Убей дракона

Сколько Сигурд себя помнил, ему просто хотелось иметь друзей. В детстве он жил при дворе отчима, мужа своей матери, Хьордис, к которому она, вдова доблестного конунга Сигмунда, попала как простая служанка, и хотя отчим хорошо относился к нему, всегда чувствовал себя чужим, лишним. Наверное, поэтому он, будучи ещё совсем мальчишкой, и привязался к угрюмому карлику-кузнецу, Регину. Постоянно бегал к нему в кузницу, слушал его рассказы о драконе Фафнире и золотом кладе. Регин тоже был таким как он — нищим, взятым из милости. Да, отчим Сигурду дал оружие и коня, но как будто бы подал милостыню. Регин же трудился не покладая рук, занимаясь нужным и тяжёлым кузнечным делом, отрабатывая кров над головой. Наверное, поэтому и согласился помочь Регину отомстить за убитого Фафниром отца, убить дракона. Ему казалось, что прославившись, совершив немыслимое, он начнёт всем нравиться, его примут по-настоящему. А ещё он действительно хотел помочь Регину, потому что тот был его единственным другом. Дракона он убил, получил великий клад, да только всё, что было затем, оказалось совсем не таким, как представлял юный и глупый герой. Первым разочарованием было предательство Регина — если бы не помощь таинственного одноглазого старика, Сигурд погиб бы вместе с драконом, прислушавшись к дурным советам своего друга и наставника. Регина он, конечно, убил, но горечь никуда не делась. Оказывается, карлик просто использовал его, надеялся захватить золото в одиночку, не делясь с дурачком-исполнителем. Сигурд очень хотел найти настоящих друзей, сильных, способных прикрыть спину, а не таких, как карлик-кузнец с его недобрыми замыслами. Он устал быть один. Спящая валькирия в кольце огня была прекрасна — особенная девушка, волшебная, дева-лебедь. И только его: никто больше не смог бы пройти сквозь огонь, разбудить её. Но он не был уверен, что достоин волшебной королевны, хоть и скрывал это перед ней, пытался вести себя уверенно. Никому и никогда он не был нужен просто так, без задних мыслей. Он поклялся взять её в жены, но сначала он должен был найти дом, достойный её, куда смог бы привести такую, как гордая валькирия. Прибыв к готским конунгам Гуннару и Хегни с их сестрой Гудрун и мудрой матерью Гримхильд, он думал, что нашёл такой дом. Что нашёл братьев, которых у него никогда не было. Что доблестные воители благородны и не будут им пользоваться. Даже узнав, что они дали ему дурманное зелье, чтобы он женился на Гудрун, забыв свою валькирию, Сигурд пытался оправдать их. Думал, что Гримхильд сделала это из-за любви Гудрун к нему, а не ради того, чтобы привязать его к ним и заполучить в семью его золото… не ради того, чтобы он помог Гуннару завладеть Брюнхильд, валькирией, которая поклялась принадлежать только ему, Сигурду. Но ведь так и вышло, и из-за Гуннара, Гудрун и Гримхильд он нарушил клятву, данную Брюнхильд, и сама она стала клятвопреступницей. Но ему все казалось, что Гуннар, конунг от рождения, привыкший править, больше подходит гордой валькирии, чем он сам. Тем более, поначалу она всячески обдавала его и Гудрун высокомерным презрением. А Гудрун любила его просто так, не как победителя дракона и владельца золотого клада. А может, это только так казалось в дурманном тумане принятия желаемого за действительное… Валькирия всё равно была волшебной и прекрасной, её нельзя было не желать. В тайне Сигурд злился, что ею владеет Гуннар, но ничего не делал — ни Гуннар, ни Гудрун не заслужили ни измены, ни обиды. Наверное. Когда над Рейном клубился утренний туман, Гудрун и Брюнхильд, пришедшие туда купаться, поссорились. Гудрун не была виновата — гордая Брюнхильд унизила её, назвав женой слуги и указав ей её место рядом с супругой конунга. Гудрун, как потом рассказала мужу, хотела поставить её на место, и раскрыла ей правду, кто на самом деле прошёл испытание ради её руки, проехав через огненный ров, кто провёл с ней три ночи в одной постели, обесчестив гордую валькирию. Впрочем, на самом деле этого как раз не было… Брюнхильд слегла, снова впав в болезненный сон, как прежде, когда они ещё не знали друг друга. Сигурд подумал тогда, что она только кажется сильной, на самом деле, её легко сломать. Всё из-за болезненной гордости волшебной девы, которая хотела водить дружины в бой и командовать третью войска отца, а не выходить замуж. Он не знал, что ему делать, ведь он понимал, что виноват перед ней, не только нарушив клятву, но и принудив к нежеланному браку. Сигурд решился придти в спальню теперь уже совершенно точно чужой жены, сначала пробудив её от тяжёлого болезненного сна. «Я сделаю всё, чтобы ты жила, — сказал он тогда. — С самой твоей свадьбы с Гуннаром колдовской туман спал с меня, и я каждый день жалел, что так вышло, но брачные клятвы уже были произнесены. Мы можем оставить это королевство, и уехать вместе». Но валькирию, кажется, в первую очередь волновало то, что подумают о ней люди. «Никогда про Брюнхильд, дочь Будли, не станут говорить, что у неё было два мужа, — только и ответила она. — Гримхильд с Гуннаром и Гудрун разрушили наше счастье, возжелав чужое. Никому не будет прощенья за то, что я стала клятвопреступницей, изменив своему слову принадлежать лишь тому, кто преодолеет огненный вал». Только умирая от предательского удара меча в ночи, Сигурд понял, что Гуннар никогда не считал его другом и братом, что он завидовал ему. Что Гримхильд действительно хотела получить его сокровища. Он хотел верить, что Брюнхильд или Гудрун когда-нибудь видели в нём кого-то, кроме владельца золотого клада, но и он сам видел в них королевских дочерей, предав обеих. Жадность и зависть — то, что делает драконами обычных людей, и в каждом из нас живут эти драконы. Нет проклятья на золоте, нет без тех, кто жаждет завладеть им. Это — просто металл. Люди сделали его своим проклятьем, построив свою систему распределения жизненных благ.