***
Она рыдала. Натурально рыдала в его руках, а Бьякуя крепко прижимал ее к себе, тяжело дыша. Он сейчас ненавидел себя за то, что отважился рассказать ей правду. Он чувствовал себя бесконечно виноватым и причастным к смерти Хисаны. Словно это он отдал приказ. Ведь он — причина. Это он привел их в эту семью. — Рукия, девочка моя, — прошептал он, жмурясь, — прости, я сам не знал… Мне так жаль… Девушка подняла на него покрасневшие глаза: — За что? Господи, за что? — она вновь уткнулась лицом в его юкату, вцепляясь пальцами в шелк. — Брат… — Я старался уберечь тебя от этого. Я тоже виноват, я не рассказал тебе всей правды о том, как ее не стало. Это… так жестоко… — он не выдержал, его голос сорвался, и он опустил голову, дрожа. Не при ней, нельзя показывать слабость. — Я всегда хотел, чтобы ты помнила ее счастливой. Она не заслужила того, что с ней сделали. Ты не заслужила выносить теперь все это. Я так виноват перед тобой, Рукия… Сестра выдохнула и вновь взглянула на него, положив ладонь на его щеку: — Что ты говоришь такое? — она всхлипнула и вытерла второй рукой слезы. — Ты самый лучший, Бьякуя. Ты так старался для нее, ты обеспечивал ее и меня, из кожи вон лез, чтобы мы были счастливы, хотя ты и не был обязан этого делать. Я видела, как ты на нее смотрел. Ты ее любил, по-настоящему любил. Я верю тебе, потому что ты — тот, кто сделал мою сестру любимой и желанной, она заслуживала этого, после того, что ей пришлось вынести, — девушка опустила голову, понимая, что увлеклась, — прости, я назвала тебя по имени, брат… Он горячо обнял ее, чувствуя невероятное облегчение. Она не винит его. Она все еще верит. Так похожа на Хисану… — С каких пор называть по имени — это преступление? — слабо улыбнулся он, — Рукия, я все еще чувствую свою вину, ведь я молчал. А теперь еще и это… Я обязательно разберусь в этом всем, обещаю тебе. Завтра мы должны будем поехать на съезд клана. Я не знаю, смогу ли я сохранять самообладание перед Гинреем… Прикосновение миниатюрных ладоней сестры к его лицу подействовало успокаивающе, Бьякуя закрыл глаза, а Рукия улыбнулась: — Мы справимся, брат. Все будет в порядке. То, что ты мне рассказал, не покинет порога этой комнаты. — Спасибо, сестренка, — прошептал он, прежде чем ощутить на губах неуверенный поцелуй и резко отшатнуться. Рукия отпрыгнула от него, с каждой секундой краснея все сильнее: — П-прости, я… Боже, что на меня нашло! — она закрыла лицо ладонями и задрожала, — Прости, брат! Бьякуя, я… Прости! Я… Я не так это… О, Господи! — она присела на корточки, пряча горящее лицо. Бьякуя несколько секунд ошарашенно смотрел на нее. Или это общее горе на них так подействовало, что у них обоих уже крыша едет, или… А о другом варианте лучше и вовсе не думать. Жизнь и так за последние пару дней преподнесла Бьякуе кучу сюрпризов. Хватит с него. Он подошел к сестре, которая все продолжала сидеть, пряча лицо в ладонях: — Рукия, милая, все хорошо. Я напугал тебя? Девушка шокировано посмотрела на него: — Но ведь я же… — Я уже об этом забыл, — он поднял ее и прижал к себе. — Все нормально. Нам нужно отдохнуть. Я прикажу прислуге, чтобы приготовили тебе хорошую ванну с лавандовой солью, как ты любишь. Рукия закивала. Бьякуя провел ее до комнаты и, отдав приказ служанке, ушел вниз в гостиную, где Ренджи продолжал с самым недовольным видом переключал каналы телевизора. — Я слышал, что она плакала, — мужчина встал, хмуро глядя на Бьякую, — что ты ей сказал? — Это касается только клана Кучики, и наших с ней дел, Абарай, — Бьякуя устало прикрыл глаза, — я могу тебя заверить: сейчас ей готовят отменную ванну и позаботятся о том, чтобы ей было хорошо. — А кто позаботится о тебе, Бьякуя? — Ренджи подошел ближе, намереваясь коснуться плеча капитана, но тот сделал шаг назад: — Я сам с этим прекрасно справлюсь сегодня. — Подрочишь? — красноволосый скептично