ей прямо в глаза, вынуждая покинуть сонное царство. В памяти сразу же всплыли картинки со вчерашней ночи. Расскажи она кому эту историю, ей бы никто не поверил. Даже она сама. Хоть и полклуба видели, как она занимается любовью с ним. Детально вспомнив этот момент, она улыбнулась, пряча лицо в одеяле. Давно она не ощущала себя настолько счастливой.       Где-то на кухне слышался звук раскалённого масла и быстрый стук ножа о деревянную доску.       Микаса развернулась на спину, подставляя оголённую шею и грудь лучам солнца, сладко потянулась и скинула ноги с кровати. Окинула взглядом комнату: её платье и трусики валялись где-то в углу. Поэтому она обернулась в одеяло, оставляя открытыми плечи, и тихо пошла в ванную комнату. Там умылась, смывая остатки макияжа, и отправилась на кухню.       Он снова был в одних домашних штанах, стоя у плиты. Оперевшись о дверной косяк, она улыбнулась, любуясь его широкими мускулистыми плечами и крепкими, немного грубыми руками. В прошлый раз она стеснялась подойти к нему, но сейчас от стеснения не осталось и следа. Она, словно мышка, подкралась к нему сзади и ласково обхватила руками, целуя лопатки.       Его кожа тут же покрылась крупными мурашками.       — Доброе утро, — не оборачиваясь, поздоровался он.       — Привет, — промурлыкала она, прижимаясь к нему сильнее.       — Я буду выходить где-то через час... — на секунду Леви даже подумал предложить ей остаться на неопределённый срок, но испугался и передумал, поэтому вместо этого спросил: — Куда тебя подбросить?       Микаса отошла от него, вспоминая про свою обычную жизнь, где её всё ещё ждал Эрен. Она через силу вновь улыбнулась, стараясь не думать о предстоящем тяжёлом разговоре, и села за стол.       — Туда же, откуда ты меня вчера забрал.       — Хорошо.       Он поставил тарелки с едой на стол и сел напротив. Они ели молча, изредка наблюдая друг за другом.       Микаса поймала себя на мысли, что они с Эреном уже давно не ели вместе, сидя за одним столом. Каждый ел или, точнее, перекусывал на ходу, занимаясь своими делами. Обычно, сидя за компьютером. А это так приятно просто есть за одним столом.       Леви наблюдал за ней. Она была так приятно по-домашнему растрёпана. Одеяло соблазнительно прикрывало грудь, но при этом оголяло худые плечи. Волосы взъерошены, ни грамма макияжа. Это придавало ей какой-то уютной сексуальности. Это было так приятно сидеть за одним столом.       Телефон, лежавший на столе, негромко завибрировал, оповещая о новом смс. Леви на автомате посмотрел на экран, изучая содержимое. Неожиданно отправителем была очкастая.              – Ривай, милый мой, ты вчера был в компании прекрасной дамы, поэтому не стала тебя отвлекать, но всё же напомню, что я всё ещё жду билеты от Эрвина :) Кстати, Оруо не сможет пойти, поэтому его билет можешь забрать себе. Может быть, позовёшь кого из своих друзей <3 Я, кстати, очень рада, что ты снова начал посещать мой клуб, а то я думала, забуду, как ты выглядишь...       Стоило признаться, что про билеты он совсем забыл. Представление было уже совсем близко, поэтому надо отвезти их Ханджи как можно скорее. Желательно сегодня.       Чёртов Эрвин! Уже бы десять раз передал ей эти билеты сам, а не пытался услужить очкастой, чтобы предоставить ей лишнюю встречу с ним.       — У нас скоро юбилейное представление, — закончив с яичницей и приступив к чаю, начал Леви. — Хочешь пойти?       Она качнула головой, жуя последнюю дольку огурца и помидора.       — Что скажешь своему... — он опять хотел его назвать как-нибудь оскорбительно, но удержался, — парню.       Микаса проглотила еду и подняла на Леви глаза.       — К этому времени я поговорю с ним, — её интонация была достаточно серьёзной, что неожиданно вызвало в душе Леви некоторую радость.       Неужели она всё-таки уйдёт от него и станет свободной.       Сейчас Микаса себя чувствовала уверенной, как никогда. Она ощущала готовность сказать Эрену правду. Была готова принять его боль, была готова перенести его реакцию. После этой ночи ей было не страшно. Она боялась лишь того, что эта сказка с Леви может когда-нибудь кончиться. Остальные страхи будто испарились.       Он вышел из-за стола и направился в комнату, где лежала небольшая пачка билетов для очкастой. Достал один из них и вернулся на кухню.       — Тогда держи, — положил блестящий зелёный картон на стол.       Микаса взглянула на билет: VIP-зона у самой сцены.       — Ого, — тихо произнесла она.       — Что? — не понял он.       — Ничего, — помотала головой, — просто боюсь представить, сколько стоят такие билеты.       — Раза в два дешевле, чем твоё платье, — усмехнулся Леви, — но раз в пять дороже, чем билет на то представление, где мы познакомились.       