Банальная история (18+)

Он поймал Хёнджина в укромном уголке за школой, когда тот зазевался и открыто пошёл за ним после занятий. Чанбин притаился за выступом стены и, когда альфа, тревожно осматриваясь, вынырнул прямо на него, в одно движение прижал его к стене, ухватив за плечи. Хёнджин от неожиданности охнул низким голосом и замер под сердитым взглядом Со. — Ты задрал меня, Хван Хёнджин, — тихо и зло сказал Чанбин. — Чего тебе от меня надо? Чего ты таскаешься за мной? Жить надоело? Хёнджин не отвечал, просто смотрел своими потрясающе красивыми глазищами и чуть плыл губами в какой-то дурацкой улыбке. Чанбин обречённо вздохнул и переместил правую руку поперёк его горла. Он ведь честно пытался донести информацию доходчиво. Что вообще происходит? — Ты меня слышишь, красавчик? — чуть громче и гораздо агрессивнее спросил он. — Я тебя вижу слишком часто вот уже две недели, и меня это напрягает. Ты что, следишь за мной? — Немного, — прохрипел Хёнджин. Он положил свою руку на руку Чанбина, перекрывавшую его горло, и попросил: — Пусти, пожалуйста. Я… скажу. Чанбин тут же его отпустил и сделал два шага назад, поудобнее перехватив свою сумку. Хёнджин потёр горло, на котором остался след от руки, и Чанбин отметил, что кожа у альфы уж слишком нежная. Хёнджин смотрел ему в лицо, не отрываясь, и глупая улыбка снова появилась на его лице. — Я жду, — мрачно напомнил Со. — Я поспорил на тебя, Со Чанбин, — выдал Хёнджин, всё с той же улыбочкой пялясь на Чанбина. — Поспорил, что затащу тебя в постель к середине следующего месяца. Чанбин потерял дар речи. И непонятно, что именно сбило его с толку: то, что на него поспорили, то, что это сделал красавчик всея университета Хван Хёнджин, или даже то, что эта тварь только что ему в лицо в этом призналась. — Я… — Чанбин поперхнулся и вынужден был пару раз кашлянуть. — Я не знаю, Хван Хёнджин, кто сказал тебе, что ты бессмертен, но даже с твоим уровнем тупизма в это не стоило верить!.. — Нет, подожди! — крикнул Хёнджин и на удивление ловко перехватил кулак, который уже летел ему в челюсть. Он резко вывернул руку изумлённого до крайности Чанбина, прижал омегу спиной к своей груди и тут же блокировал удар локтем второй руки в бок, который Бин нанёс на автомате. Хёнджин буквально секунду держал его полностью зажатым в своих объятиях, а потом легко оттолкнул от себя и сказал умоляющим тоном: — Да подожди ты! Со Чанбин, эй! Очнись! Но Чанбин снова бросился на него, намереваясь прописать кулаками в торс, однако был снова перехвачен и с заломленной за спину рукой прижат грудью к стене. Чанбин не понимал, что происходит. Никогда в жизни он ещё не был в таком положении, что не смог достойно наказать того, кто его оскорбил. В голове у него это никак не могло уложиться, он просто пытался вырваться из стальной хватки Хёнджина. Красавчика Хёнджина! Со взглядом принца из сказки, длинными тонкими пальцами, длинными тёмными волосами, схваченными в абсолютно не брутальный хвостик! Золотого мальчика Хёнджина, который не огребал за свою немужественность только потому, что мог любого убить словом и полностью мог рассчитывать на бездонный кошелёк своих родителей, владевших сетью больших продуктовых магазинов и безумно обожавших своего сынулю! Танцора Хёнджина, который на каждом студконцерте в конце семестра рвал зал и сердца нежных омежек в клочья завораживающе прекрасными движениями своего стройного, гибкого и абсолютно не мощного, как ожидаешь от альфы, тела. Плюс, когда он шёл на сцену, то наносил макияж, лёгкий, но