сложил руки на груди. Бьякуя чувствовал, как крупицы самообладания покидают его. — Ренджи, — он приблизился вплотную к его лицу. Увидев, что Абарай испугался не на шутку и заговорил вполголоса. — Я безумно тебе благодарен за беспокойство. Благодаря этому я нашел в себе силы поговорить с Рукией. Это я говорю максимально серьезно. Но я тебя убедительно прошу, не смей думать, что ты стал ко мне ближе. Лучше бы тебе заботиться о ней, а не обо мне, ведь на ней ты все-таки женился, пусть и по расчету. То, что когда-то между нами произошло, осталось в прошлом. Ты продолжаешь со мной работать. Но если ты посмеешь еще хоть раз заговорить со мной в подобном тоне — я сверну тебе шею. Надеюсь, ты меня понял. Не дожидаясь ответа Ренджи, он отвернулся и ушел наверх, чувствуя, как подрагивают его кончики пальцев. Стойкое чувство дежавю не покидало его. Но в чем была принципиальная разница между этими двумя? Почему Гриммджоу он мог доверить свою жизнь, а Ренджи — нет? Хотя Абарай был таким же сорвиголовой, и ради Бьякуи был готов броситься и в огонь, и в воду. Он был таким же нахальным и дерзким. И в постели был неплох… Но смотрел всегда с такой преданностью и обожанием, что становилось неловко. Разница была. Он достаточно резко это осознал и застыл. Ренджи любил его. А Гриммджоу нет. Он хотел, но не любил. Да, он ради Бьякуи бросался под пули, но делал это скорее из дружеских и профессиональных побуждений. Он свободолюбивый, похабный говнюк, который просто берет то, что захочет. И Бьякуя всего лишь был его очередной, пусть и своеобразной, добычей. И Кучики не был против, зная, что дальше их пути разойдутся. Никто и никому ничем не был обязан. Бьякуя остановился наверху, глядя на то, как Ренджи сел на диван и обхватил голову руками. Почему-то даже это внутри него ничего не колыхнуло. Он точно сделал ему больно. Но еще больнее осознавать, что человек может пострадать куда серьезнее, будь его чувства взаимными. Ренджи еще когда-нибудь поблагодарит Бьякую за то, что он отверг его так резко и грубо, не давая надежд. Сейчас ему будет больно. Но любить Бьякую Кучики опасно. Хисана испытала это на себе в полной мере.***
Рано утром он с Рукией приехал в родовое поместье, и теперь они стояли в окружении прислуги, которая всячески рядила их в шелковые традиционные наряды. Бьякуя соболезновал сестре — после свободной полицейской формы наряжаться в тяжеленное, хоть и безумно красивое, шелковое лиловое кимоно — удовольствие не из приятных. Таковы правила древнего клана — необходимо выглядеть порядочно на общих собраниях. Бьякуя терпеливо ждал, пока служанки приведут его белоснежное, расшитое черными лилиями хаори в порядок. Хаккама, к счастью, были черными и лаконичными, и в особом внимании не нуждались. — Господин Кучики… — одна из девушек протянула ему шкатулку, в которой лежали фамильные дорогие заколки — кенсейкан. Дедушка всегда настаивал на том, чтобы его внук носил фамильную драгоценность, и надевал их только собственноручно, не доверяя это никому. Идеально расчесанные волосы Бьякуя, встав напротив зеркала, осторожно разделил на несколько прядей и закрепил на них заколки сверху и над правым ухом. Затем внимательно оглядел свое отражение и понял, что привычка застегивать кенсейкан идеально никуда не делась. — Брат… — восторженно прошептала Рукия, появившись рядом, — ты выглядишь так… величественно. Он оглядел ее. Девушка за годы проживания в семье Кучики, выучила правила ношения кимоно. Раньше она постоянно норовила сутулиться, или ходить свободным шагом, из-за чего на нее постоянно косились, но в присутствии Бьякуи и слова не смели сказать. Теперь же она выглядела как истинная аристократка — прямая спина, на прекрасном лиловом кимоно не было ни складочки, и прическа девушки была аккуратно уложена в узелок на затылке. Бьякуя даже залюбовался ею. — Хорошо хоть лицо разрисовывать