Она старалась спокойно воспринимать такие суммы на простые развлечения, но ошарашенные глаза всё равно выдавали её смятение.       — Спасибо, — сдержанно поблагодарила она.       — Я не отдал за этот билет ни копейки, так что не за что, — немного небрежно ответил он.       Микаса промолчала. В любом случае количество неожиданных подарков от него продолжало расти. А ему хотелось дарить их всё чаще, хотелось удивлять её всё больше, о чём она даже не подозревала.       После того, как с завтраком было покончено, Леви взял пачку билетов для очкастой, вместе с Микасой спустился вниз, отвёз её до подруги, а сам направился в больницу. Наконец он дожил до выходных и теперь можно ехать к сестре.       Без стука зашёл к ней в палату. Изабель лежала, уткнувшись в телефон. Кажется, она стала ещё худее, кожа побледнела, а глаза потускнели. Трубка с кислородом у носа только прибавляла общей болезненности её виду.       Сердце защемило. Но Леви сдержал свои переживания, чтобы она лишний раз не забивала себе голову его самочувствием.       — Привет, — поздоровался он, садясь на стул рядом с кроватью.       — Привет, — нехотя поздоровалась она и уткнулась в телефон, делая вид, что его здесь нет.       С прошлого раза ничего не изменилось. Изабель была всё так же обижена. Леви не стал выжидать, но решил поговорить с ней сразу.       — Тебе Петра что-то брякнула?       Верное предположение брата привлекло её внимание, и она обиженно глянула на него:       — Не брякнула, а сказала, — обратно уткнулась в свой телефон.       — Хорошо, и что же она тебе сказала? — терпеливо продолжал Леви, стараясь не выйти из себя из-за этой рыжей стервы, виновной в обиде Изабель.       Она резко откинула одеяло и так же резко развернулась к нему.       — А сам как думаешь?!       Леви оставался спокойным. По крайней мере внешне.       — Что-нибудь по поводу моей личной жизни, полагаю.       — Да! — громко заговорила она. — Братик, как ты мог?! Это же подло, низко и омерзительно!!! — срывалась она, красочно жестикулируя руками.       Леви чувствовал, что в ней накопилось немало эмоций, с которыми она не могла никак совладать. Поэтому он внимательно слушал, не перебивая. На его лице всё ещё не прослеживалась ни одна эмоция, хотя внутри ему искренне хотелось пристрелить Петру за то, что суёт нос куда не надо.       А пока Изабель продолжала:       — Неужели тебе до той степени всё равно до чувств других?! Неужели ты думаешь только о себе? — она тяжело дышала. Было видно, что это ей давалось нелегко. Она выжидающе смотрела на него, даже не зная, что хотела услышать в ответ.       — Это моя личная жизнь, и тебя она не должна волновать, на моё отношение к тебе она никак не влияет, — он говорил без лишних эмоций.       Изабель растянула губы, оголяя зубы. В её глазах заблестели слёзы.       — Но меня она волнует!       — Почему? — Леви понимал почему, но она должна была высказаться.       — Да потому что я не думала, что ты на самом деле ничем не отличаешься от нашего отца! — она заревела. — Ты совсем не отличаешься, ты такой же!       — У меня нет детей, и я никого не бросал, — только перед сестрой он мог так... Оправдываться? Или терпеливо объяснять ей такие личные вещи.       — Ты и не планируешь! Петра мне всё про тебя рассказала! Как ты... — она не могла произнести это вслух, — как ты некрасиво поступал с девушками и пользовался ими!       Какая же она сука... — ещё раз подумал про себя Леви.       — Знала бы ты, как сама Петра умеет некрасиво поступать. Вот тебе наговорила явно лишнего, — он устало потёр переносицу.       — Ты как отец, братик, — громко плакала сестра, — перекладываешь всё на других и выгораживаешь себя. Такой же, как отец, и такой же, как Сэм! Ничем не отличаешься! Совсем не отличаешься! — она почти кричала.       Его сердце разрывалось от её плача. Его не волновало, что она обвиняет его в том, что её совершенно не касается. Хотя, может быть, от части она всё-таки права. Но сейчас это всё было так не важно. Кто прав, кто виноват, да какая разница? Лишь бы ей было лучше, лишь бы она перестала плакать и снова улыбнулась своей лучезарной улыбкой.       Он хотел было подойти к ней и обнять, но она отмахнулась.       — Я не хочу! Не трогай! — она резко начала кашлять, плюясь кровью на белое одеяло.       Страх. Ступор. Ей явно становилось хуже, и болезнь прогрессировала.       