вполне себе видимый. Плюс откровенно заботился о своей внешности. Всё это очков ему как альфе в глазах Чанбина вообще не добавляло. А вот в сердце и душу добавляло. И это безумно бесило гордого и независимого, а главное, сильного и подкачанного омегу, но официально это было «Фу, господи, и это альфа? Да я его одной левой порву». И вот внезапно тренированный и дерзкий Чанбин отирает мордой стену, а изящный и весь из себя мажористый Хёнджин зажимает его так, что омега чувствует поясницей, что ситуация альфу в принципе радует. — Пусти, — прохрипел теперь уже Чанбин. — Пусти, сука! — А ты не будешь пытаться меня убить? — томным шёпотом спросил Хёнджин прямо ему в ухо, от чего у Со мурашки побежали по телу и что-то нехорошее дёрнулось внизу живота. — Пусти! Не трону я тебя, — он уже почти кричал, яростно цепляясь свободной рукой стену и пытаясь с её помощью оттолкнуться и скинуть с себя наглеца, который практически лёг на него и сладко дышал ему в шею. — Ты так пахнешь, — очень не к месту прошептал ему Хёнджин, внезапно обнимая за талию. — Обожаю гибискус. Ты знаешь, что его называют цветком смерти? За кроваво-красные цветы… Тебе подходит этот запах, Со Чанбин… Сказать, что Чанбин в шоке — это ничего не сказать. Откровенно говоря, правильнее было бы выразиться матом, но Чанбин мат не любил. Знал хорошо, но любить — не любил. Поэтому он просто молча сделал очередную попытку выбраться из этих… смущающих… объятий, и его внезапно отпустили. Он развернулся резко и с намерением обороняться, но Хёнджин уже стоял в трёх шагах от него и поднимал скинутую при подготовке к нападению сумку Чанбина. Под изумлённым взглядом встрёпанного и тяжело дышащего омеги альфа осторожно отряхнул её и протянул Со. — Поговорим? — спокойно предложил он. Чанбин резко выхватил сумку из рук Хвана. И ему хотелось в этот миг послать Хёнджина за все его художества, но… Но ему стало интересно. Зачем-то же сказал ему этот придурок о своих планах? Да и что скрывать, на Хёнджина он заглядывался с первого курса. Ненавидел себя за это, при каждом удобном случае ржал над этим недоальфой со своим другом Феликсом, но спроси тот, с чьим именем кончает Чанбин в свои течки всё это время, — и это был бы прямо сюрприз-сюрприз. Хотя Чанбин, естественно, никогда бы Феликсу не признался. Он себе-то признаётся через раз. — Говори, — холодно предложил он Хёнджину. — Нет, я есть хочу, — лукаво ответил тот, качая своим дурацкий пушистым хвостиком. — Ты идешь со мной в «Печеньку», и мы там разговариваем. Я угощаю. Условия этого ультиматума были слишком хороши. «Печенька» — любимое кафе Чанбина, который хотя и был весь из себя сильный и независимый, сладкое любил безбожно, а против тамошнего «Наполеона» вообще никогда не мог устоять. Да и капучино там такой делали, что просто вау. Но Чанбину нужен был мир на своих условиях. — Нет, — холодно возразил он. — Мы идём в «Стейкин хауз». Я нормально пообедать хочу. И платит каждый за себя. И ты мне всё рассказываешь, как только мы делаем заказ. — Хорошо, — расплылся в улыбке Хёнджин. — И ты перестаёшь улыбаться этой своей дурацкой улыбкой, — из вредности добавил Чанбин, потому что такое быстрое согласие между ними его встревожило и заскребло в душе коготками недоверия к самому себе. — Нет, этого я не могу обещать, — смеясь, покачал головой Хёнджин. — Чем она тебя не устраивает? Всем нравится. «У меня сердце замирает, когда я её вижу так близко», — подумал Чанбин. — Я не все. А ты выглядишь с ней как идиот, — ответил он. — И меня она