не заставляют, я бы со стыда сгорела, — неловко улыбнулась Рукия, стремясь нарушить неловкое молчание, — нам уже пора? Бьякуя посмотрел на часы: — Да, нас уже ждут. В коридорах прислуга кланялась, а прочие члены клана, встречающиеся ему на пути, просто кивали и шли вперед, в общий зал, где уже почти все собрались. Бьякуя, увидев Гинрея, подавил в себе желание завопить от ярости. Он мельком взглянул на Рукию — она была невозмутима. Возле главы клана было свободное место для него, Бьякуи. Рукия должна была сесть в противоположном конце стола. Кивнув сестре, брюнет степенно прошел по залу и, наконец, занял свое место за столом, поприветствовав главу клана. Общий съезд клана Кучики происходил два раза в году — в последние дни первого месяца весны, на Ханами — праздник цветения сакуры. И второй раз — в третий понедельник сентября — день почитания старших. И если Ханами Бьякуя рад был встречать с кланом в этом году, то вот второй праздник теперь он ненавидел. Но решил выждать, чем же это светопредставление в итоге кончится. Старший Кучики оглядел гостей и семью, в зале стало тихо. Все посмотрели на него, ожидая, когда глава семьи начнет говорить. — Я благодарю вас за то, что вы нашли время и приехали на этот праздник, — заговорил Гинрей. — Сегодня у нас будет очень важное мероприятие, которое решит судьбу клана Кучики. Сегодня будет принято решение, кто станет новым главой. В зале пробежалось встревоженное перешептывание, а Бьякуя оцепенел. Такого он точно не ожидал. Гинрей решил передать свои полномочия? О таких вещах обычно предупреждают заранее, но его дедушка решил бить сразу в лоб. — Также, — продолжил глава клана, — сегодня будет поднят вопрос о женитьбе моего внука, Бьякуи. Мы знаем, что несколько лет назад он остался вдовцом, что, несомненно, очень прискорбно. Но необходимо понимать, что клан нуждается в наследнике, которому в будущем будет передан пост главы. Недвусмысленный намек на то что следующим главой семьи станет именно Бьякуя, никого не удивил, и десятки любопытных взглядов устремились на него, пока сам мужчина стоически сдерживался, чтобы не закричать от ярости. Женитьба? Он издевается?! Какого черта вообще происходит? Его спросить не забыли случайно? Перемена эмоций на лице внука не укрылась от проницательного Гинрея. Он взглянул на Бьякую: — Мой дорогой внук, у тебя есть, что сказать на это? — Да, господин Кучики, — он изо всех сил придавал голосу привычную отстраненность, — почему вы не предупредили меня о том, что собираетесь передать ваши полномочия мне? Я бы подготовился тщательнее к нашей встрече. — Для того и существуют семейные торжества, чтобы на них оглашать подобные вещи, — Гинрей не растерялся, хоть и был застигнут врасплох внезапным вопросом. — Что же касается твоей свадьбы… Рукия в панике посмотрела на брата. Бьякуя сжимал кулаки до боли, ногти больно впивались в кожу, но на лице его не дрогнул ни один мускул. Он терпел из последних сил. — Мы уже нашли тебе невесту, — закончил Гинрей, и терпение Бьякуи, наконец-то, лопнуло. Он поднялся, резко выпрямив спину: — Я отказываюсь от поста главы. Присутствующие дружно ахнули, а Рукия поджала губы и опустила голову, стараясь не разрыдаться от страха. — Бьякуя, — в голосе Гинрея заскользили угрожающие нотки, — как ты прикажешь понимать твои слова? — Как хочешь — так и понимай. Я отказываюсь от поста главы клана Кучики. Я не собираюсь возглавлять клан лицемерных убийц. И ведь ты прекрасно понимаешь, о чем я… — он внимательно посмотрел на опешившего главу клана. Он вытащил из кармана хаори телефон и поднял руку. — Заткнитесь и послушайте. В повисшей тишине громом прозвучала злополучная запись из больницы. — Откуда… — Гинрей внимательно посмотрел на внука, — откуда у тебя это? — Я ведь не зря работаю в полиции, — ядовито улыбнулся Бьякуя, — ты — убийца, Гинрей Кучики. Ради своего благополучия