Леви не слышал, как звал врача. Казалось, что он потерял голос. Он не слышал, как медсёстры вежливо просили его покинуть палату. Его насильно выводили наружу, взяв под руки. Он сопротивлялся, что-то кричал Изабель. Он не помнил что. Его усадили где-то на лавочке в коридоре и насильно заставили выпить стакан с чем-то успокоительным. Люди ходили мимо, говоря о чём-то своём. Некоторые смеялись, кто-то благодарил врачей за выздоровление, другие грустно вздыхали. Но Леви не было до них никакого дела. Он упёрся затылком о стену, наблюдая за маленьким паучком, что полз где-то по потолку.       Ещё через какое-то время подошёл врач в очках. Он сел рядом, открывая папку с бумагами. Долго объяснял о состоянии Изабель. Леви старался слушать, но не мог сосредоточиться, чтобы понять всё досконально. Понимал лишь одно: ей не становилось лучше. Скорее, наоборот. Вопрос напрашивался сам по себе.       — Сколько? — хриплым голосом спросил Леви. Он чувствовал, как по его лбу течёт маленькая капелька пота.       Доктор выдохнул, снял очки, выдержал паузу ещё немного и сказал:       — Я не могу точно сказать, но не больше месяца...       Прозвучало, как приговор. Леви понимал, что это неизбежно, но всё же эта новость ударила, словно молотом по голове. Словно гром среди ясного неба. Неужели так скоро? Неужели так скоро её не станет? Как их матери...       Не хочу. Не хочу. Не хочу. — Отчаянно крутилось в голове.       Почему он должен потерять её? Почему она должна уйти от него? Почему она должна прекратить дышать и улыбаться навсегда?       Этот мир жесток и несправедлив. Даже слишком.       — Когда я снова могу её навестить? — без сил спросил Леви. Все эмоции варились где-то внутри. Где-то очень глубоко они кричали от боли.       — Мы будем наблюдать за её состоянием. Пока не стоит. Рядом с вами она слишком сильно срывается, что может ещё больше усугубить её состояние.       — Ясно, — тихо ответил Леви, встал со своего места и направился прочь из больницы.       Достал телефон и написал Изабель короткое смс:       – Сестрёнка, я тебя очень люблю.       Она была единственным человеком, кому он искренне мог сказать эти слова.

***

      Дома было тихо. Только негромкие звуки мышки и клавиатуры — Эрен снова играл во что-то. Вот сейчас он закончит, и она позовёт его для разговора.       Не здороваясь, Микаса сняла туфли и прошла на кухню, чтобы заварить чай для себя и для него. Путь до кухни проходил мимо двери в комнату, где сидел он. И стоило ей пройти мимо двери, как она услышала в свой адрес ожидаемый вопрос:       — Ты где была? — он, как и она, не здоровался.       Микаса застыла на месте, оборачиваясь к нему лицом. Он не смотрел на неё, а смотрел в монитор, будто специально игнорируя. Будто проверяя её. И у него это получалось.       Микаса молчала какое-то время. Куда делась уверенность, что была с утра? Что с ней случилось? Почему вдруг коленки вновь подкосились от страха? Смелость, скуля, спряталась куда-то далеко, словно трусливая собачонка. Неужели один прямой вопрос от Эрена способен выбить из-под неё землю?       Да, чёрт возьми, она уже всё решила ещё с утра! Ещё с утра она была уверена как никогда! Что случилось сейчас? Почему? И нет, совесть молчала. На сцену вышел страх, будто обидевшись за то, что с утра она его так уверенно отвергла.       — Полагаю, что у Саши? — его обычный спокойный голос отдавал холодком.       Ну давай, Аккерман, скажи! — внутренне пинала себя Микаса. Но страх брал свой реванш, вынуждая её и дальше врать.       — Да, — она увела глаза в сторону.       Трусиха!       Эрен неожиданно встал со своего места и направился к ней. В его глазах читались тревога и подозрительность.       — Что с тобой происходит? — он подошёл почти впритык.       Ну же, скажи! Скажи! Скажи!       — Да, ничего, всё хорошо.       Жалкая трусиха!       Наверное, именно так ломаются юношеский максимализм, смелость и вера. Уверенность, что была перед битвой, разлетается на мелкие осколки при первом же ударе врага. От уверенности не остаётся и следа.       Эрен медленно положил руку на её щёку.       Она вздрогнула.       Тот начал нагибаться, чтобы поцеловать её, но Микаса развернула голову в последний момент. Она больше не будет его целовать. Никогда. Просто потому что не может. Не хочет. И даже страх её не заставит.       — Значит, ничего? — с ещё большей подозрительностью.       Ещё один шанс сказать.       Ну же, скажи!       — Ничего.       Омерзительная трусиха!       — Ну, хорошо, — Эрен вышел в прихожую и накинул на себя куртку.       — Ты куда? — машинально спросила Микаса.       — Пойду развеюсь, — как-то слишком спокойно ответил Эрен и захлопнул за собой дверь, оставляя Микасу одну со своими мыслями.       Она опять не смогла. Она была так уверена, что сможет, но снова провал. Оглушительный и позорный провал.       Трусиха.       Ей было стыдно и противно от себя самой.       Омерзительно.