бесит. — Ничего, потерпишь, — играя бровями, ответил альфа. История оказывается такой обыденной и при этом абсолютно по-дорамному тупой, что Чанбин закатывает глаза и фейспалмит с досадой. Пьянка, спор с Ли Минхо, местной звездой богатеньких деток, его выбор — и совершенно не вовремя вошедший в аудиторию Чанбин. Пожелание покоиться с миром, обещание помнить и вопрос о предпочтительном цвете надгробия. Задетое самолюбие, природная глупость (да, да, Хёнджин так и сказал, что добавило ему маленький, но всё же плюсик в сознании Чанбина, который всё это время сидит, приоткрыв рот, и слушает с азартом, как страшную сказку). Попытка придумать адекватный план. Кое-какая информация о Чанбине, добытая подпольными способами («нет, не скажу от кого, отстань») плюс анализ и синтез собственного опыта (никакого по сути, но всё же). Осознание масштабов трагедии и отчаяние. Попытки заговорить, разбивающиеся о внезапно проявившуюся робость («хватит ржать, ты бы меня видел, я думал, сдохну в этой подсобке, пока ты там с вёдрами и швабрами возился»). И вот. — Что вот? — приподнял бровь Чанбин, пытаясь разрезать мясо на редкость тупым ножом. Хёнджин пожал плечами и, вздохнув, взял его тарелку и в два счёта порезал ему его кусок на ровные и аккуратные части, параллельно говоря: — И вот я иду за тобой, а ты меня хватаешь и активно пытаешься придушить. Согласись, я ещё по-джентельменски себя вёл, даже полапать не попытался, и это не потому, что не хотелось, поверь, просто… страшновато, честно говоря. Чанбин снова улетел в культурный шок от этого беспонтового заявления нахального альфы, а тот, возвратив тарелку, продолжил: — Я просто решил тебе признаться, потому что ты всё равно бы всё узнал — выиграл бы я или проиграл — неважно. — Ты бы никогда не выиграл, — поспешно заявил Чанбин, нахмурившись. — Даже не надейся. — Я знаю, — вздохнул Хёнджин. — Поэтому следующие полгода я буду решать за Минхо домашку по химии. В принципе… я не жалуюсь. Сам виноват. Чанбин не любил Минхо. Именно потому, что, как ему казалось, этому красавчику-мажору всё слишком легко давалось. Все вокруг него стелились ковриками, все омеги были готовы лечь под этого тёмноокого альфу, стоило ему чуть прищуриться и мягко улыбнуться. А ещё… В него был влюблён Феликс. Давно и, естественно, без надежды на взаимность, потому что «где он — и где я, хён? Он и не смотрит никогда в мою сторону, и в принципе, я его понимаю. И не дай бог он узнает, что я… он меня уничтожит своими насмешками, жить спокойно не даст… знаю я таких, как он…». Чанбин не раз выручал Феликса, когда Минхо всё же обращал на него своё ленивое, но всё же, как казалось Чанбину, крайне агрессивное внимание. Все эти шуточки про веснушки, про светлые волосы, про низкий голос, который так нравился Чанбину, но был очень необычным для омеги. Минхо как-то что-то там ляпнул про него, и Чанбин так ему ответил, что у того челюсть упала на пол от изумления. А нечего лезть к его друзьям. Правда, Минхо не так уж чтобы и лез… Но Феликс всегда так остро реагировал… Теперь у Чанбина появился ещё один повод ненавидеть этого альфу. И поэтому допустить мысль, что в ближайшие полгода ему будет жить ещё легче и, главное, что именно Чанбин и его сила и независимость помогут Минхо в этом, была мучительной. — А что ты выиграешь? — спросил он у Хёнджина. — Ну… если… вдруг… — Он должен будет выполнить три моих желания. Любых. Чанбин сам ещё не верил в то, что сейчас крутилось у него в голове. — А… а как ты будешь… ну… доказывать, что мы с то… что ты ме… свою