и лживого мнения этих лизоблюдов, — он обвел рукой зал, — ты готов убивать, наплевав на чувства собственного внука. Ты действительно думал, что я никогда не узнаю о том, что ты убил Хисану? — Бьякуя, немедленно прекрати этот балаган, — голосом Гинрея можно было заморозить кипяток за секунды, — ты сам виноват. Ты нарушил законы клана! — Чего стоят эти самые законы, если их нужно подкреплять кровью невинной женщины? — глаза младшего Кучики горели. — Я не позволю тебе растоптать мою честь. Ты убил мою жену. — Твоя жена была грязной простолюдинкой, которой не место в благородном доме. И если ты не способен этого понять, то ты недостоин называть себя благородной фамилией Кучики! — Гинрей не выдержал и встал со своего места, надменно глядя на внука. Бьякуя лишь кивнул и, сняв с головы кенсейкан, со всего маху расколотил его об землю. Затем он подошел к плачущей Рукии, бережно взял ее под руку и просто ушел, под изумленные и шокированные взгляды родственников и гостей. Молча, и не глядя больше ни на кого. — Брат… Зачем же ты так… — всхлипывала девушка, — ты же теперь… — Ничего со мной не случится, Рукия, — Бьякуя твердо смотрел вперед, — он не сможет выгнать меня из клана. Я — единственный наследник. Но теперь они все знают, кто он такой на самом деле. Он закрылся в своих покоях вместе с Рукией и ждал, пока прислуга вежливо и тактично спровадит гостей. Праздник был безнадежно испорчен, и продолжать весь этот фарс не было смысла. Все без умолку судачили о произошедшем, и Бьякуя слышал разные мнения. Некоторые поддерживали его решение, и осуждали главу клана, а другие яростно осуждали его дерзкое поведение и «полное неуважение к старшим, как вообще допустили такое». Гинрей пришел к нему позже. Увидев Рукию, которая спала на коленях брата, он презрительно скривился: — Почему она еще здесь? — Потому что она — все, что осталось в память о моей супруге, — Бьякуя осторожно поднялся и подложил под голову девушки подушку, — и я не позволю тебе это растоптать. — К чему было устраивать весь этот спектакль? Ты хотел меня опозорить? Ты добился своего, — Гинрей прямо смотрел на внука. — Так почему ты еще здесь? — Я хотел посмотреть в твои глаза, дедушка, — Бьякуя взгляда не отвел, — каково это — быть убийцей? Знать, что ты распорядился вычеркнуть Хисану из жизни клана? Словно ее не существовало никогда. — То, что ты захотел поиграться в доблестного героя, спасающего ободранных котят из горящего дома, еще не значит, что этих лишайных животных нужно нести в чистый дом, где у всех аллергия на кошек. — Вот кто для тебя она, да? — Бьякуя взглянул через плечо на Рукию, которая только чудом не просыпалась и не слышала всего, что говорил Гинрей, — лишайный котенок… Наплевать, что она всегда смотрела на тебя с восхищением и уважением. И что Хисана считала тебя благороднейшим человеком. Тебе всегда было наплевать. На них. И на меня. Гинрей нахмурился: — Ты продолжаешь делать мне больно своими словами, Бьякуя. Неужели они для тебя важнее клана? Бьякуя мрачно оглядел его, размышляя. Что его удерживает? Зачем ему это все? С одной стороны была честь клана, благородное имя и статус. Но с другой — Кучики ничего не держало, кроме этого. И первое, и второе, и третье — это репутация. То, каким его видят окружающие. Но неужели это важнее… — Мы не найдем с тобой общий язык, Гинрей, — брюнет покачал головой, — я ухожу. — Ты не можешь, — голос Гинрея наконец дал трещину. — Ты ничего мне не сможешь сделать. А меня ничто здесь больше не держит, — Бьякуя поднял Рукию на руки, и, обойдя Гинрея, покинул поместье. Они ехали в машине до дома Бьякуи, и мужчина чувствовал, как ему становится немного легче. Рукия доверительно прижималась к нему, и только ради этого Кучики был готов сворачивать горы. Последняя память о его любимой жене. Он поклялся, что будет заботиться о ней всегда, несмотря ни на что.