победу? — Он окончательно смутился и страшно покраснел. Хёнджин кинул на него острый взгляд и тут же спрятал глаза. — Как? Фото. Ты в моей постели. Я в твоей. Мы рядом. И всё такое. Чанбин помрачнел и стал молча есть мясо. — Ты не думай, — осторожно тронул его за рукав Хёнджин, — я ведь понимаю, что был идиотом и поступил, как свинья. Я… конечно… могу только попросить. Чанбин вскинул на него свои тёмные злые глаза и пробухтел: — Ну, попробуй… — Ты не мог бы… — Хёнджин замялся. — Не мог бы потерпеть меня рядом с собой? Месяц всего… Я потом оставлю тебя в покое, обещаю! — Хёнджин клятвенно прижал руки к груди. — Это ещё зачем? — подозрительно спросил омега. — Ну… я должен хотя бы сделать вид, что пытаюсь завоевать тебя. Я понимаю, что это бесполезно, что ты никогда не поддашься, это ясно, и я ни на что не претендую! — Хёнджин посмотрел прямо в недоверчивые глаза Чанбина своими честными-пречестными. — Просто месяц моего общества, ничего особенного: на лекциях рядом, домой буду провожать, походим на выходных — куда-нибудь, где людно, чтобы нас могли увидеть и рассказать этой заразе, Ли Минхо. А то он и так издевается, что две недели прошло, а ты, кажется, даже не знаешь о моём существовании. Так смеётся, аж до колик. А мне видеть его таким счастливым надоело, знаешь? И Чанбин знает. Его тоже бесил один человек, который постоянно был слишком счастливым. Этот человек сейчас сидел перед ним, посасывал трубочку в стакане кока-колы и кидал на него виновато-грустные взгляды, тяжело вздыхая. — Но ведь в конце я всё равно тебя пошлю. И тебе придётся во всём признаться Минхо, — возразил омега. — Я просто скажу, что ты мне не дал, хотя я всё сделал, чтобы тебя завоевать. — Хёнджин опустил голову и удручённо поджал губы. — Но хотя бы будет попытка. Пусть и неудачная. А если я даже не попытаюсь… Это будет выглядеть, как трусость. Тебя и так многие боятся. — Хёнджин осёкся, испуганно кинув взгляд на Чанбина. — Правильно делают, — холодно ответил тот. — Тебе бы тоже надо. — Ну… Так вышло, я не могу, не должен тебя бояться. Знаешь, победа над таким, как я, добавит и тебе в репутацию пару плюсиков, разве нет? Чанбин фыркнул, но возражать не стал. Против очевидного переть не хотелось. Он подумал ещё немного, Хёнджин ему не мешал, думал о чём-то своём, терзая несчастную трубочку. Чанбин украдкой кидал на него взгляды. Красивый. Очень красивый. Почему нет? Он ведь всё знает, опасности нет… — Ладно, — сказал он решительно. — Давай поиграем с Ли Минхо. — Правда, — встрепенулся со счастливой улыбкой Хёнджин. — Отлично! Спасибо! И он, резко наклонившись вперёд, схватил руку Чанбина и прижал к своим губам. Потом осторожно вернул её на место и, не переставая улыбаться, быстро попрощался и смылся. «Я только что согласился притворяться парнем Хван Хёнджина…», — подумал Чанбин. Он прокрутил эту мысль в голове несколько раз, но это не помогло. Она всё равно не укладывалась там ни в какую. Хёнджин стал его встречать по дороге в университет на оживлённом перекрёстке перед остановкой, откуда шёл автобус Чанбина, и ехал вместе с ним. — У тебя же есть машина, зачем тебе? — Ты же со мной не согласишься ездить? — Нет, конечно, с какой стати. — Так я и знал. А как коварный соблазнитель, я должен показать тебе, что твоя компания для меня гораздо важнее, чем мой собственный комфорт. Так что пошли, вон наш автобус. Хёнджин на следующий же день сел на пару рядом с Чанбином, заняв место Феликса, а когда омега попробовал возразить, искренне удивлённо на него посмотрел. — Я ещё ничего не сказал Феликсу! — прошептал Чанбин, которого и так мучили взгляды однокурсников, откровенно пялящихся на них. — Как я ему объясню? — Давай я объясню, — спокойно сказал Хёнджин. — Эй, Феликс, — крикнул он, видя входящего в класс белокурого веснушчатого омегу с заспанным лицом и слегка встрёпанными волосами: очевидно, Феликс опять всю ночь готовился к семинару и проспал. — Иди сюда! Изумлённый Феликс подошёл к парте, за которой они сидели раньше с Со. Хёнджин умоляюще сжал руки на груди и свёл брови очаровательным домиком: — Феликс, я же знаю, что ты очень добрый человек и настоящий друг! Мне очень надо… сидеть на этом месте. Я понимаю, что оно твоё и что Чанбин-хён против, если ты не разрешишь, но я прошу! Очень прошу! Уступи мне его! Феликс медленно моргал и явно не врубался, он перевёл взгляд на Чанбина и вопросительно поднял брови. — Если ты против, мы его сейчас прогоним, — поспешно сказал Чанбин. — Но… где же мне сидеть? — растерянно спросил Феликс. — А вон там, — с готовностью ответил Хёнджин и показал куда-то вправо и назад. — Рядом с Ли Минхо есть место. — Нет! — испуганно вскрикнул Чанбин. — Нет! Только не рядом с ним! — Феликс, умоляю! — Голос Хёнджина такой ласковый, такой просящий, а Феликс в принципе такое солнышко. И хотя у него начали ощутимо дрожать руки и подрагивать губы, но он произнёс, глядя на то, как Чанбин выталкивает Хёнджина из-за парты, а тот, пыхтя, старается остаться на месте: — Это ужасно странно. Но если что, разбираться с этим высокомерным мажором будешь сам, Хван. — Да! Да! Спасибо, Феликс, ты лучший! — радостно проорал Хёнджин, ухватив обе руки Со в свои и не давая ему ударить себя. — Если будут проблемы, сразу говори, я этого Минхо приструню. Феликс, растерянно моргнув, пошёл к парте, за которой вальяжно развалился Минхо. Альфа следил за светловолосым омегой ленивым взором, а когда тот подошёл, что-то коротко у него спросил. Феликс кивнул, и Минхо уступил ему часть парты. Пока Феликс располагался: раскладывал ручки и блокноты, которых всегда таскал неимоверное количество, и подключал ноут — Минхо пристально его рассматривал. А потом снова что-то спросил. Феликс чуть зарумянился и снова кивнул. И альфа начал разглядывать его блокноты. На этом моменте изумлённому до глубины души таким поведением обоих объектов его наблюдения Чанбину пришлось это самое наблюдение прервать, потому что пришёл преподаватель и началась пара. Однако он ещё несколько раз кидал внимательные взгляды на своего друга и его нового соседа. Казалось, что у них всё было мирно. А в один момент Чанбин даже увидел слабую улыбку на лице Феликса, который слушал что-то, что объяснял ему Минхо, показывая на экран ноута. Из-за этих дёрганий и постоянного волнения Со мало что понял из этой лекции, о чём с неудовольствием сообщил Хёнджину и потребовал его конспект и объяснение таблиц и графиков, которым была эта лекция посвящена. Альфа с готовностью согласился, и они задержались до позднего вечера в библиотеке, именно чтобы восполнить этот пробел в знаниях Чанбина. Потом Хёнджин проводил его, купив ему по дороге уличной еды и заставив всё съесть. Он пояснил, что это тоже компенсация за инцидент с Феликсом. — И… как тебе соседство с… Минхо? — спросил позже Со у друга. Тот покраснел и стеснительно улыбнулся. — Он не злой и отнёсся ко мне по-хорошему, — сказал он. — Даже помог пару раз. В общем, ничего так, жить можно. Потом он поднял мягко сияющие глаза на Чанбина и спросил: — А ты… ничего не хочешь мне рассказать о вас… с Хёнджином? — Я расскажу, клянусь, — торопливо ответил Чанбин. — Но не сейчас, ладно? Потерпи месяц. И всё узнаешь. — А…. вы теперь всё время сидеть вместе будете? — Если ты не против сидеть с Минхо… — Не, я не… против, — снова смутившись, пробормотал Феликс. На выходных Хёнджин, как и обещал, потащил Чанбина в парк аттракционов — людное место, где они договорились просто погулять, сделать десяток фото для Инстаграма, чтобы «отчитаться» перед Минхо, и домой. Однако всё вышло из-под контроля, когда Хёнджин развёл Чанбина на покататься на колесе обозрения, поймав на слабо. Чанбин боялся высоты, однако признавать этого не хотел, так что поплёлся за весело посмеивающимся альфой в кабинку, про себя проклиная всё на свете. На высоте Чанбин не выдержал, схватился за руку Хёнджина и зажмурил глаза. — Открой глаза, глупенький, — прошептал ему в ухо Хёнджин, оказавшийся внезапно очень близко и ласково прижавший его к себе, чтобы он чувствовал сильную руку на поясе. — Посмотри, как красиво. Я держу тебя, перестань бояться! Чанбин помотал головой и крепче ухватился за его ладонь, впиваясь в неё ногтями.  — Какой ты, оказывается, трусишка, Бинни, — нежно выдохнул ему в ухо Хёнджин и прижал его к себе сильнее. — А ведь таким смелым и гордым был на земле. — Я убью тебя… когда мы спустимся, — прошипел Чанбин. А Хёнджин рассмеялся и опустил голову на плечо Чанбина. — Не бойся, Чанбин… Я с тобой. А значит, ничего не случится и всё будет хорошо! — Это не так работает, — растерянно прошептал Чанбин, чувствуя, как его сердце наполняется чем-то щемяще-прекрасным из-за этих слов альфы. — Так, Бинни. Это работает именно так. На земле в качестве выкупа за свою жизнь Хёнджин купил Чанбину два огромных шара сладкой ваты и две серии по десять выстрелов в тире. А потом покорно тащил на себе огромного медведя, которого омега выиграл, ни разу не промахнувшись. Авторитет его был восстановлен, поэтому Чанбин был готов гулять хоть до рассвета, в голос смеясь с того, как потешно выглядел пыхтящий под тяжестью медведя Хёнджин. Они вместе сидели на парах, но в столовой всё же были каждый в своей компании. Перекусывали вместе в «Печеньке», но на проект записались в разные группы. Болтали, ни на секунду не прерываясь, когда Хёнджин провожал его домой, потому что внезапно выяснили, что у них есть много общих интересов, — и чуть не подрались всерьёз, обсуждая текст песни одного на двоих любимого рэпера. Они общались в Какао до поздней ночи, а потом на остановке ругались, выясняя из-за кого оба с утра невыспавшиеся и злые. Они снова пошли на аттракционы, но Чанбин настоял, что в этот раз он «гуляет» Хёнджина и заставил его проехаться на трёх каруселях, а потом держал его волосы, когда альфу тошнило в туалете, и покаянно ныл, жалобно ругаясь на то, что Хёнджин не сказал о своём хреновом вестибулярном аппарате. — У меня нормально всё с аппаратом, — бурчал белый, как мел, Хёнджин, умываясь, — я же танцор. Но эти ужасные карусели… Это создания дьявола, не иначе! Время летело очень быстро. И вскоре Чанбин с ужасом понял, что просыпается и засыпает с мыслями о Хёнджине. И эти мысли приводили его в ещё бóльший ужас — столько нежности в них было. Раньше такие мысли просто не могли прийти в голову воинственного и злобно настроенного к этому миру омеги. А вот сейчас… В то утро к Чанбину подбежал Феликс, который в последнее время постоянно ходил с какой-то странной счастливой улыбкой и был безбожно рассеян, однако ничего Чанбину не говорил, хотя тот пытался выяснить, что происходит. — Тебя попросили после третьей пары зайти в комнату студсовета. Бан Чан сказал, что у него для тебя какое-то задание. Чанбин нахмурился, потому что к студсовету никогда не имел никакого отношения, но огорчать доброго, безотказного и вечно измученного всяческой ответственностью Бан Чана ему не хотелось, поэтому он кивнул. Лекции тянулись долго, Хёнджин был непривычно задумчив и неразговорчив, только почему-то сильнее сжимал его руку, когда Чанбин позволял её брать. Ну, как — позволял. Делал вид, что задумался и не заметил, что альфу постоянно так и тянет поиграть с его пальцами, переплести их со своими, погладить ладонь. Потом, когда было уж слишком приятно, он типа как «приходил в себя» и, нахмурившись, вытягивал свою руку из Хёнджиновой. Но ненадолго. После третьей пары, когда все пошли в столовую на обед, он, махнув рукой на свой урчащий живот, поскакал в комнату студсовета. Там никого не было. Он присел на диван, чтобы подождать, но заметил, что диван пыльный. Однако выглядел он уютным и удобным, так что Чанбин решил сделать неожиданное для него доброе дело и протереть диван влажной тряпкой. В её поисках он зашёл в подсобку, дверь в которую была прямо из комнаты студсовета. Там подопечные Бан Чана хранили всякую рухлядь и разное добро, собранное по принципу «Ну, не выбрасывать же, пригодится!» Пока он там шарился впотьмах, отыскивая что-нибудь похожее на тряпку, дверь за ним закрылась. Когда он повернулся, чтобы открыть её, то услышал, как в комнату кто-то вошёл. Двое с очень знакомыми голосами. Хёнджин и Минхо. И конечно, нормальным бы было выйти из подсобки к этим двоим, но Чанбин затаился, как охотник, наблюдающий зверей в естественной среде. — Нет его здесь, кто тебе сказал, что он тут будет? — спросил Минхо. — Странно, Сынмин сказал, что он вроде сюда зашёл, — ответил ему рассеянный голос Хёнджина. — Что, трудно? — сочувственно произнёс Минхо.  — Что? — Ну… с Чанбином… Ты это, прости. Я понимаю, что подставил тебя со своей просьбой, но просто… Понимаешь, ты же видел: иначе к моему сладкому солнышку я бы никак не подкатил. Пока рядом с ним был этот цербер… Дохлый номер, ты ж видел, я пробовал. — Не надо так о нём… — Мягкий голос Хёнджина звучал укоризненно. — В том, что у тебя такая репутация последнего козла, виноват вовсе не Чанбин. — Я просто сказать хотел, что ты… можешь уже прекращать бегать за ним, — сказал Минхо и добавил самодовольно: — Чего хотел, я от Ликси добился, так что… — То есть тебя можно поздравить? — Хёнджин явно улыбался. — Да. И знаешь, это было просто потрясающе. Оно того стоило — всех этих усилий. Он такой… я и не думал, что отличники могут быть такими страстными! — Без подробностей, бро, — недовольно пробурчал Хёнджин. — Ты знаешь, как я к этому отношусь. — Да, да, зануда. Я просто хотел сказать, что теперь я твой должник. Можешь спокойно прощаться со своим буйным омегой и жить дальше припеваючи. Можешь сказать ему, что я хохотал, как гиена, когда узнал, что выиграл спор. Пусть побесится, он ведь так не любит, чтобы мне было весело. — И ты удивляешься, почему он тебя недолюбливает? — Мне наплевать вообще-то, — насмешливо сказал Минхо. — Мне интересен только его нежный дружок. И у меня всё получилось, так что… — Я рад за тебя, бро, — спокойно ответил Хёнджин. — Надеюсь, ты ни о чём не пожалеешь. — Точно нет, — сказал Минхо и, очевидно, потянулся, с хрустом костей и стоном. — Ладно, видишь, его нет. Может, он с Бан Чаном где-то ещё пересёкся и сюда не дошёл. Пошли в столовку, жрать охота.